Кадровый вопрос

Через час после начала работы с базой данных Иллиан был в ментальном экстазе. Через пару суток к этому чувству присоединился легкий ужас. Иллиан подумал еще и осознал, что ужас не легкий, а самый что ни есть кромешный. При Негри СБ, конечно, занималась внешней разведкой на галактическом уровне. Но, бегло ознакомившись с объемом работ и затрат, Иллиан своим глазам не поверил. Длинные руки всеведущего капитана Негри, внушавшие ужас обитаемой части галактики, оказались по большей части легендой. Затраты на содержание спецслужб посольств и внешней разведки были скромными, большую часть работы делали аналитики по холодным данным. Количество серьезных агентов, работающих под прикрытием, оказалось до неприличия скромным, двузначным. Другое дело, что капитан не скупился на вербовку самых неожиданных инопланетников: специалистов, политиков, даже деятелей искусства, которых вряд ли кто-то мог заподозрить в симпатиях к Империи Барраяр. Иллиан никогда не любил сложных метафор, но иногда символическое представление помогало ему гораздо более ясно и быстро осознать положение дел. Так вот, контрразведка капитана Негри была крепким бронированным щитом, возможно, немного старомодным по своей конструкции, но надежно обеспечивающим безопасность Барраяра. Внешняя разведка в сравнении с ней выглядела теперь паутинкой легкой и затейливо сплетенной кольчуги, увы, декоративной и пропускающей чересчур много. Пусть в нее и было искусно вплетено несколько элементов — в смысле агентов — уникальной ценности. Несомненно, эта сеть порой приносила неожиданный улов. Но сколько всего она упускала? В борьбе со своими противниками по ту сторону П-В туннелей Барраяр занимал позицию прочной глухой обороны — не самую выгодную, отнюдь. Однако свеженазначенный и.о. начальника департамента внешней разведки этого беспокойства не разделял. — Конечно, сэр, нам понадобится время, чтобы восстановить функционирование сети в полном объеме, — невозмутимо сказал полковник Дункан. — Но не слишком большое. Потребуется переназначить несколько кураторов взамен тех, которых мы потеряли во время фордариановского мятежа — к счастью, очень немногих. Да, вот, я подготовил список назначений и принес на ваше рассмотрение… Действительно, каждому из этих уникальных информаторов требовался свой собственный куратор, оценивающий и проверяющий достоверность поступающей информации, и это оказывался, как правило, высококлассный аналитик и умелый психолог, на чьи суждения можно было бы безоговорочно полагаться — если ему так же безоговорочно доверять. — Немногих? — переспросил Иллиан просто затем, чтобы что-нибудь спросить. — Простите мой цинизм, сэр, — отозвался полковник, — но я считаю везением, что по роду деятельности и дислокации сотрудники моего департамента почти не оказались вовлечены в события мятежа. Это позволило нам сохранить немногочисленный корпус специалистов в целости и готовности к работе. — И их у вас сейчас?.. — Если говорить о кураторах, двенадцать человек. Лучшие из лучших. Что означало не более пары дюжин глубоко законспирированных и уникальных источников информации по всей обитаемой галактике. Явно не зная, как именно истолковать молчание шефа, Дункан вежливо добавил: — Есть еще и рядовые аналитики, сэр, работающие в штаб-квартире или на местах с подборкой из открытых источников, но для этой работы не требуется исключительной квалификации. Что касается вербовки осведомителей на местах, мы оставляем это на усмотрение наших посольских офицеров, однако не возлагаем на них слишком большие надежды. — И вы полагаете такой состав достаточным для решения стоящих перед Империей задач? — спросил он как можно более небрежно. — Рад, что вы спросили об этом, капитан! — полковник был действительно рад, судя по тому, как он расплылся в улыбке. — Я понимаю, что непосредственно сейчас бюджет Службы уже распланирован, но в ближайшее время он будет пересмотрен — СБ ведь расширяется? Я готов предоставить планы операций по привлечению в список наших информаторов нескольких весьма ценных объектов — они уже составлены и только ждут, когда будет принято решение о расширенном финансировании. — Пока об этом рано говорить, — уклончиво ответил Иллиан и отослал обнадеженного полковника. К сожалению, сам он подобного оптимизма не испытывал. Ситуация не нравилась ему целиком — настолько, что он даже не мог ткнуть пальцем, чем именно. Его личный опыт работы с внешней разведкой, к сожалению, ограничивался специальным обучением, которое он еще мичманом получил при попытке подготовить его на галактического агента. То есть, возможно, для командующего Службой — хуже, чем ничего. Эта система ведь работала на протяжении как минимум… десятилетия? Хоть и поддержанная военной разведкой, она приносила изредка блестящие результаты и, во всяком случае, не испытывала провалов. И все же… Бесценная дюжина спецов внешней разведки осталась в стороне от гражданской войны, однако у них были и друзья-родственники среди тех, кого фордариановский мятеж развел по разные стороны фронта, и свои ожидания или, напротив, опасения по поводу кадровых перестановок в связи с новым главой Службы. И кто, скажите на милость, должен сторожить сторожей? То есть анализировать степень надежности этих аналитиков, которые на психологическом анализе сами собаку съели, а то и формировать новую стратегию подбора личного состава? Иллиан яростно побил грушу в спортзале, злясь на ситуацию и собственную паранойю, и смирился с выводом, что ему придется на себя взвалить еще одну кучу сверхурочной и, возможно, непродуктивной работы. Расскажи он об этом Эйрелу — тот бы точно его пропесочил за неумение делегировать полномочия. И был бы не совсем прав. Как раз эту нехитрую науку Саймон Иллиан освоил — вот только профессиональное недоверие оказывалось сильнее, и найти того СБшника, чьим суждениям после недавних беспорядков он бы доверял как своим, стало неразрешимой задачей. А времени на специальное отыскание и подготовку такого чуда попросту не было. Новая СБ, словно прошедшая метаморфозу диковинная тварь, сейчас встряхивалась, расправляла члены и на глазах обретала форму, чтобы потом закостенеть в новой структуре. И это случится довольно скоро, а уж тогда дальнейшие перемены будут даваться с гораздо бОльшим трудом. Следовательно, ему нужно было поспешить и напрячь все силы, тем более что и формальный срок обозначился — если он хотел провернуть реорганизацию без задержек, стоило подгадать к датам заседания бюджетного комитета. Безусловно, Форкосиган не отказал бы ему в финансировании, но гораздо проще, когда требуемые, и немаленькие, суммы можно получить согласно типовой процедуре, а не выгрызать их зубами в борьбе с конкурирующими ведомствами. Он может получить свое силой, хитростью и хорошими связями, но эти средства пусть остаются про запас, для экстренных случаев. Он прекрасно понимал — и даже старался из-за этого не расстраиваться — что он еще молодой шеф СБ. Но, если подумать, должно же быть в этом факте хоть что-то хорошее? Например, то, что возраст на добрых три десятка лет меньше, чем у Негри, это не только минус — минус тридцать лет опыта, — но и плюс: он выносливее, сильнее и крепче. А еще, в отличие от легендарного капитана, он успел получить хорошее образование аналитика, а не был брошен в гущу имперских неурядиц прямо на поле боя. Навыки и силы у него есть, осталось по-умному найти время и место их применить. Время... Вот уж чего всегда не хватает. Но тут снова срабатывает простая арифметика. Если нельзя прибавить к суткам несколько часов, можно их вычесть — например, из тех, которые бездарно тратятся на сон. Даже его величество Эзар умел работать полночи напролет, несмотря на свои годы. Тут Иллиан кстати припомнил своего загнанного, но неизменно деятельного завкадрами и название его волшебных таблеточек, полистал фармакологический справочник, подумал, и решение оформилось окончательно. Конечно, он не самоубийца, чтобы глушить себя «синими таблетками» из армейской аптечки скорой помощи, тем более что штука это одноразовая. Но есть же альтернативы! Четверть часа тщательно дозированной разминки в пустом по ночному времени спортзале, капсула стимулятора, стакан отдающего горелым пластиком витаминного напитка — и работать, по утверждению справочника, можно хоть всю ночь. Было почти радостью погрузиться в чистую работу аналитика, от которой он уже несколько лет был вынужденно отлучен. Это вам не будни командующего: политический выбор, руководство, лавирование в условиях ограниченных ресурсов, распределение обязанностей, выбор наименьшего зла из двух, совещания, еще раз совещания, борьба с неподатливым человеческим материалом, определение стратегии, решение о поощрениях и наказаниях, альянсы, конфронтации, бюджетные дилеммы... Просто берешь и погружаешься в лавину информации, в самую полную базу данных, какая существовала в империи, впервые — с отсутствием любых ограничений, наивысшим допуском и задачей, которую сам себе определяешь и уточняешь по ходу. Сначала работа — с непривычки — шла туго, но потом эвристический поиск на полной мощности чипа сделался по-настоящему азартным занятием. Когда Иллиан оторвался от файлов на комме и потер покрасневшие глаза, за глухими стенами штаб-квартиры должно было уже вставать бледное зимнее солнце, а до утренней планерки с начальниками отделов оставалось не больше часа. Спать, кстати, хотелось не сильней, чем обычно по утрам, зато за эту бессонную ночь кусочек полезной информации отложился у него в голове, как золотой песок в лотке у старателя. Пока небольшой, но лиха беда начало. Назавтра он немного подумал и разработал четкую последовательность: час подремать в кресле, просто чтобы не сбить суточный цикл, потом физическая нагрузка, медицинский коктейль и работа на всю ночь. Да, и что-нибудь закапать в покрасневшие глаза наутро, прежде чем выйти на совещание. Жаль, что у шпионов и прочих деятелей спецслужб давно вышли из моды зловещие темные очки, ему бы они пригодились: на физиономии утомление сказывается не лучшим образом. Третья ночь далась Иллиану одновременно сложнее и проще: подступающее утомление, не решаясь подобраться поближе, оставляло голову ясной, но ломило суставы; зато он, кажется, уловил то состояние сосредоточения, в котором информация усваивалась наилучшим образом и ложилась в мозг уже не кучкой золотоносного песка — аккуратными кирпичиками. К концу недели вся конструкция должна была выстроиться, и ради этого стоило потерпеть. Следующим вечером — да какой вечер, ночь! — лейтенант Бельский, его молоденький адъютант, рискнул спросить: «Все в порядке, сэр?» — и, разумеется, был послан... отдыхать во внеслужебное время, а не маячить над душой у начальства. Пареньку было далеко до Стефаниса с его неистребимой наглостью, поэтому он моментально сник и скрылся за дверью. По всему зданию СБ медленно расползалась тишина, только гудели на пределе слышимости вентиляторы, прогоняя воздух по замкнутому циклу — или это шумело у Саймона в ушах? Не важно. Когда выныриваешь с глубины, всегда закладывает уши, а он сейчас нырял все глубже в безбрежный, опасный океан информации, и идеальное решение расплывчато маячило у него перед глазами, как затонувший корабль сквозь толщу воды, когда, кажется, стоит протянуть руку и коснуться, но расстояние обманывает, и надо уходить глубже, глубже... — Капитан! — пробилось сквозь звон в ушах. Настоящий звон, как отметил Саймон с удивлением и раздражением от неожиданной помехи. Сказал же, до утра не беспокоить, кроме чрезвычайных обстоятельств, а раз комм не взорвался ворохом тревожных сообщений, то ничего такого не случилось. — Занят, позже, — буркнул он, не поворачивая головы и стараясь сохранить плавающую перед мысленным взором многомерную схему, которая и так начала таять. Но очень ему это помогло, когда его взяли и развернули вместе с вращающимся креслом? — Иллиан, ночь на дворе — не пора ли спать? — осведомился Стефанис, нависая над ним и еще для верности придерживая кресло за обе ручки. — Знаешь, что у тебя глаз дергается? Драгоценная схема окончательно поплыла, размываясь, и Иллиан понял, что у него сейчас от бешенства не только глаз дергаться начнет, но и пена на губах появится. А уж заикаться он точно будет. — Сержант, вон отсюда! — распорядился он коротко. — Повторяю для болванов: я приказал меня не беспокоить. Сержант, словно не слыша, склонился к нему поближе: — Зрачки расширены, физиономия серая, нервный тик, пульс… сколько у тебя пульс, капитан? И не рассказывай, что ты сейчас прямо с креслом стометровку бегал. Твой паренек испугался, что это покушение, но, судя по твоей физиономии, ты прекрасно знаешь, что происходит, значит, никакой диверсией и не пахнет. Ну-ка, поднимайся! Стефанис бесцеремонно цапнул своего капитана за руку и потянул — Иллиан с глухим ворчанием, больше похожим на рык, выдернул руку и для верности крепко ухватился за ручку кресла. Что-то поднималось у него из глубин подсознания, злое, неопределенное, захлестывающее ясность чистого разума. Бороться одновременно с этим мутным потоком, наглецом сержантом и неоконченными, грозящими рассыпаться в кусочки выводами сил уже не было никаких. Тем временем сержант, обойдя его сзади, сделал вещь совсем уж неприемлемую — наклонил кресло за спинку, вытряхивая сидящего со словами: — Давайте, сэр, встали на белы ножки и потопали. Ну уж хватит! Иллиан вскочил, дыша сквозь зубы, чуть пригнувшись в боевой стойке. Но сержант, обрадованный тем, что добился своего, не внял предупреждению и все в той же недопустимой в общении с командиром развязной манере подхватил его под локоть, чтобы… Чего бы он ни хотел добиться, его намерениям было не суждено осуществиться: отработанным до автоматизма движением Иллиан повернулся, высвобождая руку, и врезал нападавшему по печени слева: коротко и сильно. Стефанису еще повезло, что тело у капитана занемело от долгих часов в кресле, и все же он с изумлением на лице согнулся, схватившись за живот, и просипел: — Вот ведь зараза! Агрессивная фаза, да? — Убью, — пообещал Иллиан коротко. — Если сейчас же не исчезнешь. Черта с два он мог бы кого-то сейчас убить или даже грамотно повторить только что проведенный хук слева — резкое движение словно сместило состояние равновесия, в котором он себя тщательно поддерживал, налился тяжестью затылок, застучало в висках. Злость парадоксальным образом давила и мешала не только думать, но и стоять неподвижно, переливаясь дрожью в пальцы. Сложно было бы это принять за нервную готовность перед боем. — Капитан, ау? — позвал Стефанис, теперь благоразумно — с расстояния. — Остынь. Я твой человек. Тебе помощь нужна, а ты — убить! Иллиан непечатно выругался, длинно и заковыристо. Сержант с заинтересованным видом прослушал эту тираду и вздохнул: — Ну извини, Саймон… Как ладонь Стефаниса ныряет в кобуру парализатора, Иллиан, конечно, заметить успел. Для ковбойских игр «кто выстрелит первым» он был сейчас не в форме, поэтому успел лишь шарахнуться в сторону, зацепив с грохотом чертово кресло, когда раздалось жужжание выстрела. Накатила, накрыла удушающая мягкая волна, мысли вспыхнули одной тревожной надписью «покушение», попутались и превратились в мерцающие алые нити, а потом стало вовсе темно. Потом чип долго не фиксировал ничего. Но, пожалуй, это было скорее глубоким сном, чем полным беспамятством, потому что Иллиан что-то смутно видел, или ощущал, или… да непонятно, что за «или», но его как будто несла темная, мягкая река, и вокруг, на удивление, не собиралось его привычных ночных кошмаров, что, конечно, было ненормально и неестественно, зато хорошо. Пахло в этом сне правильно, что ли? Не угрожающе. Странный и совершенно нелогичный вывод для опытного спецагента, но кто сказал, что в снах бывает логика? Наконец, Саймон выплыл из темноты. Голова его лежала на чем-то теплом и определенно живом: он был в постели, и кто-то делил с ним эту постель, тихо и размеренно сопя. Правая рука Иллиана была зафиксирована, и предплечье саднило; он попытался дернуть левой, но та оказалась прижата весом чужого тела и, судя по покалыванию в затекших мышцах, давно. Чип показывал уже позднее утро. Все тело Иллиана охватывала расслабляющая истома наконец-то выспавшегося человека — роскошь недопустимая, но какая приятная! Он пошевелился и издал пробное: «Эй?» Его сосед по койке ответил приглушенным подушкой невнятным «Чего?», но головы не поднял. Иллиан дернулся и попытался было встать, но тут лежащий перевернулся и с неожиданным проворством прижал его к постели. Теперь Иллиан мог видеть над собой помятую со сна и неожиданно озабоченную физиономию Стефаниса. — Лежи смирно, Иллиан, капельницу выдернешь, — предупредил его сержант. — Там всего полфлакона прокапать осталось. — Что за капельница, зачем, и… — Иллиан в полутьме узнал обстановку своего собственного кабинета, точнее, прилегавшей к нему комнаты для отдыха, но это не сделало ситуацию понятнее, — … и что ты делаешь в моей постели? Докладывай. — С чего бы начать… Ты как предпочтешь, капитан, с извинений или с ругани? — Сержант! — Иллиан попытался произнести это ледяным голосом, намекающим раздолбаю Стефанису, что шутки кончились, но неожиданно закашлялся. — Черт. Дай сяду. Давай по существу. Эмоции потом. — Я тебе лучше подушку под спину подсуну, а ты не шевелись: перекосится катетер, опять капать перестанет. Очистку крови от токсинов я тебе сделал, состав препаратов сейчас на наручный комм выведу, все сертифицированные. Ни главврачу, ни кому-либо другому не докладывал, все сделал сам и даже точки обзора камеры заранее проверил. Можешь сказать за все спасибо. Смущения на его физиономии не читалось вовсе, впрочем, и отвращения тоже. Так, деловое дружелюбие и толика пристального внимания. Будто и не случилось вчера ничего предосудительного, никто ни в кого не стрелял, никто никого не пытался убить… — Ты в меня выстрелил. В своего командира. — Виноват, — ответил сержант без малейшего раскаяния. — Я тогда немного ошибся. — Немного?! — Очень немного. Я решил, что ты под дозой какого-то наркотика, было очень похоже. Я ведь токсиколог по второму образованию, пришлось пройти спецкурс, когда батя… то есть Негри приставил меня к его высочеству. — К кронпринцу? При чем тут?.. — Хотя Иллиану тут же пришло на ум свидетельство бордель-маман, в былые времена неоднократно видевшей Стефаниса в обществе покойного Зерга. — Ни при чем. Ты приказал доложить? Так не перебивай, — Стефанис обаятельно улыбнулся. — То, что я видел, было очень похоже на передоз наркотика: физиономия бледная, как у покойника, из глаз слезы текут, дрожь, нарастающие вспышки агрессивности, и при этом ты полностью уверен, что с тобой все нормально. Прочие возможные объяснения: либо неврологические проблемы, например, с твоим чипом, либо инфекция. Хотя я был оптимистом и понадеялся, что ты просто чем-то обдолбался, и это легко исправимо. Надо было только взять у тебя кровь на экспресс-анализ, но ты вряд ли подпустил бы меня к себе со шприцом. — И это ты называешь извинением и признанием ошибки? — уточнил Иллиан как мог язвительнее. — Ну, формально-то я ошибся: твой стимулятор — не наркотик, хоть тоже штука не из полезных. Вот за это — извини. — А что в меня стрелял? За это трибунал положен, если ты помнишь. За нападение на старшего офицера. Стефанис ухмыльнулся и совершенно фамильярным жестом погладил его по щеке. — Да ладно, стрелял! На мощности два из десяти. Обездвижил пострадавшего для срочной медицинской помощи, считай так. Не будь меня, ты бы сейчас имел грандиозное медикаментозное похмелье, и над тобой трудились бы три санитара сразу. И схлопотал бы ты запись в медкарту о злоупотреблениях веществами. И аптечку из твоего сейфа я убрал, не ищи. А еще, заметь, спас тебя от головной боли дважды: в прямом и в переносном смысле, когда всю ночь, как дуэнья, оберегал твою репутацию. Кстати, ты мне за это должен. Иллиан посмотрел ему прямо в лицо. Стефанис искренне улыбался. — То есть ты прав, и точка? — Почти. Ша! — сержант поднял ладонь. — Кое-что было лишним, но я же извинился. Я не заботливая мамочка и не собираюсь отправлять тебя в постель, как только стемнеет. Если ты считаешь, что тебе под силу вкалывать еще и по ночам — давай. Не мое дело определять режим работы шефа Имперской СБ. Но уж тогда изволь травить себя чем-нибудь более безопасным, чем эта старомодная дрянь. У тебя с полдюжины биохимических показателей просто зашкалило. А ты и не в курсе. А, Иллиан? — Допустим, — неохотно согласился Иллиан. — Но это все равно не объясняет, с какой стати ты здесь лежишь. Стефанис показательно вздохнул и привалился к его плечу. — Иллиан. Неужто твоя невинность от того пострадала? А чего тогда всю ночь прижимался ко мне во сне? Э, лежи-ка смирно, мне так надо. — Не знаю, что тебе надо и зачем, — голос Иллиана был тих и почти вкрадчив, — но проезжаться по мозгам своему командиру — самый верный способ этого самого не получить. Я не буду шуметь, вырываться, ронять тебя с дивана и выдергивать капельницу. Но если ты не хочешь, чтобы затем я послал тебя далеко и надолго, и вовсе не в здешний архив, постарайся не наглеть. — Ладно-ладно! Сдаюсь, прощу прощения, сэр, и все такое. Почти бессонная ночь сказывается на моем чувстве юмора не лучшим образом. Шесть флаконов в капельнице сменил все-таки и периодически бдел над твоим телом. Ты, кстати, спал как сурок и не сделал ни единой попытки проснуться, дернуться, заорать «кто там?» или попытаться меня придушить, а это дорогого стоит. — Утра ждал, чтобы наорать на тебя как следует! Только любая язвительность или даже начальственный разнос сержанту Стефанису — как слону дробина, орать на него — зря силы тратить. Яростное шипение вполголоса а-ля Эйрел, может быть, и помогло бы делу, но его трудно изобразить, лежа в кровати, да еще когда распекаемый подчиненный норовит прижаться к тебе потесней и лишь заявляет: — Не надо орать. И шарахаться — тоже. Всю ночь спали как котята в корзинке, что тебе теперь не так? Руки-ноги у меня холодные, что ли? — При чем тут ноги, это просто… неподобающе, — буркнул раздосадованный Иллиан. — Как маленький, будто сам не понимаешь. — Не понимаю, ага. Ты мне все-таки не посторонний и не чужой. — Чужим тебе будет враг при боевом столкновении. А я — твой собственный, родной… командир. И веди себя сообразно субординации. — Субординация… Слово какое-то экзотическое, — Стефанис широко зевнул. — Но я не шучу. Это ты меня толком не знаешь, и, похоже, пора это исправить. А я с тобой знаком с тех пор, как ты во дворце появился. Еще совсем молоденьким был. — Двадцать семь — это, по-твоему, молоденький? — Тем не менее, Иллиан заинтересовался. Прежде всего, явным провалом в логике. — Но я тебя не помню. А если я чего-то не помню… — А ты меня не видел, — великодушно пояснил сержант. Под шумок он удобно умостился у плеча, и, когда он говорил, Иллиан самым неподобающим образом чувствовал тепло его дыхания на своей шее. — Я знаю о тебе кучу формальных данных и всяких мелочей, потому что капитан в свое время дал мне твое полное личное дело. Плюс кое-что по итогам наружного наблюдения за тобой, которое я вел почти три года. — Негри… проверял меня? — Наверняка проверял, но это была не моя работа. Ты для меня был объектом защиты информации, как персона, близкая к его величеству. Ты же был вхож в его покои? Значит, чтобы ничего лишнего или личного про тебя нигде не фиксировалось и в слухах не проскальзывало. Причем все подряд: от режима дня до того, что ты предпочитаешь на завтрак, как переносишь алкоголь или с кем у тебя роман. — У меня не было никаких ро… — Знаю, не было, — согласился Стефанис. — Информация и дезинформация, сам понимаешь. Фантастические рассказы про то, на что способен твой чип — это тоже наших рук дело. В общем, я столько времени на тебя угрохал, столько пленок с тобой пересмотрел, сколько всю свою родню скопом не видишь. И не про каждую собственную девушку я до сих пор помню, какого сорта шоколад она предпочитает. — И какой? — не удержался Иллиан от любопытства. — Э-э… темный с мятой, кондитерская Песто на углу Старого бульвара, верно? Да я сам тебе его принесу, капитан, только перестань на меня ворчать! Иллиан не выдержал и рассмеялся. Да, ему следовало сейчас гневаться, устроить Стефанису головомойку, восстановить положенную дистанцию между главой СБ и унтер-офицером. Вот покойный капитан Негри ни за что не попал бы в такую нелепую ситуацию… «А и черт с ней, — подумал Иллиан неожиданно. — Я — не Негри. Тем более в глазах его сына». Всерьез с этим типом невозможно, определенно. — Шоколад в качестве извинения? — поинтересовался он с легкой ехидцей. — Знака внимания! — фыркнул Стефанис. — Ладно, сойдемся на взятке. За мной коробка шоколада — а ты не возражаешь против того, что я полежу у тебя под боком. — И бонус, — заметил пунктуальный и очень любопытный Иллиан. — Какой? — Плюс к шоколаду ты мне объяснишь, отчего вдруг ко мне такое внимание и интерес. Ты ведь меня терпеть не можешь. И не отрицай, ты меня сознательно изводишь, причем планомерно. — Тебя изведешь, как же. Ты теперь не секретарь и не личный шпион его величества, ты теперь — птица крупная. Шеф! Но и доверять тебе безоговорочно для меня ужасно сложно. Надо, я знаю. Но непривычно, понимаешь? — Привыкай, — в голосе Иллиана прорезался металл, — нравится тебе это или нет. — Привыкаю помаленьку, — вздохнул Стефанис. — Но уж как могу. Для меня СБ — это не просто служба, это семейное дело. И я хочу, чтобы она была в руках человека близкого, считай, родного. С кем и поговорить по душам можно, и поругаться, если надобно. Ведь я тебе не кто попало, я — особенный. Ага, я всегда был блатным мальчиком, нравится тебе это или нет. А тебе это против шерсти, — и его ладонь прошлась по иллиановской спине уже по шерсти, иначе и не назовешь, если от загривка и вниз. Приятно. — Выпить бы с тобой как следует, потолковать по душам… Так тебе пить нельзя толком! А вот пощупать тебя в неформальной позе «вольно лежа», похоже, мысль полезная. Тем более ты так лажанулся со стимулятором. Эй, лежи уж, болящий! Привыкнуть пора, а не шарахаться. И Стефанис снова огладил его по плечам и спине, словно лошадь перед тем, как ее седлать. Что ж, придется принять на веру... пока что. Потому что для выдумки слишком запутано. Тем более что этот тип оказался вполне переносим физически. И все же Иллиан уточнил: — Ты к психологам обращаться не пробовал? Насчет способов добиться доверия без ощупываний в койке? — А иди ты, — беззлобно ответил Стефанис. — Я сам с усами. И лучше умников из психологического отдела знаю, что мне надо. Ничего с тобой не будет, не облезешь. Он положил голову Саймону на плечо поудобнее и выразительно вздохнул. — Будь со мной ласков, добрый молодец, и я тебе пригожусь. Давай, погладь меня по голове. Нежно, — сам он положил руку Иллиану на бедро, совершенно спокойно, словно так и надо, и только заметил: — Не смущайся, ты не невинная форская девица. — Ну что ты, я скорее чувствую себя певичкой из кабаре, которую посетитель усадил к себе на колени, — буркнул Иллиан. — В верном направлении мыслишь, хотя я со всем уважением, — Стефанис тихонько рассмеялся. — Ты хороший парень, если только не вспоминаешь про эту свою штуку на букву «с». — О, я вовсе не хороший парень. Не заблуждайся. Хорошему парню нечего делать на моей должности. И я приучу тебя к субординации, — и Иллиан твердо добавил: — Так или иначе. — На фоне бати, который в самые ласковые свои минуты напоминал… хм, вежливого крокодила, ты очень даже мил. Вызываешь у меня мысли насчет приглядеть за тобой и конфеткой угостить. Хочешь, достану нормальный стимулятор? Бетанский, контрабандный. — Если бы я не знал, что происходит, подумал бы, что ты меня соблазняешь. — Соблазняю, факт. — Стефанис вздохнул. — Я хочу обратно свою должность. В этом твоем информотделе можно сдохнуть со скуки. Или спиться. Из меня хороший технарь, но задачки там — для мичманов-первогодков. Возьми меня обратно. Я хочу работать здесь, с тобой. Ни в архиве, ни во дворце, ни еще в какой-нибудь дыре, куда ты соизволишь меня заткнуть, а здесь. Хочешь, пообещаю, что больше не стану ни громить полицейские участки, ни врываться к тебе с оружием? И спать к тебе буду приходить не каждую ночь… эй, что ты вскинулся? Если я дам тебе препарат, то, как порядочный драгдилер и ответственный СБшник, буду наблюдать за твоим состоянием. Я даже прочитаю в словаре про эту твою «субординацию». Ну Иллиан?