Закат фиолетово-оранжевого цвета

Теплая и искренняя улыбка светила ярче всех звезд, ярче самого солнца, разогревая сердце так, что оно начинало биться быстрее. Чем больше Койни разглядывал счастливое лицо своей спутницы, чем счастливее становился сам. Он помнил, через сколько они прошли вместе, сколько потратили сил чтобы быть рядом. Для него она была прекрасна в любом виде: хоть спокойным увлеченным природой и готовкой обджектом, хоть жестоким и сильным лидером, который все сделает для своей команды. Она была идеальна, и сердце еще больше болело от нескончаемой любви и благодарности, вспоминая, что она выбрала никого иного, как его самого. Она выбрала его что бы он был ее проводником по жизни, и он был не против. Лишь ее имя закаляло его лучше всяких испытаний в очередном скучном сезоне. Раньше Койни думал, что любит ее также, как и БФДИА, сезон, в котором они только поняли, что созданы друг для друга. Былое удовольствие от ностальгии пропало, когда он узнал, что на самом деле об этом думает Пин. Это был единственный раз, когда сердце при виде нее билось быстрее не от привязанности, а от стыда и страха. Как хорошо, что это уже позади. Позади их самый ужасный спор, который перевернул его мир с ног до головы. Наконец-то все хорошо. Вновь посмотрев в ее теплые, как солнце глаза, он умеренно медленно потянулся что бы обнять ее. Ее руки слабо обняли в ответ. Закрыв глаза он почувствовал, как перед его глазами пролетают все их совместные моменты. Он был так счастлив в тот момент. Пин зашлась в приступе адского кашля, но он ее не отпустил даже почувствовав, как что-то резко на него брызнуло. Слезы хлынули из глаз, из глотки слышались громкие всхлипы. Оба тела дрожали. Но она дрожала от адской боли, что сковывало словно цепями ее тело, а он печали и ужаса, от слез, льющихся водопадом из его черных глаз. Двое были не на зеленоватой траве, а на каменном полу подземной фабрики Голфболл. Несколько обджектов окружали красно-оранжевый трясущийся комок, не решаясь подходить, лишь сама Гб кричала ему что-то, чего он не слушал. Тело в руках уже медленно холодело. Всхлипы и истерика были настолько громкими, что Вуди, ТБ и Баббл закрыли уши. Никто никогда не видел Койни таким. Обернувшись к окружающим его обджектам и не отпуская еще неостывший труп подруги, он закричал во всю мощь его голоса: «ЭТО ТЫ ВИНОВАТА!» Заорал медный на самую маленькую фигуру из присутствующих, которая также оставалась с холодным взглядом, однако резко от неожиданности закончив свою речь. Она хотела сказать что-то еще, но не успела – «Разве так сложно было найти лекарство?…» Голос звучал уже намного тише, скорее умоляюще чем былой агрессивный от ярости тон. Он с мольбой глядел в глаза ученой хотя понимал, что уже поздно. Каждый понимал, что Голфболл и ее спутник тщательно старались как-то предотвратить распространие болезни, но все попытки были тщетны. «Да, Койни, это сложнее, чем ты думаешь» – Начала она – «Я и так пытаюсь сделать все возможное что бы мы все не продолжили умирать как мухи, но никто не всесилен» В ее голосе не было и капли сожаления. Посмотрим, как ты заговоришь, когда Теннисболл умрет. Руби несчастно разглядывала Койни и труп Пин. Оглядевшись по сторонам и заметив, что никто не собирался что либо предпринять, она с осторожностью начала подходить к медному обджекту. «Койни, не ты один потерял кого-то. Но пока мы все рядом, мы не…» – Она не успела договорить, как подействовала его защитная реакция: «ОТОЙДИ!» Словно кот зашипел он, и Руби отпрыгнула так быстро, как только могла, даже не смотря на то, что не успев сохранить равновесие, упала, но уже была далеко от разъяренного от горя Койни. Стоявшая рядом Баббл помогла ей встать, и поднявшись, она стыдливо уставилась в пол. «Койни, если ты не успокоишься мы не сможем тебя взять на похороны» – Похороны? Как она вообще может говорить об этом так спокойно? Слезы по прежнему не прекратились, а после этих слов ярость словно возросла. «Почему ты относишься к этому так спокойно? Почему ты относишься к чьей-то СМЕРТИ так спокойно?» – Стиснув зубы зарычал он – «Тебе настолько плевать на всех? Я всегда знал, что ты стерва, но после вспышки болезни ты окончательно открыла мои глаза» – Сказал он, не отрываясь от трупа лучшей подруги. Голфболл оставалась по прежнему неподвижна и холодна. «Блоки» – Просто произнесла она, кивнув на Койни. Красный куб вздохнул, подошел к странной железной тумбочке и открыл ее, начав там быстро копошиться. Койни напрягся еще больше, сердце вновь заколотилось. Он уловил и внезапную панику Руби, которая попыталась отойти подальше. Сначала он удивился ее такому поведению, но затем вспомнил, что произошло, когда Флаувер умирала. Она никогда не была так печальна как в тот день. Тогда то Руби была словно окончательно разбита. Не подпускала никого к себе, и была рядом с Флаувер где-то час, пока обджекты думали, что делать. Обджект бьется в конвульсиях перед смертью очень долго, что делает смерть очень мучительной. Пин всегда сильно волновалась, когда видела умирающего обджекта. Но тогда она паниковала сильнее обычного, и, конечно же, Койни был рядом, что бы ее успокоить. Именно тогда Голфболл придумала, что делать с разъяренными от горя обджектами: капать на салфетку какое-то вещество и подносить его ко рту обджекта, который в свое время мгновенно засыпает не по своей воле. Так как среди обджектов Блоки тогда был самым сильным и имел сильный иммунитет(является им и сейчас), то Голфболл доверила ему усыплять обджектов. Почему он так просто послушал ее? Было не такое время, чтобы сопротивляться кому-то в подобном плане. Через 2 минуты после удачного усыпления Руби Флаувер умерла, и ее похоронили. Перед тем, как рассказать об этом проснувшейся Руби ей дали дозу успокоительного, после чего объявили о новой гибели, а также о том, что она не успела на похороны. Уже словно потратив все свои силы и слезы Руби провела на могиле подруги где-то 18 часов без еды и воды, а вернулась уже словно совершенно другой. Больше она не была такой веселой, смешной и глупой. Руби стала более спокойной и рассудительной, что многим было по душе пока они не стали погружаться по уши в регулярные смерти. Раньше Руби многих выбешивала и они молились, чтобы она перестала, но сейчас такого поведения им стало не хватать. После успешного плана ГБ обджекты старались не так сильно психовать вновь видя чей-то труп, а тем более их лучшего друга. После смерти Доната Барф Бэг не смогла не проронить ничего кроме спокойных слез. Никакой истерики и криков, хотя по ее глазам было видно, что она в любой момент морально взорвется. Но, к счастью, она была также морально сильна. Койни не было куда отходить, когда Блоки осторожно пошел к нему, пряча за спиной правую руку, а левую выпрямив перед собой, чтобы словно показать, что он безоружен. Как чертовому псу. Но монета понимал, что это не так. Пока Блоки шел, он тихо приговаривал только ему «Тише Койни, все хорошо…». Он мог бы начать отходить, но медныц по прежнему сидел на коленях и держал в обнимку труп Пин, и все, что он мог сделать, это агрессивно посмотреть на друга, который в один момент быстро метнулся на него так быстро, как только мог, и Койни отпустил мертвое тело резко быв прижат спиной к красному кубу, что не давало ему почти никаких шансов выбраться из хватки. Как вдруг вонючая салфетка была плотно прижата к его рту. Он задергался и отчаянно застонал, пока мир перед его глазами не погрузился в плотную тьму.