Кадровый вопрос

Вечера он ждал со странной неуверенностью. Не как бывает у юнцов на первом свидании — с сомнениями «придет или не придет» и судорожным тисканьем в руках дешевого букетика, — скорее здравый смысл периодически просыпался от дремоты и начинал ему стучать в стенки черепа со своим настойчивым: «Эй! Мужик! А на хрена тебе любовник?». С ворчливым «Для удовольствия!» Иллиан запихивал наглеца обратно, но через какое-то время все повторялось. По ходу он невольно задумывался, в чем именно будет состоять это удовольствие, и это тоже отвлекало от дел. Словом, сплошное беспокойство. В отличие от него, сержант воспринял сказанное утром напоследок как твердое обещание. Так что явился в иллиановский кабинет, как к себе домой, еще до полуночи, и потянул его хозяина в прилегающую спальню при первой же возможности. Ломаться, как красотка, Иллиан определенно не собирался, но теперь неуверенность сменилась любопытством. «Да? Ну что ж, посмотрим, что ты задумал, и на сколько хватит твоей решимости». Но сержант не колебался. Едва захлопнулась плотная звукоизолирующая дверь, Саймон оказался самым банальным образом притиснут лопатками к стене. Стефанис уткнулся лицом в его шею, чуть не зубами прихватывая, и принялся старательно выцеловывать, заставляя ежиться и запрокидывать голову. «Хочу тебя», — вибрацию глухо произносимых раз за разом слов он ощутил у себя на горле, когда твердые пальцы Стефаниса без задержек справились с крючком воротника. Саймон достойно оценил натиск, отнюдь не возмущенным разумом, но быстро налившейся тяжестью в паху. «Я и не думал, что мне по вкусу нахалы». — Секс у стеночки — мечта подростков? — все-таки усмехнулся он. — Я учту твои фантазии, Саймон, — ласково пообещал Стефанис. Он смотрел в упор, глаза у него блестели, и выражение физиономии было сейчас самое нагловато-непристойное. — Но не сейчас. Так, задел на будущее, когда мы будем спешить, и все, на что ты сможешь выкроить время — это дать мне прямо в прихожей. «Нет, поцелуи в шею — это здорово, а вот нахальство меня не заводит». — Эй, сержант. Ты не перепутал, к кому явился? Девочек своих у стенки трахай, если им такое по вкусу, а здесь придержи язык. Командую я. — Так командуй, — легко согласился сержант и даже отстранился малость, но руки его уверенно придерживали Иллиана за задницу. — Вот хорошая команда «Шагом марш в постель». Или «Упор лежа принять». Ты точно не хочешь сделать это у стенки? Тогда не торчи тут, как статуя Дорки посреди площади. Нам еще выспаться сегодня надо. Ладони в последний раз стиснули его ягодицы и нехотя отпустили. Выложив на полу дорожку из моментально снятой одежды, от кителя до трусов, сержант шлепнулся на застеленный диван. — Ну, долго мне ждать? Или начинать без вас, шеф? Саймон поспешно нырнул в постель, притиснулся к чужому горячему телу, с удовольствием ощупал, обхватил ладонью член, уже вздымающийся гордо, как полковое знамя. — Похоже, ты шел сюда, уже твердо рассчитывая на успех? — У-у… так ты же обещал. А слово начальника СБ такое же крепкое, как слово фора… точно крепкое, да? Дай потрогать. — Образец красноречия, — прокомментировал Саймон, поворачиваясь поудобнее. С минуту они сосредоточено надрачивали друг другу, пока сержант не попросил почти жалобно: — Дай, а? Сейчас мы с тобой быстренько это сделаем, у меня кровь немного вернется к мозгам, и я вновь обрету дар речи, обещаю. Пока все, на что я способен это «Ы-ы», «Какой ты сладкий» и «Сделай мне приятно, детка». За «детку» я не уверен, Саймон, но «ы-ы» — это мое коронное. А вот и дам, решил Иллиан легко. Во-первых, это должно быть охренительно приятно, а во-вторых… иначе окажется неделикатно к младшему по званию. Вот, хорошее слово — неделикатно. Тем более что младший по званию уж очень здоров с самого начала его лапать и целовать, с языком, не стесняясь. Действует инициативно, уверенно, вдохновенно… да его аж трясет от этого самого вдохновения, назовем это так. И это надо поощрить. Это в молодости первое свидание означает неуверенность, неловкость первого интимного прикосновения, необходимость притереться друг к другу прежде, чем секс станет чем-то большим, чем короткое безумное возбуждение. А потом тело перестает привередничать, все происходит здесь, сейчас и по максимуму, и ты понимаешь, сладится ли с этим человеком, уже по тому, приятен ли тебе его запах. Стефанис пах резко, по-мужски, но от этого запаха воображаемая шерсть на загривке Иллиана не пыталась встать дыбом, поэтому он с самого начала понимал, что физически все у них получится. — Можете проявить инициативу, сержант, — поставил он точку. Развел колени, судорожно втягивая воздух сквозь зубы от прикосновения уверенных пальцев к промежности, к входу… ох, как ему этого не хватало. Чтобы вот так облапали, перевернули на живот, с засосом куснули за загривок, и уверенно начали драть, впиваясь пальцами в бедра. Чтобы можно было постанывать и помогать себе рукой под совместные вскрикивания, мат, что-то непристойное или бессвязно-ласковое на ухо. Очень удачно с Филом вышло. И манеры уверенные, и руки знающие, и член — подходящего размера, толстый такой, большой, и упирается… во что он там может упираться, было совершенно непонятно, но, очевидно, достал он до горла, потому что тут Саймон заорал в голос, благослови бог архитекторов за звукоизолирующие стены… Он лежал весь мокрый, безвольно распластавшись, с довольной улыбкой на физиономии, и с расстояния в несколько сантиметров разглядывал такого же Стефаниса. Взмокший, удовлетворенный, по-дурацки улыбающийся. Полная гармония? — Ну как? — задал он самый идиотский из возможных вопросов. — Нууу… — Стефанис скорчил гримасу. — Я не совсем понял. Может, повторим для ясности?.. — Он посмотрел на ошарашенную физиономию Иллиана и хихикнул: — Ну что спрашиваешь? Совсем дурак, Саймон? Или у тебя секса до меня ни разу не было? — Сам дурак, — совершенно непосредственно обиделся Саймон. — Я не об этом. — А о чем? — Хорошо было… — он зевнул. — Твою же мать, как хорошо. Просто за так такое не бывает. Возможно, теперь тебе самое время подхватить штаны и смыться от меня подальше. Пока мы оба окончательно не потеряли осторожность, не начали трахаться, как бешеные кролики весной, и не спалились на какой-нибудь глупости. — Ш-ш, — Стефанис притиснул его к себе. — Посткоитальная депрессия — обычная штука, я как-нибудь распишу тебе всю биохимию; токсиколог я, в конце концов, или поссать вышел… Но бояться? Саймон, тебе это ну совсем не к лицу. — Я не боюсь, — слабо возмутился Иллиан. — проявляю разумную осторожность. Помню об ответственности, чтоб ее так. Не нижним же чинам об этом заботиться, а мне, как твоему начальству… Ты точно не собираешься драпать отсюда со штанами? — Разве что без штанов и сразу на мороз. — Стефанис посмотрел на него с ухмылкой и все же сжалился. — Ты про инструкцию о правилах соблюдении личной тайны знаешь? Номер… как ее, двадцать два бис и еще буквы. Для ВИП-персон. Ты не знаешь, а я знаю, наизусть, до параграфа. Приходилось применять. — У тебя уже были на службе… неуставные отношения? — Затейник! Работа у меня была. К какой скандальной персоне я был приставлен, ты сам знаешь, я же говорил. А потом одного лейтенанта курировал, молоденького такого, он секретарем служил у Самого. Ну, что смотришь, чудо? Тебя, конечно. Я тебе разве не рассказывал? Ничего, утром расскажу, вот проснемся, потрахаемся, и такого порасскажу! И инструкцию по пунктам процитирую, что надо делать, чтобы не спалиться даже при пожаре. Знаешь, Саймон, а ты занятный: стоит при тебе о работе заговорить, сразу успокаиваешься… Иллиан не просто успокаивался, он уже засыпал, стремительно и сладко.