Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Хогвартс, 1990 год Гермиона закрыла книгу и раздражённо вздохнула. За последнюю неделю она сделала всё, что могла, чтобы узнать больше информации о Томе М. Риддле, но пока что всё было очень поверхностным: он учился в Хогвартсе с 1938 по 1945 год и, очевидно, был идеальным учеником, а ещё старостой курса и старостой школы. После этого она полностью иссякла, что до обидного походило на её поиски Николаса Фламеля. Даже «Книга прославленных мисс Аделаиды» — которая скорее была жёлтой прессой со сплетнями, чем достойной публикацией, — лишь бегло упоминала Риддла в отношении его блистательных результатов экзаменов и особых заслуг перед школой, хоть и не поясняя, что он для этого сделал. Не было его фотографий, не было статей из школьных газет или «Ежедневного пророка» — никакого намёка, каким был мальчик или чем занялся после школы. Будто Риддл перешагнул через порог Хогвартса и просто испарился, что было по меньшей мере подозрительно. Ещё более подозрительно было то, как мало он оставил после себя в школе: одарённые студенты обычно оставляли свой след, и она не могла поверить, что кто-то столь многообещающий, как он, никак не повлиял на школу. Это было почти похоже на… Но она прикусила губу и попыталась отбросить эту мысль. Это же смехотворно, разве нет? Нет смысла стирать кого-то из воспоминаний замка, да ещё и так неуклюже, — будто они хотели избавиться от того, что напоминало о нём, но зачем тогда оставили хоть какие-то рудименты его достижений? Она не знала, что делать со всем своим разочарованием. Вопреки голосу разума, Гермиона никому не рассказала о своём втором столкновении с Квирреллом. Она хотела чего-то — какого-то объяснения, почему Квиррелл так сосредоточился на Риддле, какого-то доказательства их общего взаимодействия или, по крайней мере, какого-то пояснения, почему палочка Риддла была ему столь желанна, — прежде чем высказать свои опасения, но она не нашла совершенно ничего полезного. Поверят ли ей Гарри с Роном, если она попытается рассказать им сейчас, спустя неделю и без доказательств? Она не хотела показаться девочкой, которая кричит «волки!» — глупой, театральной, жаждущей внимания, — но они заслуживали знать, какая опасность их окружает, даже если они ошибочно привяжут к этому Снейпа. Хотя, возможно, какая-то её часть молчала совершенно по другой причине. Чисто объективно, ничего в её разговоре с профессором защиты от Тёмных искусств, или что бы там ни носило его лицо, не было неуместным: его слова были вежливыми, участливыми, даже извиняющимися. Но их истинный диалог проходил не в словах, а в физических нюансах: в его выверенной, властной манере и осторожных, плавных движениях, в её нетвёрдом нападении и тихом, но упорном сопротивлении. Если она расскажет это Гарри и Рону, они, без сомнения, начнут думать, что Квиррелл какой-то скрытый извращенец. И хотя это мнение переведёт их внимание в нужную сторону, она переживала, что они сделают что-то безрассудное, попытавшись угрожать профессору, чтобы тот держался от неё подальше. Квиррелл был хищником совершенно иного вида, и будет ошибкой позволить двум мальчикам из Гриффиндора предположить, что его заботило что-то столь земное, как табу, физическое удовлетворение. Если она и станет использовать слово «надругательство» применительно к Квирреллу, то лишь в отношении этой всепроникающей тьмы, с которой она сталкивалась вскользь. Не то чтобы реальная ситуация была хоть сколько лучше — в любом случае, он монстр, который чётко знает, как спрятать это у всех на виду, — но было бы глупо дать им повод напасть на мужчину, когда они даже не до конца понимают, что он такое. Она не рассказала и Тому, и это было поистине одно из её самых худших решений. Гермиона не могла придумать ни одного способа объяснить, почему оказалась одна в Зале академических достижений, без необходимости врать напропалую — что-то, что Том несомненно просечёт. Может, если бы она нашла что-то полезное о Риддле, она могла бы собраться с духом и поднять эту тему, но поскольку её зацепка завела в удручающий тупик, она не видела в этом смысла. Рассказать Тому, что она рылась в прошлом, лишь разозлит его, а без ценной информации, чтобы уравновесить его гнев, ну… Она и так могла предсказать, насколько взрывной будет его реакция, и не хотела снова ссориться. Казалось неправильным умолчать, но сказать было действительно нечего — они оба знали, что Квиррелл опасен, ничего по этому поводу не изменилось, и пока она не выяснит тайну, окружающую палочку Риддла, не было большого смысла позволить Тому узнать, что она раскапывала прошлое. К тому же, она же не в его прошлом рылась, а мальчишки Риддла! И если ей удастся найти заодно и Тома, это просто совпадение, и не её вина. Только разве это не была её вина? Потому что она знала, что не должна смотреть, что обещала Тому, что не будет совать нос в его жизнь, что она просто использует Риддла как способ оправдать своё любопытство, что она чувствовала себя отвратительно от того, что действовала вот так за спиной Тома, — но это не остановило её. Она говорила себе, что иногда нужно пожертвовать небольшой секретностью для проблем посерьёзнее, но от этой банальности она не стала чувствовать себя ничуть менее эгоистично. Как бы это ни было странно и обидно, что он не хотел, чтобы она знала о нём ничего больше, он всё ещё в праве хранить эту информацию втайне. Он не был неразумен в своих желаниях: будучи путешественником во времени, он оказался в шатком положении, где можно было запросто узнать о нём больше, чем он знал о самом себе. Как бы она себя чувствовала, если бы кто-то однажды заявил, что знает о всех её действиях за годы до того, как она даже раздумает их совершить? Несомненно, будто запертой в клетку. Возможно, даже немного в отчаянии доказать, что их знания ошибочны, что приведёт ко всевозможному безрассудству и безответственным решениям. Её мысли зашли в тупик, когда Гарри и Рон появились в библиотеке. Тренировка по квиддичу закончилась пораньше. Они быстро подошли к ней и присоседились за их теперь уже обычным столом — милым, уютным местом возле окна, чтобы у Гермионы было немного естественного света для чтения, а мальчики могли отвлекаться и витать в облаках, когда им нужен перерыв. Ученики постарше бросали на них недобрые взгляды за то, что они захватили столь ценное место, но никто их не прогонял. Ей казалось, что никому не хотелось репутации «Того, кто затравил Гарри Поттера ради привилегий в библиотеке». Как бы Гарри ни было неловко в своей славе, нельзя отрицать, что некоторые моменты жизни становились неизмеримо легче благодаря ему. Гарри проскользнул на место напротив неё, глядя на неё с молчаливым осуждением. — Ты должна была ждать нас в Общей гостиной, — напомнил он приглушённым голосом. — Прости, — пробормотала она, беспокойно барабаня пальцами по «Мисс Аделаиде», — мне нужно было по-быстрому кое-что узнать. Да и вообще, какая разница? — Гермиона метнула на мальчиков обвинительный, немного усталый, сердитый взгляд. — Вы даже не верите, что Квиррелл опасен. — Ни секунды, — согласился Гарри, — но Дэвис взял с нас слово, что мы за тобой присмотрим. И вообще, — он подозрительно обвёл взглядом комнату и наклонился вперёд, — со слоняющимся повсюду Снейпом не помешает быть осторожным — не сказать, что ты его любимая ученица. Гермиона скривилась, потому что это была вполне себе правда, однако заметила: — Но и не самая нелюбимая. — Не знаю, — дразняще хихикнул Рон. — То, как ты выступила на нашем первом уроке… Он так злился, я думал, у него повалит дым из ушей. Гарри шокированно ахнул и придал себе излишне возмущённый вид, тихо воскликнув: — А я думал, что между мной и Снейпом что-то особенное! Его смертельные увертюры и всё такое — ну каков плут! — он почти смеялся над её угрюмой улыбкой: Гарри бесконечно веселился над своими шутками, может, это было результатом того, что ему нужно было развлекать себя самому, пока он рос. Он ненадолго позволил растянуться миролюбивому спокойствию, а потом осмысленно сосредоточился и признал: — Слушай, а что, если Дэвис прав, и Снейп правда управляет Квирреллом, чтобы отвести наше внимание? Серьёзно, Гермиона, если ты пострадаешь, когда мы с Роном могли бы этому помешать, я уверен, что Дэвис с воем вырвется из своего времени, только чтобы придушить нас. — Это ещё милосердно, — хмыкнул Рон, закатив глаза. — Будучи слизеринцем и всё такое, думаю, он сразу прибегнет к Убивающему проклятью. Гермиона пихнула Рона локтем: — Прекрати, — огрызнулась она. — Может, Том и запугивает, но это просто потому, что никто больше не понимает, насколько он встревожен. Рыжий скривился и осторожно приложил руку к рёбрам, ворча: — У него интересный способ это показать. — Он вырос в сиротском приюте, Рон, — нажимала она, потому что он лучше всех должен был знать, насколько важна семья, — в Лондоне и, скорее всего, после хотя бы одной из Мировых войн — мы даже не можем себе представить, что он пережил, о чём он нам не рассказывал, — она не дала ему вставить слово, когда показалось, что он хочет перебить, продолжив: — Я не оправдываю его поведение полностью, но можно понять, почему ему сложно сходиться с другими людьми. С Томом случалось мало хорошего, чтобы показать ему, как нужно себя вести. И вообще, он делает большие успехи в социализации. Если бы ты дал ему шанс… Рон поднял руки, сдавшись, широко раскрыл глаза и ответил: — Мерлиновы подштанники, Гермиона! Я не ругал его… — он сморщился в кислом выражении лица, повернувшись к Гарри за помощью. Гарри, по-видимому, с радостью позволил ему самому рыть себе яму, и лишь одарил его поддерживающей улыбкой, но не больше. Наконец, Рон вздохнул и признал: — Ладно, я ругал его. Не вижу большой радости быть его другом, и я всё ещё считаю, что глупо доверять слизеринцу. — Сам Мерлин был слизеринцем, — жарко парировала она. — Но, — перебил он громко, заработав сердитый взгляд от мадам Пинс. Понизив голос, он продолжил: — Я не должен ему доверять — я доверяю тебе. Просто не проси меня его любить. Она знала, что эти скудные слова — лучшее, чего она может от него добиться, но сама суть была приятной. По крайней мере, было здорово узнать, что он наконец-то оправился от своего шока, и они вновь на хорошей ноге: — Спасибо. — Но я всё ещё считаю его опасным, — пробормотал он, не в силах сдержаться. — Осторожней, Рон, — рассмеялся Гарри, улыбнувшись шире, — ты слишком близок к тому, чтобы сказать лишнее. Рыжий закатил глаза, примолкнув, разглядывая второго мальчика, и настоял: — Ты не можешь на честном слове сказать, что не думаешь, что он нам лжёт. — Мы знаем наверняка, что он что-то скрывает, даже если просто точный год, откуда он пришёл, — ответил Гарри, беспечно пожав плечами. — Но его беспокойство о Гермионе кажется искренним. Он дал нам строгий наказ следить за ней, даже если она будет от этого злиться, — он покачал головой и рассмеялся под нос. — Нет большого смысла давать кому-то ложное чувство безопасности только чтобы его разозлить — это то, что делают друзья, потому что волнуются. Ты бы не поступил так же? Гермиона перевела взгляд между мальчиками и согласно кивнула: — Он бы не сделал этого, если бы ему было всё равно! Она восхищалась тем, как легко Гарри принял место Тома в её жизни. Учитывая безжалостную кампанию Снейпа против него и постоянное нежелательное присутствие Малфоя, у Мальчика-Который-Выжил было не так уж много причин доверять слизеринцу — но Гарри был лишь заинтригован. Если бы не тайна Николаса Фламеля, она не сомневалась, Гарри бы изо всех сил стремился разузнать всё, что возможно, о её путешествующем во времени друге. — Наверное, — медленно, ворчливо признал Рон. — И всё же было бы здорово, если бы Дэвис умел выражать своё беспокойство более нормальными способами. Ну серьёзно, Квиррелл? — Тебя там не было, Рон, — огрызнулась она, устав от того, что они возвращались к этому снова и снова. Пусть и предвзято, что они не верили Тому на слово, у них не было причин не доверять ещё и ей! — Я знаю, что почувствовала. Ощутив её нарастающее недовольство, Гарри вмешался и успокоил: — В любом случае, ничего особенно не поменялось, — нам всё ещё нужно оставаться начеку, и нам самое главное выяснить, кто такой Николас Фламель. Гермиона не была уверена, что тайны Квиррелла и Фламеля вообще связаны, но, если она будет потакать мальчикам, возможно, они станут потакать ей в ответ. На этом она быстро осмотрелась, а потом спросила: — Есть шанс, что твои родители знают, кто такой Фламель, Рон? — Может, — пожал он плечами, теребя край её книги, — но они начнут что-то подозревать, если отправлю к ним об этом сову. — Сову? — нахмурилась она. — Я думала, ты поедешь домой на каникулы? — Планы изменились, — сконфуженно ответил Рон — хоть оставалось лишь гадать, было ли это потому, что он не рассказал ей новости раньше, или вообще по какой-то другой причине. — Родители поедут к моему брату Чарли, поэтому мы все остаёмся в Хогвартсе. Гермиона прикусила губу. Как бы сильно ей ни нравился замок, она не могла представить, как это — не поехать домой на каникулы. Она скучала по дому, и ничто не звучало лучше, чем провести время с семьёй, отметить рождественские праздники по-семейному и поспать в своей комнате: — Мне жаль. Но Рона это будто ничуть не тревожило: — Мне — нет, — открыто сказал он, дурашливо улыбнувшись. — Я проведу все каникулы с Гарри, башня будет практически в нашем полном распоряжении, кроме Перси и близнецов. Это куда лучше, чем торчать дома, если честно. Я только жалею, что не расскажу своей младшей сестре, Джинни, о тролле до самого лета, — повернувшись к ней полностью, улыбка упала с его лица, и он серьёзно спросил: — Есть шанс, что твои родители знают о Фламеле? — Они маглы, Рон, — мягко напомнила она, — если только Фламель не известен повсеместно, они понятия не будут иметь, кто он и о чём я вообще их спрашиваю, — она никогда не перестанет поражаться, насколько Рон не понимал мир маглов, но, опять же, он, наверное, то же самое думал о том, как они с Гарри понимали волшебный мир. Отмахнувшись от этой мысли, она продолжила: — Я могла бы попросить Тома поискать в его времени, но Фламель мог бы тогда ещё даже не родиться. Честное слово, думаю, гораздо больше шансов, что вам удастся пробраться в Запретную секцию. — И ты правда не против, Гермиона? — спросил Гарри, бросив на неё сочувственный взгляд. Если честно, она была против. За последние несколько месяцев ему показалось, что она выработала некоторое свободомыслие по отношению к правилам, но это совсем другое дело. Запретная секция запретна по какой-то причине — что, если туда опасно даже зайти без разрешения? — но даже ей пришлось признать, что пока что это выглядело их наилучшим вариантом. — Я просто хочу узнать, что происходит, — размеренно ответила она. — Если это значит, что нам нужно нарушить несколько правил, пусть так. К тому же, это никому не вредит, — в какой-то мере, такое же оправдание она использовала, чтобы рыться в прошлом, но в этом случае, по крайней мере, эти слова давали хоть какое-то утешение.

***

Хогвартс, 1938 год Что-то волновало Гермиону, и Том был готов лезть на стенку от того, что она с ним этим не делилась. Очевидно, она думала, что скрывает это достаточно хорошо, но её тревога вовсе разве что на лбу у неё не написана — сжатые черты лица, уклончивые взгляды, она не могла бы быть ещё более очевидной, даже если бы попыталась. Однако, она не говорила ему, в чём дело, а он знал наверняка, что не стоит на неё с этим давить. Но он не мог отделаться от чувства, что она что-то от него скрывает. Часть Тома осознавала, что так думать лицемерно, но его злила сама мысль, что она ему лжёт. И всё же, может, он просто принимает всё слишком близко к сердцу, может, она просто переживает о том, что должна проводить день за днём в окружении Квиррелла и его Тёмной магии — один Мерлин знает, что ненависти Тома по этому поводу было достаточно на них двоих! Но он не мог отделаться чувства, что скрывается и что-то ещё, что-то, о чём она ему не говорит, а он едва ли догадывается, что. После такой долгой дружбы странно думать, что есть что-то, чего он о ней не знает. Что-то произошло? Ей угрожал Квиррелл, и, если да, почему она ему просто не расскажет? Он ненавидел чего-то не знать, ненавидел пятьдесят два года, усиливающие неведение, но не понимал, что ещё мог сделать. Он не мог оставаться в её времени, а она не могла прийти в его, поэтому, будучи не в состоянии проживать каждую минуту её жизни, когда они в разлуке, — и хотя Гермиона ненавидела ему лгать, он знал, что она это сделает, если сочтёт нужным, — он не знал, как добыть из неё информацию. Между невысказанным присутствием её секрета и знанием, что она в постоянной опасности, Тому казалось, что вся его смекалка иссякает: он хотел постоянно следить за ней, но знал, что не мог. И такой явственный факт, что её обучение защиты от Тёмных искусств можно в лучшем случае назвать «с пробелами», едва ли поднимал ему настроение. Он был наполовину готов начать преподавать ей дополнительные уроки по защите от Тёмных искусств, чтобы у неё хотя бы был шанс выжить в трудной ситуации — по правде, если подумать об этом, ему стоит дать уроки и Поттеру с Уизли тоже, раз уж они должны за ней присматривать. Как бы ему ни было отвратительно делить с кем-то его время с Гермионой, ясно, что Квиррелл саботировал их образование, а два гриффиндорца не смогут ей помочь, если не знают как. Если уж Том будет честным — а ему и впрямь нет смысла лгать самому себе, — ему нравилось преподавать, нравилась идея делиться с другими своими знаниями. Это немного напоминало ему время, когда он впервые встретил Гермиону и стремился научить её всему, что тогда понимал о магии. Даже возможное присутствие её маленьких питомцев не уменьшало восторга, который приносила мысль вновь исследовать что-то вместе с ней. Кто знает, может, два мальчика его удивят и окажутся отчасти способными. Может, они ему даже потом скажут спасибо, учитывая, что они вряд ли сдадут свои С.О.В. под единоличным руководством Квиррелла. Он оказывает им услугу. Ему нужно начать просматривать свои конспекты как можно быстрее, чтобы выяснить, как после каникул подтянуть трёх гриффиндорцев по материалу целого семестра. Подкрались рождественские каникулы, и Том обнаружил, что его сделка с Альфардом была отложена в пользу последних экзаменов и домашних работ. До самого дня, когда поезд по расписанию должен был отвезти учеников обратно в Лондон, не было ни минутки даже подумать о том, чтобы отправиться в кабинет Слизерина. Конечно, Блэк возвращался домой — как и большинство учеников, — но Том счёл, что это ему на руку: у него оставался лишь крошечный промежуток времени, чтобы мальчик зашёл и вышел из комнаты практически без возможности там задержаться. Если повезёт, им придётся двигаться так быстро, что Блэк просто не успеет запомнить дорогу туда и обратно — кабинет останется Тома. Что он не предусмотрел, так это что Блэк явится со свитой гостей. В защиту Блэка, привести с собой Андруса Лестрейнджа — хороший манёвр: он мог наблюдать за сигналами интереса или тревоги старшего мальчика, чтобы выяснить правду. А вот в присутствии Юнис Макмиллан большого смысла не было. Хотя, судя по напряжённому лицу Альфарда, Том решил, что Юнис сама себя пригласила. Он решил, что это честно, учитывая, что они упомянули класс в её присутствии, не говоря уже о том, что она была решительно настроена защищать Тома от холодного отношения Альфарда. Её появление несколько всё усложнило, вынудив Тома вести себя как можно лучше, но это стоило того мелочного раздражения, которое она вызывала у своего кузена. Дорога к лаборатории Слизерина была наполнена тихой беседой, которая становилась всё более напряжённой, чем глубже они опускались в подземелье. Решительно настроенный запутать ходы, Том вёл их по множеству длинных, путаных и ненужных коридоров — существовали гораздо более прямые пути, но ему нравилось смотреть, как его спутники вздрагивают среди древних и зловещих камней. Он провёл их по стольким поворотам и закоулкам, что был уверен, что ни один из них не найдёт дорогу обратно самостоятельно. Наконец, они добрались до назначения, Юнис выглядела испуганной, но светилась от волнения, а Андрус уже стал казаться настороженным. Альфард, однако, был просто-напросто ошарашен: — Я… — он смолк, тяжело сглотнув. Его взгляд метался от стола к столу, лихорадочно пытаясь увидеть целиком древнюю лабораторию зельеварения. Когда его глаза наконец-то устремились к подиуму, похожему на трон, установленному на возвышении в центре комнаты, он выкрикнул: — Это правда! Кабинет Слизерина! Том приподнял тёмную бровь и помог Юнис подняться по лестнице — отчего, он заметил, другой мальчик стиснул челюсть от раздражения, — и бросил через плечо: — Не верил мне, Блэк? — У меня не было причин, — открыто заявил Альфард. — Никто не знает, кто ты такой, Риддл. В нашем факультете все знают всех, поэтому твоя таинственность настораживает многих. Стоя возле трона Слизерина, Том обернулся и спросил: — А теперь? Альфард сжал губы, пока они практически не стали белыми, но отказался отвечать. Заметив нарастающую враждебность, Юнис прочистила горло и, надев на себя вежливо заинтересованную улыбку, спросила: — Как ты нашёл это место, Том? Он естественным образом хотел похвастаться, и если бы был наедине с двумя мальчиками, так бы и сделал. Но он не хотел испугать девочку из Рейвенкло — он ей больше всего нравился, когда разыгрывал скромность, — и она была для него полезна, чтобы незаметно управлять своим непокорным кузеном. Держа это в уме, он смущённо ей улыбнулся и ответил: — Случайно вышло. Понимаешь, я думаю, Хогвартс построили на старой крепости. — И ты искал его основание, — догадалась она с собственной улыбкой. Уголком глаза Том заметил, что Андрус Лестрейндж облокотился на рабочий стол и отчаянно пытался не привлекать к себе внимания. Казалось, его щеголеватые манеры были украдены комнатой, он не в состоянии поддерживать фарс. Он ещё раз взглянул на Тома с невнятным ужасом, который появился в нём, когда он осознал, что младший мальчик — наследник Слизерина. Лестрейндж заметил намёк на скрывающееся под маской, и, если бы Том рискнул предположить, другого мальчика немного смущало то, что он стал свидетелем его совершенно дихотомической вежливости. Со стратегической точки зрения второкурсник должен был понимать важность его маскировки, но наблюдать её вблизи, понимая, что скрывается под ней, внушало другому мальчику явное беспокойство. Не желая переводить внимание Альфадра со своей кузины на второкурсника, Том вернулся к беседе с Юнис: — Я хотел посмотреть, есть ли какие-то опознавательные знаки, которые бы помогли определить, для чего использовалось это место до постройки школы, — буднично продолжил он. Он позволил улыбке стать несколько сконфуженной и добавил: — Здесь нет записей, но я бы сказал, что определённо нашёл остатки структуры. Эти камни отличаются от всех других, используемых по замку. Я проверил — это голубой камень. — Как в Стоунхендже? — спросила она, повернув голову, изучая широкий постамент перед ними. — Но его бы добыли и перевезли из самого Уэльса! Даже с нужными заклинаниями, доставить его аж в Шотландию было бы непросто. Том пожал плечами: — Но это стоит усилий. Голубой камень резонирует с магией, даже усиливает её в некоторой мере, — он провёл пальцами по глубоко вырезанным в троне «SS» и восторженно почувствовал небольшие искры магии, кусающие его кожу. Голубой камень сильно напоминал ему огромные кристаллы, устлавшие пещеру возле моря — они оба дышали и пульсировали собственной мощью. — Ранние ученики, которым довелось учиться в этих комнатах, скорее всего, обнаружили, что здесь им проще контролировать магию. От этого девочка нахмурилась, с её губ сорвалась наполовину сформированная гипотеза: — Если работой легче управлять в этой комнате, разве она не станет костылём для учеников? Не сдержит их рост? Том поразмыслил над этим, а потом покачал головой: — Не думаю, нет. Им бы довелось учиться в магически обогащённой обстановке, поэтому, теоретически, к моменту ухода от голубого камня, были бы достаточно уверены в выполнении заклинаний без помощи. Может, их бы сила была меньше, чем во время занятий, но они бы всё равно работали. — Этим ты и занимаешься? — громко спросил Блэк, внезапно оказавшись позади пары учёных-исследователей. — Альфард, — предупредительно пожурила Юнис своего кузена, но мальчик не обратил на неё внимания. Блэк плавно проскользнул между парой, заставив их отступить друг от друга. Том не был уверен наверняка, что так возмутило другого слизеринца — он общался с мисс Макмиллан уже долгое время, поэтому странно, что он воспротивился их товариществу только сейчас. Неверяще фыркнув, Альфард заговорил над кузиной: — Ты лучший в классе, но никто не знает тебя за пределами занятий — ты уж точно не проводишь в библиотеке столько времени, как должен был бы для таких отметок. Блэк его подозревал, но было не до конца понятно, в чём он обвинял Тома. Не в состоянии сдержать нотку самовосхваления в голосе, Том ответил: — Как бы тебе ни хотелось думать, что моя невнятная родословная вынуждает меня жульничать, правда в том, что я просто талантлив. Андрус Лестрейндж не издал ни звука, однако каким-то образом притянул к себе все взгляды, став болезненно-бледным от упоминания родословной. — Ты имеешь в виду «самовлюблённый», — тут же огрызнулся Альфард, но его глаза вдумчиво задержались на старшем слизеринце. Его тёмные черты лица перекосило, шестерёнки в голове зашевелились. — Блэк, это не высокомерие, если это правда, — усмехнулся Том, сдерживая себя от смеха в открытую, хотя бы из-за присутствия Юнис. — Ты сам сказал, я лучший в классе. Будто бы спонтанно меняя тему, другой первокурсник осмотрел комнату и принялся размышлять: — Не думаю, что кто-то был так глубоко в подземельях уже много поколений. Интересно, почему? В замешательстве от резкого поворота в разговоре, Юнис подошла ближе к своему кузену и спросила: — Что ты имеешь в виду? — За годы своего существования Хогвартс пережил несколько реконструкций и расширений, но можно предположить, что нечто подобное было сделано намеренно, — тихо ответил Альфард. — В смысле, это кабинет Салазара Слизерина: нет смысла его терять, если не хочется, — он сделал паузу и нахмурился, а потом позвал второкурсника: — Всё в порядке, Андрус? Тебя как будто тошнит. Действительно, Лестрейндж сейчас выглядел каким-то зелёным. Том не был уверен, что именно ему так тяжело давалось молчание, или просто тревожная атмосфера в комнате. Возможно, он действительно потрясён. — В этом месте чувствуется что-то странное, — наконец ответил Андрус, его голос звучал немного придушенно. — Воздух тяжёлый, как будто здесь что-то живое. От этого тревожно. Юнис, снова выглядевшая восторженной, поспешила спросить: — Думаешь, тут ещё задержалась магия Слизерина? В воздухе ощущалась знакомая тьма, но не такая ужасающая, как смертоносное дыхание, встреченное им в будущем. Он предположил, что, возможно, камни впитывали в себя немного характера своих обитателей, но у него было чувство, что наиболее близкой к Слизерину вещью в комнате был он сам. Улыбка Тома широко расцвела от этой мысли, изогнувшись лишь с намёком на иронию, когда он пробормотал: — Вот это было бы здорово. Андрус не показался довольным юмором его шуточки, закатив глаза от этих слов. Том мог бы на это обидеться, если бы это не был первый поистине бесстрашный поступок старшего мальчика за всё утро. Альфард, хоть и не из-за шутки, тоже закатил глаза и язвительно протянул: — Ещё больше причин задаться вопросом, почему кто-то вроде тебя смог найти это место. Глаза Макмиллан расширились, она гневно схватила кузена за рубашку, чтобы опустить на уровень своего роста: — Альфард Игнатиус Блэк… — гневно начала она угрожать. Том перебил её успокаивающим, бархатным голосом: — Нет, всё в порядке, Юнис. Я знаю, что думает весь мой факультет, — они с Альфардом смотрели друг на друга, не отрываясь. — Я знаю, каким словом они меня называют. Ты ошибаешься о моём статусе крови, знаешь ли. Хоть и всё ещё сидя через комнату, Лестрейндж вздрогнул от этих слов, невысказанное ругательство повисло между ними, и его могли разглядеть все. Альфард отмахнулся от кузины — Юнис отошла от него, будто обожглась, злобно бормоча что-то себе под нос, — и вновь сосредоточился на старшем мальчике. Его смятение было потрясающе очевидно: он не знал, как трактовать реакции Лестрейнджа или что делать с заявлением Тома о том, что он не грязнокровка, как все решили. Единственное, что оставалось очевидным, — подозрения относительно Тома, хоть и истинная природа этих подозрений стала как никогда туманна. — Помни о своём обещании, Блэк, — прервал Том тяжёлое молчание. — После каникул ты позволишь мне сидеть рядом с тобой и твоей свитой в Большом зале. — О, не волнуйся, — ответил Альфард, пытаясь одарить его тяжёлым и испытывающим взглядом, — теперь я ни за что не спущу с тебя глаз. Том позволил себе слегка улыбнуться, не так уж тайно потешаясь наглостью мальчика: — Нам нужно отправляться обратно. Будет обидно, если кто-то из вас опоздает на поезд, — желая сполна насладиться раздражением Блэка, Том протянул руку Юнис, вынужденный подавить смех от того, как мальчик надулся из-за этого жеста. По-видимому, слишком раздражённый, чтобы переживать о тонкости, юный чистокровный волшебник быстро отвёл Андруса пошептаться, пока они направлялись по извилистым коридорам. Тому удалось услышать лишь пару слов, но он мог догадаться, о чём был этот допрос. В то же время Юнис не могла перестать рассказывать ему, как замечательно, что он всё ещё даёт её кузену шанс, хоть упомянутый мальчик и ведёт себя с ним откровенно ужасно. Лишь время покажет истинное следствие этой маленькой вылазки, но пока Том вполне уверенно счёл утренние события относительным успехом. Группа разделилась, подобравшись ко входу на факультет Слизерина, Альфард быстро взял на себя обязанности эскорта и повёл кузину в сторону Рейвенкло. Том остался наедине с Андрусом, который стеснялся даже посмотреть в его сторону, пока они пробрались в Общую гостиную. К счастью, все из их факультета уже ушли — нетерпеливые ученики наводнили Большой зал, стремясь поскорее отбыть, — поэтому Том свободно произнёс в уходящую спину Лестрейнджа: — Боишься меня, Андрус? Это же просто змея. Она тебя даже не укусила. Мальчик остановился, напрягся, прижал руки к бокам: — Ты разговаривал при ней, с ней. Боюсь ли я тебя? — он нервно рассмеялся и обернулся. — Я знаю, что ты такое, а возможности того, кем может стать наследник Слизерина, безграничны. Остальные смеются над тобой за твоей спиной… Том закатил глаза и насмешливо протянул: — Мерзкий маленький Грязнокровка Риддл. Второкурсник вздрогнул от ругательства, но продолжил: — …А я даже не могу сказать им следить за своими языками, прекратить травить тебя в стенах твоего факультета. Мне бы не хотелось оказаться поблизости от тебя, когда настанет время твоей мести. — Слишком поздно, мой дорогой Лестрейндж: каждый испытает мою месть, — младший мальчик на мгновение задумался. Он и не подозревал, что Андрус так глубоко отстранился от него. Лестрейндж чувствовал себя в изоляции, потому что понимал правду, и всё же упорно хранил тайну Тома, несмотря на то, что разглашение её могло бы облегчить его страдания. Хотя Андрус поступил совсем не так, как он ожидал от мальчика, его поступок был достоин восхищения. И разве это не заслуживает награды? Он так может довести второкурсника до того, чтобы тот утратил эту предварительную преданность. Облизнув губы, Том решил бросить другому мальчику морковку: — Ты был… не то чтобы добр ко мне, но более полезен, чем другие, — тихо продолжил он. — Меня можно убедить защитить тебя от моего будущего гнева, если бы ты продолжал оказывать мне поддержку. Лестрейндж плюхнулся в ближайшее кресло: — Что тебе вообще может быть нужно? — с насмешкой спросил он. Том последовал за ним и сел в кресло напротив мальчика, объясняя: — Я понимаю эмоциональные стремления и базовую общественную политику Слизерина, но несмотря на это, я всё равно вижу это с точки зрения постороннего. Ты знаешь семьи, их истории, как все друг с другом связаны, между кем вражда, а кто союзник. — Макмиллан и Фоули всё это тоже знают, — осторожно ответил он, потирая глаз основанием ладони. Том поджал губы и бросил на него укоризненный взгляд — он ненавидел подобные игры в задабривание, ненавидел необходимость опекать кого-то и притворяться, что человек не ведёт себя совсем уж глупо, но в данный момент это было необходимо: — Будучи рейвенкловцами, их суждения будут бесстрастными и лишёнными должной проницательности, — заметил он, втайне удивляясь, почему Лестрейнджу это не было до боли очевидно. — Ты слизеринец, ты понимаешь ценность определённой информации. Я не предлагаю тебе весь мир, Андрус, но это возможность встать рядом с Наследником — и, когда придёт время, я не забуду твоей помощи. Старший мальчик внимательно обдумал это, начав восстанавливать давно забытую маску аристократической непринуждённости. Было приятно видеть, как возвращается его истинно слизеринская натура — страх, обуявший его, поначалу был забавным, но он затуманивал рассудок и мешал вести переговоры. После нескольких тихих минут он наконец спросил: — Каков в итоге твой план? Юный наследник Слизерина лукаво ему улыбнулся, возразив: — Для первокурсника было бы опрометчиво брать на себя твёрдые обязательства, не находишь? Лестрейндж закатил глаза. Несомненно, вспомнив их предыдущие разговоры о социальной мобильности и политике, он обвинил: — Ты слишком амбициозен, чтобы не держать что-то в рукаве. Улыбка Тома смягчалась, когда он задумался о будущем — ему предстояло обойти по крайней мере двух Тёмных Лордов, одного из которых ему, возможно, придётся остановить лично, чтобы он не выкосил население. Он восхищался обоими за их разрушительные таланты, изучил всё, что мог, из их тактик, но в конечном итоге счёл, что и Гриндевальду, и Сами-Знаете-Кому чего-то не хватало. Ему почти пришло в голову, что каждый из Тёмных Лордов вполне мог помешать его планам, но Сами-Знаете-Кто был слишком близко к тому, чтобы полностью их переписать. Какой смысл захватывать волшебный мир, если унаследуешь только руины и обломки после войны другого человека? Того-Кого-Нельзя-Называть нужно остановить. У Тома есть по крайней мере двадцать лет, чтобы собрать последователей и построить рабочую оборону. А пока он не видел большого смысла в том, чтобы отклоняться от изначального плана. — Я чётко вижу свой путь в захвате Министерства, — беспечно пожал он плечами, — если ничто другое не покажется мне более привлекательным до выпускного. Любой другой мог бы рассмеяться от этих слов из уст первокурсника, но Лестрейндж принял их всерьёз: — Что ж, это, по крайней мере, объясняет Фоули, — язвительно хихикнул он, — он же племянник Министра и всё такое. Ты и впрямь тщательно выбираешь товарищей. — Я тебя тоже выбираю, Андрус, — выразительно ответил Том, — и ты единственный, кому я позволил увидеть правду о себе. — От этого я должен чувствовать себя особенным? — огрызнулся он, но в вопросе не было истинного жара — увидеть другого слизеринца за его фасадом было редкой привилегией, и когда правда о его происхождении будет раскрыта, Том станет в некотором роде королевской особой. — Решать тебе, — пожал плечами Том, зная, что слова второкурсника были пустыми. — Примкнёшь ли ты ко мне? Лестрейндж хмыкнул уверенным голосом, который больше не выдавал его нервозность, проявленную утром: — Лучше помочь дьяволу, чем стоять у него на пути. — Так держать, — улыбнулся Том. Взрослый мальчик поёрзал на сидении, вытянув ноги перед собой в обыденной ленивой манере. Возможно, впервые с того дня, как он узнал о способностях Тома к парселтангу, он выглядел настолько довольным — укрепление своего положения в махинациях молодого наследника вернуло ему необходимую долю уверенности. С вялой улыбкой и скучающим видом он прокомментировал: — Полагаю, ты хочешь знать, о чём со мной шептался Альфард. Том не стал обижаться на напускную аристократичность Лестрейнджа, было интересно наблюдать за изменениями в старшем мальчике, и это было полезным примером для подражания при общении с чистокровными учениками. Они считали себя дворянами, и, чтобы заработать их доверие, Тому нужно вести себя как один из них. Однако в его случае это может быть лишь игрой: какой бы благородной, как выяснилось, ни была его кровь, он знал, что в глубине души всегда будет злым сиротой из злачной части Лондона. Он всегда будет посторонним, презирающим вещи, которых ему недодали. И всё же в этом не было ничего страшного, потому что презрение превращалось в амбиции, вело его быстрее и дальше, чем аморфных аристократов в его окружении — они играли в политику как бесполезные дети, коими и были, а Том быстро осваивался в игре. Он расслабил позу и позволил себе расплыться в улыбке — резкой, демонстрирующей слишком много зубов и внушающей окружающим определённое беспокойство. Небрежно жестикулируя, он беспечно сказал: — Будь так добр. Лестрейндж едва подавил дрожь от того, как быстро Том умудрился научиться подражать его манерам. Его улыбка немного опустилась, но он умудрился избежать напряжения, ответив: — Ты будешь рад отметить, что он больше не считает тебя грязнокровкой. — Да? — Нет, — заговорщицки растягивал Андрус, — он считает тебя продуктом чистокровной интрижки. Скандальным, непризнанным бастардом. — Незаконнорожденным Лестрейнджем, без сомнения, — размышлял Том, барабаня пальцами по ручке кресла. — Он заметил, как ты вздрагиваешь, когда заходит речь о родословной. Твоя семья склонна к интрижкам? Андрус будто бы не обиделся на столь прямой вопрос, даже практически рассмеялся: — Как и большинство чистокровных семей, — с лёгкостью объяснил он. — Многие браки были заключены по политическим и финансовым соображениям, а желанную любовь ищут где-то ещё. Однако подобная неверность редко доводит до детей. Привыкший к путешествиям во времени, Том на мгновение почувствовал, что ошибся направлением и свернул в прошлое. И всё же мысль о том, что чистокровные семьи предаются чему-то столь архаичному, как договорные браки, ничуть не удивляла — как он впервые заметил в Косом переулке, менталитет волшебников по какой-то причине застрял в Средневековье. Вернувшись к текущему разговору, он спросил: — А если рождается ребенок? — потому что в этом случае не обойтись без неосторожности — за свои недолгие годы он был свидетелем достаточного количества похождений в подворотнях, чтобы понять, что внебрачные связи редко бывают такими аккуратными. С магией или без, но бастарды неизбежны. — Их отдают на воспитание старой деве, кузине или сестре, а не дают магловское имя и не бросают в приюте, — резко ответил Лестрейндж. — Альфард либо решит, что с тобой действительно что-то не так, раз заслужил отказ, либо что ты мог бы унаследовать влиятельное лордство, если бы тебя признали, — он сделал паузу и посмотрел на другого мальчика. — Главный вопрос, что ты хочешь, чтобы он думал? — Я поразмыслю над этим во время каникул, — отрешённо прокомментировал младший мальчик, его разум уже перебирал все возможности. — Стоит ли принять во внимание какую-то выгоду? Альфред на секунду обдумал идею, а затем медленно кивнул: — Хоть это не так престижно, как твой истинный род, притвориться Лестрейнджем сделает тебя дальним родственником ветви Блэков по линии Альфарда — возможно, даже ближе, смотря кого будут подозревать твоими родителями, — рассуждал он вслух. — Альфард будет более радушным, более доверяющим семье, даже если кто-то непризнан. Его обещания присматривать за тобой вполне могут обернуться из подозрения в защиту. Он яростно предан своим родственникам: он может оказаться полезным союзником, чтобы облегчить тебе путь на факультете. — Тогда давай надеяться, что Блэк из тех, кто держит слово, — в этой идее были и другие проблемы, конечно, — в частности, Розье и Кэрроу, кто был гораздо ближе к Лестрейнджам, а значит, в лучшей позиции, чтобы понять, что он лжёт. И всё же их открытая враждебность может помочь убедить Альфарда. Однако ему придётся узнать гораздо больше о мире Андруса, если он хочет хотя бы попытаться быть незаконорождённым братом или кузеном. На этом он спросил: — Не думаю, что ты был бы настолько любезен, чтобы представить меня своим знакомым? Андрус посмотрел на него с осторожным упрёком и ответил: — Не до тех пор, пока Альфард правильно расположит тебя среди первокурсников. Чем старше ученик, тем более скептичным он будет. Тебе нужно начать с младших родственников и проложить тебе дорогу, — послание было ясным: он предупреждал Тома не нестись впереди паровоза. Как бы это ни раздражало, совет был достаточно здравым. — После этого новички естественным образом подтянутся: они всегда доверяют заранее сложившемуся порядку. Следующая партия первогодок не станет в тебе сомневаться, но сначала тебе нужно закрепиться. Том вздохнул. Он устал от этих изнурительных шажков — часть его хотела выкрикнуть, что он наследник Слизерина, и покончить со всем, — но он понимал необходимость начинать с малого, плавного привлечения остальных на свою сторону. И всё же это не остановило его от ворчания: — Что значит, у меня только один семестр на то, чтобы впечатлить соседей по спальне. Андруса будто позабавила его внезапная вспыльчивость, но он не стал её комментировать. Вместо этого он просто сказал: — Твоих отметок более чем достаточно, чтобы их впечатлить. Что тебе действительно нужно, так это завладеть ими, чтобы они были настолько в долгу перед тобой, что никогда не смогли бы тебя бросить. Он снова улыбнулся своей острой улыбкой и слегка пошутил: — Пытаешься разделить страдания? — Я перед тобой не в долгу, — ровно заметил Лестрейндж, — просто прекрасно понимаю, что не в моих интересах раздражать наследника Слизерина. Если для того, чтобы защитить себя, мне придётся продать других соседей по факультету, то так тому и быть. — Мне нравится твоя практичность, Андрус, — пробормотал Том, почти пропел, — её прямолинейность, — казалось странным впервые обзавестись союзником для своих махинаций, человеком, готовым содействовать его амбициям в надежде получить дополнительные выгоды. Он никогда не собирал прихлебателей в приюте Вула, за очень редким исключением предпочитая оставаться в одиночестве, но помощь Андруса оказалась неоценимой. В глубине души ему нестерпимо хотелось рассказать Гермионе правду и привлечь её к сотрудничеству — её ум и непоколебимая логика заведут их далеко, — но он знал, что её моральные устои будут мешать им на каждом шагу. Как бы ему иногда ни казалось, что его жизнь вращается вокруг неё, он не мог понять, как она может вписаться в его планы. В идеале он хотел бы видеть её рядом с собой, но инстинктивно понимал, что она не поддержит его стремление к власти, если только это не станет её единственным вариантом. И это только в том случае, если ему вообще удастся преодолеть расстояние в пятьдесят два года между ними. Он отогнал эти мысли в сторону, решив, что их можно решить как-нибудь в другой раз. Вернувшись к текущему вопросу, он приказал второкурснику: — Если сможешь, нарой что-нибудь за время каникул, найди мне какой-нибудь полезный рычаг на случай, если наш мистер Блэк не справится с социальным положением. Андрус встал, чтобы закончить сборы, и криво ему улыбнулся: — Я могу просто переехать к моей тётушке Агате, — добродушно ворчал он. — Нет большей сплетницы во всей Европе. Может, разве что кроме кошёлки Бэгшот. — Как скажешь, — ответил Том, отмахиваясь от него. — Только постарайся вернуться не с пустыми руками, — его слова прозвучали легко и непринуждённо, но Лестрейндж, похоже, всё равно услышал в них предостережение. Том не сомневался, что заучивание всех важных фактов до возобновления занятий пройдёт в спешке, но это будет того стоить, чтобы первокурсники наконец-то прислушались к нему.