Малиновый пакет

      Озадаченные подружки-женсоветчицы уже битых полчаса пытались разобраться, что же все-таки случилось с Шуркой. Ведь вела она себя явно подозрительно! Для начала попросила собраться всех в курилке, после чего сама засела в кабинете Малиновского чахнуть над плюшевым златом. Но и это еще не все! Шура, их боевая Шурочка, расплакалась и обратилась в бегство! Когда такое в последний раз было? Никогда! Вдобавок, все они, кроме опоздавшей Катерины, слышали, что Александра Кривенцова обзывала кого-то уродом, а кого и за что — непонятно!       В общем, анализ этого происшествия не требовал отлагательств. Даже главная труженица всея «Зималетто» — Екатерина Пушкарева — не спешила возвращаться на свое рабочее место. Наоборот, звонила шефу, ссылалась на «очень важные дела» и осталась… И это, на секундочку, Катя Пушкарева! Если уж она отпрашивается у Жданова, значит причина самая что ни на есть серьезная!       О ждановском инциденте, к слову, все благополучно забыли. Не такое уж это и открытие, что их шеф — кандидат в мастера спорта по зычному ору. К тому же, в свете последних событий эта тема потеряла всякую актуальность. Сейчас более остро стоял вопрос, напрямую касавшийся их подруги! Так что извините, Андрей Палыч, но на этот раз Вы останетесь в тени.       — И все-таки, дамочки, — нарушила образовавшееся несколькими минутами ранее молчание Маша, — Че это было-то вообще, а?       — Да что тут непонятного, — воскликнула самая опытная (среди присутствовавших, конечно) Светлана, — Шурочка наша запала на Малиновского!       — А я не понимаю! — возразила Амура, — Светланчик, ну с чего ты вообще это взяла?       — Действительно, Свет, — поддержала позицию подруги Пончева, — Это же Малиновский! Все же знают, что он еще не пропускал ни одной юбки… — женщина осеклась, заметив нервное потряхивание ноги Марии Алексевны, — Прости, Машка.       — Ой, да не, че вы! Не обращайте внимания, — выкрикнула Тропинкина, нервно туша сигарету, — Меня тут вообще нет! — она еще несколько секунд потопталась на одном месте, прежде чем покинуть зал заседаний.       — Пончита, — процедила сквозь зубы Амура, — Ну кто тебя просил?!       — А что… Девочки, я что, не права.? Шурка же сама его сколько раз прикрывала… — не обнаружив никакой поддержки со стороны однопартийцев, у Тани по обыкновению сдали нервы, — Ой, да!.. Да ну вас!       Пончева тоже устремилась к выходу из уборной. По всей видимости, ей стало стыдно перед Машей; она решила догнать ее и извиниться. Хотя, бежать тут бесполезно: Тропинкина все равно не захочет никого видеть в таком состоянии. Отчего-то, мерзкие воспоминания о предательстве Малиновского, если в его отношении можно использовать слово «предательство», вновь заполонили ее голову. Ну что за дурацкая привычка вестись на богатых уродов?!       «Неужели, Шура туда же…» — подумалось Маше. Стало искренне жаль подругу, ведь каждому в «Зималетто» понятно, что из отношений с Романом ничего хорошего, или хотя бы нормального, выйти не могло. И от этой внезапно всплывшей на поверхность истины, ненависть к себе и своей наивности вскипала с новой силой, противно обжигая капельками бурлящего отвращения.       Между тем, обсуждения личной жизни малиновской секретарши продолжались.       — Танюша, конечно, в чем-то права, — задумчиво отметила Локтева, складывая ладони на подбородке, — Но, знаете как это обычно бывает: головой понимаешь, что мужик — скотина редкостная, то есть, ну совсем тебе не пара. А сердце не соглашается…       Катерина отвела взгляд. Все-то она понимала. Никто даже не подозревал, насколько явственно. Каждый день она упрекала себя за связь с Андреем, каждый день думала о том, чтобы все это прекратить. Ради его же блага. Мол, женится и забудет… Но ни разу не смогла себя в этом убедить. Не находилось в голове ни одного аргумента, который бы смог обесценить ее чувства. Да, эгоистка. И пусть! Вперед, упрекайте, на здоровье! Но Пушкаревы никогда не сдаются, и Катюша боролась за свое счастье так, как могла. Ведь нет ничего плохого в том, чтобы быть счастливой, верно?..       — Кать, ты чего молчишь? — вопрошающе глядела на подругу Локтева.       — Девочки, — сбивчиво начала Пушкарева, — Я считаю, что даже если Шура влюбилась в Роман Дмитрича, мы не должны вмешиваться в ее личную жизнь.       — То есть как? — выкрикнула Буйо. Ее африканский темперамент протестовал изо всех сил, — Ты предлагаешь нам оставаться в стороне, когда происходит такое?!       — Она сама нам об этом сказала? — Катя строго посмотрела на подруг. Те смолчали, — Нет. А значит, мы ничего не видели и ничего не знаем. Поймите, когда Шура будет готова, она обязательно с нами всем поделится. Тогда-то мы уже придумаем, как ей помочь. А сейчас нужно дать ей время. Я так думаю…       Девочки молчали. Предложение Кати казалось весьма разумным, и все же как им дальше работать вместе с Кривенцовой, вспоминая все, что произошло сегодня — непонятно. В конечном итоге, первой высказалась Светлана:       — Хорошо… Мы будем молчать.       — Поддерживаю, — сконфуженно выдавила из себя Амура, — Я нема, как африканский сом!       — Спасибо, девочки, — улыбнулась Катенька. Кажется, впервые Женсовет дал обет молчания.

***

      Пожар внутри, водопад снаружи. Обзор настолько затуманен, что Шура не понимала, куда идет. Идет ли вообще? Может, это ее так мутит из стороны в сторону? Но нет — уже слышалось дзыньканье проезжавшего лифта. Значит, ресепшен где-то поблизости. Осталось всего лишь не нарваться на кого-нибудь очень злорадного и любопытного. Викусика, например. В обычные дни Шура была совершенно не прочь подпортить физианомию этой красотке очередной едкой шуточкой, но сейчас она, мягко говоря, не совсем в форме.       — Шура? — из-за спины послышался чей-то голос, — С Вами все в порядке?       Девушка в панике прибрала пальчиками рукав рубашки и судорожно вытерла им глаза. Перед ней стояла Юлиана Виноградова — PR-директор показа очередной коллекции «Зималетто» и просто очень обаятельная женщина. Всякий раз как она появлялась в офисе, люди, с которыми ей так или иначе доводилось взаимодействовать, невольно подхватывали ее заразительную энергетику. Правда, видок у нее был какой-то взвинченный, неспокойный. Переволновалась из-за нее? Так неловко… Зачем вообще кому-то вроде Юлианы переживать из-за какой-то секретарши?       — Здравствуйте, Юлиана, — стыдливо пискнула Кривенцова, — Да-да, Вы не беспокойтесь за меня! Все отлично!       — Ну-ну… — покачала головой Вноградова и начала что-то рьяно искать в своей сумочке, — Что ж вас всех в этой «Зималетте» так не любят?! Каждый второй работник на стрессе…       — Что Вы такое говорите? — Шура махнула рукой, — Нас тут знаете как любят!       — Так это же хорошо, Шурочка, — улыбнулась женщина, наконец доставая из своего кожаного ящика Пандоры бутылочку воды, — Но нервные клетки нужно беречь, они не восстанавливаются. Держите.       — Спасибо, — она приняла слегка прохладную бутылку, перекладывая пакет в другую руку.       — Не за что, дорогая!       В этот самый момент, буквально из ниоткуда, появился Великий Маэстро в компании своей любимой помощницы Оле́чки.       — О, Юлианочка! — искренне обрадовался Милко и потянулся обнимать-целовать подругу, — Кáкая встреча! О чем вы тут шу́шукаетесь с этой ве́рзилой?       Удивительно, как у этого гения получалось столь изощренно, с улыбкой на лице, оскорблять неугодных ему людей. Женщина, мужчина — неважно. Выживают красивые, а те, кто не соответствует стандартам Великого Милко должны исчезнуть из его поля зрения. Желательно навсегда! Но Шура, почему-то, исчезать не думала. Наоборот: сделала глоток минералки, посмотрела ему прямо в глаза и выдавила-таки из себя многострадальную улыбку. Надо сказать, эффект — что надо! Маэстро скривился.       — Да отчепись ты от девки, а! — вскипела Ольга Вячеславовна, заметившая странное поведение девушки, — Вот чем она те щас не угодила?       — Ради Бога! — тряхнул головой Милко, — Мы с Юлианочкой как раз собирались о́бсудить обрáзцы для пресс-ре́лиза. Пойдем, красо́та мо́я!       — Шурочка, берегите себя! — сказала Виноградова напоследок, отдавая свою руку господину Вукановичу.       — Шур, чего это с тобой? — женщина осмотрела виновницу своего беспокойства, задерживая ладонь на ее лбу, — Бледная какая-то…       — Олечка Вячеславна-а! — рассмеялась Шурка, но ненадолго. На колесках вернулись старые добрые друзья слезки, — Я ниче не понимаю, Олечка Вячеславна…       — Тише-тише… — прошептала Ольга Вячеславовна, обнимая Шурочку за плечи, — Пойдем в мастерскую, там нет никого.       Оказавшись за изумрудными шторами, девушка почувствовала себя гораздо спокойнее. Все-таки, пространство почти закрытое, тем более когда рядом человек, готовый подставить плечо-подушку для ее слез. Всему Женсовету Ольга Вячеславовна стала не столько подругой, сколько кем-то вроде крестной матери, которая всегда поймет, поддержит и даст дельный совет. Но, что ни говори, больше всех в этом тепле нуждалась именно Шура. Еще в старших классах она похоронила свою маму, а с отцом особо не пооткровенничаешь. Особенно о ней. Впервые Ольга Вячеславовна привела ее в эту мастерскую года три назад, когда Шурочка прошла испытательный срок и была официально принята в «Зималетто». Она плакала и лепетала: «Мамочка… Ты гордишься мной?»       Никто и никогда не видел ее слез только потому, что она убегала плакать сюда, в город Изумрудный, а иногда к Олечке Вячеславовне домой. Успокаивалась быстро, а все остальное время они рассказывали друг другу забавные истории или просто пели. Спустя какое-то время, Шура полностью освоилась на новом месте, стала приходить все реже и реже… Но сейчас она снова тут. Надела зеленые очки и сполна отдалась богатству зашторного города.       — Рассказывай, что у тебя случилось?       — Ольга Вячеславовна, — лебезила Шура, выгиная туда-сюда пальцы, — Это не моя тайна. Клянитесь, что никому не расскажете!       — Ой, Шура! — буркнула женщина, замахиваясь на девчонку свернутым в трубочку сборником сканвордов, — Как-будто могло быть по-другому.       Шура дотянулась до малинового пакета, который успела поставить рядом с журнальным столиком, после чего вытряхнула все его гадкое содержимое. Недолго порывшись в скопе милых безделушек, достала злополучный конверт и протянула его сидевшей напротив Ольге Вячеславовне. Та, кажется, ничего не поняла, поэтому девушка поспешила объясниться:       — Прочитайте, пожалуйста. Тут все написано.       Читала она молча, почти безэмоционально. Разве что единожды выпучила глаза и монотонно покачивала головой. Примерно на середине инструкции, Ольга Вячеславовна проявила интерес к открыткам: брала в руки, открывала, читала, выслеживая строчки пальчиком… И тут же аккуратно закрывала, складывала в одну стопочку. Примерно через семь минут туда же отправилась сама инструкция.       — Дурдом какой-то.       — А я о чем! — взвизгнула Кривенцова, но поймав на себе строгий взгляд Ольги Вячеславовны стихла, — Вот и что теперь с этим всем делать?       — Надеюсь, ты это никому больше читать не давала?       — Да Бог с Вами, Ольга Вячеславовна! — Шурка надула губки, — За кого Вы меня принимаете? Я ж даже не знаю как теперь Катьке в глаза смотреть, понимаете?       — Понимать-то понимаю…       — И с Малиновским этим… — оживленное негодование сменилось вялым шепотом, — Работать как… Тоже не знаю.       — А че с него взять-то, с Малиновского? Он как был балбесом, так им и остался. С инструкцией этой или без.       — А вот и нет! Знаете, я лично никогда не думала, что он может быть способен написать такую… Гадость!       — Милая моя, — рассмеялась хранительница мастерской, — Плохо ты, видимо, своего шефа знаешь. Он и не на такое пойти может, если захочет…       Шура вновь принялась хрустеть своими несчастными пальцами. Ольга Вячеславовна права — Малиновский никогда не претендовал на роль полевого цветочка. Она сама частенько была свидетельницей его недобросовестных, порой даже подлых поступков, но никогда Шурочка не воспринимала это всерьез. Она проводила аналогию с котенком. Нашкодившим маленьким котенком, которому все прощалось за милые глазки и пушистое пузико. Кто станет всерьез воспринимать проказы такого милашки? Презирать его, ненавидеть? Никто. Вот и получается, что Роман Дмитрич у нас всеобщий любимчик, добродушный и шутливый начальник. А между тем, он человек, а не животное. Пора бы это не только понять, но и осознать.       — А чего это ты глазки отводишь? Влюбилась, Шурка?       — Чего?! — сидящая напротив Шура вспыхнула, словно газовая конфорка, — Я и Роман Дмитрич? Пф-ф… Плохо Вы, видимо, меня знаете!       — В том-то и дело, что слишком хорошо, — Ольга Вячеславовна продолжала хохотать, — Ладно, черт с тобой. Не хочешь говорить — не надо.       — Да я вам повторяю, нечего тут говорить! Малиновский…       Слушать этот младенческий лепет и дальше не было никакого смысла, поэтому госпожа Уютова осмелилась перебить красавицу, не давая в энный раз озвучить все, что она думала о своей ненаглядном работодателе.       — Знаешь че я тебе скажу? Поговори-ка ты с Андрюшей.       — Со Ждановым? — от такого заявления Шурочка чуть под журнальный столик не грохнулась, — Ни за что! Он же мне шею свернет за то, что я в вещах его ненаглядного порылась. Ой, не-не, погодите, — Шура развернула инструкцию, выискивая в тексте истинный титул Малиновского, — Верного оруженосца!       — Ну, ты можешь, конечно, меня не слушать, но я думаю, что ниче он тебе не сделает. Не в том он положении, чтобы тебя со свету сживать… — она смотрела девушке прямо в глаза, пока та, видимо, размышляла над ее словами, — А Кате не вздумай ничего рассказывать! И так не сладко тут приходится девчонке.       — Это-то я понимаю… — смолкла, прикусила губу, с минуту покумекала, а потом, полная решимости, сорвалась с места, будто это была вовсе не Шура, а Ванька-встанька, — Ладно, я попробую.       — Давай, беги! — подбадривала девушку Олечка Вчеславовна, смотря ей в спину, — Пакет не забудь!

***

      Когда правая рука Андрея Жданова возвращалась на свое рабочее место, тот уже с кем-то оживленно беседовал по телефону — за стеной раздавался его бодрый голос. Неудивительно: слишком уж длительными оказались эти их «переговоры». Естественно, Катю радовало, что ее речь возымела на девочек какой-никакой, но эффект. А вот слова Светы никак не соглашались выселяться из Катиной головы. Как и навязчивые мысли, что она поступает бесчеловечно по отношению к Кире. Только сегодня эта женщина с нескончаемым отчаянием в глазах спрашивала ее, Катю, есть ли шанс на их с Андреем совместное будущее. А она смолчала.       Нет, а что, собственно, Воропаева хотела услышать? С самого первого дня в «Зималетто» Катя дала понять, что у нее один начальник — Андрей Павлович Жданов, а значит хоть пытай ее, хоть подкупай — все бестолку. К чему тогда был этот разговор? Поиграть на ее совести? Тогда вышло блестяще, ничего не скажешь.       «Забыть. Все это нужно забыть… Выше нос!» — с этой установкой она отворила двери президентского кабинета.       — Катенька, Вы вернулись? — Жданов поднял голову на вошедшую помощницу, — Почему так долго?       — Простите, Андрей Палыч… — тихонечко прощебетала Пушкарева. Никак она не могла избавиться от привычки отчитываться за каждую мелочь: все-таки сейчас перед ней начальник, — Пришлось задержаться. Я сейчас же приступлю к работе над отчетом, если понадоблюсь — зовите, — и тоненькая фигурка благополучно построила маршрут до каморки.       «Подумай, Андрюша».       Думал он. Весь день, черт бы к себе этого Малиновского прибрал, думал. И о Кате, и о дальнейшей своей жизни без Кати. Ну, Катя-то несомненно останется! Она все-таки тут работает, и не абы кем, а его личным помощником! Никуда она от него не денется, его Катюшка… Только будет ли она в таком случае его.? Нет. И Андрей ненавидел себя за эти мысли!       «Нужно дать этой девочке свободу», — убеждал он себя, — «Ничего я ей хорошего не дам… С каждым днем она будет гаснуть и я вместе с ней. Я не могу ей больше врать. Не могу!»       «А ты, друг, сможешь не видеть эту ее… Как ты там сказал? Доверчивую улыбку?»       — Кать, — Андрей поднялся с кресла и мягко удержал ее за запястье, — У тебя что-то случилось?       — Почему Вы спрашиваете?       Это конец. Казалось, он никогда не сможет ее отпустить. И что с этим, мать его за ногу, делать?!       «Спокойно, Жданов! Для начала нужно просто быть самим собой. Правильно! Ступает пусть лесом Малиновский со своими идиотскими частушками легкодоступным девицам; действую так, как считаю нужным! А дальше пусть Катерина решает сама: нужен ей такой или нет. По крайней мере, перечить ей не стану».       — Кать, давай договоримся, что когда никого нет рядом, мы переходим на «ты». Хорошо? — скользнул пальцами к ладошке, поглаживая ее тыльную сторону, — Пойми, я не хочу чтобы ты думала, будто на работе я не обращаю внимание только на финансовые отчеты. Катюш… — на этот раз делать ничего не пришлось: Катерина сама подалась вперед, заключая Андрея во все еще несмелые, полные нежности объятия, — Береги себя, пожалуйста. Не бойся сказать мне, что тебе нехорошо. Даже если тебе совсем немножко нездоровится. Слышишь?       Внезапно, раздался стук в дверь. Катя на пушечный выстрел отлетела от президента компании, хапнула первую попавшуюся папку и, как ни в чем не бывало, принялась внимательно изучать документы. Да-да… Какой интересный контракт! А какие выгодные условия, обзавидуешься!       А Андрюша смотрел на свою помощницу, да все никак не мог наглядеться. Какая же все-таки трусишка! Хотя он прекрасно понимал, что в первую очередь она тревожилась о его имидже и добром имени. Пушкарева бы ни в жизнь себе не простила, если бы он стал объектом нежелательных сплетен по ее собственной вине. Все равно в подобные моменты ее страхи выглядели ужас как очаровательно!       Не дождавшись положительного или хотя какого-то ответа, в кабинет вошла Шурочка.       — Андрей Палыч, можно Вас на секундочку?       — Да, конечно, — Андрей поднял на нее голову, — Говорите, Шура.       — Не здесь, — невесело отчеканила Кривенцова. От малиновской секретарши буквально веяло холодом, — Пройдемте за мной, пожалуйста.