медвежий дом

Кладбище встретило парня резких холодком, который ощущался даже при резвых минус пяти. Дане нравилась тишина этого места. Кому-то она была грузной и мертвенной, для него же скорее обрывком спокойствия в постоянно кипящем мире. Здесь просто некому было пьяно орать, смеяться или пускать салюты, тех, кто находился тут он словно любил сильнее окружающих его живых. Кашин старался приходить сюда хотя бы раз в неделю, что сейчас, при вполне понятных обстоятельствах, что раньше, дабы послушать эту, особенную, тишину. Он не был маньяком, нет, он охотнее выбирал определение “со странностями”. Заученный маршрут - два раза налево, прямо три захоронения и направо. Ориентироваться было, впрочем, не очень сложно, крестов стояло не так уж и много несмотря на возраст села. Дети и внуки увозили родственников хоронить в город, поэтому Дане особливо нравилось блуждать тут, вчитываясь в имена и даты. Старожилы, прожившие здесь свой век, теперь смотрели на него с редких фотографий на памятниках, позволяя соприкоснуться с прошлым этого места. Данил желал, чтобы и его однажды положили рядышком.   Могила бабушки была одной из редких прибранных, Кашин старался, осенью убирая листья, летом вырывая сорняки, а зимой, как сейчас, разгребая снег с ограды. Он редко говорил с ней, как это принято делать, приходя на кладбище к близким, он ощущал ее присутствие и отклик просто стоя рядом. Десяти минут хватало чтобы словно напитаться новой энергией и верой в жизнь. Для этого он и ходил сюда так часто.  Пройдя кладбищенский храм, Даня закурил. Домой не очень-то и хотелось, там ждал горящий дедлайн и привезенные вчера не наколотые дрова, а излюбленная природа, особенно сейчас, так и манила пройтись по только выпавшему ноябрьскому снегу, прислушиваясь к его хрусту под ногами, поэтому, невзирая на здравый смысл, парень побрел в сторону лесополосы, собираясь пройтись там до поля и вернуться через лесные тропы.   Сигарета медленно тлела. Кашин шел, оставляя за собой пепельный след, прислушиваясь к пению северных птиц и вглядываясь в покров под ногами, тут и там мелькали отпечатки мелких животных, по типу мышей или ласок, рядом с крошечными лапками крупные собачьи, словно ноги великана. Парень в общем-то часто увлекался подобным, не замечая ничего вокруг, словно зачарованный своим же созерцанием.  Поле сейчас выглядело убого и бессмысленно. Белый пласт, служащий лишь границей для очерчивания горизонта, трассы отсюда все равно не было видно. Оглядев это одно из самых незамысловатых творений природы еще раз, Даня уже собирался уходить, как вдруг взгляд зацепился за крупное темное пятно, приняв которое за пса или прочего лесного жителя, он поспешил на помощь, вспоминая слова Ба, что каждое существо, сотворенное Создателем, заслуживает помощи и понимания. Толстый слой снега беспощадно поглощал Данины ноги по самую щиколотку, словно трясина на болоте “сжирает” несчастных. До “пятнышка” было всего-ничего, шагов десять или пятнадцать. Удивление при виде юноши в отключке заместо загаданного животного было, конечно, сильным. ────୨ৎ────  Ковер, висящий на стене около кровати, отдавал в нос пылью и резким запахом, который обычно несут за собой старики - мыло и корица. Руслан разлепил глаза, удивленно хлопая ресницами и тут же чихая. Слабость во всем теле не давала запаниковать, преграждая путь мыслей резкой болью в руках и ногах, Тушенцов завыл от неприятных ощущений, фантомно чувствуя, как в комнату вошел еще кто-то.   -Привет.  Рыжий парень довольно неплохой комплекции с термосом в руках уселся рядом. Улыбка, вмиг осветившая россыпь веснушек на прямом носу, задержалась на секунду и пропала, зеленые глаза пробежались по чужому лицу и спустились обратно к крупным ладоням.    -М-да, обморожение не очень приятная штука, - Даня открутил крышку у термоса, наливая туда же мутно-зеленую жидкость - отвар, - пояснил он.  Сил препираться не было, поэтому Рус позволил влить в себя неопознанное месиво, продолжая молча осматривать незнакомца.   Симпатичный, лет двадцати на вид, подбородок покрыла легкая щетина, под изумрудными глазами зияли два желтовато-синих круга.  Тепло настойки разливалось по телу, приятное облегчение спустилось дымкой на веки, заставляя прикрыть их, растворяясь в новых ощущениях.  Руслан перевернулся к стенке, желая абстрагироваться в столь желанном за этот год спокойствии. Незнакомец на это лишь встал, поправляя за собой постеленный плед, и ушел, прикрывая дверь в комнату.  Даня не умел “читать” людей, поэтому для него сейчас на кровати лежала, путаясь в агонии, настоящая загадка. Новый знакомый не сказал ни слова, только бормотал что-то несвязное в бреду, пока организм пытался бороться с токсинами, но потом, когда температура спала до тридцати восьми, он и вовсе замолчал. Кашин делал все, как приговаривала когда-то бабушка, растер голые ступни и ладони мягкой шерстью и наложил ватно-марлевую повязку, напоил отваром белой ивы, который должен был хоть немного помочь от боли, судя по тому, как быстро парень провалился обратно в сон, бабушкины рецепты делали свое дело. Уже не раз Даня пожалел о своей привычке помогать “нуждающимся”. Сидел бы сейчас себе спокойно, работал, убрался со скуки.   Шумно выдохнув, Кашин сел на пуфик-мешок, помешивая быстрорастворимое кофе в кружке. Нет, ну с другой стороны, в его дни влилось что-то новое.. Только вот, вот во что это “новое” выльется, пока было непонятно. ────୨ৎ────  На Шелтозеро спускался малиновый рассвет. Полярный день освещал ближний Север только к девяти утра. Мороз за ночь покрепчал, к утру разрисовав окна причудливыми узорами.  В дверном проеме появилась фигура черноволосого юноши, такие же черные глазки забегали по скромной кухне-гостиной. Пара мягких пуфиков, маленький стол в самом углу, обрамленный двумя стульями, на удивление современный кухонный гарнитур и, кажется, около сотки навесных шкафчиков.  Руслану уже было лучше, безусловно, ноги хоть и подкашивались, но держали. Голова после длительного сна ныла, а смесь запахов в доме заставляла чихать очередями с непривычки.  Хозяин хаты нашелся стоящим за плитой и помешивающим что-то в глубокой сковородке.  -И где же я? - спросил Рус, прихрамывая добираясь до стола и плюхаясь на деревянный стул, заботливо накрытый мягкой вязаной сидушкой.  -Село Шелтозеро, полтора часа до Петрозаводска, - спокойно ответил Кашин, не отвлекаясь от своего дела.  “Недалеко увезли, лентяи” - подумал Руслан с усмешкой. Он ожидал найтись где-нибудь в области Архангельска или даже Карелии.  -Что готовишь? - непринужденно спросил он, еще раз любопытно оглядывая комнату уже с другого ракурса.  -А это все, что тебя сейчас волнует? - все еще не оборачиваясь, ответил вопросом на вопрос Данил. Настроение было определенно испорчено. Теперь, когда мозг не занят программой “не отключиться”, у него появляется куча свободного времени для анализа и самобичевания. Снова и снова в голове начало калейдоскопом мелькать произошедшее.   Но все же Руслан довольно посредственен, поэтому, как только кухню наполнил приятный аромат свежей домашней еды, все терзания улетучились, предоставляя место чувству голода вкупе с позорно урчащим животом.  Минут через пять напротив Тушенцова материализовались полная миска густой овсянки с таежными ягодами и исполнитель сего шедевра, Даня. Рыжая макушка сделал еще один променад по кухне за своей порцией, пока Рус уже в обе щеки заталкивал в себя кашу, не понимая откуда вдруг взялась такая любовь к плебейской пище.  -Ну? Может скажешь, как тебя зовут?  -А это важно? - с полным ртом пробурчал Рус  -Я, знаешь, не часто отогревают и кормлю незнакомцев.  -Руслан.  -Даня.  Короткий диалог закончился каким-то напряженным взаимным молчанием. Хотелось спросить многое, но что-то останавливало Данила, будто нежелание узнавать неприятные и, возможно, шокирующие подробности такого насыщенного вечера парня, который привел к неожиданному пробуждению посреди поле в одном худи и пижамных штанах.   Ветер пел в трубе чистую лирику, к которой невольно прислушаешься, вздрагивая от поползших по коже мурашек. Через десять дней ожидался праздник Марены, по языческим поверья самый жестокий и морозный день, вестник долгой и грозной зимы. Даня готовился, темными вечерами закатывая летний урожай в банки. После праздника готовиться к зиме было плохой приметой, мол Марена увидит, что боишься ее и занесет снегом дом, а того хуже нашлет неурожай. В детстве Кашин боялся этого дня, забираясь ночью под кровать, пока бабушка проводила необходимые обряды. Теперь же ему приходилось перебарывать детский страх, по книжке справляясь с наставлениями Ба. Ветер завыл сильнее. Даня думал подкинуть в печку оставшиеся наколотые с прошлой партии дрова и закрыть трубу, прогревая хату. Руслан давился остатками Даниной порции, даже удивительно, где он успел так изголодаться. Данил хмыкнул, вставая из-за стола, заодно захватив с собой пустую и вылизанную до блеска тарелку парня.  Тушенцов проследил за чужими руками, вдруг чувствуя, как собственная ладонь дернулась, за ней глаз, и вот уже Рус откидывает шею, заходясь в очереди тиков, естественно приковывая к себе столь нежеланный сейчас взгляд рыжего соседа.   -Сука! У тебя есть маленькие ножницы? - пока чуть-чуть попускает, спрашивает он.  -Что?  -Ножницы, Дань, быстрее!  Кашин, наконец отмирая, бросается в соседнюю комнату, притаскивая за собой маникюрный набор и, зачем-то, аптечку.  Руслан выхватывает протянутые ножницы и машинально срывая с себя худи через горло, оголяя торс. В два ловких движения он вспарывает карман-кенгуру, вытаскивая оттуда флешку, тонкую таблетницу и старенький шестой айфон. Даня смотрит на разворачивающиеся действия с открытым ртом, уже примерно понимая кого пригрел на свою голову, молча подает стакан воды дрожащими руками и улавливает, как ходит кадык при жадных глотках.  -Да кто ты, блять, такой? - отмирая, спрашивает Данил у пытавшегося отдышаться Тушенцова.  -Может прогуляемся? - прилетает вместо ответа. ────୨ৎ────  Руслан с отвращением, но надевает черный безымянный пуховик, доходящий ему до половины бедра. У Кашина находятся и вторые кроссовки на меху, в которые, по его словам, он уже не влезает.   Рус спокойно ждет, болтая ногами, пока Данил копошится в своих бесконечных шкафчиках, постоянно вытаскивая какие-то баночки и проверяя их содержимое. Постепенно в теплой куртке становится душно, и Тушенцов не выдерживает:  -Что ты делаешь? - раздраженно вбрасывает он в спину, эта привычка не поворачиваться, когда тебя спрашивают, уже знатно подбешивала.  -Смотрю не нужно ли чего-нибудь пополнить.  Исчерпывающий ответ. Где, как и зачем пополнять Руслану было не очень-то интересно. Ничего на это не ответив, он поплелся к выходу.  Морозный воздух бодрил. Ветер задувал под куртку, гуляя, пересчитывая ребра. Тушенцов посильнее укутался в пожертвованный черно-красный шарф, принимаясь шагами мерить занесенное снегом крыльцо.   Участок у Дани был небольшой, сколоченная светло-коричневая беседка справа, сейчас покрытая белоснежным одеялом, слева маленькая баня, деревянные мосточки, пролегающие через весь двор в запутанном лабиринте, были прилежно разметены, рядом же пролегали нехилые сугробы, в которые хотелось как в детстве прыгнуть, чувствуя, как мягкий снег проглатывает тебя в свои дебри. Зима в городе была совершенно не такой, и Рус ее искренне не любил. Мокрый снег таял на дорогах в силу лежащих под асфальтом теплотрасс. Вокруг все спешили, как и в любое время года, не замечая смены сезонов. Панельные дома обрастали недоброжелательными дворниками, разгребающими грязь лопатами. Лишь редкие гирлянды балконов и площадей поднимали настроение.  Вышедший наконец Даня застал Тушенцова бездумно пинающим сугроб.  -Весело? - с усмешкой спросил он, привлекая к себе внимание шатена.  -Ага, обосраться как.  Молча они доходят до ворот.   Кашин ведет его, идя на пару шагов вперед. В метрах десяти от дома рыжего простирается статный лес, облаченный в новое одеяние. Стоит Руслану подумать, что сейчас они свернут куда-нибудь к цивилизации, как Данил заходит в этот самый лес, мелькая между голыми стволами берез и высоких сосен. Рус тащится сзади, рассматривая замершие кустики голубики и очаги белого мха. У одного из низеньких кустов Даня останавливается, собирая что-то в ладони, и Тушенцов, увлеченный наблюдением за, неизвестной до этого, природой, врезается в его спину, машинально отпрыгивая.  -На, попробуй, - говорит Данил, накрывая ледяные ладони Руслана своими и пересыпая ягоды.  -Они ж немытые, - тупо отвечает завороженный шатен, фантомно ощущая чужие руки на своих и перекатывая ярко-красные ягоды, покрытые белой морозной корочкой.  -А иммунитет тебе на что? - смеется Кашин.  Замороженная брусника сладкая и напоминает мороженое. Тушенцов мусолит ягоду во рту, думая, как это все странно. Шаг за шагом они пробираются в самую чащу леса. Чистый воздух пьянит. Они не проронили ни слова, но Руслану кажется, что все уже сказано, звон природы тягучий и разливается по воспаленному разуму негой. Чувства обнажаются.   Из голого холма бьет родник, не покрытый даже намеком на лед. Живая вода льется, петляя, уходит куда-то за поворот. Шум воды заглушает рвущийся поток мыслей и несказанных слов, что так хотели сейчас выпрыгнуть наружу в виде какой-нибудь глупости и скрыться обратно. -Я люблю сюда приходить. Ключ льет круглогодично, - начал Даня - успокаивает.   -Ага.  -Ты немногословен, - улыбнулся рыжий.  -Не знаю, что сказать.  Они сели на стволе упавшего дерева, заботливо отряхнутого от снега Кашиным, соприкасаясь плечами.  -Ни разу не был в лесу.  -Откуда ты?   -Боишься вопроса “Как ты оказался здесь”? - повернулся к веснушчатому лицу Руслан.  -Да.  Тишина в их тандеме уже будто входит в привычку.  -Я из Питера, - беспечный родник поутих, прислушиваясь - мой отец.. - парень сделал паузу, чтобы шумно сглотнуть ком в горле - мой отец крупный чиновник, не очень хороший человек. Мама работала у него секретаршей, пока не залетела мной. Ну отец не смог замять скандал и пришлось жениться. Меня он вроде даже любит, но не маму. Знаешь, для меня это все.. ну необычно что ли. Природа. Ты. Я не знаю, что мне теперь делать, - на одном выдохе проговорил он.  -Ты не можешь вернуться домой, так? Это не очень хорошая история?   -Можно и так сказать, - улыбнулся на такую наивную формулировку Руслан - я обидел страшных людей, скрывался в Петрозаводске, они меня нашли и вот. История не самая радужная, как и мое положение сейчас.  -А твой фокус с кофтой?  -Простая предосторожность. А тики.. вроде у деда по маме была эта же болезнь, синдром Туретта, он застрелился до моего рождения.  -Ужасно.  -Возможно. Ну а что насчет тебя? Какая у тебя история? - свернул с темы Тушенцов.  Какая-то птица гаркнула пару раз над их головами, Руслан невольно дернулся, понимая, что всю свою исповедь почти лежал на чужом плече. Даня буквально сочился теплом и немой поддержкой, позволяя почти позабыть о собачьем холоде. Рус все еще был слаб после болезни, поэтому, раз никто не возражал, не стал отказываться от своей опоры, наоборот прижимаясь ближе.  -Я не знаю своих родителей, - ничего не замечая, спустя пару минут, словно собираясь с мыслями, прошептал Кашин.  -Мне жаль.  -Ба никогда мне ничего не рассказывала, мы часто ссорились из-за этого. А два года назад.. - Данил снова сделал паузу, голос начал подрагивать, он еще не произносил это вслух. Рядом покорно ждали, кажется, прекрасно его понимая - бабушка скончалась. Внезапно, я не был готов, меня даже в селе не было. Я тогда первый раз в городе ночевать решил остаться, знакомый с универа в клуб потащил. До сих пор себя виню.   Скупая слеза скатилась по впалой щеке. До этого Даня думал, что уже оплакал свое, как никак два года - внушительный срок, но говорить об этом без щемящего сердца до сих пор не получалось.   Руслану почему-то захотелось его обнять. Он никогда не питал особой любви и уважения к людям, даже близким, воспитанный смотреть на всех свысока и не заводить друзей. Отец вдалбливал ему два правила, не доверять и не верить, Тушенцову хорошо жилось и одному. Трудно чувствовать себя одиноким, будучи окруженным десятками прислуги. Ему не нужно было ни учиться, ни привыкать работать. Папа с легкой руки оплачивал ему и ежемесячные трипы в жаркие местечки, когда у сына начинали мерзнуть ножки в Петербурге, и новые шмотки, от которых уже ломились гардеробы. Невольно люди просто теряли ценность своего нахождения рядом. Секс и наркотики разбавляли постоянные перелеты и шоппинг, что тоже приедались. Молодая и глупая душа требовала адреналина. Чувство неполноценности в разваливающейся семье воспитало капризного и вечно скучающего парня, привыкшего к зависти и лести. В тот вечер, когда ему пришлось впервые столкнуться с серьезными проблемами, в нем что-то надломилось, чуть-чуть потрескались розовые очки сыночка богатеньких родителей. Сейчас он был потерян, жизнь, особо не заморачиваясь, растоптала его, да и поделом. Руслан всей душой ненавидел то, кем он родился, вырос, тех кто его окружал. Тут его не знал никто, он был мертв в своей прошлой жизни и заново рожден здесь, в глухом селе. -Слушай, а почему ты не уехал из страны? Там же тебя всяко труднее было б найти.  -Отец не пустил. Их типа ебут, если кто-то из членов семьи уезжает заграницу надолго, а история, что сын чиновника своевольно укатил в бедную Россию, хороший ход для его репутации и прессы. Но тогда к тебе тоже вопрос. Ты не пытался найти своих родителей? Не в огороде ж тебя откопали.  -Кхм, на поминках, ну, на поминках бабушки, один из соседей, уехавший до ее смерти в город, рассказал, что Ба меня в лесу нашла, в одном обвертыше и дорожной коляске, подобрала, вскормила, воспитала. После этого желание искать отпало.  -Хреново, но, прости, находить людей в лесу это у вас семейное?  Звонкий смех залил поляну, отскакивая от дерева к дереву. Руслан залюбовался откидывающем в порыве смеха голову Кашиным.   -Что планируешь делать теперь? - успокоившись, тихо спросил он.  -Я не знаю.  -Я не уверен, но если хочешь, то, - Даня слегка замялся, словно взвешивая все “за” и “против” - то оставайся.  -Знаешь, - начал Тушенцов, заглядывая в изумрудные нервные глаза - останусь с удовольствием.