Новая история войны

15 июля 1922 года. Капли начинают свой путь во тьме, где они формируются и набирают силу, вбирая мельчайшие частицы, витающие в воздухе. И наконец, с еле слышным стуком они разбиваются о землю. Их бесчисленное множество сливается в единый белый шум. Эти капли называют слезами неба. Людям нравится думать, что природа плачет вместе с ними. Их солёные слёзы смешиваются с пресным потоком небесных рыданий, что обычно приносит утешение. Но не ему и не этой ночью. Молнии то и дело озоряют блестящие от воды бревна, перемешанные с кирпичами. Они напоминают костёр, сложенный великаном, который он так и не поджёг. Среди обломков можно разглядеть почти целую черепицу, словно одеялом накрывающую остатки дома. А на перилах покосившейся веранды висит промокшая белая сорочка. Это всё, что ему оставили. На этих развалинах сидит дрожащий человек. Кажется, ещё немного — и он задребезжит, словно стеклянный, или разразится звоном хрустального бокала. Но он покрыт паутиной глубоких трещин, и потому петь не сможет больше никогда. Из-под груды кирпича виднеется женская бледная кисть с золотым кольцом на пальце. Стеклянный мужчина обхватывает её своими израненными руками. Кажется, что любое лишнее движение — и его спутница превратится в воду, утечет сквозь пальцы, растворится в каплях. Но она остаётся неподвижной, источая холод. За его спиной стоит она. В стерильно белых одеяниях, напоминающих множество сплетённых между собой лоскутов. Они беспорядочны, но всегда на своём месте. Лицо и волосы скрываются под капюшоном. Ткань не намокает, несмотря на дождь, и не колышется от порывов ветра. Их не может коснуться даже сам свет. Стеклянный человек её боится, ждёт, проклинает и зовёт. Она с нами всегда, от тревожного начала до тихого конца.

***

Всё то же 15 июля. Д-а-н-и… Буква за буквой, с трепетом и настороженностью, появляются в углу страницы. После тщательно выведенных витиеватых «э-л» наконечник пера приступает к завершающему «ь». — Ангрес! — слышится приглушённый зов из-за двери. На бумаге появляется резкий штрих с мелкими брызгами чернил вокруг. Девочка захлопывает книгу, с досадой думая, что наверняка испачкает и другой разворот. Но в разы хуже будет, если её поймают. — Праздник — это, конечно, прекрасно, но нельзя ведь его весь проспать! Она сгребает магловский роман вместе с пишущими инструментами под кровать, а затем задвигает туда же сундук, чтобы скрыть книгу. Вскакивает, бросается к двери, но возвращается, чтобы взглянуть в зеркало в полный рост, обрамлённое рамой с живыми фигурами, представляющими сюжеты из приключений Мерлина. Ведьма встречается с разноцветными глазами. Правый — светло-голубой, с чёрной каймой, левый — карий, словно тёплая карамель. Вновь произносится её имя. — Если опоздаешь на дуэль, будешь оттачивать трансфигурационные чары, пока не превратишь котёл в часы. Тяжёлая дубовая дверь распахивается. У противоположной стены стоит, прислонившись к ней, молодой человек. Он отталкивается и приближается к застывшей в проёме девочке с разлитыми жидкой платиной по плечам волосами. — С пятнадцатым днём рождения, — проговаривает брюнет, притягивая подростка к себе. — Спасибо, — бормочет девочка, уткнувшись в жилистое плечо, и ещё тише добавляет: — Даниэль. Они стоят в обнимку всего несколько секунд, но этого хватает, чтобы Ангрес уловила мятные и кофейные нотки. Её наставник заваривает кофе одним и тем же способом, в одной и той же турке, в одно и то же время уже почти пять лет. С тех самых пор, как их тут заперли. «Ради общего блага». Они спускаются в обеденный зал, слишком просторный для трёх человек, что в нём бывают. Вернее, бывали пять месяцев назад. Сейчас их только двое. Стены словно разъезжаются всё дальше, а низкий потолок только и жаждет упасть и раздавить их или съесть. — Позавтракай и иди на тренировочный плац, — бросает Даниэль, оставляя Ангрес наедине с комнатой-людоедом и горячей яичницей с апельсиновым соком, поданными невидимым слугой. Домашние духи — она не может сказать, эльфы ли это, привезённые из Франции, или местные представители хранителей очага. Они никогда не попадались девочке на глаза, даже когда она этого хотела. Её ноги словно наполняются разрядами молний, требуют скорее догнать наставника. Они хотят, чтобы Ангрес в один заход отправила в рот завтрак и проглотила всё уже на бегу, как можно дальше от этой пустой комнаты. «Sois sage comme une image». Ведьма садится за тяжёлый деревянный стол, на такой же стул. Разрезает завтрак на маленькие квадратные кусочки, подцепляет один вилкой, медленно подносит его к бледным губам, аккуратно съедает, тщательно пережёвывая. Спустя десяток минут на тарелке остаётся несколько квадратиков, а рядом пустой стакан, отражающий светло-голубое небо в окнах. Девочка выходит во двор. Он простирается на сотню ярдов вокруг виллы, а за ним, обозначая границу безопасной территории, густой стеной возвышаются дикие заросли. В контраст им сад засажен композициями из фигурных карликовых деревьев и кустов, застлан идеальным зелёным ковром газона и разрезан дорожками, выложенными белым кирпичом. В нём нельзя ни потеряться, ни спрятаться — всё как на ладони. Он, как и большинство комнат, создан лишь чтобы быть, в нём не читают, не бегают босыми ногами по покрытой утренней росой траве и даже не гуляют. В десятке шагов от входа находится возвышенная на фут над землёй большая платформа, вымощенная по спирали бетонными плитами. Пустая. Она окружена невидимым барьером. Пропускает всё, кроме магии. Единственное место, где можно трансгрессировать в пределах защитного купола, решётки. Ангрес крепче сжимает древко бузинной палочки. Вторая нога касается плаца. Теперь она внутри. В неё летит красное заклинание. Девочка отпрыгивает в сторону. «Всегда будь готова к нападению». — Молодец, всегда будь готова к атаке, — звучит со стороны, откуда летел алый сгусток. — Особенно… Ведьма делает резкий взмах палочкой, направленный на неё саму, и исчезает. — …когда ты там, где это имеют возможность сделать, — слышится вздох. — И как мне увидеть, что твоя техника не превратилась в креветочные пляски? — Поверить, — слышится сзади. В место, откуда исходил голос наставника, летит синяя искра. В ответ отправляется золотистая. Они перекидываются ими стремительно, часто меняя своё местоположение. «Шуточная разминка». Заклятия смешиваются, сталкиваются и разлетаются. Но вскоре раздаётся крик, и вновь ставшая видимой ведьма спотыкается о внезапно выросший позади бугорок, больно ударяясь о плиты. — Поверил. И теперь ты валяешься на земле, — хмыкает Даниэль, снимая с себя дезиллюминационные чары, и протягивает руку Ангрес. Она хочет запротестовать, что нечестно изменять рельеф площадки, но в голове звучит привычный голос: — «Маленькая Амби не умеет проигрывать, как, впрочем, и выигрывать, только придумывать всякие оправдания», — слышится смешок. — «Ты всегда была такой». Второе имя заставляет её скривиться. Она прикусывает язык. Ей нужно победить. Сегодня последний шанс. Около полудня Даниэль отправится к отцу. Это единственная возможность с ним связаться в этом году. Выбраться из этой чертовой клетки из проклятого золота, «обеспечивающей безопасность». Их с матерью шанс. Ангрес знает, что у Марантины осталось совсем немного времени. Уже давно, с тех пор, как они попали сюда, просто прежде не хотела этого признавать. Ведьма сжимает палочку. Делает маленький вираж, будто бы случайно. Воздушный серп ударяет аккурат по внутреннему сгибу колен противника. И он падает. Времени его растерянности хватает, чтобы девочка могла аппарировать — затратный, но быстрый способ встать на ноги. — Долор, — Ангрес чётко произносит заклинание из категории тёмных. В спину мужчины летит ядовито-жёлтый луч. Его прошибает такая волна боли, что приходится опереться на руки. Ведьма, «как и все нормальные волшебники старше десяти», владеет невербальной магией — ей незачем говорить вслух. Это лишь объявление начала дуэли. Противник трансгрессирует. Девочке же нельзя применять этот трюк слишком часто, иначе выдохнется и начнёт совершать ошибки. Поэтому она внимательно слушает. При хлопке отпрыгивает в сторону, избегая проклятья. Перерывы между атаками становятся куда меньше. В основном она старается уклоняться, при таком шквале проклятий щиты выигрывают лишь несколько мгновений на подумать. При этом мужчина постоянно меняет точки, из которых их шлёт, что усложняет задачу попасть по нему. Если бы было защитное заклинание посильнее какого-то Протего Максима, проносится в голове Ангрес. Прошло около пяти секунд. Слишком много. Щит рассыпается на осколки. Прямо на неё летит чёрный густой дым. Два фута. Слишком мало. Она не успеет. Не увернуться, не аппарировать, не возвести новый барьер. Не связаться с отцом. Единственный способ — заставить проклятие исчезнуть. Сгореть до пустоты, чтоб не осталось даже пепла. Заклинание вот-вот её настигнет. Она жмурится, ожидая боли. Из палочки вырывается столп ярко-голубого пламени. Мир тонет в его свете, даже сквозь опущенные веки. А когда Ангрес удаётся отморгаться, вернув ему несколько цветов, она видит чёрный силуэт. Ведьма тут же устанавливает защитное заклинание и группируется. Кажется, будто из правой руки вытянули все силы. Однако новых проклятий не следует. Даниэль шипит, массируя глаза. Затем, щурясь, приоткрывает их и гипнотизирует взглядом бузинную палочку, направленную на него. Девочка недоуменно следит за его действиями, стараясь сохранить настрой. Молодой человек выпрямляется. Ведьма начинает чертить в воздухе вираж для проклятия, чтобы продолжить дуэль. Вместо этого по плацу разносятся одинокие аплодисменты. — Поздравляю, ты создала новую форму защитных чар! — восторженно улыбается Даниэль, со всё ещё слезящимися глазами. Ангрес продолжает буравить его подозрительным взглядом. Но Даниэль радостно смеётся, а во взгляде чёрных, блестящих от влаги глаз читается гордость. Поэтому она тоже немного приподнимает уголки губ. — Молодец! Ты наконец проявила себя, — он подходит и слегка треплет её по плечу. — Мне будет о чём рассказать Господину. Ты достойная наследница. Он будет горд. Ангрес счастлива впервые за долгое время. Отец, сам Геллерт, будет рад её результатам. И она пытается на физическом уровне запомнить это солнечное, лёгкое чувство. Потому что сама должна его разрушить. Грин-де-Вальд каждый год узнаёт, чего достигла его дочь и какие ошибки она совершила, но не больше. Наставник отчитается, вернётся спустя месяц, и всё повторится вновь. Ещё один год, такой же, как и пять предыдущих. — «Только хуже», — в унисон с ней шепчет голос. — Возьми меня с собой, — произносит девочка. Выражение Даниэля тут же меняется на утомлённое. Такое, какое бывает у родителя, которого ребёнок уже в сотый раз просит проверить, нет ли монстра под кроватью, несмотря на бессменный довод «их не существует». Ангрес терпеть его не может. Потому что это не просто детская разыгравшаяся фантазия, а глубокий, словно тёмное море из кошмаров, страх. Безвозвратно засевший в лёгких. От которого не сбежать, не откашляться. — Возьми меня с собой, — уже громче повторяет она. — Я хочу помогать отцу. Серебряное кольцо жжётся. Дар, который она носит не снимая. Её личная «корона» принцессы. — Ты прекрасно знаешь ответ, — бросает наставник, шагая в сторону дома. — Я не видела его около пяти лет. Не слышала о нём ничего, кроме «тебе не нужно об этом беспокоиться, сосредоточься на тренировках». Как я могу быть наследницей, если всё время торчу здесь? — начинает распыляться ведьма. Она мысленно молит наставника, чтобы тот поддался на эти аргументы. О главных причинах ей не хочется говорить вслух. Ведьме чудится, что так чудища, прячущиеся в тени, обретут плоть и утащат её в пучину. Жаль, что девочке уже известен приговор. — Мы говорили об этом. Ты здесь в безопасности. Ангрес крепче сжимает палочку. Древко вдавливает металл в кожу. — «Думаешь, она спасёт тебя от них?» — шепчет голос, так что в конце вопроса звучит «с». — Мама тоже? — Что? — Даниэль оборачивается, выглядит не столько удивлённым, сколько сомневающимся в собственном слухе или надеющимся на это. — Мама тоже в безопасности? Она начала меняться, когда мы уехали. Даниэль молча смотрит на девочку. Она сглатывает и продолжает. — Я видела, как приходил доктор. Она кричала. К ней, что сама когда-то была одним из, если не лучшим легилиментом. К ней, что учила Ангрес этому искусству. К ней приходил мозгоправ. — «Седьмое марта. Без трёх минут полночь», — вынимает голос застывшие часы из карманов памяти. Мужчина стоит с выражением мутной восковой маски. Ангрес молчит. Ждёт. И замечает трещины, бегущие меж бровей и в уголках глаз. Ему жаль. Волшебник разворачивается и сухо роняет: — Сегодня я иду один. Ведьма стоит на том же месте и лишь прерывисто, с большими паузами, выдыхает: — Прошу. Она ведь… сойдёт с ума… А… следующей… — она еле шевелит губами. — стану я. — Такого не произойдёт, — почти цедит маг, продолжая отдаляться. — Ты лжёшь и знаешь об этом! — намёк на слёзы в голосе заставляет его остановиться. — Хотя бы письмо, — пытаясь унять дрожь, молит она. — У тебя час. Ангрес срывается с места. Она добирается до дверей куда раньше своего наставника. Кольцо забывается. Ведь оно всегда с ней, всегда на указательном пальце правой руки. Полупрозрачная картина невероятной красоты: на ней четыре человека смеются в лучах солнца и луны. Но любимым числом Амби всегда было пять.

***

15 августа. Спальня с высоким потолком, большими окнами, стекающими с него почти до самого деревянного пола, зеркалом, грузным шкафом для одежд, в который лучше не заглядывать, и используемым в качестве полки для ненужных пособий и бумаг рабочим столом у стены напротив заваленного всевозможными вещами ложа. Девочка влетает в свою комнату и бросает сумку на кровать, рядом с начерченными траекториями пассов, раскрытыми учебниками с заметками на полях, книгой с именем Джейн Остин на голубой пудровой обложке, расческой и свернутой в кучу ночной сорочкой. Она хватает один из учебников и забегает в свою мастерскую, смежную с покоями. Ей нужно чем-то себя занять. Вечером возвращается Даниэль. И решение отца, возможное спасение для его супруги и дочери. Отличие помещений сразу бросается в глаза. Мастерская обманчиво пуста, даже поверхность широкого стола ничем не занята. Но в ней огромное количество массивных дубовых ящиков и шкафов, расставленных по периметру. Впрочем, и в них царит скрупулёзный порядок. — Они должны быть здесь… — бормочет ведьма под шелест страниц. — Недостаточно сильное. Недостаточно… нет, нет, и это тоже нет. Она замирает. — Конечно! Сон в виде газа… — спустя мгновение Ангрес морщится. — Над названием придётся поразмыслить… дым смерти? Смертельный туман? Она залезает в шкаф с разноцветными склянками и достаёт одну, заполненную прозрачной жидкостью, и ставит на край стола. — «Это трещина?», — девочка протягивает руку, чтобы отодвинуть зелье на безопасное расстояние. Но не успевает его коснуться. Из спальни раздаётся глухой стук. Словно что-то упало. Книга. Возможно, магловская. — «Prudence est mère de sûreté», — вздыхает голос. — «А ты за месяц одиночества стала совсем беспечной». Ангрес выбегает из мастерской, но прямо на втором шаге её ноги словно врастают в паркет. Она видит Марантину. Впервые после визита того старика она видит её, а не просто ловит в щели приоткрытой на мгновение двери. Светлые волосы Марантины сальные и спутавшиеся. Зелёное платье спущено с одного плеча, а пуговицы застёгнуты в неверном порядке. Тонкие руки, покрытые красными полосами, такие остаются от ногтей. Осунувшееся лицо, постаревшее не на месяцы, а на годы. И глаза — голубые, когда-то ясные, теперь подёрнутые серой мутной пеленой. Они видят чётко лишь тени, силуэты, дементоров собственного сознания и грязную, горящую опасным алым цветом, книгу у своих босых ног. — Мама? — зовёт девочка. Уши женщины слышат зов. Но он истошный, испуганный и пропитанный болью насквозь. — Это не её. Это не её. Это не её. Это не её. Это не её, — непрерывно лепечет Марантина, падая на колени. В глазах Ангрес читается испуг, брови сдвинуты, по спине пробегает холодок, а внутренности скручиваются сотнями спиралей. Ей жутко. — Мама, это… — тихо шепчет она. По комнате разносится хруст рвущейся бумаги. Резкие движения рук сопровождаются непрерывным бормотанием. — Книги нет. Не за что наказывать. Книги нет. Её никогда не было. О чем ты говоришь… В носу девочки начинает щипать. Скрюченное существо перед ней прежде было самым изысканным человеком, которого она встречала и когда-либо встретит. Когда от книги остаётся груда чёрно-белых обрывков и измятая обложка, женщина блаженно улыбается. — Огонь… огонь… — она начинает дёргано мотать головой. Её взгляд останавливается на разноцветных глазах. И она отшатывается. — Нет. Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет, — её голова раскачивается с неестественной силой, кажется, что ещё чуть-чуть, и она свернёт себе шею. Ангрес отступает на шаг. Ей страшно. Она неосознанно достаёт палочку. Выражение существа искривляется в гневе. — Не смей! — кричит она и бросается вперёд. Она всё ещё находится на коленях, поэтому напоминает истошно вопящего четвероногого монстра. Да, определенно какая-то магическая тварь, демон, это не может быть её мама. Девочка забегает в мастерскую, хватается за дверь, наваливается на неё всем телом, чтобы скорее закрыть, но падает от сильного толчка и теряет палочку. За неё сразу же начинают цепляться костлявыми пальцами. И Ангрес кричит. Пытается вырваться. Пока её не придавливают к полу. Пока родные руки не смыкаются у неё на шее, сжимаясь с небывалой силой. — Не смей-несмей-несмей-несмейнесмейнесмей, — визжит, брызжа слюной, гротескная морда перед её краснеющим лицом. Девочка хрипит, извивается, царапается и пинается. Плачет. Безрезультатно. Её пропитывает невыносимая горечь от понимания, кто её душит. Ведьма хочет, чтобы она её растворила, превратила в лужу непонятного нечто, лишь бы не видеть этих двух безумных голубых огоньков. Ещё мучительнее то, что, даже если воздуха почти нет, умирать она будет ещё долго. — «Сосредоточься, Амби», — напряжённо велит голос. — «Что ты видишь?». И она слушается. Начинает лихорадочно бегать глазами по комнате. Ничего. Её потряхивает, шею сжимают сильнее. Тени тянут свои когтистые руки, закрывая ей периферийное зрение. Ещё раз. Она больше не слышит криков, лишь грохот сердца. Круг видимости становится ещё меньше, почти целиком занятый трясущейся головой существа. Демоны шепчутся и смеются. Она действительно умрёт? Снова. Зелье. Лёгкие горят. Ангрес собирает воедино остатки своего сознания. Она сосредотачивается на культивации желания, чтобы сосуд поднялся в воздух, отметая всё остальное. И он поднимается. Недолго парит и поднимается выше. Девочка почти перестаёт видеть. Зелье разбивается о голову женщины. Жидкость ручьями стекает по лицу. Заливает глаза и попадает на искусанные губы. Марантина вскрикивает, тянется руками к голове и, обмякнув, сваливается с дочери. Ангрес кашляет. Ей чудится, словно она вдыхает не воздух, а едкий горячий дым. Горло саднит. Она пытается привстать на руках, получается у неё… скорее, не получается отлично. Мастерская переполнена частыми скрипучими вдохами и глухими, словно воздух из лёгких выгоняют ударами дубинки, выдохами. Как только ей удаётся начать видеть очертания предметов, ведьма, шатаясь, ползёт на поиски палочки. Она добирается до шкафа. Ложится, прилипнув щекой к холодному полу, и сканирует пространство под ним. Есть. Тянется рукой, чувствуя, как к ней липнет пыль и другой сор. Опираясь обо всё, что рядом, девочка встаёт на ноги. Смотрит на смятое неподвижное тело. Все внутренности заливает вязкая смола, исключая мозг. Он работает во всю, но этого мало, чтобы обработать взрывы мыслей, не успевающих облачиться в слова. Должно быть, она скоро умрёт, ведь чувствует ледяное дыхание на своей шее. — «Выйди из комнаты и запри дверь». У Амби вырывается смешок. Конечно, потеряв носителя, паразит исчезнет. Впрочем, она вновь следует за голосом. После тихого щелчка и дрожащего виража палочки Ангрес стекает на пол, постепенно застывая янтарём, а внутри всё кипит. Минута. Первая, вторая, десятая. А может, пятидесятая. Но сердце не успокаивается, будто хочет проломить черепную коробку. Ангрес очень страшно. Несмотря на солнечные лучи, которых раньше боялись тени. Солнце, которое её успокаивало, говоря: «они не придут, пока ты под моей защитой», сейчас безразлично молчит. Когда это раньше? Было ли это вообще? Ангрес кажется, что она спит. Мир вокруг такой причудливый, странный и нереальный. Краски какие-то слишком резкие, будто штрихи карандаша, когда он сильно давит на бумагу. Горло болит, значит, это не сон. Но разве реальность? Слишком не похожа. И почему во сне ничего не может болеть? Что-то здесь не так. Была ли когда-либо та реальность, с которой девочка могла бы сравнить эту? И была ли когда-либо сама ведьма? А ведьма ли она? В сказках они часто были плохими, убивали и травили людей… Ангрес плохая? Она знает одну сказку, не помнит, кто её рассказал… Она о трёх… Девочка проваливается в старую легенду.

***

Сильный грохот. То, что вырывает Ангрес из сетей грёз о прошлом. Звук донёсся со стороны входа в покои. Она, всё ещё не полностью сбросившая затвердевшую скорлупу, пытается понять или вспомнить, что происходит. В комнате стоит полумрак. Вечереет, больше солнце её не защитит. Двери с вырванными петлями виднеются на полу. В проходе стоит человек. «Одежды темнее ночи, лицо белее дня, лежит она, прекрасная, в гробнице из стекла», звучат слова из сна. Девочка отшатывается. Однако бела не кожа, а керамическая маска. Впрочем, это мало что объясняет. Куда более разговорчива направленная на неё палочка. Ведьма откатывается в сторону. На стене за ней появляется чёрное, источающее смрад, шипящее пятно. Разноцветные огоньки мечутся из стороны в сторону по роскошной комнате. По крайней мере, ещё три минуты назад она была такой. Летящие во все стороны щепки от массивного стола с тихим стуком ударяются о паркет. Едкий дым тлеющей ткани обжигает лёгкие. У Ангрес, прячущейся за столом, о кромку сознания монотонно бьётся лишь одна мысль: «Выжить». Она безумно устала. Но страха куда больше. Сильнее. У неё просто нет выбора. Кажется, её готовили именно к этому. Ведьма должна защититься. Преграда от нападок противника ломается за считанные секунды. Ангрес выскакивает из бывшего укрытия, выставляя щиты, и, когда даётся возможность, что редкость, отправляет во врага атакующие проклятья. Долго держаться под натиском зловредных заклятий у подростка не выходит, то и дело пропускает, не успевает поставить щиты, неверно предсказывает действия Масочника. Всё, что срывается с его палочки, — сборник тёмной магии. Не такой, как у Даниэля, болезнетворный, а тот, что, достигнув цели, оставит только изуродованный клочок плоти. Поэтому каждая оплошность может обойтись ведьме очень дорого, почти смертельно. Масочник не перемещается сам, но и ей оставляет крохотное пространство для маневра и путь назад, перекрывая другие направления огненными потоками, предметами, воздушными и настоящими серпами, что крошат стены. Её оттесняют, на теле кровоточит множество ран от искр и щепок, пот щиплет глаза, но адреналин и нескончаемый поток заклинаний не дают обратить на это внимание, как и на то, что палочка из бузины раскалилась и резонировала, как сумасшедшая. — «Ты проиграешь. Думай», — цедит голос. Грудь вздымается от тяжёлого, окончательно сбитого дыхания. Ей необходим какой-нибудь трюк, уловка… Ей нужно пламя, которое выжжет на время глаза её противнику. А ведьма выпрыгнет из окна. Она выставляет очередной барьер. Один. Вспомни, что ты чувствовала тогда на плаце. Два. Ну же! Давай. Три. Прошу. Четыре. Щит рушится. Пять. Красный луч летит прямо на неё. Появляется белая вспышка. Гораздо меньше и тусклее, чем в прошлый раз. Левую руку пронзает адская боль. Ангрес кричит и, споткнувшись об обломки мебели, валится на пол. Человек в маске, не теряя времени, выбивает её палочку. — Кто ты и что тебе от меня нужно? — шипит девочка, сжимая предплечье освободившейся кистью. Боль только нарастает, расползаясь по конечности. Противник игнорирует возглас. Только сейчас ведьма чувствует горячие тропинки, которыми испещрено лицо. — «Какие глупые вопросы. Он убийца. Твой будущий палач», — в словах нет привычного яда, лишь пустая обёртка. На противнике есть единственный порез на ноге, почти царапина. Порванные брюки и тонкая красная полоска — вот всё, чего стоят ведьмины старания. Из-за «передышки» на бедняжку валится всё то, что до этого оставалось в стороне: паника, боль во всём теле. Воспоминания. О том, что было до дневного сна. Глаза сами находят запертую дверь. В первый миг ей хочется исчезнуть, во второй весь мир и время становятся тягучими, словно патока. Взгляд блуждает по комнате. Возможно, и не было всего этого. Разорванная книга. Ангрес Амби Грин-де-Вальд просто сошла с ума. Поваленная дверь, сливающаяся с паркетом. А голос уже обо всём знает, поэтому такой спокойный, доволен своей победой. Сундук, придавленный сломанной кроватью. Сегодня вернётся Даниэль. И ему придётся разбираться с двумя безумцами. А Ангрес ведь предупреждала. Разбитое зеркало. Ведьма просто подождёт, пока он спасёт её из этого ада. Горящие глаза. Голубой и карий. Красные, опухшие, но такие же ясные, как и месяц назад. Нет. Она в кристально чистом рассудке. — «Возьми себя в руки». Время начинает свой ход в ещё большей спешке. Нутро переполняется жаждой жить. Грудь сильно и часто вздымается. А враг вальяжно шествует к ней. Отстукивая каблуками секунды до казни. Ангрес неосознанно ползёт назад. Левая рука безвольно висит, перестав даже болеть. Правая ладонь касается чего-то гладкого, отличающегося от паркета. Большой осколок зеркала. Девочка смотрит на приближающегося человека. Сглатывает. Сжимает кусок стекла. Больно. Мокро. И тепло. Она лишь сильнее вонзает осколок в пальцы. Последняя надежда прямо у неё в руке. Палач останавливается возле осуждённой. Ангрес бросается на него. Всё вновь замирает. Она отлетает к окнам, больно ударяясь спиной и пластом падая на пол. Дёргается в конвульсиях, напоминающих рвотные позывы, в попытках вдохнуть. — Милая, милая Ангрес. Даниэль неплохо тебя обучил, но заклинаний, что не способны убить, мало, чтобы одолеть меня, особенно в исполнении изнеженной барышни. Какая жалость, — издеваясь и растягивая, выплёвывает приглушённый голос из-под маски. — Ещё и умрёте скучно… Девочка не понимает, что он говорит. Тело раскалывается. «Я умираю», — бьётся в воспалённом сознании Ангрес. «Нужно увести его подальше от мамы…» — крутится рядом. Девочка, шатаясь, отплёвываясь от крови, встаёт. В спину дует ночной ветер. И лишь на задворках мелькает мысль, что голос под маской ей смутно знаком. — Авада Кедавра, — стальной топор, облитый приторно-сладким мёдом, опускается на шею. Последнее, что Ангрес видит, — черноту в прорезях маски и тёмное небо. В пламени зелёном полотно сгорает, два светила чёрных вместе тлеют, тают.