Львиная охота

      Сегодня на рынке как никогда людно. Под его лошадь то и дело норовят попасть зазевавшиеся покупатели или торговцы, оттого приходится медленно пробираться, чтобы добраться до главного входа в Калигхат. Доран уже несколько раз пожалел о том, что не поехал к задней калитке храма. Но теперь уже поздно сокрушаться, остаётся только стиснув зубы терпеть эту толкотню и солнцепёк. В какой-то момент передвижение и вовсе становится невозможным, толпа впереди перекрыла проход и, судя по крикам, там что-то происходит. Мужчина, прикрыв ладонью глаза от палящего солнца, всматривается, пытаясь выяснить, что стало причиной сборища.       Очевидно какой-то конфликт. И в центре этого конфликта явно просматривается женская голова. Торговцы и зеваки, обступив её со всех сторон, машут руками, что-то кричат, она тоже не остаётся в долгу и огрызается в ответ. Отсюда не слышно и не понятно, в чем проблема, но ждать до её разрешения Басу не намерен.       – Посторонись! – зычно прикрикивает и пришпоривает лошадь.       Люди ругаются, но расступаются, особо упрямых он нещадно охаживает хлыстом, заставляя уйти с дороги и, наконец, оказывается центре толпы. Доран прав, это девушка, но не из местных, явно англичанка.       «Чего им в Англии своей не сидится-то?» – недовольно морщится.       Судя по выкрикам, она что-то не поделила с торговцем, то ли он ей сдачу недодал, то ли она ему не доплатила. Но, на свою беду, она ни слова не понимает на бенгальском, а торговец на английском и оттого вся перебранка. Судя по образовавшейся толпе, конфликт скоро грозит перерасти в серьёзную потасовку и тогда англичанке не позавидуешь. На неё и так уже ополчились торговцы соседних палаток, а значит придётся эту дуру вытаскивать отсюда.       – Мисс, – обращается он к ней на английском, пытаясь привлечь внимание. – Вам лучше убраться отсюда поскорее, иначе вас разорвут на части.       Девушка удивлённо вскидывает голову, пытаясь рассмотреть того, кто к ней обращается на родном языке, пусть и с лёгким акцентом, но солнце, за спиной мужчины, не позволяет его разглядеть. Тем не менее она облегчённо вздыхает, что хоть кто-то её понимает.       – Мистер, объясните им, что торговец должен мне деньги и я никуда не уйду, пока он их не отдаст, – Доран вновь морщится от обращения и надменности её тона.       «Идиотка», – закатывает он глаза.       – А ну, расступитесь! – восклицает уже на бенгали и толпа, которая до этого даже внимания на него не обращала, вдруг замирает и, распознав важного господина, отступает под его суровым взглядом.       – Дайте руку, – подъезжает он поближе и протягивает свою, обращаясь уже по-английски.       – Что? Зачем?       – Ногу в стремя и руку, – практически рычит на неё.       Она молча ставит ногу и протягивает ладонь, он, одним рывком, что та и пискнуть не успевает, затаскивает её на лошадь перед собой. Жеребец недовольно дёргается и громко ржёт, переступая копытами. Крепко прижав девушку к своей груди, Доран вставляет ногу в стремя и, пришпорив коня, продирается через толпу, периодически прикрикивая и работая хлыстом. Только у подножия храма он, наконец, останавливается, спешивается и снимает англичанку с коня. Она немного ошарашена произошедшим, но воспитание требует хотя бы представиться.       – Диана Браун, – девушка протягивает руку для рукопожатия и жадно разглядывает мужчину, так бесцеремонно с ней обращающегося.       – Доран, – он намерено не озвучивает фамилию, игнорирует протянутую руку и едва заметно кивает головой вместо поклона.       – Вы не поняли, торговец недодал мне сдачу, он обманул меня, – она опускает руку и уже не так уверенно пытается донести свою правду, продолжая рассматривать мужчину.       – Я всё прекрасно понял. Ещё миг и толпа набросилась бы на вас. Или вы ради горсти мелочи готовы умереть? – его жутко злит, что он уже опоздал на встречу с Тхакуром, голову нещадно печёт, ещё и с этой… англичанкой возиться приходится.       – Получается вы спасли меня? – запоздало до неё доходит смысл сказанного. – Какая же я идиотка, спасибо, – и прижимает к, вдруг вспыхнувшим, щекам ладони.       «Даже спорить не стану, идиотка и есть.» Окидываю внимательным взглядом. Явно не бродяжка, одежды на ней недешёвые, хоть и неброские, и сидит всё идеально, определённо у дорогого портного пошито. Тощая правда, как жердь. Что за мода у них в Англии на тщедушных, даже ухватиться не за что.       – Далеко живёте? Где ваша лошадь? – смотрю прямо в глаза, смущается, будто несколько минут назад не ругалась с толпой торгашей.       – Охх, – прикрывает рот рукой. – Мой экипаж на другом конце рынка остался. Как же я теперь туда попаду?       « Да чтоб её! Лучше бы мимо проехал.» В раздражении закатываю глаза. Окидываю взглядом дорогу в поисках рикши, но, как назло, ни одного в поле зрения не обнаруживаю. Бросить её тут совесть не позволяет, вдруг опять во что вляпается, а у меня весь день псу под хвост. Возвращаю взгляд на притихшую дамочку, смотрит на меня будто я воплощение Шивы на земле, мнёт в руках сумочку. «Хех», только этого не хватало. Сдаюсь.       – Ждите здесь, – быстро взбегаю по ступеням храма и ловлю первую попавшуюся девадаси. – Найди господина Тхакура и передай, что господин Басу скоро будет, пусть дождётся.       Возвращаюсь. Подспудно надеюсь, что она вдруг исчезнет, но нет, стоит, ждёт.       – Поехали, довезу вас до экипажа, – она благодарно кивает.       Подсаживаю её на лошадь и запрыгиваю сзади. Придётся ехать в объезд. Притихла, даже странно после того, как активно отстаивала свою позицию на рынке. Будто расслабилась и, словно невзначай, откинулась на мою грудь. Плохо что ли стало?       – Всё хорошо, мисс? – мало ли, а то ещё в обморок грохнется и возись с ней потом неизвестно сколько. Чуть крепче прижимаю руками, держащими повод.       – Да-да, всё хорошо, просто очень печёт, – голосок елейный, не иначе поплохело.       Скорей бы уже сбросить её и делами заняться. Протянул время и попал под самый солнцепёк, прям чувствую, как по спине струйка пота течёт, щекочет, а солнце жарит макушку. Ещё и эта спереди прижимается и трётся… Трётся? Не понял. Чуть плечами водит, будто случайно, о мою грудь, положила руку мне на бедро, скашиваю глаза туда, и, словно ненароком, поглаживает. Я перегрелся или она откровенно со мной заигрывает? Ну и нравы, она впервые меня видит и такое себе позволяет. Раздражение нарастает и грозит вылиться в откровенное хамство с моей стороны, держусь из последних сил и пришпориваю коня, чтобы скорее отделаться от этой ходячей проблемы.       – Где ваш экипаж? – спрашиваю довольно грубо и она выпрямляется, осматриваясь по сторонам.       – Вон он, – указывает в сторону чистопородного английского скакуна, запряжённого в довольно дорогую двуколку.       А девица не из простых, что я заметил сразу по её вешнему виду, а упряжка утвердила меня в этом мнении. Подъезжаю к ней и спешиваюсь, помогая слезть англичанке с лошади, отступаю на шаг, лишая её повода меня касаться. Вновь протягивает руку для рукопожатия, убираю свои за спину и едва киваю, прощаясь, чем заставляю её смутиться. Мисс Браун, если я правильно запомнил, сконфуженно опускает руку и обильно заливается краской.       – Благодарю ещё раз, что не бросили, – опасливо поднимает на меня взгляд и мило, по её мнению, улыбается. – Может мы могли бы…       – Не могли бы, – резко обрываю её на полуслове и запрыгиваю в седло. – Всего доброго, мисс.       Пришпориваю коня и устремляюсь назад, к Калигхату. Простите, дамочка, нет у меня времени и желания крутить романы с кем бы то ни было, особенно с англичанками. Даже представить не могу, что бы на такое сподвигло. Надеюсь больше не доведётся встретиться.

~~~

      – Господин Тхакур, прошу прощения за опоздание, непредвиденная ситуация...       Доран врывается в его комнату в Калигахате и непонимающе оглядывает пустое помещение. Возможно хозяин вышел ненадолго, он решает подождать его тут. Не успевает расположиться в кресле, как туда вбегает молоденькая девадаси и кланяется.       – Господин Басу, господин Тхакур просил извиниться и передать вам, что у него появилось срочное дело и ему пришлось уехать.       – Проклятая англичанка, – гневно бросает он и громко хлопает ладонью по подлокотнику. Девушка от неожиданности вздрагивает, испуганно глядя на него и не понимая, чем провинилась. – Спасибо, можешь идти, – и та торопливо скрывается за дверью.       Оставаться в Калигхате больше не имеет никакого смысла и он незамедлительно покидает храм. Заехав ещё в пару мест ненадолго, возвращается домой. В гостиной тихо и пусто. Жара совершенно вымотала, расстёгивает шервани и валится с облегчением на диван – наконец-то благословенная прохлада. Запрокидывает голову и прикрывает глаза.       «Сейчас, пару минут и пойду к себе», – с этой мыслью Доран проваливается в лёгкую дрёму.       Красное марево клубится в воздухе, горят свечи, воздух пропитан ароматным дымом от благовоний. Сквозь тягучую, как кисель, пелену едва виднеются два силуэта, они словно танцуют, то сближаясь, то отстраняясь друг от друга. С запозданием проявляются звуки, шепотки, стоны, смех, то громче, то совсем тихо, словно издалека и вдруг совсем близко, сопровождаемые гулким эхом. Удушливый запах благовоний наполняет лёгкие, затрудняет дыхание, дурманит мозг. Делаю шаг ближе, силюсь рассмотреть, не столько лица, сколько действо. Мужчина и женщина сплетаются в жаркой первобытной страсти.       «Тобой рождена вся эта Вселенная, тобой сотворён этот мир...»       Эхом прокатывается мужской голос и вязнет в густом полумраке, переходя в протяжный стон. Мужчина нависает над партнёршей, заставляя откинуться на спину, размашисто двигает тазом, сплетясь руками над её головой. Женские ноги оплетают его бёдра, словно боясь, что он отстранится и не вернётся в её жаждущее лоно. Лицо девушки утопает в красной дымке и, как ни силюсь, разглядеть – не выходит. Мужчину тоже рассмотреть не удаётся, длинные волосы спадают вниз, скрывая профиль.       «Ты всегда пожираешь его в конце. Ты проявляешься в виде разрушительной силы...»       Уже женский голос с истеричными нотками, то ли сквозь смех, то ли сквозь рыдания разносится по комнате, заканчиваясь на высокой ноте и срываясь в всхлипы. Девушка выгибается и громко стонет, притягивает мужчину и вовлекает в развязный поцелуй. То глубокий и страстный,то отрывистый и кусачий. Ловлю себя на мысли, что хочу оказаться на месте этого мужчины и познать похоть, которая так и сочится из её уст, дразнит острым язычком. Хочу вбиваться в эти отзывчивые глубины, разводя бёдра как можно шире, впиваясь в них пальцами до синяков. Делаю ещё шаг ближе.       «Темная Мать, Мать Раздора, Мать Времени...»       Разносится шёпот со всех сторон, переходя в истошный визг и переплетаясь в жуткую какофонию. Закрываю уши и зажмуриваюсь, ноги подкашиваются и падаю на колени. Но вот на первый план снова проступают страстные стоны, шлепки, шепотки. Руки безвольно опускаются вниз, с опаской приоткрываю глаза. Мужчина уже входит в неё сзади. Девушка бесстыдно выгибает спину, прижимаясь грудью к полу, подставляет оттопыренный зад под его яростные толчки, что-то невнятно бормочет, перемежая со стонами и вскриками, яростно сдирая ногти о пол. Пол ли? Чёрная гладь, ничего не отражающая и проходящая рябью от каждого толчка, каждого стона.       Мужская рука хватает девушку за разметавшуюся копну волос и властно тянет на себя, заставляя подняться. Не прекращая вбиваться в неё, обхватывает поперёк груди рукой и поворачивается ко мне. С удивлением узнаю в нём Рама Дубея.       «Майтхуна… Священная Майтхуна», – презрительно скалится, грубо толкается и содрогается всем телом, изливаясь в лоно партнёрши.       Следом кончает девушка, с громким стоном запрокидывая голову на плечо брахману и открывая красивый профиль Дивии Шарма. Стон странным образом переходит в тихое хихиканье, которое постепенно становится громче, переходя в жуткий смех. И я словно проваливаюсь сквозь чёрную гладь пола, что, как болото, затягивает меня в свои топи.       – Приснится же такое, – тихо бормочет Доран, выныривая из странного сна.       Странное хихиканье продолжает преследовать, встряхивает головой, стараясь сбросить остатки сонливости, но не помогает. Начинает доходить, что рядом действительно кто-то смеётся. Осматривается и понимает, что смех доносится из коридора, ведущего в женскую часть дома. Видимо кто-то из девочек, голоса племянниц удивительно похожи и лишь интонации и манера разговаривать отличают их друг от друга. Только собирается встать и пойти к себе, как до слуха доносится мужской голос, тихий, мурлыкающий и вновь женское хихиканье. Напрягается. Медленно поднимается на ноги, готовый разобраться с нарушителями правил. В мозгу мелькает мысль, что возможно сейчас он узнает, кто отец ребёнка Радхи, но не успевает сделать и шага, как из коридора выходят Эрит и Видия.       Тхакур приобнимает его сестру и шепчет что-то на ушко, оставляя лёгкие поцелуи рядом, она, как влюблённая девчонка, жмётся к нему и хихикает от его нашёптываний. И всё в их внешнем виде кричит о том, что они только вылезли из постели. Пожалуй впервые Доран теряет дар речи, настолько увиденное выбило почву из под ног. Мать Сарасвати спит с её женихом?! Какие ещё мерзкие секреты таит этот дом, эта семья?       – Кхм-кхм, – он громко прокашлялся, чтобы привлечь к себе внимание.       Они настолько увлечены друг другом, что даже внушительную фигуру не замечают, пока не слышат грозное покашливание. Первым порывом отступают друг от друга, убирая руки. Эрит сцепляет руки за спиной и, Доран готов поклясться, что краснеет, словно подросток, кратко кланяясь в приветственном жесте. Но Видия давно вышла из этого возраста и ничто не способно заставить её чего-то стыдиться. Она лишь складывает руки на груди, готовая поставить на место любого, кто попытается ей возразить.       – Объяснитесь? – не выдерживает Доран.       – Иди, увидимся позже, – обращается она вовсе не к брату. Эрит кивает и, ещё раз бросив взгляд на младшего Басу, покидает их дом. – А что тут непонятного? Я свободная влиятельная женщина, сплю с кем хочу.       От такой наглости он снова теряется. Его все боятся или как минимум опасаются, только не эта шальная женщина. Единственная, кого иногда побаивается он сам. Наглости бросить ему вызов пожалуй ещё хватает только Дивии Шарма, но тут скорее бравада, она боится его, но не может себе позволить показывать страх. Его он чует за версту. И всё-таки, чтобы бросить вызов страху, нужна недюжинная храбрость, и в ней она есть, что привлекает его.       – Да ты совсем ополоумела, женщина?! Какой асур в тебя вселился, что ты такое вытворяешь? А если Сара увидит? – он взрывается гневной тирадой, которая, кажется, не производит на женщину никакого впечатления.       – Её нет дома, девочки поехали к Деви. Неужели думаешь, я стану подставляться? – присаживается на диван и закидывает ногу на ногу.       – И, тем не менее, я вас застукал, – он продолжает рычать, недовольный её невозмутимостью.       – Ты тоже вроде на встречу уехал… – начала было она, но Доран её перебил.       – С Тхакуром, которого ты увела у меня из под носа.       – Хмм, осечка вышла, с кем не бывает. И хватит на меня орать. Я знаю, что делаю, Саре он даром не нужен, даже наследников ей сделать не сможет. Но лояльным нашей семье будет всегда. Так что нечего такому сладкому мальчику зря пропадать, – она довольно ухмыляется, взъерошивая волосы на макушке.       – Видия! – он возмущён её циничностью и прагматичностью, но больше беспринципностью.       Она отмахивается, встаёт с дивана и скрывается в женской половине, таким образом поставив точку в их бессмысленном, на её взгляд, разговоре. Видия знает, что брат не будет болтать, а его возмущений она уже наслушалась. Хватит.

~~~

      Уже битый час Доран тренируется во внутреннем дворике мужской половины дома. Гнев потихоньку утих и сейчас он пытается свести воедино ту малую толику информации, что удалось раздобыть за эти несколько дней. Но её ничтожно мало, а что-то вообще не вяжется между собой и будто не имеет смысла. «Надо больше рыть носом землю, глубже, перепахать всё и перевернуть вверх дном. Чтобы ни одну мелочь не смогли утаить.»       Тяжёлый вздох срывается с губ с пониманием того, что в их семье гнилья не меньше. Он ещё не решил, что делать с информацией о вероятной беременности Радхи, как Видия подкинула новый повод для размышлений. Басу вновь возвращается мыслями к старшей племяннице. «Это точно не может быть её будущий муж Анил Шарма, он только приехал да и вряд ли молодая львица позарится на такого слизняка. Но как удобная ширма вполне сгодится». Он затыкает кханду за пояс и тянет за локоть рабочей руки, чтобы потянуть и размять начинающие забиваться от долгого напряжения мышцы спины и плеча. Сцепляет руки в замок сзади и тянет вверх до боли в спине. «Нéкто, кто не может стать мужем по тем или...»       Кто-то крепко хватает за сцепленные ладони и резко дёргает вверх, заставляя согнуться почти вдвое. Холодная сталь касается под подбородком, заставляет замереть, тело сжимается словно пружина, собираясь дать отпор.       – Изнеженный асур, значит? – звучит над ухом голос Камала. – Убить тебя мало за твои советы.       Рай отталкивает Дорана от себя и тут же предплечьем блокирует летящий в его сторону кинжал. Они сцепляются руками и глазами, во взгляде Камала и впрямь плещется желание убить. Он зол, очень зол. Басу насторожен и готов дать отпор, но злости нет.       – Признался ей? – отталкивает от себя друга и, с грацией кошки, движется в сторону, огибая его и держа кинжал наизготовку. Свободной рукой вытягивает из-за пояса кханду и отбрасывает в сторону.       – А то ты не видел, – Рай внимательно следит за его действиями, готовый в любой момент отразить удар и движется с ним в ногу.       – Мог только догадываться, – Басу делает обманный выпад кинжалом в плечо и обрушивает кулак свободной руки под дых сопернику.       – Хых, – тот складывается вдвое и ртом ловит, вдруг переставший поступать в лёгкие, воздух.       – И что теперь, – он склоняется над пытающимся восстановить дыхание другом, положив руку на плечо,– изнеженный асур? – едко усмехается и похлопывает.       – Теперь она видеть меня не желает, – с трудом выдавливает Рай из себя.       – Дай ей время, – Басу отходит, позволяя ему прийти в себя, и поигрывает кинжалом. С достойным противником всяко интереснее тренироваться.       Выброшенная резко нога, сбивает Дорана с ног, он группируется и перекатывается. Стоит вскочить на ноги, как удушающий захват смыкается под подбородком и остриё кинжала упирается в живот.       – И что будешь делать теперь? – рычит ему на ухо Камал.       – А ты? - оскаливается Басу и чуть двигает рукой, щекоча остриём клинка возле паха противника.       Тот замирает в нерешительности, а Доран заливается издевательским смехом. Камал сдаётся и недовольно отталкивает друга, чтобы вновь встать в боевую стойку. Всего несколько мгновений глаза в глаза, словно две огромные кошки, и снова сталкиваются в схватке, виртуозно уворачиваясь от клинков друг друга.       – Считаешь время поможет? – Рай с силой удерживает перед собой руку Дорана, пытаясь отодвинуть остриё от лица. – Был бы люб, не сторонилась бы.       – Твоя правда, но может не разобралась ещё, – тот, отчаявшись пробить блок, делает подсечку и валит противника на земь, заставив его смачно выругаться.       – Не трави меня ложной надеждой, – дыхание Камала сбивается, а Доран дышит ровно, словно и не тренировался битый час перед этим. – Лучше скажи, что ты делал в доме Шарма опять?       – Я к Анилу приехал. Но не упустил возможности и с госпожой пообщаться, – довольно скалится, намеренно провоцирует, злит. «Ревнует? С чего бы?» Вспоминает, дикой кошкой выгибающуюся под собой, Дивию и оскал становится поистине плотоядным. «Он не мог видеть, мы были одни.» Теряет бдительность и оказывается на лопатках.       – Хватит виться вокруг неё, – остриё кинжала царапает кожу над кадыком и что-то теплое щекочет, устремляясь за ухо.       Я могу отбить эту атаку, пусть и не влёгкую, но другу необходимо выпустить пар и я даю ему такую возможность. Гнев утраивает силы и реакции Камала. Или всё-таки ревность? И мне приходится прилагать немалое усилие, чтобы снизить давление на горло. Что-то слишком много злобы я порождаю вокруг себя в последнее время, вот и друга настроил против. А самое паршивое во всём этом то, что где-то в глубине души я рад, что Дивия не ответила Камалу взаимностью, будто не хочу в последствии соперничать с ним. Встряхиваю головой, рискуя напороться на сталь, словно это поможет выбросить этот бред из головы. С чего такие глупости лезут в голову?       – Защити её, брат, – Камал вдруг словно сдувается, становится меньше, плечи устало опускаются, кинжал перестаёт вспарывать кожу. – Я не смог, но ты сможешь, я знаю.       – Защитить? – теряюсь от столь резкой перемены настроения и хмурюсь. Мгновение назад он готов был мне горло перерезать. – От кого?       – От Видии, от Раджа, – он тяжело вздыхает и встаёт, подавая мне руку. – От свадьбы с чужаком. Они разорвут её на части, уничтожат ради своих амбиций.       – Предлагаешь пойти против всех, против своих, ради девчонки? – принимаю помощь и вскакиваю на ноги. – Помнится ты только что, под угрозой смерти, велел мне держаться подальше.       – Не просто девчонки. Ради его сестры, ради Кайраса, – Камал поднимает глаза и ловит мой взгляд, проигнорировав колкий выпад.       И столько в этом взгляде усталости и трагизма. Он сдался, проиграл этот бой и молит о помощи. А что я? Мне не впервой идти против врагов, но не против семьи. И тогда за моей спиной были преданные друзья, которые прикроют, а теперь чувствую, что остался один. Отворачиваюсь. Иду к бочке с водой и окунаюсь по плечи прямо в неё, чтобы охладить голову и привести мысли в порядок. Скрыться от этого просящего взгляда. На больное давит, знает же, что Кайрас мне был больше, чем другом – практически братом.       Весть о его смерти поразила в самое сердце, выжгла душу, заставила задыхаться безысходностью. Сухие строчки от Видии – словно выстрел из поганого британского оружия, такие же беспощадные и ввергающие в Нараку. А приказ сидеть на месте и не дёргаться – как контрольный в голову, бескомпромиссный и убийственный. И я умирал вместе с Кайрасом, поганой низшей смертью, раз за разом прокручивая в голове эту новость, пока в сознании словно что-то не щёлкнуло и нечто дикое и необузданное не вырвалось на волю, круша всё вокруг. Не помню, что было дальше, только, как вспышка, образ Махадевы Рита-Шивы, его руки, слова, смысл которых не могу уловить до сих пор, словно во сне. Пришёл в себя на диване среди разрушенной мебели и разбитого стекла, с изрезанными по локоть руками. А в груди словно дыра, размером с Калькутту, продолжающая разрастаться до размеров Индии от осознания потери.       А потом я ждал. Ждал подробностей, возможности разделить горе, хоть чего-нибудь от Камала, но ничего, ни одной строчки. И злость росла с каждым днём всё больше, словно раненый лев, метался в своей клетке, будучи на грани нарушить запрет сестры. Эгоистично считал, что только мне так плохо, запертому и забытому в глуши, только мне нужно участие и внимание со стороны теперь уже единственного близкого друга. Пока, наконец, не получил долгожданное письмо. И стало по-настоящему стыдно. Только тогда начал понимать каково было Камалу, пережившему смерть Кайраса, чуть не потерявшему свою и его сестру в той резне. В каждой строчке сквозила вина, раскаяние, отчаяние, что не уберёг, не справился и всю жизнь корить себя за это будет. Понял почему не писал так долго – не мог себя заставить пережить вновь всю ту боль и чувство беспомощности, которыми было пропитано каждое слово.       И теперь я слышу ту же вину в каждом его слове, жесте, взгляде. Ту же боль. Даже спустя столь долгий срок. Только уже не за Кайраса, а его сестру. Вода очищает мысли, но не даёт понимание по какому пути идти, что делать. Видия. Когда уже твои амбиции умерят свой аппетит, сестра? Камал ждёт, не торопит. Глаза открывать не спешу, продолжая держаться за бочку, вода стекает ручейками с волос прямо на курту, даря приятную прохладу в обычный жаркий день. Возможно раньше без раздумий согласился бы, лет эдак семнадцать назад, когда друзья были на первом месте. «Хех». Но с возрастом приходит понимание ответственности и долга перед семьёй и родом, порывы учишься гасить, думать, прежде чем кидаться в омут. Как могу открыто против семьи пойти, когда должен их защищать? Но Камал с Кайрасом тоже моя семья, а значит и Дивия, их тоже бросить не могу. Как же сложно рвать сердце на части. Нельзя выбирать, не правильно.       – Невозможное просишь, – откидываю мокрые волосы назад и запрокидываю голову, сгоняя воду с прядей ручейками по спине. – Как между семьёй и другом могу выбрать?       Разворачиваюсь и опираюсь бёдрами на бочку. Жду ответа. Молчит некоторое время.       – Ты прав, прости, – и отворачивается сжав кулаки. – Я не имел права тебя просить об этом, здесь замешаны интересы твоей семьи. А Видии на всё и всех плевать, она идёт по головам ради достижения своих целей.       Сжимаю края бочки и те до боли впиваются в ладони. В беспринципности и неразборчивости сестры на пути к цели я уже успел убедится совсем недавно. Но предать не могу. Запрокидываю голову назад и тяжко вздыхаю, подставляя лицо закатному солнцу. Как же просто было там в Клифаграми, никаких интриг и сделок с совестью. Здесь же на каждом шагу приходится переступать через себя и свою совесть. Опускаю голову и возвращаю взгляд к Камалу.       – Я не предам сестру, – друг обречённо кивает, понимая, что война проиграна. – Но даю слово, что сделаю всё возможное, чтобы вырвать Дивию из этой жестокой шахматной партии.       Рай удивлённо вскидывает голову и в неверии смотрит на меня, пытаясь удостовериться, что ему не показалось. Понимаю, что подписался на опасную авантюру, но по-другому я не могу. Не могу бросить друга, не могу бросить Шарма.

~~~

      – Как хорошо, что вы оба здесь, – окликает Видия, когда Доран уже почти выпроводил Камала за дверь. – Ну и видок у вас, вы по земле катались что ли? А что у тебя тут? Кровь? – она морщится, а мужчины заговорщически переглядываются, ухмыляясь.       – Что-то случилось? – Доран напрягся в ожидании ответа.       – Лорд-командующий Кристиан де Клер, приглашает нас на бал, приуроченный ко «Дню Всех Святых». Как он пишет, – Видия подносит письмо к лицу и вслух читает, – «этот праздник отмечается в Великобритании с 15-16 веков и отличительной особенностью торжества являются маскарадные костюмы, изображающие персонажей различных сказок, легенд и мифов. Но это не обязательно. Однако, чтобы поддержать атмосферу вечера, прошу надеть хотя бы маски».       – Бал-маскарад? – мужчины восклицают практически хором.       – Да, господа, именно так, – она сворачивает письмо и похлопывает им по ладони. – Вам, Камал, должно было тоже прийти, – она машет листком в его сторону.       – Возможно. Что-то пришло от лорда, но я не успел прочитать, – хмурится он.       – А мне-то что там делать? Если ты не забыла, то мне лучше на глаза англичанам не попадаться, они мой шрам сразу узнают, – рука непроизвольно тянется к рассечённой брови.       – Не будь глупцом, – как всегда, жёстко отрезает Видия. – Это отличная возможность собрать информацию не будучи узнанным. Ты будешь в маске, Доран, забыл?       Ему приходится согласиться, что это прекрасная возможность выйти в общество без риска попасться на крючок британским ищейкам. Камал, наконец, уходит.

~~~

      Осторожный стук в дверь вырывает меня из задумчивости. Камал задал сложную задачку и сейчас все мои мысли направлены в это русло. Лениво поворачиваю голову, даже не удосужившись встать с кровати, на которую повалился едва вышел из ванной, в одной дхоти, небрежно повязанной вокруг бёдер и с голым торсом. Без моего разрешения дверь приоткрывается и в комнату заглядывает голова Латики.       – Можно, господин?       – Входи, – машу кистью, разрешая войти. – У тебя есть что-то новое для меня?       – Пока нет, – отрицательно качает головой. – Но я могла бы помочь вам расслабиться, – опускает глаза и закусывает губу, при этом бесстыдно разглядывает меня из под опущенных ресниц.       Надо же, какое рвение. Вряд ли вдруг прониклась к хозяину теплыми чувствами, скорей всего деньги нужны. Прислушиваюсь к себе, прикрыв глаза, после тренировки и небольшой стычки с Камалом тело ломит от приятной усталости, шевелиться нет ни сил, ни желания. Голову разрывает от навязчивых мыслей и идей, заснуть бы хоть, а то в последнее время удаётся заснуть только под утро... Кажется я затянул с ответом, чувствую как прогибается кровать рядом, но даже это не заставит меня открыть налитые тяжестью глаза.       – Латика, не сегодня, я устал, – маленькая ладонь нежно проводит по груди, прессу и ныряет под дхоти. – Хаххх…       – Отдыхайте господин, я всё cделаю сама.       Она нежно касается моего достоинства, которое тут же отзывается на её ласку. «Хех, а ему всё нипочём.» Расслабляюсь, отдаваясь в её, как ни странно, умелые руки. Развязывает дхоти и запускает руку ниже, в промежность, обхватывает мошонку, чуть оттягивает, мнёт, пуская по телу мурашки. Возвращается к начинающему набирать силу члену и делает несколько поступательных движений рукой, то сжимая, то ослабляя хватку. «Как же хорошо...» Напряжение в паху всё нарастает. Даю себе обещание, что не вмешаюсь в процесс и не открою глаза до самого конца, тянусь за подушкой и накрываю себе лицо, вцепившись в неё обеими руками. Память услужливо подкидывает картинки из недавнего сна, а ладони непроизвольно сжимаются в кулаки, сминая тонкую ткань наволочки, стоит из красноватого марева проступить красивым чертам, искажённого страстью, лица наследницы Шарма.       Латика раздвигает мне ноги и устраивается между них, проводит ладонями от колен к тазу и горячий влажный язык касается основания члена. Воображение ловко рисует благородный абрис лица соколицы, обжигающей своим дыханием низ моего живота, постепенно делая его чётче и реалистичнее. Вздрагиваю и чуть дёргаю бёдрами навстречу, не в силах сдержаться. "Девиии..." И, кажется, все мысли улетучиваются из моей головы.