Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Хогвартс, 1938 год Хорошо, что он встретился с Лестрейнджем до того, как открыл «Язык серебра», потому что иначе потом у него не было бы на это времени. Эта книга поглотила его, удерживала его на чтении ночью и в каждую свободную минуту между уроками следующего дня. Как его предупредили, за редкими исключениями, ведьмы и волшебники в «Компендиуме» практиковали Тёмные искусства. Однако не эта деталь захватила его внимание: каждый змееуст в книге был человеком великого значения — изобретателем, алхимиком, политическим деятелем. Непропорциональное количество славы было распределено на относительно небольшое количество людей, если принять во внимание мнение автора. Кто бы ни составил этот текст, он не делал большой тайны из того, что считал происхождение Вещателей высшим — что их успех был лишь естественен, учитывая, согласно его мнению, что умение разговаривать на парселтанге было исключительно наследственным и может прийти только от прямого происхождения из рода самого Салазара Слизерина. Это, разумеется, стало новостью для Тома, но проливало некоторый свет на оставшиеся у него вопросы, например, почему сенешаль была так уверена, что эта книга даст ему представление о семейных узах, или почему декану Гриффиндора может быть неуютно в присутствии Вещателя. Или даже как, без какой-либо доказанной родословной, он вообще очутился на помешанном на чистоте крови факультете. Ему снова вспомнились слова Распределяющей шляпы, и с пониманием контекста они уже не казались ему такими пространными. Когда она сказала, что Слизерин в его крови, она имела в виду самого Слизерина. Шляпа объявила факультет его судьбой не потому, что другие члены его семьи, возможно, тоже прошли через него, но потому, что в какой-то мере он был родственником его основателя. Эта мысль наполняла его злобным удовлетворением. О, как же другие слизеринцы задохнутся от своего самолюбия и гордости! Даже самые чистейшие из них не смогут заявить о кровном родстве, за которое они все бы убили, — эта честь будет единолично у Тома. Сколь многие из них пожалеют о своём насмешливом безразличии, о своём плохо скрытом презрении его присутствия? Сколь многие смогут давиться своим желчным, высокомерным отношением достаточно долго, чтобы признать наследника-полукровку Слизерина? Он страстно желал узнать, наблюдать, как они дёргаются и извиваются от дискомфорта, осознав, что у маленького мальчика-сироты, которого они избегали, на самом деле самый известный родственник из всех, на кого можно сослаться. Однако на этой мысли он остановился. Хоть его слава в стенах факультета уж точно вырастет в разы, если это будет за счёт его владения парселтангом, то может испортить его репутацию во всей остальной школе. К Змеевещателям относились без особой нежности, но, опять же, и к слизеринцам, в целом, тоже, а он уже успел попрать многие границы в этом отношении. С ним никогда такого раньше не случалось, но в этот раз Том и впрямь желал, чтобы у него был взрослый, с которым он мог бы обсудить сложившуюся ситуацию. Слагхорн был естественным выбором, будучи деканом его факультета, но его осмотрительности нельзя доверять: мужчина был самозабвенным сплетником. Он всегда мог поговорить с сенешалем, но её точка зрения была чуждой в своей уникальности, и он не был уверен, как она относится к таким вещам, как репутация. Это оставило его лишь с одним взрослым — Дамблдором: с одной стороны, профессор уже знал его секрет и сохранял его в течение нескольких недель, но, с другой стороны, это знание явно не особенно его радовало. Не в состоянии доверять старшим вокруг себя, мысли Тома неминуемо обратились к Гермионе. Хоть ей и было всего одиннадцать, она всегда была проницательна. Проблемой, конечно, оставалось, что она не знала, что он умеет разговаривать со змеями, и он всё ещё не был полностью уверен, как она отреагирует на подобный его талант. Но, в конце концов, что Том мог сделать? Он всегда предпочитал советоваться с самим собой, но становилось всё труднее сохранять объективность, когда у него было столько разных планов, всё труднее различать форму всего и знать, какой путь ему следует выбрать для достижения своих целей. Пара сторонних глаз не помешала бы, и без привлечения Гермионы самым близким доверенным лицом становился Андрус Лестрейндж. Найти старшего мальчика было легко: он забился в угол Общей гостиной, спешно работая над тем, что выглядело как гигантское эссе. Несколько его дальних кузенов болтались неподалёку — возможно, Розье, но, если быть честным, Том едва ли мог отличить их от Кэрроу. Чистокровные семьи обычно были слишком похожи друг на друга — но Андрус игнорировал их в пользу своей работы. Он строчил без остановки, даже не потрудившись поднять взгляд, когда к нему приблизился его эрзац-компаньон. — Ты испытываешь свою удачу, Риддл, — предупредил он, вскользь махнув пером в сторону своих кузенов. — Пойдут слухи. Том остановился возле него и одарил мальчика кривой улыбкой. Не приди он с конкретной целью, то, возможно, счёл бы попытку слизеринца устроить словесную перепалку забавной. Однако сегодня ему придётся вступить в более прямую конфронтацию — он был слишком нетерпелив, чтобы тратить время на пустую лесть и путаные разговоры. — Ты сказал, что я заработал себе пару минут. — Два дня назад, — ответил Лестрейндж с невесёлым смешком. — Ты уже давно их потратил. Едва ли я буду тебе полезен, если попаду в немилость. Том лениво покручивал палочкой длинными пальцами своей руки: в обществе этот жест считался несколько невежливым, особенно среди чистокровных волшебников, но он сомневался, что второкурсник бы сильно об этом беспокоился. — Возможно, я мог бы выиграть себе немного больше времени? Наконец Андрус поднял взгляд и, должно быть, прочёл что-то в спокойном поведении младшего мальчика, потому что внезапно стал выглядеть глубоко заинтересованным: — Чем? Его улыбка стала шире: за те несколько минут, что потребовались на поиски второкурсника, он решил, что заявить о себе будет не так эффектно, как просто доказать: — Я хочу тебе кое-что показать, — загадочно ответил он. Когда старший мальчик потянулся, чтобы сложить свою работу, Том отмахнулся и продолжил: — Нет, не беспокойся, это займёт всего несколько минут, — то, что Лестрейндж всё ещё настороженно держал свою палочку, было почти знаком уважения. Подозрительные взгляды следили за тем, как двое мальчиков выскользнули из Общей гостиной. Несомненно, шепот начнётся уже через несколько мгновений после их ухода. Несмотря на его протесты, у Лестрейнджа были слишком хорошие связи, чтобы беспокоиться о своей репутации, и Том знал, что повышенный интерес в конечном итоге только поможет его делу. Они вместе пошли по путаному лабиринту подземелий, дальше и дальше от Слизерина и, казалось, дальше и дальше от цивилизации. Стены в этой части замка были древними, скорее всего, фундаментом ранее построенной крепости, на которой основатели решили построить школу. Паутина и пыль тяжело свисали вокруг них — комнаты и холлы были глубоко под землёй и, очевидно, их не использовали уже многие поколения. Лестрейндж стал нервничать после нескольких молчаливых минут, возможно, начав отчётливо ощущать расстояние между ним и своими потенциальными союзниками. Так глубоко под зáмком не было никого, кроме мальчика, который вёл его за собой. — В какой чёртов ад ты ведёшь меня? — наконец спросил он, крепко сжимая свою палочку. — В этой части подземелий ничего нет. — О, Андрус, — вкрадчиво пропел Том, — ты же не боишься? — он наслаждался смятением своего компаньона. По нему пробежала знакомая дрожь силы, напомнившая о чудесных мгновениях, которые он так давно провёл в Пещере на морском побережье. С самого прибытия в Хогвартс он чувствовал себя лишь тенью прошлого себя, порывы и привычки безжалостно усмирялись до тех пор, пока ему не стало казаться, что он не может даже пошевелиться, не встретив какого-то сопротивления. Как бы он ни ненавидел приют Вула, там он всегда оставался развратно свободным, делая всё, что ему заблагорассудится. У него не было никакого намерения причинить вред своему спутнику, но он был слишком жаден до глотка былой славы, чтобы успокоить переживания Лестрейнджа. В любом случае, ему не стоило беспокоиться, ведь вскоре они добрались до места назначения. В попытках развеять скуку он стал периодически обследовать замок, отыскивая забытые во времени уголки и закоулки. На этом участке подземелья было полно заброшенных классов — архаичные лаборатории зельеварения, свидетельствующие о том, как сильно и как мало изменилась школа за свою огромную историю. Комната, в которую он привел Андруса, была, пожалуй, скорее захламлённой, чем приятной, но она подойдёт для его цели. Он нашел это место только на прошлой неделе, и оно сразу же понравилось ему своей уникальной архитектурой в стиле крытого стадиона. Лестрейндж осмотрел старую лабораторию — её обширное пространство, в котором можно было разместить по крайней мере два курса учеников, тяжёлые мраморные столешницы, похожий на трон подиум, на котором значились инициалы Слизерина, — и начал опасливо переминаться с ноги на ногу: — К чему всё это? Том снова улыбнулся, спускаясь по раскидистой спирали ступеней, ведущих к центру комнаты: — До меня дошло, что у меня есть очень простой способ достичь одобрения факультета Слизерина, но я не до конца уверен, какую реакцию повлечёт мой метод, — ответил он, остановившись возле вершины прямо перед подиумом. — Ты здесь для моего полевого испытания. Старший мальчик нахмурился, но остался неподвижным, раздражённо пробормотав: — Ты имеешь в виду, я эксперимент. Том отмахнулся от этих слов и вопросительно поднял палочку. Он прочитал более чем достаточно, чтобы подготовить идеальное заклинание на сегодня. Лестрейндж некоторое время боролся с собой, но в итоге его любопытство победило: — Ладно, — тяжело вздохнул он, расхаживая широкими шагами, чтобы скрыть своё беспокойство под личиной простого потворства, — заканчивай поскорее. По крайней мере, если ты меня покалечишь, мне не придётся дописывать это эссе для Дамблдора. Его палочка прорезала воздух чёткой аркой, пока он произносил: «Серпенсортия». Наблюдая за появлением симпатичной гадюки из эфира, Том испытывал глубокое удовлетворение. Поначалу он отнёсся к идее палочек неоднозначно, опасаясь, что они станут лишь костылём, который будет мешать ему колдовать, но вскоре они ему понравились. Похожая на кость палочка из тиса открыла перед ним возможности, о которых он и не помышлял: существовало столько разных видов магии, и каждое заклинание приходило к нему быстрее и сильнее, чем без палочки. Андрус резко вздохнул, когда змея направилась к нему, пятясь на несколько шагов, стоило ей оказаться слишком близко. Он изо всех сил старался сохранять спокойствие, но он был слишком бледен, с проступившим от напряжения пóтом вдоль линии роста волос. К тому времени, как гадюка приблизилась на расстояние вытянутой руки, показалось, что с него было довольно — Лестрейндж вытащил палочку, когда его спина ударилась о старинные лавки. С точки зрения Тома, такая реакция была излишней: змея даже не проявляла никакой угрозы, просто безмятежно скользила вперёд. Вряд ли стоило из-за этого так волноваться. Тем не менее он готовился к этому. Хоть базовые дуэльные заклинания и не входили в учебный план до следующего года, он находил их достаточно интересными, чтобы заниматься ими в свободное время. Ему не предоставилось случая попрактиковаться ни в одном из них, но это показалось идеальной возможностью проверить хотя бы одно. Он быстро наложил Обезоруживающее заклинание, и оно попало точно в цель, хотя, должно быть, было наложено неправильно, потому что палочка Андруса едва выскользнула из его пальцев на пол. Том был так занят размышлениями об ошибках, что почти не заметил короткого возгласа испуга, который издал старший мальчик. — Риддл, что ты делаешь? — спросил Лестрейндж высоким и сдавленным голосом. Он мог просто наклониться и забрать палочку, но почему-то решил, что не стоило ради этого приближаться к змее. — Не большой любитель змей, а, Андрус? — милостиво, шутливо спросил он. Он растягивал этот момент сильно дольше, чем требовалось, но он так давно не чувствовал подобного контроля. Возможно, он неправильно подошёл к слизеринцам — возможно, было лучше просто забрать у них власть, чем пытаться обаянием проложить себе путь в их политических махинациях. — Не на расстоянии трёх дюймов, нет! — паника Лестрейнджа прервала ход его мысли. — Изгони её уже! Момент закончился, и Том уже жалел о том, как быстро он пролетел. Впервые за два с лишним месяца он снова почувствовал себя самим собой. Однако оставались и другие дела — он привёл сюда старшего мальчика не только для того, чтобы помучить его: — Хватит, друг, — прошипел он гадюке. — Отойди от него. От первого поцелуя змеиного языка змея была тут же забыта. Взгляд тёмных глаз Андруса метнулся наверх, и, какой бы цвет ещё ни оставался на его лице, он полностью сошёл с него. Его беспечная, щеголеватая манера рассыпалась в клочья вокруг его ног, и на её место опускался ужас. — Хотя я нахожу твоё очевидное удивление по-своему очаровательным, должен признаться, что твоё смятение меня огорчает, — тяжело вздохнул Том. Как ни велико было потрясение старшего мальчика, оно не предвещало ничего хорошего. — Если слизеринец с трудом держит себя в руках перед змееустом, я очень сомневаюсь, что остальная школа справится с этим лучше, — возможно, именно оттого Дамблдор хранил молчание по этому поводу. Неужели и впрямь лишь редкие люди радостно встретят его талант? Лестрейндж неверяще потряс головой, его горло сжималось в конвульсиях: — Ты… — начал он, но был не в состоянии произнести свою мысль. — Видишь ли, я размышлял, каково это — быть честным, — младший мальчик пожал плечами, погладив гадюку, прежде чем её окончательно изгнать, — и уж точно не повредит связать себя с основателем. Я отчаянно нуждаюсь в некоторой социальной мобильности. Когда я услышал, что парселтанг считают Тёмной магией, я не был уверен, насколько это современное или устоявшееся мнение. — Ты змееуст, — слова наконец-то вырвались из Андруса, который будто бы обмяк под грузом правды. — Да, Лестрейндж, это мы уже выяснили, — Том закатил глаза. Одно дело — шок, но глупость — совсем другое. — Следи за мыслью, а то мне придётся заново оценить твою полезность для меня. Второкурсник поднял дрожащий палец, указывая на высокий подиум в центре комнаты: — Но это значит, что ты… — Родственник Слизерина, — кивнул Том, искоса взглянув на напоминавшую трон конструкцию позади себя, — но сейчас не об этом. От этого Андрус резко пришёл в себя: — Не об этом? — жарко спросил он. — Вот уже где-то триста лет не было подтверждённого наследника ни одного из основателей — это эпохально! Младший мальчик улыбнулся и промычал: — А вот теперь об этом, и в этом-то и заключается суть моей проблемы, — он подошёл ближе, прислонился к подиуму и пояснил: — Я мог бы заявить об этом, но у меня есть только один способ доказать, что я родственник Слизерина, поскольку у меня нет денег на проверку наследственности, — его пальцы небрежно пробегались по витиеватым буквам «SS», вырезанным в каменной конструкции позади него, и лишь на мгновение он остановился, чтобы рассмотреть своего приближающегося спутника. — Поэтому я задаю тебе вопрос, Андрус: зная магическое общество так, как знаешь его ты, стоит ли мне заявить о себе как о наследнике Слизерина на основании того, что я Змеевещатель? Лестрейнджу потребовалось немало времени, чтобы восстановить свою обычную маску безразличия, однако он не смог скрыть страха, затаившегося в его тёмных глазах. Он удерживал небольшую дистанцию между собой и младшим мальчиком, даже больше, чем мог бы сделать всего несколько мгновений назад. Однако, несмотря на явные колебания, он не позволил настороженности помешать ему полностью обдумать предложенную ситуацию: — Оправившись от шока, факультет Слизерина, конечно, сплотится вокруг тебя, но… Том заметил эти несколько лишних шагов между ними и понял. Независимо от престижа, заработанного титула, известность как потомка Слизерина превращала его в неясность в глазах окружающих. О его темпераменте и интересах будут делать предположения — предположения, которые не всегда будут работать в его пользу, какими бы точными они ни оказались. Репутация Салазара бесконечно усложнила бы для Тома создание собственной. Его окутают мнениями его предка, независимо от того, соглашается он с ним или нет. Слизерин, конечно, тоже не прожил жизнь без скандалов, и мысль о том, что ему придется отвечать за древние грехи, совершённые не по его вине, была не слишком привлекательной. — Будет обратная реакция, — признал он. И всё же он не возражал против того, чтобы его боялись. Более того, он приветствовал это, особенно если этот страх сопровождался должной долей уважения. Молчаливая тревога Андруса разительно отличалась от терпеливой ветрености сенешаля: — Вряд ли от кого-то из профессоров, потому что ты уже добился их расположения, — ответил он, беспощадно удерживая себя смирно, чтобы не явить своего волнения, — по правде, зряшное усилие, хоть и достойное восхищения. — Но будет сложно предположить, что подумают другие, особенно с войной, зарождающейся на континенте. — Ах да, — между восстановлением отношений с Гермионой и исследованиями, которые случились в результате, Том несколько забыл о восхождении Гриндевальда. Не то чтобы это имело большого значения — если верить хронологии, которую он прочитал в «Современной истории магии», участие волшебников в войне не настигнет Великобританию ещё пять или шесть лет. Он не видел смысла беспокоиться о событии, которое так легко спланировать. Хотя, по правде говоря, Лестрейндж был прав: возросшая напряжённость вполне могла привести к тому, что способность говорить на парселтанге покажется ещё более подозрительной, чем обычно. — Значит, ты за секретность. Второкурсник явно разрывался между двумя совершенно разными идеалами Слизерина. С одной стороны, он откровенно стремился к известности, а с другой — вынужден был соблюдать осторожность. Что хорошего в том, чтобы быть связанным с наследником Слизерина, если весь остальной волшебный мир решил, что этот титул — клеймо зла? — Это очень большая слава, чтобы вступить в неё, — медленно ответил он, пытаясь собраться с мыслями. — Возможно, в одиннадцать лет ты ещё не в состоянии справиться с такой ответственностью. Принятие мантии Слизерина может стать как проклятием, так и благословением — просто неизвестно, сколько людей не смогут разглядеть тебя за способностью говорить на парселтанге, а сейчас у тебя нет достаточной силы, чтобы защитить себя от этого. Том сдержал очень тяжёлый вздох: ведь он и сам об этом думал, но услышать это подтверждение от другого мальчика разочаровывало. В кои-то веки у него был, возможно, самый главный козырь, неопровержимый способ заслужить уважение сверстников, а он, чёрт возьми, не мог им воспользоваться. Не сдержавшись, он слегка переключил внимание и спросил: — А можно ли как-то сохранить информацию в лишь среди факультета? — Не бесконечно, — покачал головой Андрус. — Может, мы и осторожные, но мы всё равно люди. В лучшем случае у тебя будет год-два, а потом информация начнёт просачиваться наружу, возможно, даже меньше, поскольку у семикурсников не будет причин держать язык за зубами, — он снова зашаркал, не столько приближаясь, сколько просто тратя энергию. — Тебе действительно нужен мой совет? — спросил Андрус с нарочито пустым выражением лица. Том на мгновение заставил его попотеть, но в конце концов кивнул головой. — Продолжай работать над Альфардом Блэком. Результаты могут быть медленнее и не столь масштабными, но их будет легче контролировать и культивировать. Через несколько лет, когда ты действительно начнёшь приобретать влияние в семье Блэков, ты сможешь рассказывать, что происходишь от Слизерина. К тому времени ты станешь старше, более осведомлённым, у тебя будет более прочная репутация, и ты передашь информацию в руки людей, которые будут вынуждены защищать её и, как следствие, тебя. Блэки убьют ради того, чтобы заявить, что наследник Слизерина был им хоть сколько-нибудь знаком, но для начала тебе все равно придётся войти с ними в контакт. — Это не совсем тот ответ, который я хотел получить, — ответил Том в порыве жестокой откровенности. — Мне надоело, что люди смотрят на меня свысока в Общей гостиной, но я осознаю преимущества более медленного подхода. Очевидно, мне придется ещё немного подумать, — он чувствовал, как мечта о силе ускользает от него: очень скоро он снова окажется в этом вихре презрения, не в силах использовать единственное верное оружие, которое было в его распоряжении. Это удручало настолько, что заставляло его чувствовать себя безрассудным. Но, может быть, не все надежды потеряны? Быстро поразмыслив, он решил, что молчание не может быть ответом. Для него всё равно уже слишком поздно: единственный способ двум людям сохранить секрет — если один из них будет мёртв, а Лестрейндж был слишком полезен ему живым. Нет, по всей вероятности, тайна будет грызть старшего мальчика до тех пор, пока не вырвется наружу, особенно если Том недвусмысленно прикажет ему держать рот на замке. Такова уж человеческая природа, и ею слишком легко манипулировать: — Надеюсь, ты никому не расскажешь о том, что здесь сегодня произошло. В конце концов, ты единственный ученик, кто знает мой секрет, — если об этом станет известно, я буду знать, кого винить, Андрус, — это была красивая ловушка, пустая угроза, к которой Лестрейндж не собирался прислушиваться. Второкурсник будет хранить секрет как можно дольше, но в конце концов он даст о себе знать — небольшой, почти контролируемой утечкой информации. Слухи о происхождении Тома медленно распространятся по всему Слизерину, в первую очередь среди семьи Лестрейнджей. Это был лишь вопрос времени, когда Блэки пронюхают об этом, когда Альфард Блэк поймает наживку и сам примется искать Тома. Два мальчика вернулись в свою Общую гостиную: один был спокойным и задумчивым, а второй, очевидно, потрясённым. Розье тут же окружили Андруса, и мельница сплетен начала своё вращение.