
Автор оригинала
Ergott
Оригинал
https://archiveofourown.org/works/5012851/chapters/11520664
Пэйринг и персонажи
Метки
AU
Отклонения от канона
Серая мораль
Слоуберн
Тайны / Секреты
Согласование с каноном
Упоминания насилия
Манипуляции
Открытый финал
Дружба
Буллинг
Война
1990-е годы
Жестокое обращение с животными
Школьная иерархия
Школьники
1940-е годы
Дружба втайне
Хронофантастика
Школьные годы Тома Реддла
Друзья детства
1980-е годы
Обусловленный контекстом сексизм
Детские дома
Вторая мировая
1930-е годы
Описание
Несмотря на плачевное положение, Том Риддл всегда знал, что ему уготована великая судьба. Способность путешествовать во времени туда и обратно, однако, стала для него небольшим сюрпризом. Ещё один сюрприз: кудрявая девочка, которую он встретил в будущем, обладающая способностями, не уступающими его собственным.
Примечания
(от автора)
Я очень люблю истории о путешествиях во времени, но в большинстве из тех, что я читала, Гермиона отправлялась в прошлое, поэтому я решила написать такую, где Том отправляется в будущее.
(от переводчика)
Этот фанфик, к (разбивающему сердце) сожалению, не был дописан. Он должен был стать слоубёрн-Томионой, но действие заканчивается ещё до окончания первого года Хогвартса. Для тех, кто любит виртуозно прописанные миры и готов наслаждаться путешествием "из любви к искусству", зная, что развязки не будет. Но если вы рискнёте, обещаю, риск будет того стоить :)
Посвящение
Этот фанфик стал вдохновением для другой чудесной истории:
"Одного поля ягоды" (Birds of a Feather) авторства babylonsheep
https://ficbook.net/readfic/018de80b-f53d-7380-9f79-baa099d8fe7f
Глава 24. Он хвастун
16 июля 2024, 04:18
«Хогвартс-экспресс», 1991 год
Гермиона неуверенно потёрла большим пальцем гладкую крышку карманных часов, мечтая о том, чтобы открыть её и поговорить с Томом. Однако «Хогвартс-экспресс» был слишком многолюден, чтобы испытывать удачу: поезд забит до отказа и полон любопытных глаз. Возможно, если бы Гарри и Рон были рядом, чтобы оградить её от врывающихся посторонних в купе, она бы рискнула. Но, опять же, если бы оба были здесь, она бы вряд ли чувствовала себя достаточно одинокой, чтобы вообще об этом задуматься. Стоило её пальцам зачесаться от желания нажать на маленькую защёлку, как отъехала дверь купе.
— Не возражаешь, если я присоединюсь? — немного плаксиво спросил Невилл. — Малфой и его прихвостни преследуют меня по всему поезду с отбытия из Лондона.
— Конечно, нет, — утешительно улыбнулась Гермиона, махнув рукой на сиденье напротив. Он грустно посеменил к нему и, сгорбившись, забился в угол. У неё ёкнуло сердце от его оборонительной позы, и она не могла удержаться от того, чтобы пробормотать: — Знаешь, они тебя донимают только потому, что считают тебя лёгкой добычей.
— Знаю, — беспомощно пожал он плечами. — Но я такой и есть.
Гермиона встревожилась из-за нотки покорности в его тоне. Это ясно напомнило ей себя в начальной школе. Невилл заслуживал лучшего, чем мучений Энди Смайтов всего мира.
— Распределяющая шляпа отправила тебя в Гриффиндор, — мягко напомнила она ему, пытаясь поднять дух, — это что-то да значит, даже если это потому, что ты это попросил. На такое тоже требуется некоторая храбрость, знаешь ли.
Он раздумал над этим, и в его глазах отражалось удивление, когда он спросил:
— Ты попросила Шляпу отправить тебя в Гриффиндор?
— Она думала, что мне лучше подойдёт Рейвенкло, — призналась она с кивком. — Но лишь только потому, что другой факультет кажется подходящим, не значит, что это твой факультет. Понимаешь?
И всё же она не могла перестать гадать, сделала ли правильный выбор. Гриффиндор манил её, потому что она благоговела перед могущественными волшебницами и волшебниками, что однажды удостаивали собой Башню, но она была вынуждена признать, что не всегда чувствовала себя на своём месте. У неё почти не было ничего общего ни с одним другим гриффиндорцем, не считая прилежного Перси, и хоть она и высоко ценила свои отношения с Гарри и Роном, ей пришлось признать, что привлечь их внимание было тяжкой битвой.
Может, Шляпа была права, может, ей было бы лучше в Рейвенкло. Однако что-то в этом выборе ей не казалось приемлемым — через Рейвенкло прошло немало изобретателей, и там дорожили знаниями так же, как и она, но… Ну, их отношение казалось ей довольно унылым и бесполезным. Она не хотела просто всё знать, она ещё хотела и действовать, добиться великого открытия или изменения. Ей хотелось оставить след в обществе, доказать всем, кто спешил её осудить, что они были неправы, что она не просто всезнайка, что ещё она может применить свои знания для достижений, о которых они не могли даже мечтать. Это не было стремлением, подходящим ученику Рейвенкло, если честно. Да и Гриффиндора тоже. По правде, у него был привкус амбиций.
В её сознании вспыхивали образы зелёного и серебряного, но она оттолкнула их в сторону. Амбиции или нет, не было факультета, которому она подходила меньше, чем Слизерин.
Не ведая, куда зашли её мысли, у Невилла высохли слёзы. Оставаясь забитым в угол купе, его, казалось, тронули её слова.
— Пожалуй, — ответил он с кривой улыбкой. — Но что мне делать с Малфоем?
Не сказать, что у неё был совет на этот счёт. Её собственные мучители измывались над ней годами, и единственным, что в итоге их отпугнуло, стало прочное и необъяснимое присутствие Тома.
— Не знаю, — призналась она, и ей было ненавистно, что она не могла помочь ему сильнее. — У меня тоже всё плохо с забияками. Мой друг не перестаёт повторять, что мне нужно уметь постоять за себя.
От этой мысли он побелел, украдкой бросив взгляд на дверь купе, будто в ужасе, что упомянутые слизеринцы могут явиться в любой момент. Однако, среди всей суматохи из учеников, бродящих вдоль поезда в поисках своих друзей, никто не обращал никакого внимания на двух первокурсников. С облегчением от того, что Малфоя и его бандитов нигде не было видно, Невилл признался:
— Я слишком боюсь.
— Чего? — тихонько фыркнула Гермиона. Блондин-слизеринец, конечно, раздражает, но она бы не сказала, что он выглядел угрожающим или опасным.
— Крэбба и Гойла, например, — ответил он, ошеломлённый её беспечностью. — К тому же Малфою лучше даётся магия, чем мне.
К ней снова вернулось фырканье:
— Ерунда, — твёрдо ответила она. — То, что ты немного нервничаешь в классе, не значит, что ты плох в магии. Тебе просто нужно больше тренироваться, и всё, — пожалуй, великодушно назвать его просто нервным — в зависимости от профессора состояние Невилла находилось между средним и полной катастрофой, в частности, у Снейпа была способность без осечки доводить его до истерики, — но подобную реакцию уж точно можно усмирить! У него явно была проблема больше с его окружением, чем с наличием таланта: он волновался и боялся среди слизеринцев. Это никак не относилось к магии.
Её большой палец вновь скользнул по карманным часам. На короткий безумный миг она подумала познакомить его с Томом, ведь, возможно, превозмочь свои страхи для Невилла означало показывать ему их на постоянной основе, но это глупо. Том почти наверняка изо всех сил будет стараться держать Невилла в ужасе: он сочтёт забавным, что мальчику не хватает знаменитых гриффиндорских дерзости и храбрости. И всё же она не могла отрицать, что Том мог бы здорово помочь Невиллу: у её слизеринца был любопытный талант к обучению других. Ему бы крайне не понравилось открыться новому человеку — чем больше людей знают, тем больше вероятность раскрыть секрет, — но ей казалось, что Невиллу можно доверять. Возможно, даже больше, чем Рону, если уже совсем задуматься над этим. По крайней мере, Невилл не делал всё назло, когда был раздражён.
Гермиона с сомнением предложила:
— Когда мы вернёмся в замок, я составлю учебный план, чтобы сразу начать готовиться к итоговым экзаменам. Ты можешь ко мне присоединиться, если хочешь, — если Том не позволит Невиллу вступить в их группу, то она возьмёт на себя его обучение, но в любом случае она была решительно настроена помочь другому гриффиндорцу.
— Ты серьёзно? — спросил он в полном шоке от предложения. — Я не заторможу тебя, ничего такого?
Она изо всех сил постаралась ободряюще улыбнуться:
— Вовсе нет! Кстати, спасибо за твой чудесный рождественский подарок. Так заботливо с твоей стороны.
Невилл просиял от её слов, наконец-то он достаточно успокоился, чтобы слегка улыбнуться. Они провели остаток поездки за весёлой болтовнёй и обсуждением уроков. В отличие от остальных на своём курсе, он совсем не казался раздосадованным или ужаснувшимся её энтузиазмом. По правде, когда они дошли до травологии, он вернул ей его в десятикратном размере.
Наконец, они разбрелись в Большом зале — помахав, Невилл отправился к Дину и Симусу, а Гермиона пошла к Рону и Гарри.
Она едва успела присесть, как Гарри прильнул и взволнованно прошептал:
— Мы нашли Николаса Фламеля!
Она уставилась на него, ведь она практически забыла о том, что они вообще искали Фламеля:
— Отлично, — наконец-то ответила она, извинительно улыбнувшись мальчикам. — Значит, Запретная секция, в конце концов, того стоила. В какой он был книге?
— Тебе это совсем не понравится, — тихо рассмеялся Рон.
Гарри не мог сдержать улыбки, пока объяснял:
— Сначала нам было не до библиотеки. Его упомянули на карточке от «шоколадной лягушки».
— Что? — её глаза широко раскрылись от шока. Из всех мест, в которых она думала охотиться за информацией, коллекционные карточки не были одним из них. Мальчики, должно быть, шутят, это просто дружественный подкол за то, что она уехала домой на Рождество, а не стала помогать им с поисками.
Зелёные глаза Гарри вспыхнули весельем, но она не могла понять, серьёзен ли он, когда тот ответил:
— Да, на карточке Дамблдора, — пожал он плечами. — Оказывается, Фламель — алхимик.
— Когда мы узнали, где искать, найти было легко, — рьяно вставил Рон. — Мужчине больше шестисот лет, так что само собой разумеется, что мы не смогли найти его в современных исторических книгах, которые просматривали. Всё же он не желторотый юнец.
— Шестьсот? — хрипло прошептала Гермиона, чувствуя, что из неё выбили воздух. Она не могла осознать настолько долгую жизнь — увидеть своими глазами, как меняется мир вокруг неё, наблюдать за тем, как всё, что она знала и любила, разрушается по прошествии лет, — это казалось безумным и отвратительным. И всё же… Иногда дни такие короткие, а ещё надо прочитать так много книг. Она бы не возражала провести несколько дополнительных лет в школьной библиотеке, лишь до тех пор, пока не прочтёт каждую книгу. Но шестьсот лет казалось небольшим перебором.
— Это не может быть нормальным, даже для волшебника. Это и прячут за Пушком, какой-то магический удлинитель жизни?
Гарри снова прильнул поближе, его взволнованность была прямо-таки осязаема, и поспешил объяснить:
— Фламель — единственный известный создатель философского камня, что, помимо превращения металла в золото, создаёт эликсир жизни.
— Значит, технически он бессмертен. Понятно, почему он хотел для него надёжной защиты, — пробормотала она. И всё же, сказать по правде, она не совсем понимала, что что-то вроде философского камня делает в полу четвёртого этажа. Разве не безопаснее, чтобы Дамблдор просто носил его в своей шляпе или вроде того? Странные, сомнительные меры предосторожности, которые придумал директор, только подстёгивали людей к попыткам украсть Камень.
— Но что собрался делать с чем-то подобным Квиррелл? — размышляла она вслух. Вопрос был риторическим, но ответ отразился эхом на задворках её сознания — ужасный, ужасающий ответ. Потому что ведь это не Квирреллу нужен Камень, не так ли? Он нужен захватившей его красноречивой, склизкой тьме. Она не была до конца уверена, что та собирается делать с философским камнем, но она знала, что ничего хорошего.
— Ты хотела сказать Снейп, — поправил Рон, прерывая её мысли. — К тому же, кто не захочет чего-то подобного? Шанс стать баснословно богатым и бессмертным похож на что-то, о чём втайне мечтает каждый.
Она задумалась над этим. Несколько дополнительных лет — это одно, но вечность — совершенно другое:
— Я — нет.
Рон странно посмотрел на неё, будто искренне рассердившись:
— Иногда я уверен, что ты не человек.
— Я пожалею, что спросил, — вмешался Гарри, искоса взглянув на неё, — но почему нет?
— Однажды я читала, что с точки зрения статистики, стать бессмертным гарантирует вероятность рано или поздно на вечность где-то застрять, — объяснила Гермиона. Бессмертие казалось ей желанием обезьяньей лапки: гениальным на поверхности, но чреватым, со скрывающейся опасностью внутри. Что хорошего в вечной жизни, если тебя похоронят заживо или будут удерживать под водой?
— Не думаю, что это большая проблема для волшебников и волшебниц, — размеренно ответил Рон, слегка покачивая палочкой, будто напоминая, что они все владеют магией. — Можно просто что-нибудь наколдовать или аппарировать.
— Ах да, — она спряталась за густыми волосами, прикрыв своё ярко-красное пылающее лицо. Каникулы в Лондоне под запретом использования и в отдалении от магии в целом влияли на её рассуждения. Она проглотила стыд, быстро сменив тему. — Значит, вы пробрались в библиотеку без проблем?
— Ты сейчас такое услышишь, — пропел Рон, практически развалившись на столе от волнения. — Гарри получил мантию-невидимку в подарок на Рождество!
Гарри шикнул на него, лихорадочно оглядываясь по сторонам, чтобы убедиться, что никто не слышал, но больше никто в Большом зале не уделял им никакого внимания. С заговорщицкой улыбкой он прошептал Гермионе:
— Мой отец оставил мне её перед смертью.
Она слышала о мантиях-невидимках: потрясающе редких, крайне ценных предметах. Гарри повезло, что он вообще получил её, повезло, что тот, кто присматривал за ней, не присвоил её себе. Семейный друг или управляющий из банка? Кто-то заведующий имуществом Поттеров? Не в состоянии догадаться самой, она спросила:
— А у кого она была всё это время?
— Не знаю, — беззаботно пожал плечами Гарри. — В записке было сказано, что её возвращают мне, и чтобы я использовал её с умом.
Разве это не странно, особенно с учётом того, что с ней произошло нечто подобное?
— Я тоже получила анонимный подарок, — призналась Гермиона со скрытым раздражением, — но всё ещё не знаю, что это.
Рон повернул голову вбок и непонимающе улыбнулся:
— Разве ты не можешь понять, просто взглянув на него?
Раздражённая пуще прежнего своей неспособностью разгадать эту тайну, она немного резко объяснила:
— Это красивая деревянная шкатулка, и в ней явно что-то есть, но я не могу выяснить, как эту дрянь открыть!
Гарри успокаивающе сжал её плечо, размышляя вслух:
— Кто бы стал присылать тебе подарок, который нельзя открыть?
— Ни записки, ничего, — не ответила она, беря свою злость под контроль. — Я даже не узнала сову. Может, это ошибка?
— Может, — признал Рон, но не выглядел полностью убеждённым, — но совы обычно работают точно, кроме старых, вроде нашей, — на мгновение он замолчал, его внимание ускользнуло, и его явно не интересовала конкретно эта тайна. Когда взгляд его голубых глаз, наконец, вернулся к товарищам, в нём появился дразнящий и несколько задиристый огонёк. — Так как поживает твой сумасшедший лучший друг?
— Рон, — простонал Гарри, нахмурившись из-за обзывательства.
Гермиона предпочла не зацикливаться на словах рыжего — она не может управлять чувствами Рона, и хоть и вёл себя несколько хамски по отношению ко всей ситуации, он делал маленькие шаги в сторону терпимости:
— У него всё хорошо, спасибо, что спросил, — весело ответила она, будто он искренне интересовался. — Вообще, — наклонилась она поближе к двум мальчикам, не до конца уверенная, как они воспримут новости, — он великодушно решил оказать всем нам услугу. Том заметил, что в учении Квиррелла полно пробелов, и предложил позаниматься всем вместе, чтобы нагнать материал.
Рон жестоко рассмеялся:
— Неужели никто не видит иронии в изучении защиты от Тёмных искусств от слизеринца?
Гарри, однако, воодушевился подобной перспективой:
— Уроки Квиррелла — просто обнять и плакать, — серьёзно заспорил он, пытаясь переубедить Рона, — а это важный предмет.
— Дэвис просто первокурсник, как и мы, — нахмурился рыжий. — Чему мы вообще у него можем научиться?
— Ну, у него точно получше профессор защиты от Тёмных искусств. Я едва поспевала за ним, когда мы вместе её отрабатывали, — ответила Гермиона. Если это сопротивление о чём-то говорит, то Рону будет очень трудно на каждом шагу, но он не мог позволить себе не посещать учебную группу. — Кроме того, Том уже выписал мне копию всех своих конспектов, и если это хоть что-то значит, то он сможет многому нас научить.
Рон вроде бы взвесил идею, но в итоге сдался. Тяжело вздохнув, он проворчал:
— Ладно, но только потому, что я хочу в итоге сдать свои С.О.В.
Гарри пихнул её плечом, он явно был просто в терпении. Он признался ей, что когда-то с нетерпением ждал начала защиты от Тёмных искусств, но уроки Квиррелла его очень разочаровали:
— Когда мы соберёмся?
— Мы всё ещё обсуждаем, — призналась Гермиона. — Нужно выбрать вечер, когда все свободны.
— Будет трудно, — фыркнул Гарри, — Вуд устраивает тренировки по квиддичу в любую доступную минуту, что в итоге занимает почти всё время. Я даже не знаю, как другие команды попадают на поле, потому что кажется, что наша команда уже там поселилась.
Она состроила мину: расписание Гарри было, мягко говоря, непредсказуемым, но он-то мог договориться с Оливером Вудом на один вечер в неделю для занятий. Его всё равно снимут из команды, если он провалит хоть один из предметов, так что в лучших интересах Вуда это позволить. Отбросив мысль в сторону, она перевела тему на другую предстоящую им тяжбу:
— Ещё нам нужно найти, где проводить эти встречи. Это должно быть где-то в уединении, где вряд ли кто-то может нас встретить.
— Значит, не посреди Большого зала, понятно, — саркастично пробормотал Рон.
Гермиона одарила его сердитым взглядом. Как ему удаётся выставить нечто настолько для него полезное, будто это какая-то повинность?
— Ты мог бы хотя бы попытаться помочь, — огрызнулась она.
Рон на мгновение смолк, тщательно взвешивая варианты. Видимо, он решил, что нет смысла её сейчас раздражать, а потому ответил:
— Я мог бы спросить Фреда и Джорджа. Не знаю, скажут ли они мне что-то подходящее или даже правдивое, но попытаться стоит.
— Спасибо.
***
Хогвартс, 1939 год Том стоял в тенях Вестибюля, глядя, как ученики резво летят обратно в замок. Прощайте, безмолвные коридоры — все весело болтали, наверстывая разлуку, — и он знал до самых костей, что затяжной покой каникул на этом официально закончился. Гам оглушал, рёв голосов плыл, как волны океана, с восторженными визгами и подчёркнутыми жалобными, но добродушными стонами. Он будет скучать по тишине, но в то же время мог признать, что по мере каникул чувствовал себя неуютно без живости, хаоса полного замка. Его на самом-то деле это не удивляло, он привычен к Лондону, а Лондон никогда не спит. Ему не хватало стимуляции, постоянного потока звука и информации. Без ежедневных сов Лестрейнджа он не сомневался, что каникулы были бы невероятно унылыми, возможно, даже достаточно утомительными, чтобы собраться с духом и встретиться с сопливым рождественским настроением Гермионы. Его внимание привлёк всполох тёмных волос. Кстати о птичках: вот и Лестрейндж, окружённый своей обязательной свитой дальних родственников. Там же, торопливо нашёптывая ему что-то на ухо, был никто иной, как Альфард Блэк. У Блэка было стянутое выражение лица, и что бы он ни говорил, казалось, веселит Андруса к большому неудовольствию Кэрроу. Их беседа резко оборвалась, и Блэк унёсся в Большой зал, оставив Андруса качать головой с играющей на губах подозрительной улыбкой. Том мог догадаться о теме их разговора: несомненно, Блэку не терпелось раскрыть его секреты. Том будет безмерно счастлив отправить его по ложному следу. Все каникулы он предавал своей памяти каждый мельчайший обрывок информации — каждую фривольную сплетню, каждую городскую байку и каждую мерзейшую капельку слухов, — которые посылал ему Лестрейндж. Он мог бы лучше подготовиться к отыгрышу чистокровного в этой пьесе, только если бы им родился. Он никогда прежде не слыхал такого шума в Большом зале. Пир в начале учебного года в сентябре был приглушён ожиданием, но в январе не было никаких ограничений. Всем не терпелось вернуться на уроки и к своим друзьям. Том какое-то время осматривал стол Слизерина и размышлял, каково было бы увидеть за ним Гермиону, машущей ему, тревожную от того, как долго они провели в разлуке. Его обжигало от непреодолимого желания иметь к ней свободный доступ, всегда видеть её и знать, что она не в опасности. Красная дымка опустилась на его зрение, пока он предался фантазиям: Гермиона, задрапированная в оттенки зелёного и серебряного, держащая в узде остальных слизеринцев, а её талант и интеллект быстро доказывают, что их предрассудки совершенно беспочвенны. Вдвоём они могли бы превратить факультет в нечто новое, лучшее, опирающееся на силу, амбиции и хитрость, каким он должен был быть с самого начала. Его соседи по факультету содрогнутся, когда узнают, что наследник Слизерина действительно думает о положении дел, и, несомненно, их нежные чувства будут оскорблены тем, как он хочет изменить статус-кво. Кто-то коснулся его плеча, вернув его в реальность. Дымка развеялась, открыв Большой зал, каким он был: совершенного иного рода испытание. Чтобы держать в узде слизеринцев, ему придётся стать одним из них. Пришло время сыграть отвергнутого аристократа. Альфарда Блэка окружило стадо первокурсников, в основном мальчиков, большинство из которых умирали, как хотели сидеть возле него. Однако верный своему слову Блэк держал место справа свободным к большому замешательству своих прихвостней. Было очевидно, что он ничего не сказал им о своей небольшой сделке, — Том предполагал, что Блэк сделал это нарочно, желая увидеть, как он может отреагировать на враждебный приём, но Альфард скоро узнает, что если у Тома что и было, так это приспособляемость. Он безмолвно проскользнул на место, даже не утруждая себя вопросом или приветствием — расчётливая грубость, которую часто напускали на себя чистокровные волшебники. К тому же, с чего бы не взять то, что, он знал, и так было его? Один из мальчиков из свиты тут же замер, а его тупое лицо оскалилось, будто ему под нос бросили гниющий скелет: — А тебе чего? — спросил он, сурово глядя своими водянистыми глазами с искривлёнными от отвращения губами. Блэк тяжело вздохнул и пожурил его: — Ну-ну, Яксли, разве так обращаются с гостем. На этих словах все взгляды тут же устремились на Тома, между ними установилась гнетущая тишина. Он резко улыбнулся толпе, которая предпочла промолчать, — пока что царствовал Альфард, но ему было любопытно, как мальчик совладает со своими сверстниками. — Гость, — в неверии произнёс Яксли. — Альфард, да ты шутишь! — Он грязнокровка, ради Мерлина, — влезает другой мальчик, гневно бормоча сквозь завесу тёмных волос. Альфред с отвращением шмыгает, будто его оскорбило ругательство. Задрав подбородок, он повернул голову и приподнял бровь: — Я нахожу его компанию удивительно интересной. К потасовке подключился третий мальчик: — Ты знаешь, что он… Но Блэк услышал достаточно: он явно не привык к такому уровню противостояния. Бросив свои приборы с резким звоном, он огрызнулся: — Ты видел его на занятиях, ты знаешь, какие у него отметки. Ты правда веришь, что грязнокровка может быть настолько талантливым? Второй мальчик отбросил свои длинные волосы, чтобы рассмотреть Тома, но увиденное его не впечатлило: — Если он не грязнокровка, то кто тогда? — спросил мальчик, скривившись, будто откусил что-то кислое. — Отличный вопрос, — весело, шутливо ответил Альфард. — Как думаешь, Том? — выжидающе повернулся он к Тому с поблёскивающими от предвкушения глазами. Однако, если он ждал объяснения так быстро, то будет разочарован. Вся игра Тома лежала на излишнем интересе Блэка к его секретам, чтобы отправить не отправить его восвояси. Рано или поздно он обойдёт всех слизеринцев, а пока что ему придётся научиться терпеть его. Сразу же заявить, что он Лестрейндж, было бы безрассудно — сначала он только намекнёт на это, — но в конечном итоге он хотел раскрыть своё истинное происхождение, когда наступит правильное время. Для этого ему придётся поработать, потому что почти весь факультет пока что его презирал. Если он сейчас заявит, что наследник Слизерина, все решат, что он либо лжец, либо не в себе, и это быстро перерастёт в ненависть, когда он докажет, что они были неправы. На данный момент его планам лучше всего способствовало создание атмосферы секретности, что, по правде говоря, несложно, поскольку он всегда контролировал то, что другие знали о нём. Поэтому он лениво улыбнулся и избежал ответа, небрежно спросив: — Ой, мы что, теперь друг к другу по имени, Альфард? Если Блэка и расстроила его уклончивость, то он с этим хорошо справился: — Юнис мне все уши о тебе прожужжала за каникулы, — сказал он, будто бы случайно переводя тему, — не думаю, что она даже заметила, что это делала. Она не могла бы хвалить тебя больше, даже если бы постаралась. — Как великодушно с её стороны, — бесстрастно заметил Том, переключая внимание на ужин. По правде говоря, растущий интерес мисс Макмиллан к нему был хорошей новостью, тем более что со временем она могла повлиять на мнение своего кузена. Но напускная скука могла раздражать Блэка, а раздражение обостряло его любопытство. Главное, чтобы он не обидел другого мальчика настолько, чтобы тот стал отчуждённым. Уголком глаза он заметил, что у Блэка на мгновение сжалась челюсть, а его пальцы без дела барабанили, пока он выжидательно рассматривал сироту: — Она считается цветущим гением среди членов семьи. Том едва не рассмеялся. Юнис, конечно, умна, но блондинка не могла сравниться с его дикой девчонкой из будущего — если бы она взялась за ум, он не сомневался, что Гермиона могла бы одной левой посрамить весь Рейвенкло. — Правда? — насмешливо протянул Том, поднимая взгляд. — Конечно, у неё намётан глаз на детали, и она всегда быстро перескажет пару фактов, но — прости меня за это — она не отличается особой изобретательностью. Свита Блэка, и без того застывшая на месте несколько минут назад, казалось, затаила дыхание при этом заявлении, а взгляды метались между двумя сражающимися. — Интересно, что бы она подумала, услышав эти слова? — угрожающе размышлял Альфард. — Из уст друга, не меньше. Том мерзко рассмеялся при мысли о том, что Блэк может превратиться в ябеду. Его любовь к Юнис перевешивала неприязнь к Тому — он никогда не рискнул бы ранить её чувства только для того, чтобы насолить новоприбывшему. И даже если бы молодой отпрыск набрался смелости и передал эти слова, вряд ли мисс Макмиллан была бы ими удивлена, а тем более задета. — Смею предположить, что она уже знает моё мнение, Альфард, — легкомысленно признался он. — Она в Рейвенкло, и я отношусь к ней как к ученице Рейвенкло, — как бы легкомысленна она ни была, Юнис всё же обладала той безошибочной прямотой, которая, казалось, присуща всем в Рейвенкло: она никогда не обижалась, когда он делился с ней откровенной оценкой. Один Мерлин знает, сколько часов они провели, споря о теории против опыта! Осознав, что его блеф раскусили, Блэк надулся и снова перевёл тему: — Должно быть, для тебя это были скучные каникулы, — проворчал он, бросив взгляд тёмных глаз на стол, где сидели второкурсники, — раз вы так долго были разлучены с Андрусом. — Я совершенно уверен, что не понимаю, о чём ты, — протянул Том. Он бросил неуверенный взгляд в сторону Лестрейнджа, а затем вернул своё внимание к столу, надеясь, что Блэк воспримет это как некое подобие уловки. — И ты, как я подозреваю, тоже. — Следи за языком, Риддл, — прорычал один из окружающих первокурсников, наконец-то придя в себя. Альфард, похоже, ничуть не расстроился из-за того, что Том продолжал упираться. Похоже, этот последний поворот хотя бы в какой-то мере подтвердил его подозрения — это ещё далеко не подтверждение, что Том — незаконнорождённый Лестрейндж, но едва ли кому-то нужны доказательства, когда у них есть убеждение. Вновь воспрянув духом, Блэк одарил Тома радушной, хотя и несколько неискренней улыбкой и тихо отчитал заговорившего мальчишку: — За столом нет места подобному хамству, Нотт. Нотт отшатнулся от упрёка, но длинноволосый мальчик — Долохов, если Том правильно помнил, — быстро занял его место: — Перед праздниками ты называл его не иначе как крысой и притворщиком, — недоверчиво обвинил он Альфарда. — Что случилось? — Действительно, мистер Блэк, — рассмеялся под нос Том, которому было любопытно послушать объяснения внезапной смены мнения, — что случилось? Альфард бросил на него нетерпеливый яростный взгляд, но быстро вернулся к своим товарищам. Вместо того чтобы разглашать свои подозрения или даже упоминать о кабинете Слизерина, он просто заметил: — Андрус Лестрейндж проявляет к нему интерес, надо быть слепым, чтобы не заметить этого. Не сомневаюсь, что у Кэрроу и Розье есть причины недолюбливать Тома, — спокойно отвечал Блэк, — но даже вы не сможете отрицать, что мнение Лестрейнджей имеет больший вес, чем их. Его семья вне всякого порицания: они чистокровные во всех смыслах этого слова. Неужели ты хочешь сказать, что считаешь, что Андрус Лестрейндж, который унаследует весьма значительное и благородное состояние, может быть так основательно одурачен обычной грязью? Долохов и Яксли фыркнули от отвращения, а несколько других мальчиков напустили на себя презрительный вид, Нотт же выглядел таким разъярённым, будто готов в него плюнуть: — Ну и что, что один чистокровный ручается за него… — Но не один, — прервал Блэк стаю гарпий. Радующийся возможности поддразнить их ещё больше, Том принялся загибать пальцы: — Лестрейндж, Макмиллан, Фоули — Блэк. На соседнем от Тома месте сидела девочка, и хоть и не было сразу понятно, являлась ли она частью группы, она всё равно вставила своё мнение: — У Слагхорна прямо-таки звёзды в глазах загораются, когда ты заходишь в класс, — заметила она. Пока что это единственный человек за столом, кроме самого Блэка, кто вообще обращался к Тому напрямую. Её глаза были холодными и бледными, изучая его с клинической отстранённостью, но она заключила: — Ты уже подаёшь великие надежды, а ты всего лишь первокурсник — я слышала, что обычно он не начинает свои поползновения, пока не начнёт приближаться выпускной. — Боюсь, наш мистер Риддл обозначен весьма метко, — плавно вернулся к разговору Блэк, — мы можем только догадываться о секретах, которые он хранит. Том с детства наблюдал за лоточниками и балаганщиками в Лондоне. Самые успешные шарлатаны всегда оставляли зрителей в ожидании продолжения, поэтому он проигнорировал острое замечание Блэка. Улыбнувшись и кивнув в сторону ведьмы с холодными глазами, Том проворчал: — Ты забыл о манерах, Альфард. Разве ты не собираешься представить меня? Не сдержавшись, Блэк ответил: — Сделай так, чтобы это стоило моих усилий. — Да ладно, ты же не думал, что это будет так просто, правда? — рассмеялся Том, изобразив безразличную ухмылку, которую он иногда видел на Андрусе. Однако упорство Блэка вызывало восхищение, и это сыграло Тому на руку. — Скажи хоть что-то, — наседал юный аристократ. Остальные первокурсники, сидевшие вокруг них, казалось, снова затаили дыхание. В разговоре участвовало всего четыре или пять учеников, но теперь казалось, что большинство первокурсников Слизерина прислушиваются к разговору. Том улучил момент, чтобы насладиться тем фактом, что он наконец-то, наконец-то, привлёк их внимание. Какая-то его часть хотела закричать, хотела увидеть, как сморщатся их лица, когда он предъявит права на их драгоценный факультет, но для этого было ещё слишком рано. Осторожная его сторона взывала к терпению, чтобы он не отступал от плана, который они придумали с Андрусом. Пусть они хотят большего. Небрежно пожав плечами, он парировал: — Почему ты так решительно настроены разрушить мою таинственность? Блэк поджал губы и продолжил допрос: — А может, лучше скажешь, почему Дамблдор так в тебе сомневается? Том немного удивился, что кто-то наблюдал за ним достаточно внимательно, чтобы заметить это. К чести Дамблдора, он хорошо скрывал свои колебания: он никогда не относился к Тому иначе, чем к другим ученикам. Впрочем, это, скорее всего, и выдавало его: все остальные профессора не могли перестать нахваливать Тома, и только Дамблдор оставался безукоризненно нейтральным. Том быстро обвёл взглядом стол. Множество глаз тайком смотрели в его сторону, ожидая ответа. Ему было волнительно от того, что он наконец-то возбудил их любопытство — ему придётся устроить для них небольшое представление, чтобы убедиться, что их переменчивое отношение к нему начало поворачиваться в нужную сторону. Конечно, небольшая демонстрация на парселтанге произвела бы самое неизгладимое впечатление, но для этого было ещё слишком рано. Неважно, у него были и другие козыри в рукаве. Небрежно пожав плечами, он сказал Альфарду: — Дамблдор доставил моё письмо. Думаю, я потряс его во время нашей встречи. Блэк приподнял бровь в своей знакомой высокомерной манере, снисходительной и неверящей, и спросил: — Да что ты? Мягко, как шёлк, Том сжал пальцы в кулаки — на виду у всех, чтобы никто впоследствии не мог усомниться в увиденном, — и без палочки приманил несколько кубков, стоявших на столе напротив него: — Конечно, я могу только предполагать, — пробормотал он, проводя пальцем по краю одного из призванных кубков. С его точки зрения, это было до смешного мелкое волшебство, но среди всех, кто наблюдал за этим, воцарилась тишина. Первокурсники замолчали, и их тишина распространялась дальше, пока те, кто не заметил её, не стал оглядывать стол, пытаясь понять, что же произошло. С нескольких мест Андрус бросил на него странный взгляд — не совсем тупой ужас, который он испытывал в классе Слизерина, скорее абстрактное беспокойство по поводу его потенциала, — но затем так же быстро отвёл глаза. Вскоре разговор возобновился, большинство студентов недоумевали, что послужило причиной тишины, но первокурсники Слизерина сидели немые, ошеломлённые. Первой опомнилась ведьма с холодными глазами. Она нервно взбила тёмно-рыжие кудри, но одёрнула себя и практически перегнулась через стол, протянув Тому руку: — Клианта Селвин, — размеренно представилась она. Селвин… Знакомое имя. Конечно, он знал её по урокам, хотя она редко говорила вслух, и её семья принадлежала к «Священным двадцати восьми», но Том чувствовал, что что-то забывает. Когда они коротко обменялись любезностями, до него дошло: Селвин — фамилия одного из Марволо, которого он успел разыскать ещё в начале учебного года. С её бледными глазами и рыжеватыми волосами между Клиантой и Томом не было особого сходства, но возможно ли это? Неужели после стольких лет он наконец встретил кровного родственника?