Кадровый вопрос

Утром Иллиан проснулся первым, снял со Стефаниса закинутую на него руку — тот, привычный, так и продолжал посапывать, повернувшись задницей — и дал себе волю немножко полентяйничать утром в постели. Вчерашняя новость слегка его оглушила, до сих пор отдаваясь звоном в ушах при попытке на ней сосредоточиться. Но сосредоточиться было надо. Он специально пролистал в чипе изображения Фила — а там их накопилось немало — и обстоятельно задумался. Да, Иллиан мог пристально и во всеоружии своей идеальной памяти всмотреться и сравнить с эзаровскими его черты, интонации, жесты, тембр... а еще запах и постельные ухватки, в конце концов, хотя тут приходилось полагаться только на неподкрепленные чипом воспоминания. И вывод был однозначным: нет, не похож. Или похож ровно настолько, чтобы признать, что мужик чертовски талантлив в постели и трахает его именно так, как Саймону нравится — как он привык в руках человека, в свое время перевернувшего его жизнь сверху донизу, и собственно секс был в этом потрясении наименьшей из перемен. Короче, Стефанис был отличным любовником — пылким, выносливым, умелым, и его моментально заводило полное и безоговорочное «да» Саймона. Сказанное, разумеется, не словами, слова в постели нужны для другого — и действительно довольно грязные, как припомнил Иллиан, с улыбкой лениво прокручивая в голове точные формулировки во время и слегка смущенную рожу Стефаниса после. Отвечать «да» нужно было всем телом, от пальцев ног до макушки, очень стараясь и убедительно доказывая, что это с семнадцатилетними недорослями и нетронутыми цветочками в постели следует быть поосторожнее, а взрослый мужчина хочет ебаться глубоко, обстоятельно и с силой. Но вчера, надо признать, был особенный раз. Уже задремавшего, Саймона растолкали, повернули и уговорили на «разочек перед сном», и он согласился, видимо, потому, что сон уже отключил ему часть рационального мышления. Как быстро выяснилось, член в заднице плюс мысль, что обладатель этого члена приходится сыном твоему бывшему — тому, кто, собственно, приучил тебя к этим удовольствиям — это нечто особенное. Непристойное это обстоятельство возбудило Саймона так быстро и радикально, что Стефанис моментально это распознал и дал себе волю. Теперь в постели обычно сдержанному Саймону захотелось не просто орать, но еще и придать этим воплям осмысленное содержание, словно он был под фаст-пентой. Восхитительные ритмичные толчки отчего-то вызывали зуд в тех областях мозга, которые отвечают за неуместную болтовню, и, задрав Филу ноги на плечи, Саймон едва справился с желанием на самой грани оргазма вывалить эту информацию в его ошарашенную физиономию. Хуже идеи не придумаешь: непонятно, насколько Стефанис соответствует среднестатистической норме, но у обычного человека все могло бы и нахер упасть при известии, что его нынешнего любовника ранее пользовал в том же качестве его же отец. Когда, кончив, Саймон стал соображать немного яснее, его уязвила уже сама мысль, что он думает о вещах, бывших настолько важными в его жизни, в понятиях «пользовал» и «заводит». А когда он засыпал, довольный и ублаженный, но уже с холодной головой, его догнало соображение, что подчиненный, пожалуй, может и пересмотреть свои представления об уважении, узнав, что по пути к вершинам карьеры его шеф прошел через постель. И ведь совершенно не объяснишь, почему это все произошло. Теперь, наедине с похрапывающим Стефанисом, он мог обдумать все трезво. Почему его вообще так возбуждает факт этого родства? Ответов было несколько, все сомнительные. Например, личный, но довольно типовой фетиш. Или закономерно распаляющие грязные разговорчики. Хвастовство, желание показать, кто именно некогда на него запал — тоже нелестный вариант. Но еще это могло быть искушение поделиться строго охраняемой тайной, о которой он старался даже не думать в присутствии посторонних, но которую теоретически мог бы рассказать Филу — именно потому, что тот «свой», что спокойно видел в покойном императоре живого человека, а не парадный образ. Этого он даже про Эйрела сказать не мог; тот служил Эзару, но вряд ли когда-то общался с ним накоротке. А со стариками, действительно помнящими великого императора еще молодым офицером в партизанских частях, Иллиан уж точно никогда не испытывал желания поболтать о личном. Да, доверие, малодоступная вещь для шефа СБ, большое искушение. Кому он может доверять сильнее, кому способен рассказать все? Настолько концентрированное доверие, как со Стефанисом, особенно после того, как маятник чуть было не качнулся в другую сторону — штука сильнодействующая. Ценный Стефанис, всхрапнув, перевернулся на спину и открыл глаза: — А? Что? Не спишь уже? Иди сюда! Вываливать перед ним всю цепочку утренних рассуждений Саймону не хотелось, и без особых пререканий они сошлись на «давай, только по-быстрому». Получилось очень даже славно. Может, стоит отныне рассматривать Стефаниса как подарок судьбы, а не как вечный геморрой? Хотя все едино про задницу… Саймон рассмеялся, и так начался день. Уже за завтраком, демократично деля со своим помощником миску овсянки из микроволновки, он окликнул: — Стефанис! Вынь нос из планшета, инструкции ты наизусть все равно выучить не успеешь, ты мне нужен. — Ну? — ответил тот своей сокращенной версией обычного уставного «да, сэр!». — Помогай. Что же мы имеем по Мийочу? — вопросил он в пространство. — И не чеши в затылке, твои руки мне как раз сейчас понадобятся, будешь пальцы загибать. Итак? — Пропал наш коммандер. Ай, совсем пропал. — Именно. В подтверждение чего у нас есть рапорт корабельной полиции о дезертирстве, лог сообщений с комм-пульта нашего беглеца, его отметка на выходе из шлюза крейсера, — Стефанис кивал и послушно загибал один палец за другим, — регистрация на полет рейсового флотского челнока от станции до космопорта Солстис. И все. Дальше несколько свидетелей, подтвердивших, что видели его в этот день на планете, путаются в показаниях. Начиная с космопорта, наш коммандер испаряется, что косвенным образом свидетельствует о том, что на планете его ждали компетентные специалисты и помогли ему скрыться. При этом комаррскому отделению СБ не удалось отследить никакой связи Мийоча ни с эскобарской резидентурой, ни с той желтой газетенкой, что опубликовала его прокламацию. Признаться, я ими недоволен. Парни, может, и землю роют, но ни единой зацепки пока не принесли. Да, газета закрыта, да, контр-слухи пущены, досмотр на пропускных пунктах производится, но что с того? — От меня-то ты что хочешь? — осторожно уточнил сержант. Иллиан и сам не знал. Следственный опыт Стефаниса был сравним с его собственным; вытащить из кармана самого пропавшего коммандера или детектор для его поисков, как вытащил пять миллионов марок, тот вряд ли сможет; и собеседник для формулирования мысли шефу СБ тоже ни к чему, он не гениальный детектив из романов. Вот разве что… — Ты обещал мне рапорт. Про какого-то инопланетного генетика, по поводу которого Мийоч тебе звонил. Да и вообще. Подними старые файлы, напряги память, я хочу видеть все имена и ссылки, которые касались его работы. Срочно. — Он помолчал и прибавил: — Только, будь добр, на этот раз и отныне ни единого «это старые дела, они тебе неинтересны» и «тут такой уровень допуска, я лучше придержу!». — Есть, сэр, — вздохнул сержант почти без иронии и отправился исполнять. Вернулся он на удивление быстро. Очевидно, держал файл с ключевыми напоминаниями где-нибудь в недрах сети штаб-квартиры, в тайном месте, пароль от которого известен ему одному. Живи Стефанис лет на пятьдесят раньше, с таким умением делать захоронки цены бы ему не было в партизанах. «Как его отцу, да?» Иллиан сделал вид, что при этой мысли кровь вовсе не прилила к щекам — ну смешно же, взрослый человек, на солидной должности — и протянул руку за данными. Выжимка из давнего досье представляла собой монотонный перечень имен, названий препаратов и фармкомпаний, а вот рапорт был складен и увлекателен, как рассказ в женском журнале. К военврачу Мийочу приватно обратился его штатский коллега с Иллирики, назначил ему встречу в кафе на станции. Разговор шел, как обтекаемо даже в рапорте выразился Стефанис, о давнем медицинском случае, когда иностранный специалист проводил нестандартную генкоррекцию для молодой барраярской пары. Памятуя, что условием контракта изначально была конфиденциальность, за которую он и получил соответственную надбавку, врач уточнял, какие аспекты того давнего случая он вправе отразить в своем докладе на медицинской конференции, естественно, не упоминая имен. Также он интересовался здоровьем малыша и выражал уверенность, что оно в порядке. Все сладко и мило, аж зубы сводит. Тайный агент Негри коммандер Мийоч связался со своим куратором по тому случаю, сержантом Стефанисом, и попросил проверить, чем может быть вызвано подобное обострение интереса, а также дать консультацию о допустимых границах разглашения. Справка сообщала, что подозрительный иллириец находился в локальном пространстве Комарры уже второй год, не будучи замечен в связях с разведкой и находясь на должности врача-консультанта консульства и монопольно представляющей здесь интересы своего государства транспортной компании «Иллирика шиппинг»… Скучно. — Хорошо. А если своими словами? Как ты охарактеризуешь нашего беглеца? — уточнил Иллиан. Стефанис все-таки поскреб в затылке. — Осторожен, даже перестраховщик. В отчетах аккуратен. В своей врачебной специальности неплох, но не более того. Аполитичен. Достаточно надежен, по параноидальным меркам нашей конторы и лично капитана. Бабам нравился, говорят. Если спросишь меня, как такой человек мог написать эту политическую чушь и дать деру в эскобарское посольство — не знаю. Так что, извини, где он прячется и как его добыть — не имею ни малейшего понятия. — Ну да, — рассеянно подтвердил Иллиан. — Погоди… «Иллирика шиппинг». Они, если мне не изменяет совсем еще новенькая тогда память, сидели на Комарре на терминале Станции Пять. Нас туда привезли после установки чипа… и поганое же было время. У меня были мигрени весь полет. Конечно, они могли и переехать, но… — он быстрыми движениями пальцев пролистал до нужного адреса, и удовлетворенно кивнул: — Пятая. А крейсер «Форталия Храбрый», место службы нашего пропавшего коммандера, стоит пришвартованным в военной зоне станции номер… — Пять, — договорил за него Стефанис. — Хочешь сказать, что добрый доктор причастен к исчезновению нашего коммандера? — Пока мне приходят в голову две мысли. Первая, что Мийоч мог бежать от иллирийского доктора, в страшной панике запутывая следы и каким-то образом спрятавшись так, что теперь его не может отыскать вся СБ. И вторая, что если он хотел покинуть Империю, ему не нужен был этот цирк с письмом и политическим убежищем на Эскобаре. Он бы мог попросить своего доброго друга из иллирийского консульства, до которого было всего полкилометра по станционным коридорам и который обладает всеми возможностями вывезти его с планеты на дипломатическом корабле. На что ставишь, Стефанис? Что иллириец — опасный суперагент-убийца или что Мийоч дурак? Стефанис медленно покачал головой. — Ни то, ни другое. Более вероятно, что… — …что он вовсе не бежал. Верно. Иллиан почувствовал, как его захватывает азарт. Или, возможно, облегчение человека, который выбирается из тупика и видит, как впереди забрезжил свет. — Но, тем не менее, у нас есть почти поминутные документальные свидетельства, что Мийоч покинул свой корабль и спустился на планету. Очень точные, состыкованные, гладкие. А это значит… значит… что мы должны присвоить этим свидетельствам сомнительный уровень достоверности и перепроверить и дополнить их сами. Тем более что все они поступили ко мне из рапорта одного человека, офицера военной полиции корабля, который проводил первичное расследование, следовательно, его можно будет вызвать и получить от него дополнительные подробности, не включенные в рапорт. Мы концентрировали наши усилия на планете, но, пожалуй, пора сменить фокус поисков. — Но Мийоча на корабле нет, это точно. Вряд ли он уже десять дней незаметно прячется на камбузе в кладовке и боится выйти, чтобы старшие его не отшлепали за учиненный переполох. Корабль — не дендарийские пещеры, где можно скрываться годами; там ведется скрупулезный учет потребляемых ресурсов, если, конечно, капитанствует не совсем раздолбай или этот капитан не в сговоре с Мийочем. — Резонное замечание. Поэтому, боюсь, от поисков беглеца нам придется перейти к поиску того, что от него осталось. Стефанис покачал головой, но спорить не стал, когда шеф составлял одно распоряжение за другим: собрать следственную группу из числа сотрудников комаррского отделения Имперской СБ, провести детальный обыск на борту корабля ВКФ «Форталия Храбрый», особое внимание уделить поискам останков либо следов гибели разыскиваемого… И когда приказы, свернутые в тугой пакет данных, улетели на передающую станцию, чтобы потом уйти по прямому лучу на Комарру, сказал только: — Тебе не кажется, что ты слишком вцепился в первое же попавшееся предположение? — Не знаю, — честно ответил Иллиан. — А у тебя есть лучшее? — Из тебя получается годный начальник, — фыркнул Стефанис. — Ты обладаешь необходимым уровнем самодурства, определенно. — Подумал и вдруг добавил мечтательно: — Приятно обладать человеком, который обладает этими качествами. Внушает! Иллиан подумал-подумал и решил счесть это за комплимент.