Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Хогвартс, 1990 год Не сказать, что Гермионе импонировал квиддич с тех пор, как ей объяснили правила игры. Ей была неясна привлекательность наблюдения за тем, как четырнадцать человек флиртуют с одним из её самых больших страхов — как командам факультетов вообще удаётся играть без постоянных визгов ужаса, было выше её понимания. В глубине души ей также казалось, что это всё глупая потеря времени. Сколько часов учёбы уходило в пользу этого жестокого, хоть и рискового представления? В такой приятный, погожий день она обычно разбивала лагерь в залитом солнцем дворе, зарывшись в домашнюю работу по самые уши, но сегодня она пришла на поле, потому что хотела поддержать Гарри. Это его первая игра, и он был сам не свой за завтраком — она надеялась, что если он услышит, как за него болеют друзья, это поможет ему обрести храбрость. Вскоре пришло доказательство, что инстинктивный страх воздушного вида спорта Гермионы был обоснован. Метла Гарри начала трястись и дёргаться, как брыкливая лошадь, пытаясь его сбросить. В этот момент он казался гораздо меньше других игроков, совсем крошечным, и его силы, чтобы усидеть на внезапно взбесившейся метле, были явно на исходе. Следующие несколько минут стали диким водоворотом: плач Невилла, крики Рона, отчаянная гонка к трибуне с учителями, позволяя своему волшебству произвести пламя, которое оно всей своей сутью требовало призвать. К тому времени, как её мысли наконец собрались в настоящем, она сидела в хижине Хагрида с Роном и побледневшим Гарри, и каждый из них держался за кружку успокаивающего чая. Гриффиндор выиграл, несмотря на чьё-то очевидное покушение на жизнь Гарри, и всё же разговор каким-то образом снова перешёл на эту глупую трёхглавую собаку. Она серьёзно не могла понять их одержимости этим существом и тем, что оно охраняло, но она подозревала, что лучше пусть Гарри найдёт, о чём подумать, чем примется размышлять, как близко он сегодня был к смерти. Хотя это не было его самым логичным выбором: он Мальчик-Который-Выжил, конечно, оставалось множество тайных почитателей бывшего Тёмного Лорда, которые жаждали его убить. Даже идея о том, что преступником был Снейп, начала казаться довольно слабой: зачем Мастеру зельеварения с доступом к десяткам, если не сотням, непрослеживаемых ядов на выбор использовать вместо них сглаз для грязной работы? В этом не было никакого смысла. Слабое вечернее солнце отражалось от нежных волн Чёрного озера, когда они покинули Хагрида. Гарри и Рон ликовали, ведь лесничий случайно сболтнул одно имя — Николас Фламель. Гермионе было немного жаль смущённого полувеликана: он был милым, но не особенно умным. Ему и в голову не приходило сдерживаться со своими юными друзьями. Не было до конца ясно, понимал ли это Гарри, но он уж точно использовал это в свою пользу. — Должно быть, Николас Фламель что-то открыл, и это было достаточно важным, чтобы профессор Дамблдор предложил это защитить, — объяснял Гарри, пока они шли обратно к замку. Его отчаянно возбуждала вся эта тайна. Будь она на его месте, она бы гораздо больше волновалась о том, что хорошо обученный волшебник желал её смерти. — Снейп уже знает, где оно и как охраняется, поэтому лишь вопрос времени, когда он снова попытается его украсть, и он знает, что я у него на хвосте, вот почему он попытался меня сегодня убить. Гермиона направилась к краю озера, желая оставаться на улице ради этого разговора, чтобы их было сложнее подслушать: — Я в этом не совсем уверена, — неуклюже перебила она. — Что? — Гарри с Роном вместе шли возле неё, раскрыв рты от недоумения. — Насчёт Снейпа, — её мысли понеслись вскачь, припоминая все размытые минуты с внезапной ясностью. Когда она подняла бинокль в поисках преступника, то почти сразу остановилась на Снейпе. В ту же секунду она поспешила его отвлечь, и всё же что-то не давало ей покоя, всполох фиолетовой ткани в уголке её глаза — тюрбан профессора Квиррелла. Её инстинкты подсказывали ей, что она глупая, раз обратила на него внимание, но ей вспомнились недавние слова Тома: «Ему нужно было продемонстрировать некоторый уровень компетентности, чтобы получить эту должность, или он бы продолжил преподавать магловедение». В теории профессор Квиррелл должен знать достаточно о сглазах, достаточно, чтобы вызвать один-другой. Разве не странно, что он был всего в паре шагов от Снейпа и вёл себя в почти такой же странной манере? — Я не до конца уверена, что это он пытался сглазить метлу Гарри. Гарри нахмурился и наклонил голову набок в замешательстве, ведь почему она раньше поддержала его идею перед Хагридом, но засомневалась наедине: — Гермиона, ты же сама сказала: он следил за мной и, не переставая, бормотал под нос. — Не он один, — она прикусила губу, понимая, как невероятно это прозвучит. — Профессор Квиррелл тоже там был. — Квиррелл? — фыркнул Рон. — Ты уверена, что он просто не поддался какому-то нервному срыву? В смысле, метла же пришла в норму, когда ты подожгла мантию Снейпа. Она кивнула, внезапно чётко осознав, что Том, возможно, чувствовал, когда пытался предупредить её внешне безобидном мужчине: — Я знаю, — ответила она, — но профессор Квиррелл был сбит с ног в то же время, когда Снейп отвёл взгляд — это мог бы быть любой из них. — Ты подожгла профессора? — раздался весёлый смех. — Мне искренне жаль, что я это пропустил! Гермиона, моментально узнав бархатный голос, выпустила глубокий вздох и осознала, насколько не вовремя появился её друг. В следующую секунду она обернулась, чтобы заметить Тома лишь в нескольких шагах, одетого в архаичную форму и прочее. — Что ты здесь делаешь? — спросила она, хоть и не с такой злостью, как пыталась показать: в тот момент было сложно почувствовать что-либо, кроме счастья увидеть его. Он смеялся — громким и диким звуком, который ей всегда казался неподходящим для него, — и шёл в её сторону по каменистому пляжу: — Вся эта гнусь о том, что нельзя быть жестокими к окружающим, — ухмылялся он, от всего сердца наслаждаясь разговором, — но стоило мне отвернуться, а ты уже приносишь старших в жертву на костре! — Следи за речью, — огрызнулась она. Какая-то её часть понимала, что он просто дразнится, но было сложно не воспринимать его слова всерьёз, когда очевидный проблеск гордости выглядывает из его тёмных глаз. Но сейчас было совсем не время обсуждать его склонность к мелочной жестокости и возмездию, особенно не на людях. Она хотела, чтобы он понравился двум гриффиндорцам, даже если это и означало, что придётся занизить слизеринство его натуры. — Это был лишь край мантии, Том, — объяснила она, театрально закатив глаза, — скорее отвлечение, чем что-то ещё. Никто не пострадал. — Том? — тут же спросил Гарри, и его глаза ярко горели от любопытства. — Ты сказала, что не знаешь его, — он рассматривал их обоих оценивающим взглядом. Всего несколько минут назад Гарри был полон детского восторга, но теперь, перед лицом неизвестности, он снова стал тем удивительно проницательным мальчиком, которого она мельком увидела на Хэллоуин. — Она солгала, — улыбнулся Том, попросту вовсю потешаясь, обхватив её рукой вокруг плеч. Прижав её крепко, но непринуждённо к своему боку, он продолжил: — Лучший друг вашей маленькой львицы — слизеринец. Гермиона вздохнула и взмолилась о силах: она совсем не так представляла себе этот разговор. Судя по его поведению, стоило ей затронуть тему Гарри и Рона, она знала, что Том от них не в восторге. И хотя она подозревала, что он может совершить что-то необдуманное, она, честно говоря, не ожидала подобного, что бы это ни было: мягкой вражды, тихой насмешки. Он был открыт и весел, почти очарователен для одиннадцатилетнего подростка. Если бы не скрытая резкость его слов и не то, что он расположился между Гермионой и двумя другими мальчиками, он мог бы показаться даже дружелюбным. — Я знала, что это было слишком хорошо, чтобы быть правдой, — пробормотала она. — Как только ты сказал, что хочешь с ними познакомиться, я сразу поняла, что произойдёт что-то подобное. Том широко ей улыбнулся, совершенно искренне, и она не была уверена, что вообще когда-либо видела его настолько счастливым. Изгиб его губ был ослепительно потрясающим, и в этот момент она могла разглядеть, кем он однажды станет, увидеть, как мальчишеская округлость его лица уступает жёстким углам мужественности. Если время будет к нему милосердно, от его красоты будет захватывать дух. И всё же по краям этой пророческой улыбки таилось предостережение, явное удовольствие от дискомфорта окружающих. Он был в некоторой мере приятным, но в то же время не был истинно добрым: — Что? — мило надулся он. — Я сущий паинька. Она не видела, чтобы он так себя вёл с лета. Всё искреннее в нём было скрыто тщательно выстроенным спектаклем, в равной степени притягивающим и отталкивающим. Заслужить его честность было непростой задачей, и её открытое отсутствие в этот момент заставило Гермиону вздрогнуть. Возможно, подумав, что ей холодно, он притянул её ближе, чтобы поделиться теплом под краями своего плаща — странный добрый жест на фоне его нынешнего представления. Это было небольшое утешение, но смысл его был ясен: он знал, что его поведение беспокоит её, и по-своему хотел смягчить это беспокойство. Очевидно, не настолько, чтобы отказаться от игры. Имидж для Тома всегда был до странности важен. Она не могла до конца понять, чего именно он надеялся здесь достичь. В противоборстве Гарри и Рону не было никакого разумного смысла, и он уж точно не очаровал двоих мальчиков. Было бы гораздо лучше подвести пару к знаниям о визитах Тома, постепенно дать им привыкнуть к присутствию слизеринца. Однако Том предпочёл способ быстрого облегчения — сорвать пластырь одним рывком. Его нетерпеливость станет его погибелью. — Ты мог бы сначала это обсудить со мной, — вздохнула она, но знала, что уже слишком поздно. Эта взбалмошная встреча и станет их знакомством. — Мы могли бы придумать способ преподнести эту новость лучше, чем просто устроить им засаду. — Гермиона, — тихо позвал Рон, наконец обратив внимание обратно на смущённую пару гриффиндорцев, — что происходит? Гарри, несмотря на происходящее, выдавил из себя полуулыбку, напрямую спросив Тома: — Кто ты? Том, похоже, присматривался к Гарри — к его спокойной, оценивающей манере поведения, тихому веселью перед лицом загадки, — но какие бы выводы он ни сделал, он оставил их при себе. Вместо этого он просто пожал плечами и ответил: — А ты как думаешь? — Не тяни, — простонала Гермиона. Гарри, похоже, просто был рад принять участие в игре: — Не считая происшествия с троллем, я тебя ни разу не видел, — ответил он, раскладывая фрагменты пазла в уме. — Поэтому ты не можешь быть первокурсником, иначе у нас бы были общие уроки. Рон нервно переминался с ноги на ногу, не чувствуя себя так же спокойно перед лицом неопределённости, как его напарник: — Что она делает, ошиваясь со слизеринцем? — мрачно пробормотал он Гарри. Рыжий начал проявлять свой запальчивый характер, а на его щеках уже пылал румянец. — Это неправильно. Гарри не обратил внимание на эмоцию, пропитавшую слова Рона, предпочитая рассмотреть вопрос со всей серьёзностью: — У нас нет с ним занятий, — медленно сказал он, — значит, если только они не встретились в библиотеке, готов поспорить, они познакомились до начала учёбы, — и вот снова его неожиданная интуиция. Постепенно Гермиона начинала всё больше думать, что Гарри видел в мире гораздо больше, чем ему было открыто. Она недооценила его на основании его успехов в учёбе, потому что Гарри по большей части был середняком, но она начинала подозревать, что это лишь потому, что он не трудился в полную силу. За его беспечным нравом скрывался острый ум. — Ты сказал, что он, по крайней мере, второкурсник, — прошептал Рон, очевидно, не впечатлившись логикой. — Значит, она уже знала, с какого он факультета. — Справедливости ради, — нахмурился Гарри, наконец-то посмотрев на другого мальчика, — она, наверное, даже не знала о Хогвартсе до получения письма. Я не знал. Гермиона с самого начала понимала, что у Рона чёткое мнение о социальной структуре Хогвартса. Он происходил из древнего рода гриффиндорцев, существовал в некотором давлении, что вывернуло его идеалы до экстремальных значений. Но она не ожидала открытой враждебности. Возможно, это было наивно, но его следующие слова повергли её в полный шок, не столько их содержание, сколько то, что они подразумевали: — И другой вопрос, — глумился рыжий, распаляясь. — Как так вышло, что слизеринец ошивается с маглорождённой? Том, наблюдавший за перепалкой с алчным, практически ненасытным выражением лица, от этих слов опасно застыл. Его лицо резко стало непроницаемым. Будто выключив свет, на нём невозможно было что-либо прочитать. И всё же, несмотря на натянутую маску, его ярость проступила резким всполохом жара, обжигающим его глаза: — Это опасное предубеждение, мистер Уизли, — размеренно оборвал он его. Его голос был почти бархатным, несмотря на выглядывающую из глубины угрозу. — Я бы последил за языком на твоём месте. — Или что? — выплюнул Рон, всегда быстро выходящий из себя, подняв палочку, будто для дуэли. Том, однако, был конфликтным и рассудительным в равной мере — он остановился, чтобы всё обдумать, чего не сделал рыжий. Было не до конца понятно, почему, но он решил не вступать в борьбу. В чёрной глубине его глаз блеснуло что-то свирепое, но оно было быстро скрыто его вернувшимся отталкивающим дружелюбием: — О, это не угроза. Скорее совет, правда, — весело ответил он. Когда он продолжил, его тон оставался таким же милым, а черты лица выглядели по-детски открытыми, но в его словах безошибочно пряталась грубость: — Я просто подумал, было бы здорово, если бы ты избавил нас от бесполезного бреда, извергаемого из твоего рта. Ожидая больше действий, чем слов, на секунду юный Уизли запутался в словах: — Да как ты смеешь!.. Но Том не дал ему закончить, в его голосе сквозил намёк на сталь, когда он сорвался: — Не я намекаю, что кто-то из присутствующих — возможный поборник чистоты крови! Казалось бы, я заработал хотя бы немного добродушия после того, как помог с троллем. Неуверенность и даже, возможно, немного вины пересекли лицо Рона, но это не остановило его: — Как может кто-то вроде тебя дружить с кем-то вроде неё? Гермиона вздрогнула, радуясь, что крепкое присутствие Тома смогло скрыть это движение. Рон ненавидел её с первой их встречи с такой ясной и инстинктивной силой, чтобы когда-то она переживала о его мнении о маглорождённых. Гарри успокоил её страх, но эти ядовитые слова не только усилили её тревогу — они заставили беспокоиться совсем о другом. Её дружба с Роном была новой, неопробованной. Да, тролль сблизил их так, что это невозможно описать, но это вовсе не означало, что его мнение о том, кто и что она такое, изменилось. Более того, вполне возможно, что её дружба с Томом лишь сделала её ещё менее желанной компанией в глазах Рона. Не подозревающий о быстрой оценке себя и увлёкшийся собственной вспыльчивостью рыжий продолжил: — Твои родители, должно быть, очень разочарованы. — Ну, они оба мертвы, — холодно ответил Том, — так что я несколько сомневаюсь, что они чувствуют многое, — он ощутил, как она вздрогнула, — а как иначе, если они были так тесно прижаты друг к другу? — и хотя он не делал никаких откровенно агрессивных движений, она заметила, что его палочка внезапно оказалась крепко зажата в левом кулаке. — А теперь мне бы очень хотелось, чтобы ты извинился перед Гермионой за свои слова. Гарри, возможно, почувствовав опасность, которая готова была разразиться, выставил руку вперёд, чтобы оградить своего друга: — Ты немного переборщил, Рон, — сказал он, показывая на неё. Должно быть, она выглядела более ошарашенной, чем себе представляла, потому что он тут же побледнел: — Что? Нет, я не это имел в виду — с его точки зрения, а не то, что я… — А я ещё думал, что у меня плохо получается извиняться, — мрачно фыркнул Том. — Гермиона, ты знаешь, я не имел в виду... — вновь запинался Рон в поисках подходящих слов. — Странно, что он называет тебя лучшей подругой! Слизеринцы и маглорождённые не уживаются, а уж тем более не слизеринцы и гриффиндорцы! Она уже не знала, как расценивать его поведение. То ли между ними было несколько неразрешимых проблем, то ли его недоверие к слизеринцам переросло в откровенную паранойю. Она же не пыталась познакомить их с Драко Малфоем, и, конечно же, он не мог думать, что все слизеринцы такие же, как этот невыносимый придурок! В Томе была своя доля грубости, но он был хорошим другом. — Ты не можешь всегда думать обо всех только самое плохое, Рон, — тихо сказала она ему. — В жизни есть что-то большее, чем вражда в Хогвартсе, знаешь ли. Мы дружим с Томом уже три года, нравится тебе это или нет, а сейчас ты говоришь так, будто я только зря тратила его время. Неясно, оценил ли рыжий весь масштаб его действий — ему явно было всё равно, что он только что самым бестактным образом заговорил об умерших родителях сироты, — но он, похоже, искренне извинялся за то, что заставил её почувствовать себя неуютно. Когда он, наконец, выжал их из себя, его извинения вряд ли бы вошли в легенды, они были немногим лучше тех, что он принёс после случая с троллем, но в сложившихся обстоятельствах это было лучшее, что она могла ожидать. В конце концов, она уже предсказывала, как трудно будет всем четверым встретиться цивилизованно. Она не могла сказать, что удивлена тем, что именно Рон отреагировал плохо. Да и Том был не на высоте: каждый его шаг в тот день был направлен на то, чтобы внушить как можно больше тревоги. Удивительно, но именно Гарри нарушил долгую и неприятную тишину. Ему с лихвой хватало проницательности во время всей перепалки, и уж точно он был больше заинтересован в ответах, чем в ожидании, как снова встрянет Рон. Его зелёные глаза со всей серьёзностью рассматривали Гермиону, подмечая, как она практически обнимала высокого мальчика: — Почему ты соврала о нём? Она могла лишь таращиться. Это уж точно было последним вопросом, который она от него ждала: — Что? — Он твой лучший друг, — ответил Гарри, но в его голосе, к удивлению, не было осуждения, — но ты сказала нам, что никогда его раньше не встречала. Том напрягся под её боком, новости ему явно не пришлись по вкусу. Она не могла его винить, ведь ей и самой не нравилось об этом лгать, и именно поэтому она и хотела рассказать правду. Тому бы никогда, ни за что не пришлось бы объяснять её присутствие в его времени, потому что им не было смысла даже знать о её существовании, но в то же время он оставил вещественное доказательство своего присутствия в будущем. Почему только она должна защищать их дружбу, разоблачать её, заметать за него следы? Это было несправедливо, тем более что сказать правду было бы легче для всех. Был ли риск? Да, особенно с учётом того, что её уверенность в Роне только что сильно пошатнулась, но это был лишь вопрос времени, когда он или Гарри сами обо всём догадаются. Лучше, чтобы они узнали об этом из первых уст, тогда они будут чувствовать себя причастными, что не вызовет возмущения. Она глубоко вздохнула и нежно отодвинулась от Тома. Весь этот разговор полностью вышел из-под контроля — пора форсировать события. Она всё ещё не считала, что это было подходящее время, но поздно было об этом задумываться. Сейчас или никогда. Она молча повернулась на пятке и пошла прочь. Все три мальчика потеряли дар речи от её ухода, но Гарри заговорил первым: — Гермиона, ты куда? — Я собираюсь сесть вон на тот камень, — пожала она плечами и указала на скалистое образование в нескольких шагах. — Это не мой секрет, и единственный способ со всем разобраться — сделать это под давлением установленного срока, поэтому я дам вам, мальчики, пять минут, чтобы всё решить. — Она взглянула через плечо на Гарри и Рона, взмолившись: — Я знаю, что это покажется вам сложным, но постарайтесь поверить тому, что он вам скажет. Оставить Тома действовать по своему усмотрению было в корне ужасной идеей, но она не знала, что ещё может сделать, поэтому она повернулась к нему и сделала последнюю попытку направить его внимание, подчеркнув: — Не надо с ними враждовать и не тяни — просто скажи им правду.

***

Неловкая пауза, которая последовала за уходом Гермионы, едва ли была непредвиденной. И всё же Тому потребовалось некоторое время, чтобы изучить других мальчиков. Уизли был почти с него ростом и тоже одет в поношенную мантию, но на этом их сходства заканчивались: рыжий был слишком расположен следовать своему норову в ущерб собственному интеллекту — черта, которая однажды обернётся для него большой бедой. Поттер, в свою очередь, — совсем другая история: хоть он был невысоким и в очках, но так же худым, бедным и темноволосым, как Том. И он был гораздо более наблюдательным, чем его товарищ, что сильно удивило Гермиону, ведь это означало, что Гарри и сам был склонен к тайнам или талантливым притворщиком. Оценив этот пронзительный зелёный взгляд, Том вновь ощутил беспокойное притяжение чего-то знакомого, словно он знал этого мальчика, словно они давно дружили и просто забыли друг о друге. Это призрачное ощущение было тревожным, но, по крайней мере, оно не было таким тревожным, как гнилой призрак, цеплявшийся за Квиррелла. Однако это было загадкой, и он ненавидел незнание. Сближение с невысоким мальчиком могло бы дать ему возможность лучше понять это. Сразу было понятно, что Поттера легче уломать, легче терпеть, чем другого мальчика, и всё же, несмотря на его беззаботное поведение, он как-то больше контролировал отношения, чем Уизли. Гарри был не так склонен к конфликтам, но если его мнение обернётся против Тома, это может оказаться катастрофой. Знание этой информации ставило его в тупиковое положение, особенно если учесть, что на самом деле он не хотел дружить ни с одним из них. Стоит ли сосредоточить своё внимание на Поттере — где его слова могут оказать большее влияние, — или лучше относиться к ним как к единому целому? Именно неопределённость Том ненавидел в общении с парами. Ему всегда было проще работать с изолированными людьми не только потому, что физический риск становился минимальным, но потому, что пары было просто труднее считывать. Они стояли вместе, брали и забирали от личности друг друга, но в то же время выступали единым уникальным фронтом — великолепно для угрозы и манипуляции, но на порядок труднее обаять. Один партнёр неизбежно откликался лучше на тактику, совершенно отличную для другого. Как он собирается понравиться им обоим? Он не мог удовлетворить сразу два совершенно несопоставимых желания! Его рейвенкловцы, по крайней мере, были объединены общим интересом к знаниям. Он остановился на этой мысли и пораздумал. Может, он не замечает очевидного? У них был общий интерес — Гермиона. Именно она объединяла всех троих, только её имя он мог призвать, чтобы заручиться от них сотрудничеством. Он немного расстроился, когда она оставила его одного, но теперь он был рад, что её не будет рядом, чтобы выслушать всю ту чушь, которую ему придется нести, чтобы достучаться до этих гриффиндорцев. — Так в чём дело? — нарушил молчание Уизли — неудивительно, ведь его собеседник, казалось, был доволен тем, что события развиваются сами по себе. — Что это за великая тайна, которую вы двое так загадочно скрываете? Том выложил им всё, ведь на столь позднем этапе не было смысла ходить вокруг да около. Сейчас или никогда. Он представился Томом Дэвисом, рассказал, как познакомился с Гермионой, как развивалось их знакомство, что он первокурсник Хогвартса — такой же, как и они, — только на несколько лет дальше от их нынешнего времени, хотя он старался не указывать точное расстояние. Это было непросто принять, особенно если не иметь почти никаких доказательств, кроме их с Гермионой слов, что это правда. Разница в форме придавала рассказу некоторый вес, но всё равно было видно, что их не удалось убедить до конца. Жаль, что он так старался защитить свою личность, иначе решение было простое решение — достать экземпляр «Ежедневного пророка» с соответствующей датой. Честно говоря, ему было всё равно, поверят ли они ему, главное, чтобы они не повторяли его историю другим. Держа эту мысль в уме, он начал обращать разговор прочь от обоснованности и больше в сторону преданности: — Вы обязаны нам обоим, Гермионе и мне, ничего никому не рассказывать. — Да что ты говоришь, — тут же фыркнул Уизли. Тому бы не понравился рыжий, даже если бы этот идиот вёл себя идеально, но его беспрестанное, бесцеремонное пренебрежение Гермионой воистину начало выводить Тома из себя. Вспомнив наглого Билли Стаббса, Том не мог удержаться от того, чтобы не вести себя чуть больше как сирота, которого так сильно боялись лондонские дети: — Мы все вместе сражались с троллем, — холодно огрызнулся он. — Но если ты считаешь, что мы квиты, — пожалуйста. Но давай проясним одну вещь: это я научил Гермиону вызывать огонь и это я заметил что-то неладное в Квиррелле. Если бы не я, по крайней мере, один из вас сейчас был бы липким месивом, размазывающимся по траве. Насколько я понимаю, это равносильно долгу жизни, — это была попытка отвлечься от гнева, успокоить магию, которая начала бурлить вокруг него. С его точки зрения, вся эта дружба была глупостью, но если Гермиона жаждала именно этого, то он готов был ей это дать. Хотя он и хотел подчеркнуть, что она больше его подруга, чем их, он не мог позволить себе полностью отдалить обоих мальчиков. Решив, что Поттер — более важный из них и гораздо менее опасный, Том переключил внимание на темноволосого мальчика: — Я понимаю, что это прозвучало грубо, — сказал он успокаивающе, надеясь сгладить своё грубое восклицание. — Но я не прошу многого взамен. Гарри явно больше любопытствовал, чем оскорбился, может, даже был отдалённо благодарен Тому за помощь. Его проницательный взгляд изучал высокого мальчика, и Тома выбивало из колеи, что у него не было ни малейшего понятия, что видел Поттер. — Чего ты хочешь? — наконец спросил более низкий мальчик. Его тон не был требовательным, а даже вполне принимающим. — Лишь твоего молчания, — мягко ответил Том. — Сохрани мой секрет, и всё. Это такая же защита Гермионы, как и меня. Рон от этого нахмурился, он был и в замешательстве, и раздражён, как легко от него отмахнулись: — Почему она будет в опасности? — А ты знаешь многих путешественников во времени, Уизли? — фыркнул Том. Рыжий огрызнулся: — Конечно, нет, — и его норов явственно говорил, что он не считал эту тему относящейся к разговору. Если бы не неодобрительный интерес, всё ещё отражавшийся в этих враждебных голубых глазах, Том, честно говоря, мог бы снова потерять самообладание: — Вряд ли кто-то встречал, и я знаю, что Министерство заберёт меня без вопросов, — ответил он, стараясь казаться приветливым, — но не думаете ли вы, что она тоже будет им особенно интересна? Три года наблюдений, информация из первых рук о малоизученном явлении в руках маленькой девочки, которую легко контролировать. Они без колебаний заберут её из школы, разлучат с вами, с семьёй, — он окинул их обоих тяжёлым взглядом и дал им немного времени, чтобы его слова дошли до них. Единственным способом добиться их молчания было заставить их думать, что они защищают Гермиону, делая это. Если он сможет убедить их в этом, тогда не будет иметь значения, что они думают о нём лично. Убеждая, он продолжил: — Вы думаете, кто-нибудь сможет её снова увидеть после такого? Потому что я — нет. Поттер уже заглотил наживку — его преданность, очевидно, создавалась быстро, и её хватало с избытком. Уизли, в свою очередь, был потрясён, но всё равно пытался спорить: — Ты не можешь знать… — У магии есть хитрая возможность избавиться от всех проблем, а? — перебил его Том низким, степенным тоном. — Ты правда готов рисковать её будущим ради неопределённости? Если тебе нравится Гермиона, если ты её ценишь и хочешь защитить её жизнь здесь, которую она заслуживает, то молчи, — так близок, он был так близок к тому, чтобы убедить рыжего! Что склонит мальчика? Ответ почти заставил его улыбнуться: немного реверсивной психологии, несколько неверное направление, это ведь не так уж и отличалось от того, как он поработал на Андрусом. Всё, что Тому оставалось, — убедить другого мальчика, что он этого не хотел, — что было совсем несложно, учитывая, что это была чистая правда, — и намекнуть, что Гермиона доверяла рыжему немного больше, чем он ей. Бóльшую часть работы сделает чувство вины, которому способствовало естественное желание Уизли насолить слизеринцу любой ценой. — Лично я, — хмыкнул он, позволяя себе проявить немного презрения, — вообще бы вам ничего не рассказывал, но Гермиона непреклонна, что её друзья заслуживают знать, что им можно доверять, — использовать её как дымовую завесу было немного нечестно, но что ещё он должен был сделать за те жалкие пять минут, которые она ему дала? — Не могу сказать, что разделяю её оптимизм, но было бы неплохо, если бы вы доказали её правоту. В итоге Уизли уступил, и вместе с Поттером они дали своё негласное обещание — не самое лучшее, но должно сработать, пока Том не найдёт более постоянное решение.