Джованна, мать твою!

/Неаполь, 7 июля 2005 г./ Бруно Буччеллати просто шёл по улице, словно всё в порядке, словно ничего не произошло. Никакой нервной дрожи рук, капелек пота на висках или неуверенно поджатых губ. Его упругая походка, как всегда, была идеальна, и он уже видел впереди свою цель. В том же самом месте, что и вчера. Взгляд на какую-то долю секунды метнулся по сторонам, чтобы убедиться, что вокруг никого. Было поздно — уже темнело — но недостаточно поздно, чтобы Буччеллати перестал беспокоиться о случайных свидетелях. Но улица оказалась почти пустой, машины проезжали мимо, прохожие терялись во тьме переулков. Мягкие закатные сумерки окутали Неаполь, свет фонарей делал всё вокруг приторно-тёплым, и в этой сладкой полутьме явно выделялась единственная фигура. Шаг. Шаг. Походка Буччеллати — плавная и размеренная. И всё же сердце билось тревожно, а глаза пересохли от редкого моргания. Руки не дрожали лишь потому, что Бруно с силой, до боли, сжимал кулаки. Так. Ещё один шаг. Расслабься. Беззвучный вдох, и напряжение неохотно покинуло конечности. Сделай вид, что всё в порядке, и сделай шаг. Просто сделай ещё один шаг. Человек впереди ничего не замечал, стоял неподвижно, спиной к Бруно. И хорошо, спасибо ему за это: так проще, когда не видишь лица. Но взгляд всё равно цеплялся за знакомые детали, даже так, даже со спины. Длинные, жесткие, растрёпанные светлые волосы — сияли неестественно ярко в рыжем свете фонарей. Бруно знал, они скорее серые. Серебрянные. Он почти чувствовал под пальцами это серебро. И ниже — рубашка, которая ему чертовски шла, черная, подчёркивала широкие плечи. Сильные руки. Бруно практически видел сквозь одежду, потому что он знал, и столько раз... Нет, прекрати. Хватит. Это лишние мысли. Фигура в чёрном не двигалась, а Бруно ускорил шаг (пока сомнения снова не захлестнули его) и вскоре оказался совсем рядом. — Леоне. Шёпот, словно крик о помощи, вырвался из горла сам собой, но у Буччеллати хватило самообладания, чтобы мгновенно смягчить его улыбкой. Всё хорошо, не нужно паники. Фигура медленно повернулась, но Бруно даже мельком не взглянул на знакомые черты лица. Он вообще не смотрел, прятал глаза в темноту, куда угодно, лишь бы не на него. Только заметил, как блеснуло золото значка (вот же упрямый дурак, Леоне, неужели так сложно было хотя бы сегодня его оставить дома?). Но — хватит. Просто — хватит. Все сожаления Бруно оставил на потом. Пусть сомнения терзают его после, да и для воспоминаний сейчас не время. Скоро всё уляжется в мыслях, и, он надеялся, померкнет и забудется. Ещё шаг — последний — и он буквально рухнул на плечо Леоне, с силой прижался, уткнувшись носом куда-то в шею. Едкий запах спирта и пороха. Буччеллати прильнул к его удивлённо замершему телу, и мгновенно почувствовал нежное тепло. В этих объятьях он мог бы провести вечность — и даже руки больше не дрожали, хотя волна адреналина до сих пор не отпускала. Сердце билось как сумасшедшее. Хорошо, что хоть Sticky Fingers не подвёл: он действовал молниеносно, как всегда. Левая рука расстегнулась где-то в области запястья, и другой, правой, Бруно скользнул в лиловую пустоту между зубцами. Наощупь нашёл и схватил гладкую рукоятку из металла и пластика. Пистолет. Привычная тяжесть в руке. И через секунду палец уже лежал на курке. Бруно умел убивать. Ему редко требовались эти навыки, но ведь убийство даже проще, чем вымогательство, крышевание или торговля. Оборвать жизнь легко. Но отчего-то именно в этот раз сердце болезненно сжалось под рёбрами, горло сдавил горький ком. Захотелось закусить губу до крови, чтобы почувствовать хоть какую-нибудь другую боль. Хотя он запретил себе думать и сомневаться в тот самый миг, когда принял решение, Бруно отчего-то всё равно медлил, прокручивая в голове милые сердцу воспоминания и самые важные слова, которые так и не были сказаны. Его по-прежнему окутывало нежное тепло и спокойствие в трепетных, невесомых объятьях. Он всё ещё слышал, как бьётся его сердце. Возможно, ещё не поздно. — Ti amo, — выдохнул беззвучно, — Леоне. Быстрый щёлчок. Успеть среагировать — невозможно, прежде чем… — Прости. Оглушающий выстрел, так близко, что даже у Буччеллати подкосились колени. Выстрел из пистолета, направленного ему в затылок, с точностью до миллиметра, чтобы пуля прошила мозг насквозь. Выстрел, не оставляющий ни малейшего шанса на выживание, ведь промахнуться с такого расстояния невозможно. Выстрел, обжигающий и громкий, и будто стреляли в самого Буччеллати — но не в голову, а ниже, прямо в сердце. Резкая и почти физическая боль. Бруно наконец позволил своим рукам задрожать, когда они отпустили всё ещё обманчиво-тёплое тело. Вот и всё, это было просто, миссия выполнена — но почему же тогда ему страшно? Откуда взялся этот липкий, всепоглощающий, кромешный ужас, полностью затопивший сознание? Почему так тяжело дышать? Неужели это не сон? Но всё это — пистолет, выстрел, тело — к сожалению, было реальностью. Бруно Буччеллати поднял взгляд и посмотрел туда, где раньше было лицо.