Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Хогвартс, 1990 год «Приди ко мне, — вновь шептала Тому зловредная нечистóта. — Приди ко мне, и будешь целым», — в чём для него не было ни унции смысла. Разве он уже не целый? Он не мог догадаться, в чём её интерес — Гермиона, кажется, ощутила тьму в этот раз, но она, по-видимому, не разговаривала с ней так, как с ним. Он вздрогнул от отвращения, вспоминая мерзкое прикосновение. Это было ещё более отвратительно, под тошнотворным восприятием гниющего разложения чувствовалась толика соблазна. Пока Гермиона забалтывала своего профессора, Том боролся с чувством знакомства и совершенно новой жаждой поглотить представшую перед ним сущность, впитать её магию и завладеть её силой, как своей собственной. Единственное, что удерживало его на месте, — знание, что цена этого обладания будет слишком велика: в тьме скрывалось сознание, и он был уверен, что не хотел его внутри себя. Призрак молча изменил тактику или, возможно, просто был не в состоянии подавить своё любопытство: «Который из них ты? Как ты попал сюда? Почему ты тратишь своё время на подобную компанию? Ты моложе, чем я представлял. Приди ко мне!» Удерживать глаза бесстрастно смотрящими в книгу перед собой стоило больших усилий. Соблазн обернуться и изучить Квиррелла был неистовым. Управлял ли Квиррелл тьмой или тьма управляла им? В итоге Тому удалось лишь сцепить зубы и беспомощно ждать, пока всё закончится, — он скорее попытается сглазить Дамблдора, чем явит свою личность смурному молодому профессору. И всё же, даже когда этот мужчина ушёл, слабый шёпот и отвратительный порыв, его издававший, остались. Приди ко мне. Ему пришлось собраться духом, чтобы бороться с этим желанием, найти утешение в том, что Гермиона не подвержена этой порче. Она сдерживала его и давала достаточно открытости и отвлечения, чтобы отгородиться от тихого шёпота. Шипящие звуки не пропадали — как мошкара, от которой он не мог полностью отмахнуться, — но в присутствии подруги на них было легче не обращать внимания. — Почему мы здесь? — обвиняющий голос Рона Уизли прорезался сквозь воспоминания Тома. — Я думал, что так важно, чтобы его ни с кем не видели. По итогу появления Квиррелла и Том, и Гермиона согласились, что хорошая мысль — предупредить её… друзей о возможной опасности. Однако он вполне подозревал, что у каждого из них на то были совершенно разные причины: она, казалось, хотела с ними посоветоваться, но он лишь ждал их послушания. И хоть Квиррелл представлял угрозу для каждого из них, особенно для сохранности секрета Тома, именно Гермиона была наиболее уязвима при возможном нападении. Том мог в одно мгновение удалиться в своё время под предлогом безопасности, но у неё подобной роскоши не было. Её лучшая защита — никогда не оставаться в одиночестве, никогда не давать профессору возможность загнать её в угол. Как бы ему ни было отвратительно их присутствие в её жизни, Том не смел отрицать, что сейчас Уизли и Поттер могут оказаться полезными. Для этой цели Гермиона быстро собрала двух своих гриффиндорских товарищей и спешно загнала всех четверых в класс на полпути к Астрономической башне. Она была достаточно уверена, что там никто на них не наткнётся: по всей видимости, эта комната открывалась лишь на несколько скудных часов во время незарегистрированных небесных явлений, отчего была относительно бесполезной для своего изначального предназначения. Тому хотелось отвести их в класс Слизерина, чьи укреплённые глубины гарантировали, что их не обнаружат, но ему пришлось признать, что добраться до входа в подземелье незамеченными практически невозможно. Комната при башне была не без шарма: на стенах висели изысканные гобелены, изображающие всевозможные созвездия, а в центре помещения мирно парила уменьшенная модель Солнечной системы. Там стояли несколько столов и парт, и группа сгрудилась вокруг самого маленького, самого дальнего от двери — не лучшее место для подобного собрания, но уж точно и не худшее. — Кое-что произошло, — серьёзно начала Гермиона. — Мы с Томом отрабатывали заклинания, когда профессор Квиррелл… Но верный себе Уизли перебил её, закатив глаза и воскликнув: — Только не это снова! Том сдержал улыбку при виде гнева, мгновенно вспыхнувшего в Гермионе. Её глаза сузились, и их обычно столь чистые глубины блестели разъярённым огнём — ему определённо нравилось это зрелище. Было почти странно видеть, как она злится на кого-то ещё для разнообразия, но оттого ещё более чарующе. Она тут же набросилась на Уизли, практически зарычав: — Я постоянно слушаю вашу болтовню о Пушке и Николасе Фламеле. Самое меньшее, что ты мог бы сделать, это уважить меня в ответ, Рональд! Испугавшись, Уизли отпрянул от неё, и, как ни странно, Поттер тоже, хотя он не был объектом её гнева: неужели они никогда раньше не замечали её вспыльчивости? — Но это же Квиррелл, — подчеркнул он, как будто это всё объясняло. — Не думаю, что у него хватит сил даже на то, чтобы пнуть кошку, не говоря уже о Тёмной магии. Почувствовав опасность, Поттер поспешил всё уладить: — Что случилось, Гермиона? — спросил он, мягко переводя её внимание. «Любопытно», — подумал Том, изучая их взаимодействие. Они сильно отличались от Макмиллан и Блэка. На первый взгляд, трое находились в глубинном несогласии, не в состоянии выступить единым фронтом, и тем не менее в какой-то мере идеально сходились. Их разлад заставлял их изучать каждую идею до самого конца, обосновывать каждый аргумент, пока не останется и тени сомнения, следовать за ходом мысли, на которую в противном случае никогда бы не отважились. Гермиона привносила логику, Уизли неосознанно играл адвоката дьявола, а Поттер сохранял мир. Со всеми изъянами их дружбы вместе они всё равно составляли устрашающую силу. Это не было радостным откровением: он чувствовал любопытное возбуждение, когда наблюдал за Юнис и Альфардом, но от такого изучения этих гриффиндорцев со стороны Тому было не по себе по причинам, которые он не хотел исследовать. Ярость близко проглядывала у поверхности, но, подавив её достаточно, чтобы продолжить, Гермиона жёстко отчеканила: — Квиррелл застукал нас вместе. Не думаю, что он видел лица Тома, но, по-видимому, узнал его палочку, — она остановилась с суровым лицом, бледным от тревоги. — Думаю, он может подозревать правду. Том скривился от этих слов: вот это было для него новостью. У него не было времени спрятать свою палочку, даже если бы он об этом подумал. Даже просто взять книгу и закрыть своё лицо заняло слишком много времени. Он слишком беспокоился о том, что двигался недостаточно быстро, и Квиррелл мог заметить его лицо, когда застиг их врасплох, — ему даже в голову не пришло, что его палочка могла его выдать. Может, Квиррелл каким-то образом принял палочку Тома за чью-то ещё? Он не мог заметить больше пары дюймов, так что, возможно, он просто пришёл к неверному заключению. Однако, даже если Квиррелл и ошибся, это не снизит его интерес. Теперь Том точно и определённо был у юного профессора на мушке, а значит, и Гермиона тоже. Ситуация становилась гораздо опаснее, чем он представлял. — Ну, это его проблема, — ворчал рыжий сквозь его мысли, махнув рукой в сторону Тома, — не наша. — Это будет и твоей проблемой, Уизли, — холодно заметил Том. — Если Квиррелл решит, что ты со мной знаком, ты можешь стать его целью для информации. Логика явно была не сильной стороной Уизли — а Гермиона ещё думала, что мальчишка — стратег? — потому что он продолжал спорить: — Нам нечего ему сказать, мы тебя видели два раза. — Он об этом не узнает, пока не загонит тебя в угол, поэтому лучше оставаться настороже, — огрызнулся слизеринец. Серьёзно, как идиот не мог этого увидеть? — Слушай, я не хочу показаться грубым или что-то такое, — снова вмешался в стычку Поттер, по всей видимости, решительно настроенный стать голосом разума, — но я правда не понимаю: почему вы двое так боитесь профессора Квиррелла? — в его вопросе не было осуждения, лишь тщательное сокрытие всего, что не было простым любопытством. Очевидно, мальчик просто считал его нелогичным, но постарался выставить это в наименее оскорбительной манере: — Он безобиден. Том изучал маленького гриффиндорца, его вновь одолевало блуждающее чувство близкого знакомства, — но в этом мальчике не было никакой тьмы, Том не мог её ощутить. Однако подозрительно, что эти два чувства казались такими похожими, вдвойне, учитывая, что мальчик, по-видимому, был не в состоянии заметить черноту, с которой был как-то связан. Лгал ли Мальчик-Который-Выжил в отношении своего мнения о Квиррелле или просто был недостаточно внимателен, чтобы заметить? Неспособность связать концы с концами в таинственном мальчике глубоко расстраивала Тома. Раньше ему всегда удавалось до конца понять каждого. Это делало его осторожным, но пока что у него не оставалось другого выбора, кроме как довериться суждению Гермионы. — Это просто то, что он хочет, чтобы ты думал, Поттер, — с лёгкостью ответил слизеринец, отбрасывая недоверие в сторону. — Он что-то скрывает. Будто почувствовав, что они стояли на краю пропасти, Гермиона вмешалась и добавила: — Вы же знаете, я таким не разбрасываюсь, Гарри, и если бы ты был сегодня с нами, ты бы понял, — она прикусила губу, вздрогнув от воспоминаний. — Квиррелл был с нами подозрительным без причины, а когда зашёл в тот класс, вместе с ним пришло что-то ужасное. Поттер повернул голову и задумался, но Уизли почему-то решил, что она просто преувеличивает. Снова раздражённо закатив глаза, он спросил: — Ты уверена, что это не вина гложет вас за то, что вы делаете что-то настолько противоестественное? — Я не трачу время на чувство вины… — начал слизеринец. Но его тут же перебил Уизли, мрачно пробормотав: — Вот удивил. Том стиснул зубы, но предпочёл благородно проигнорировать замечание, продолжив: — …И эта вещь была приторной, коварной — будто внутри обещания могущества был спрятан шёпот Смерти, — он по очереди встретился с каждым из мальчиков взглядом, всматриваясь в лёд и изумруды в попытке донести до каждого, насколько всё серьёзно. — Чем бы ни была эта тьма, кажется, она может мыслить независимо от Квиррелла, что делает её ещё более опасной, ведь это означает, что у нас может быть два врага одновременно. Поттер внезапно воодушевился, его щёки покрыл румянец, а в глазах появился яркий блеск: — Ты уверен, что это не просто остаточное ощущение чьей-то магии? — поспешно спросил он. У Тома появилось чувство, будто диалог каким-то образом идёт вокруг профессора, которого подожгла Гермиона. Он никогда не встречал этого парня Снейпа, и подозрительно, что его столь единодушно невзлюбили, в то время как их недовольный Мастер зельеварения едва ли представлял собой проблему. Однако, если высказать это вслух, Поттер лишь упрямее вцепится в эту мысль, а последнее, что Тому нужно, — чтобы мальчик начал обороняться. Он попытался обойти эту проблему на корню, спросив открыто: — Ты правда хочешь рискнуть своей безопасностью — её безопасностью, — показал он рукой на Гермиону, — ради этой спекуляции? Она тут же напряглась, но он этого ожидал. По собственным нерациональным причинам Гермиона всегда противилась его защите, но сейчас едва ли время ей потакать. Одно дело, что она выбрала терпеть задиру со школьного двора, но совершенно другое — когда её безопасность под угрозой напрямую. И всё же часть его хотела, чтобы Гермиона вышла буквально на минуточку, чтобы позволить ему говорить свободно без переживаний разозлить её. Будто услышав его мысли, она приподняла брови и упрямо заявила: — Что бы ты ни хотел им сказать, ты можешь это сделать при мне. Том раздражённо вздохнул. Он пытался быть джентльменом, но она прямо-таки была решительно настроена устроить сцену: — Хорошо, — пожал он плечами. Она и так знала, что он собирается сказать: если она на это разозлится, это её вина, что она осталась подслушать. Беззаботно обратив своё внимание на двух гриффиндорцев, он повелительно произнёс: — Я даю вам обоим задание следить за Гермионой — я не могу находиться здесь постоянно, и мне нужно знать, что за ней присматривают. — Серьёзно, Том, — глумливо сказала она, — я полностью в состоянии… Но он не дал ей закончить, твёрдо продолжив, перебивая её аргументы: — Не выпускайте её из виду: наилучшее время для нападения Квиррелла, когда вы разрозненны. Сейчас он лишь что-то подозревает, возможно, ищет дополнительную информацию, но когда он не найдёт достаточно, то станет отчаянным, может, даже агрессивным, — несмотря на всё их недоверие ситуации, Поттер и Уизли вроде бы приняли его приказ серьёзно. Если хоть что-то у них и было достойно восхищения, так это их моментальная преданность Гермионе. И даже с учётом этого Том знал, что они станут искать поджидающую опасность за всеми неправильными поворотами, поэтому пригрозил: — Если она пострадает под вашим присмотром, отвечать будете мне. Поттер задохнулся от смеха: — Если она пострадает, думаю, у нас будут проблемы посерьёзнее, чем переживать о твоём гневе, — сухо объяснил он. Подавив очередной вздох, Том закатил глаза: — Можешь думать, что хочешь, Поттер, но мне нравится доказывать людям, что они ошибались, — предупредил он. Именно тогда Гермиона решила прочистить горло. Её руки крепко вцепились в юбку, волосы будто бы распушились от негодования — почему она всегда так превратно сердится на него, когда он волнуется о ней? Жёстким, отрывистым голосом она спросила: — Ты закончил говорить, будто я не сижу тут рядом? — Это для твоей безопасности, — размеренно ответил он, борясь с желанием потереть виски. Она лишь ещё больше разозлится, решив, что она раздражает его. — Я могу себя защитить, — упрямо выплюнула она. Почему ему постоянно нужно объяснять границы и побуждения дружбы кому-то, столь до тошноты влюблённому в её концепцию? Почему она вообще так злится? Он лишь пытался помочь, даже не так, как когда предложил помощь с задирой Смайтом, — не было ничего агрессивного, или жесткого, или плохого в том, чтобы попросить её друзей присмотреть за ней! Честное слово, если гриффиндорцы настолько близки, как ей нравится считать, они с радостью примутся за её защиту несмотря ни на что. Он не понимал её поведения, этого открытого пренебрежения собственным благополучием. Если бы всё было наоборот, она бы зудела над его ухом без остановки, и это было бы логично. В этом-то и дело, не так ли? Том вслепую боролся с её эмоциями, а не обращался к её здравому смыслу и последовательной логике. Очков не добавило и то, что он говорил без её участия. — Я не сомневаюсь в твоём потенциале, Гермиона, — осторожно, успокаивающе начал он, — но Квиррелл старше и гораздо образованнее нас. Мы даже не до конца понимаем, с чем столкнулись, — холодные, жёсткие факты. Неизбежная, объективная правда — вот что ей было нужно, вот какие качества были необходимы, чтобы достучаться до неё. Никакая из преодолеваемых ею эмоциональных вершин не устроит перед силой простой логики. — В группе ты сможешь рассеять его внимание. В одиночку… Ты правда думаешь, что заклинания первого года остановят эту тьму против тебя? Или ты просто собираешься снова поджечь его и надеяться, что он не знает контрпроклятья? — она едва ли способна противостоять Тому, и хоть он не сомневался, что она достаточно сильна для этого, её знаний по этой теме было явно недостаточно. Квирреллу нет смысла нормально обучать защите от Тёмных искусств: в итоге никто не сможет уверенно остановить его после столь низкопробного преподавания. Она же не могла действительно верить в то, что способна отбиться от человека, чья кампания по дезинформации сделала её уязвимой даже против других первокурсников. Однако он понимал, что это нападение на её гордость и что ему нужно смягчить слова, иначе она оттолкнёт его только сильнее. Тяжело сглотнув, он взял её за руку и пробормотал: — Прости, если я оскорбил тебя, но я не хочу, чтобы ты оказалась в подобной опасности, и ты не можешь отрицать, что снижать возможные риски сейчас — наша лучшая защита. — Ненавижу, когда ты рассуждаешь здраво, — проворчала Гермиона, слегка успокаиваясь, переплетая свои пальцы с его. — Возможно, просто не формулируй это так, будто ты пытаешься защитить девочку. Том в замешательстве нахмурил брови: — Я и пытаюсь защитить девочку. Тебе это кажется чем-то предосудительным? — она была его единственным настоящим другом, и при всём её упорстве и необузданном темпераменте в ней сохранялась тревожная мягкость, хрупкость, которой не было у девочек его времени. Возможно, несправедливо сравнивать её с теми, кто пережил ад сиротского приюта Вула, но факт оставался фактом. Кроме того, любая из тех закалённых девочек восприняла бы эту защиту как должное, ожидала бы или даже требовала её от своих сверстников мужского пола. У него возникло смутное ощущение, что это один из тех разрывов между поколениями, которых им до сих пор удавалось избежать. Это она и подтвердила, слегка нахмурившись во время ответа: — Немного архаично, да. Уизли и Поттер на несколько минут предпочли оставаться изучающе молчаливыми, даже не рискуя пошевелиться, не то что вклиниться между ними. Что-то подсказывало ему, что они находили этот матч по словесному теннису интересным. Том не смог удержаться от того, чтобы не прижать свободную руку к глазам. Несмотря на то, что её слова в значительной степени объясняли её совершенно иррациональную позицию, в данный момент это откровение вряд ли было желанным. Честно говоря, их кризис Тёмной магии всё же казался немного более важным, чем попытка преодолеть полувековые культурные различия: — Смею предположить, что у нас недостаточно времени, чтобы прояснить этот вопрос, так что давай оставим всё как есть, — он опустил руку и посмотрел на неё, надеясь, что хоть какое-то подобие искренности — качество, которое не так часто проступало в его чертах, — стало ей очевидно. — Я «защищаю девочку» только потому, что эта девочка — ты. Наступил напряжённый момент, её пальцы из благодарности сжались крепче вокруг его, несмотря на то, что в глубине её взгляда бурлил невысказанный спор. — И всё же думаю, что вы двое лаете не на то дерево, — это простое заявление разбило тишину. Удивительно — или нет, учитывая, что Том уже оценил их динамику, — именно Поттер перевёл всеобщее внимание. Ему будто была удобна его роль миротворца, он естественным образом стремился к усмирению характеров людей вокруг него. В этом мальчике было что-то уравновешивающее, практически нейтральное, чем он часто пользовался, чтобы уладить ссоры до того, как они начнутся. Конечно, конкретно в этом случае он лишь обменял один спор на другой, но это интересный талант. Гермиона скорчила гримасу неодобрения: — У Снейпа нет причин… — У Квиррелла их ещё меньше, — перебил её Поттер, а Уизли издалека поддакнул. — Снейп любит ввязываться в ссоры, и он груб, если не сказать садист по отношению к нам. Он знает, что мы подозреваем его в том, что он пытается пробраться через люк, поэтому пытался скинуть меня с метлы! — Люк? — нахмурился Том, переводя внимание обратно на Гермиону. — Я чего-то не знаю? Рыжий выбрал этот момент, чтобы нарушить молчание, ухмыльнувшись: — У-у, старина Дэвис не знает, о чём мы? — Завали, Уизли, — огрызнулся он, с недовольством замечая, что по его шее поползла краска, — нет ничего, что он ненавидел больше, чем казаться потерянным или несведущим. Уизли мерзко улыбнулся, но, на удивление, предпочёл не донимать Тома дальше. Хоть это решение и было достигнуто скорее не из доброты, а простого страха вновь распалить Гермиону: — Коридор на четвёртом этаже используют, чтобы что-то спрятать, — объяснил он. — Мы не знаем, что именно, но знаем, что человек по имени Николас Фламель попросил Дамблдора это защитить. Что сыграло на руку, потому что это что-то недавно практически выкрали из Гринготтса, а этот легендарный банк известен отсутствием взломов. Поттер кивнул, добавив: — Дамблдор и впрямь изо всех сил защищает эту штуку. Люк охраняет чудовищная трёхглавая собака… — По имени Пушок, — потрясённо пробормотал Уизли, — потому что, по-видимому, Хагрид — маньяк. — …И, судя по всему, группа профессоров также добавила дополнительную защиту, — зелёные глаза Поттера восторженно вспыхнули. Хоть он и понимал подстерегающую их опасность, он, несомненно, был ею вдохновлён. — Хагрид говорит, что Снейп — один из этих профессоров, но я думаю, что он охотится за охраняемой вещью. Как ему ни было отвратительно это признать, Том заметил логику в ходе мыслей Поттера. Если бы не его собственные столкновения с Квирреллом, он мог бы даже впечатлиться рассуждением мальчика. К сожалению, опыт Тома нашёл и слабую сторону в предположении: может, со Снейпом и было что-то не так, но Поттер лишь сосредоточивается на личных причинах, мелочных жалобах. Квиррелл, в свою очередь, был очевидной и реальной проблемой. В надежде обернуть спор, Том буднично спросил: — А доказательства есть? — Помимо его очевидно подозрительного поведения? — бойко ответил Поттер, изогнув бровь. Тома не тронул его юмор, и Поттер пожал плечами, продолжив: — Пушок напал на Снейпа — я видел рану своими глазами, — ясно, что он пытался пройти мимо люка хотя бы разок. Хм, это и впрямь любопытно. Но, опять же, пройти мимо сторожевого пса не делало Снейпа вором машинально. Хоть Том и не мог придумать достойного оправдания, какие, факт оставался фактом: у Снейпа могли быть и другие причины для его поступков. На этом он спросил: — И он это сделал исключительно, чтобы получить спрятанную вещь? Поттер фыркнул, будто считал, что Том ведёт себя как дурак: — Ну а зачем ещё ему пытаться пройти мимо Пушка? — Действительно, зачем? — очевидно, Снейп заслуживал больше обсуждения, чем ему казалось. Был ли профессор просто слишком рьяным в исполнении своих обязанностей по охране или у него есть скрытый мотив? Однако Тому было сложно увидеть общую картину о человеке, которого никогда не встречал. В замешательстве от того, что не до конца понимал игроков на поле, он перевёл внимание на что-то более конкретное, спросив: — Так что это за скрытый предмет? — Как сказал Рон, мы не знаем, — Гермиона покачала головой и пожала плечами. Из трёх гриффиндорцев она казалась наименее заинтересованной этой маленькой загадкой, но всё же ей удалось прозвучать раздосадованной, признавшись: — Хагрид случайно сказал нам, что в этом замешан Фламель, но у нас так и не получилось ничего о нём узнать — мы все уверены, что слышали его имя раньше, но просто не можем найти его снова. Новости были плохими, но едва ли удивляли, учитывая сегодняшнюю череду несчастных открытий. Трио перед ним пришло к правдоподобной, хоть и, возможно, неверной теории, но им не удалось осознать истинный масштаб происходящего. В какой-то мере он был уверен, что они хотят остановить Снейпа, но, вероятнее всего, скорее из мелочной мести, чем из-за чего-либо ещё, как способ поквитаться за то, как этот человек обращался с ними — что проблематично, если виновник на самом деле не Снейп. Все трое ввязались в схватку по личным причинам, они не воспринимали настоящую опасность, пока не станет слишком поздно. Но если Том прав, если профессор защиты от Тёмных искусств — истинный злодей, то ситуация гораздо плачевнее, чем им кажется. — Если этот предмет действительно так желанен, — тихо заметил он, — то вполне логично, что кто-то вроде Квиррелла — тот, кто явно что-то скрывает, — будет склонен его украсть, — само присутствие Квиррелла практически гарантировало, что этот предмет обладает какой-то силой. Он с содроганием подумал, во что может превратиться эта тьма, получив доступ к столь желанному артефакту. Впервые не проявляя воинственности, Уизли просто покачал головой и ответил: — Квирреллу не хватит наглости. Если бы они увидели его так, как Гермиона, Том сомневался, что они бы вообще сейчас это обсуждали. Было ясно, что, по крайней мере сегодня, двух мальчиков нельзя убедить в правде, но Тому всё ещё нужны глаза и уши, пока он будет в своём времени. Он мог бы солгать им или предоставить логичные объяснения, чтобы оставаться настороженными. Они решительно вцепились в свою идею, что означало, ему нельзя напрямую сбросить её со счетов, но, возможно, есть способ использовать её в свою пользу. Думая быстро, слизеринец парировал: — Может, и нет, но, возможно, его действия — не его выбор, — и вот он увидел сомнение: они ничего не знали наверняка, значит, с их стороны глупо игнорировать возможных врагов. — Аура вокруг него была разумна, возможно, неизвестные Тёмные Волшебники одержали контроль и управляют вашим профессором. Поттер тут же резко поднял голову: — Думаешь, Снейп?.. — Ох, ради Мерлина, — огрызнулся Том, не в состоянии прикусить язык вовремя. Он знал, что сейчас работал против себя, но как же раздражало, что они отказывались видеть что-то помимо Снейпа. — Может, он просто ненавидит тебя, ты об этом не думал? Не обращая внимания на его вспыльчивость, Поттер просто поднял бровь, рассеянно потирая свой шрам в виде молнии — возможно, он и сам испытывал некоторое раздражение: — Твои подозрения Квиррелла кажутся мне такими же необоснованными, знаешь ли, — ровно ответил он. Потребовались усилия, но Тому удалось сдержать язвительный ответ. Ему нужно обуздать это: нужно, чтобы гриффиндорцы встали на его сторону, пусть и ради Гермионы. Ведь, в конце концов, они не были слизеринцами — по сравнению с ними Уизли и Поттером должно быть легко манипулировать. Ему просто нужно сдержать неудовольствие, вырывающееся вперёд. Если Том прав, а он не сомневался в этом, у него потом будет достаточно времени припомнить им это. Пока что ему нужно залатать дыры, даже если это и означало притворство. — Ладно, — выдохнул он, добавив тону нотку поверженности, — следите за обоими, если хотите. Но не теряйте бдительность. За этой мольбой повисла напряжённая тишина, но, похоже, это подействовало. Как бы мальчишки ни относились к нему, они не собирались злить его за счёт Гермионы, особенно после того, как он дал им молчаливое разрешение продолжать преследовать своего Мастера зельеварения. Оставалось только надеяться, что их глупое увлечение не отвлечёт на себя слишком много внимания. Поттер и Уизли полезны лишь настолько, насколько сами того желали. От живого щита мало толку, если он никогда не займёт нужную позицию. Гермиона нарушила молчание первой, но едва ли была этому рада. Вновь прикусив губу — инстинктивная привычка и болезненно очевидный признак её тревожности, — она посмотрела на рыжего мальчика и неловко признала: — Есть и ещё кое-что, в чём, мы надеялись, ты нам можешь помочь, Рон. Уизли был в шоке, что они вообще его обсуждали, а уж тем более что им что-то от него нужно: — От меня? — бесстрастно спросил он. Гермиона колебалась, и Том был уверен, что частично это лишь потому, что она не хотела знать, не хотела встретиться с реальностью произошедшего. Он сочувствовал — они обнаружили поистине душераздирающий факт, — но различные причины будут лишь преследовать их, если они не разберутся с историей напрямую. Если и была какая-то чума или чудовищно разрушительная сила, которая поглотит численность населения в его времени, Тому нужно об этом знать. Он решительно спросил: — Твоя семья училась в Хогвартсе много поколений, так? Уизли повернулся к нему, явно испытывая неловкость от мысли обсуждать свою семью со слизеринцем, но всё же ответил: — Так долго, как только можно проследить. Мы не можем этого доказать, — он слабо улыбнулся, выглядя теперь немного гордо, — но по легенде Уизли были одними из первых учеников, обучавшихся у самих основателей. — Значит, ты много знаешь о замке? — наседал Том. — Так же, как и любой старинный род, думаю, — ответил рыжий, беспечно пожав плечами. — А что? Гермиона глубоко вздохнула, чтобы успокоиться, и продолжила: — Мы с Томом разговаривали, и оказалось, что произошёл огромный спад количества учеников за последние несколько десятилетий — около пятисот учеников просто пропали, — она вырвала свою руку из хватки Тома, вновь сжав подол юбки, и наклонилась к рыжему. — Мы думали, может, ты можешь сказать нам, почему. Это тут же привлекло интерес Поттера, но Уизли практически распался на части. Его лицо потеряло цвет, сделав его болезненно-жёлтым и измученным, и он прошептал: — Ох. Нежно, но твёрдо, как она умеет, Гермиона продолжала: — Ты знаешь, что случилось? Было очевидно, что он знал, и ожидание его ответа казалось пыткой. Как бы сильно Том ни презирал мир волшебников — презирал, что они бросили его на милосердие Лондона, что скрывали от него знания о том, кем и чем он был, многие годы, а потом рассчитывали, что он будет благодарен, когда наконец-то снизошли до того, чтобы проинформировать его, — его ужасала мысль, что магическое общество стремилось к исчезновению. Обижался он или нет, но теперь это его мир, и если что-то и могло предотвратить катастрофу, он это сделает. Пьянящий жар опалил щёки, когда он осознал, что с этим знанием жизни сотен, может, тысяч были у него в руках. Тогда он может в какой-то мере вершить их судьбы. Получить столько власти — захватывающее чувство: люди могли выжить или умереть от его действий. — Да, это просто… — Уизли смолк, ёрзая на своём стуле, будто внезапно наткнулся на кнопки. — О таком не говорят, понимаете? — Мы с Томом не были воспитаны так, как ты, Рон, — напомнила ему Гермиона, наклонившись ещё ближе, будто боялась пропустить хоть слово. Если она ещё придвинется, то вообще упадёт со стула. — Мы этого не знаем. — Эм, ну… — рыжий тяжело сглотнул, почесал затылок, а его уши стали багряными. — Мама не разговаривает об этом, говорит, лучше оставить прошлое позади. А вот папа… — он невнятно махнул рукой. — Ну, он потерял многих родственников. В смысле, как и все мы, но… — Ты несёшь чушь, — одновременно сказали Том и Поттер — Том резко, а Поттер бормоча. — Не секрет, что семьи становились меньше уже долгое время, — прямо объяснил Уизли, — но даже тогда в волшебном мире было равновесие. Но это было до войны, до Сами-Знаете-Кого, — его будто тошнило лишь от упоминания Тёмного Лорда. — Папа говорит, целые роды были изничтожены, не говоря уже о маглорождённых и сквибах, которые просто исчезли. Том не был уверен, что такое сквиб, но это не особенно именно значения — вот его ответ, и хоть он и подозревал правду, он всё равно был потрясён. Он считал Гриндевальда большей угрозой, изучая двух Тёмных Лордов, но теперь заметил свою ошибку: он судил их значимость исключительно на основании количества доступной информации. Какая-то его часть по-детски предположила, что скудость книг о Сами-Знаете-Ком объяснялась лишь тем, что о нём просто нечего было сказать. В конце концов, насколько вообще опасен может быть человек, которого победил младенец? И глобально Гриндевальд был гораздо ближе к тому, чтобы потенциально объявиться в жизни Тома. До Того-Кого-Нельзя-Называть оставались десятилетия, и на самом деле он заслуживал внимания только из-за своей способности вмешиваться в планы Тома. — Я подозревала, конечно, — прошептала Гермиона с мрачным вздохом, — но не понимала, насколько стала разрушительной война. Уизли степенно кивнув, растянув губы в угрюмой улыбке: — Если верить папе, Сами-Знаете-Кто всё перевернул с ног на голову. Он не был похож на других Тёмных Лордов: он был могущественнее, убедительнее. Было почти очевидно, что он захватит власть над всем миром. Даже Альбус Дамблдор лишь сдерживал его — все ждали дуэли между ним и Дамблдором, как было с Гриндевальдом, но её всё не было, — он перевёл взгляд на Поттера, который на протяжении всего этого объяснения хранил жуткое и неловкое молчание. — Война не прекращалась до тех пор, пока Сами-Знаете-Кто не попытался, но не смог убить Гарри.

***

Хогвартс, 1990 год Впервые за, казалось, целую вечность Тома затянуло в прошлое против его воли. Гермиона даже не могла вспомнить, когда это произошло в последний раз. За годы его визиты растянулись от скудных минут до нескольких часов. И всё же сегодня, возможно, было его самое долгое посещение: каким бы сильным он ей всегда ни казался, даже у него был предел. Она не могла сказать, что полностью сожалела о том, что он ушёл, — хоть она и всегда крайне скучала, когда его не было рядом, ей не терпелось избавиться от его выжидающего взгляда. Он бы разгневался, узнай, что она ищет по библиотеке. Честно говоря, ей было немного стыдно за это, потому что она правда хотела уважить его желание о невмешательстве в личную жизнь и не копаться в его прошлом. Но Квиррелл узнал палочку Тома — это должно что-то значить! Что, если Том каким-то образом унаследовал знаменитую палочку, или Квиррелл её с чьей-то спутал? Им нужно знать, что творится в голове молодого профессора, чтобы иметь хоть какую-то надежду ускользнуть от него, — если Квиррелл принял Тома за кого-то другого, то им лучше узнать, за кого, а не игнорировать эту загадку. Ушло больше времени, чем ожидалось, чтобы отвязаться от Гарри и Рона — они на удивление ответственно выполняли поручения Тома, — но в итоге Оливер Вуд решил эту проблему за неё. До каникул оставался один матч по квиддичу, и он был решительно настроен проводить тренировки каждый день. Гарри робко улыбался, обещая встретиться с ней, когда закончит отработку лётных фигур, и она ценила то, что он не пытался затащить её посмотреть тренировку: хоть она и болела за него от всего сердца, она едва ли могла придумать более глупого способа потери времени, чем сидеть на холодном, пустом поле и ничего не делать. Рона было нетрудно уговорить пойти с ним: в конце концов, между спортом и домашней работой Рон всегда выберет квиддич. Он выглядел не таким сконфуженным в этом решении, как Гарри, но всё же поразительная толика вины отражалась в нём, когда он помахал ей на прощание. Гермиона подумала, что ей бы следовало чувствовать себя не по себе за то, что она уговорила его пойти — не стоит подначивать мальчиков идти против их обещаний, высказанных или нет, — но ей не хотелось, чтобы они таскались за ней по библиотеке, подглядывали из-за плеча и, возможно, обнаружили о Томе что-то, чего им не следовало знать. Достаточно плохо уже было то, что она сама пошла против высказанных желаний слизеринца, но ей не хотелось в это впутывать ещё и Рона с Гарри. Библиотека успокаивала её, хоть из-за своего размера ей всегда было сложно понять, откуда начинать работу над своими исследованиями. Ремесло изготовления волшебных палочек оказалось на удивление обширным и сложным предметом. Она узнала, что за сознанием и использованием палочек стояло много теории. История тоже предоставила больше информации, чем она могла разобраться сама, — казалось, палочку каждой известной ведьмы или волшебника окружали легенды. У неё не было сомнений, что через пару лет и палочку Гарри будут слагать истории, хоть он мало что сделал сам для своей известности. Поиски Гермионы быстро начали скатываться в тупик. Не было никаких справочников по палочкам каждого человека — если только не где-то в Министерстве, — и даже если бы и был, она не знала, с чего начать. Даже после стольких лет дружбы было неприятно осознать, что, всё она знала о Томе наверняка, — его имя, и что он вырос в месте под названием «приют Вула». Тщетность её поисков начала наваливаться на неё тяжёлым грузом. Она уже дважды оказывалась в этом положении и не знала, где найти ответы. Если она не поторопится, тренировка по квиддичу закончится до того, как она найдёт что-то полезное. Обеспокоенная и недовольная, она покинула библиотеку, слоняясь по замку в попытках организовать свои мысли. Она не могла отделаться от назойливого чувства, что уже когда-то видела коллекцию фотографий палочек. «Что-то о старостах, — отдалённо подумала она, — или, может, результатах экзаменов». Маловероятно, что она бы встретила там искомую палочку, но если она сможет снова найти эти фотографии, то по крайней удовлетворит своё любопытство. Однако, какой бы взволнованной она ни была, она не могла с уверенностью вспомнить, где они были выставлены. Может, в одной из портретных галерей? Или в одном из «страстно желающих быть кабинетом по заклинаниям» чуланов для мётел? По всему Хогвартсу было так много альковов, скрытых комнат и странных архитектурных закоулков, что практически невозможно проследить почти два с половиной месяца передвижений. Она была уверена, что взглянула на фотографии до случая с троллем — где она проводила больше всего времени до Хэллоуина? Ответ — в библиотеке, конечно, но там она уже всё проверила. Она знала, что это не мог быть один из классов, потому что, за исключением одного, спрятанного в Астрономической башне, они были лишены украшений и чего-то, на что можно отвлечься, что Перси… Перси! Вот оно! Староста Гриффиндора ответственно взялся за свою обязанность — экскурсии для первокурсников, и питал слабость к Гермионе: она чувствовала, что одновременно напоминала ему его самого и его младшую сестру. Однажды в попытках подбодрить её он отвёл Гермиону в Зал академических достижений. Это была малопосещаемая комната, похожая на музей тем, что сухо представляла выдающиеся результаты экзаменов С.О.В. и Ж.А.Б.А. Перси с удовольствием показал ей несколько записей, заверив, что нет ничего плохого в том, чтобы быть всезнайкой, что за ум даются награды и что, если будет прилежно учиться, даже она сама сможет попасть на Стену волшебных палочек. В то время Гермиона подумала, что Стена волшебных палочек — это как-то глупо: почему академическую успеваемость увековечивают изображением палочки на Стене, а не самого преуспевающего ученика? Но сейчас она была этому благодарна. Зал пустовал, когда она зашла. У неё было чувство, что большинство учеников даже не знали о его существовании, и она не была уверена, стоит ли винить в этом его близкую расположенность к запретному коридору или ошеломительную нехватку амбиций в учёбе. В любом случае, она была более чем рада заполучить комнату в своё полное распоряжение. Гермиона неспешно прогуливалась мимо витрин, собираясь с духом, чтобы взглянуть на Стену. Ей хотелось убедить себя, что шансы встретить там палочку Тома малы, но это была слишком нелепая ложь, чтобы в неё поверить. Это именно то место, где он бы хотел стать увековеченным, а если учесть, что он невероятно умный мальчик, то можно было не сомневаться, что его имя будет где-то здесь. От реальности того, что она собиралась сделать, её дыхание начало дрожать, ведь как бы ни были благородны её намерения, — а они были благородны, она лишь пыталась защитить его, так же, как и он пытался её, — это всё равно предательство его доверия. Обычно тихая часть её мозга, та, что разговаривала голосом восьмилетнего сироты из самой злачной части Лондона, шипела, что не о чем волноваться, что это справедливо. Том же уже предал её доверие? Ни по какой другой причине кроме того, что мог, он лгал ей три года подряд, заставлял прыгать на задних лапках ради правды. По крайней мере её предательство происходило от отчаяния и переживаний о его благополучии. Ну правда, разве это не делало их просто квитами? Око за око, как он любит говорить. Резко сглотнув, она наконец-то встала перед Стеной. Несмотря на все свои оправдания, она знала, что собирается сделать что-то плохое. И всё равно посмотрела. Учитывая, какой древней была школа, на Стене волшебных палочек было не так много фотографий, как можно было бы предположить. С другой стороны, не так уж это и удивляло: учитывая уровень результатов экзаменов, за который увековечивали в Зале, она догадывалась, что ученики, достойные Стены, появлялись крайне редко. Изображения висели в хронологическом порядке, поэтому она начала с самых недавних и пошла назад. На её губах почти сразу растянулась грустная улыбка, когда Гермиона заметила палочку Лили Эванс: она была уверена, что это девичья фамилия мамы Гарри. Надо не забыть как-нибудь показать ему фотографию: Гарри так мало знал о своих родителях, что она была уверена, что его заинтересует даже такая крошечная информация. Быстро передвигаясь, Гермиона почти потеряла надежду на двадцатый век, пока не увидела её: белую, как кость, тисовую палочку, сходящуюся к аккуратному, но заострённому кончику, 13½ дюймов, сердцевина с пером феникса. На табличке под фотографией было написано «Том», и у неё перехватило дыхание, пока она не поняла, что это не тот же самый мальчик. Том М. Риддл, кто бы он ни был, владел палочкой, потрясающе похожей на палочку Тома, — у них даже было одинаковое имя, что, мягко говоря, странно, — но они не были одинаковыми. Палочка Риддла слегка напоминала по форме бедренную кость, но палочка Тома была немного ошкурена, чтобы показать естественные прожилки и красоту дерева. Однако, если смотреть на рукоятку сверху, с нескольких дюймов, которые мог видеть Квиррелл, можно легко принять обе палочки друг за друга. Любопытствуя, она отвернулась от Стены и осмотрела остальную часть комнаты в поисках Риддла. Найти его не составило труда: в 1943 году его С.О.В. били рекорды, а баллы по Ж.А.Б.А. до сих пор считались одними из самых высоких, когда-либо присуждавшихся Министерством. Он даже получил медаль «За магические заслуги» — она смутно помнила, как Перси показывал копию в Зале трофеев. От её внимания не ускользнуло, что даты, указанные на его достижениях, вполне укладывались в рамки того года, когда Том мог появиться на свет. Вполне возможно, что они вместе учились в школе, что он даже знал этого Риддла. Осмелится ли она спросить?.. — А, мисс Грейнджер, — мягко прервал её мысли голос. — Именно Вас я и искал. Тонкие волоски на шее встали дыбом. Она знала этот голос, но его ритм и сила были совсем неправильными. Это не мог быть он — и в то же время был. — Профессор Квиррелл? — пискнула она. Он стоял в нескольких шагах позади неё, ближе к Стене. Какими ужасающе знакомыми ни были его тюрбан и мантия, ничто другое в нём не казалось узнаваемым: плечи расправлены, осанка расслабленная и уверенная, а постоянная дрожь, всегда сотрясающая его конечности, отсутствовала напрочь. Он не заикался, не было ни малейшего намёка на проблемы речи, которыми он прославился. Его голос струился, неестественно успокаивая, и она не могла отделаться от ощущения, что это вовсе не его голос. На самом деле изменения в нём были настолько разительными, что ей казалось, будто перед ней стоит незнакомец, будто что-то надело маску её профессора. — Я хотел извиниться за произошедшее ранее, — ответил он — оно? — одарив её победоносной улыбкой. В обычных обстоятельствах она бы решила, что та его украшает, даже делает немного мальчиковатым, но в тот момент она покрылась мурашками. Он будто знал, как действует на неё, потому что улыбка стала лишь шире, загибаясь по краям в ужасающе знакомой манере. — Я понимаю, что вы двое переживали, что вас ждут неприятности. Жаль, что я не могу потворствовать подобным внеклассным занятиям, — всё же именно исследования делают учеников учениками, — но Вы знаете, как сложно бывает с мистером Филчем. Надеюсь, Вы не в обиде, — бархатно бормотал он, придвигаясь ближе. — Если бы Вы могли передать кое-что своему другу?.. — Он мне не друг, — моментально перебила Гермиона. Ситуация стала катастрофической, и выхода из неё не было — она не ожидала, что Квиррелл так скоро попытается выпытать у неё информацию, — но, возможно, ей удастся использовать её в своих интересах. Если она сможет убедить его, что ничего не знает, что она просто считает Тома обычным мальчиком, то, возможно, он сочтёт её достаточно бесполезной, чтобы оставить в покое. Однако это означало, что ей придётся перестать относиться к нему с подозрением, придётся вести себя как всегда жаждущая угодить ученица на уроках — придётся подойти ближе, потому что он попросил её об этом. Её ноги стали свинцовыми, будто в них скопилась вся её кровь, приковав её к месту, но в итоге ей удалось сделать шаг-два вперёд. Он приподнял бровь от её резкого тона, чего она никогда раньше не встречала у Квиррелла. Обычно он морщился, если его неожиданно перебить. Однако он не злился, когда заговорил. Полным замешательства голосом он спросил: — Прошу прощения? — Он слизеринец, — настаивала она, пытаясь принять отвращённое самодовольное выражение, которое часто бывало у Рона. Но храбрости Гриффиндора было недостаточно, и она почувствовала, что её лицо было скорее похоже на гримасу боли. — Разумеется, он не может быть моим другом. Мы просто вместе делали уроки. Вторая бровь Квиррелла поднялась и присоединилась к первой. Веселье залило его ужасающе расслабленные черты лица: — Что ж, напарник по урокам, — нежно поправил он, но она была уверена, что про себя он смеётся над ней. — Должен признать, как бы это ни было стыдно, я не узнаю мистера?.. Гермиона никогда не узнает, что за демон дёрнул её за язык, но имя: — Дэвиса, — слетело с него до того, как она поняла, что говорит. — Дэвиса, — произнёс он ошеломлённо, к веселью добавилось неверие. Ясно как день, что её стратегия не сработала: Квиррелл стал подозрительнее, чем когда-либо прежде, а она была единственным способом удовлетворить его любопытство. Её жалкие потуги беспечности никого не одурачили. Метнув взгляд прочь от профессора, она угрюмо оборонялась: — Так он представился. — Смею сказать, что это выдумка, моя дорогая, — этот эпитет, хотя его и нельзя было назвать ласковым, не был чем-то необычным в обращении преподавателя, хотя казалось, он был более приятен и приемлем от старших профессоров. Однако из уст Квиррелла это прозвучало как-то мерзко — холодно и насмешливо, но в то же время неопределённо, нелогично приятно. — Столь распространённая маггловская фамилия в Слизерине маловероятна. — Если на этом всё, сэр, я бы хотела вернуться к занятиям, — сказала она, пространно обведя рукой комнату. Сдерживать перекошенное лицо становилось всё труднее — почему она ушла из библиотеки? Было бы гораздо проще перевести его внимание там, избавиться от него, не показавшись грубой. — Как выпускник Рейвенкло, уверена, Вы понимаете. — Конечно, мисс Грейнджер. Хорошего дня, — легко согласился он, хотя ей показалось, что в его прощании слышатся жестоко-покровительственные нотки. Эта жестокость стала очевидной, когда он обернулся, разрушив её надежды на скорый уход, и одарил её ещё одной извращённой улыбкой. — И последняя просьба. Если Вы будете так любезны передать своему напарнику, — он произнёс это слово так, как Том иногда произносил слово «друг», — с недоверием, сарказмом и достаточно резко, чтобы оно звучало грязно, — что я хотел бы поговорить с ним, я буду Вам очень обязан, — не дожидаясь её ответа, Квиррелл снова обернулся. Гермиона понимала, что на один день она совершила более чем достаточно безрассудства, что ей следует принять его уход с облегчением, но она просто не могла остановиться. Раздражало то, каким умным и могущественным он себя считал только потому, что знал, что с Томом что-то не так. Но ведь она знала, что и с Квирреллом что-то не так? Его сегодняшнее нехарактéрное поведение было тому подтверждением! — Вы сегодня достаточно вальяжны, профессор, — нахально обвинила она. Квиррелл остановился как вкопанный, и тьма — как она могла забыть о тьме, как она не почувствовала её раньше? — заполонила комнату удушающим потоком. Он наклонил голову, глядя на неё через плечо, затем ухмыльнулся: — Н-не уверен, что понимаю, о чём Вы, — насмешливо произнёс он в откровенной самопародии. Его глаза метнулись на неё, ненадолго задержавшись на фотографии палочки Риддла, а его темнота, казалось, заменила весь воздух в комнате, пока профессор наконец не перевёл свой голодный взгляд и не ушёл. Отчаянно пытаясь перевести дух, Гермиона облокотилась на Стену и сползла на пол. Внезапно оказавшись в опасных водах, у неё бешено забилось сердце, а руки начали трястись — настояния Тома на том, чтобы она никуда не ходила одна всё же показались ей не такими уж архаически глупыми. По какой-то причине Квиррелл намеренно позволил ей заглянуть за занавес, увидеть правду о нём, и эта правда оказалась чудовищной. Он симулировал свою уязвимость, но с какой целью ей оставалось лишь догадываться. Дать ей узнать об этом было как пощёчина, заявление о том, что он её раскусил и не считает потенциально изобличающее обвинение какой-либо опасностью для себя. Независимо от того, управляли ли им, или он действовал автономно, очевидно, что профессор представлял собой такую угрозу, которую мог в полной мере ощутить только Том. Ей потребовалось несколько минут, чтобы обуздать панику и вновь подняться на дрожащих ногах. Переживая, что Квиррелл может вернуться, Гермиона поспешила в библиотеку, взбудораженная до глубины души. В Хогвартсе так много неопределённого, но в одном она была уверена точно: после того как профессор в почти безумном восторге смотрел на фотографию на Стене, у неё не осталось сомнений, что палочка, которую он принял за палочку Тома, принадлежала именно Тому М. Риддлу. И всё же Квиррелл потребовал встречи с ним: кем бы ни был мальчик, было ясно, что у профессора не было к нему доступа. Был ли Риддл возможным союзником? И если да, то на чьей стороне?