Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Хогвартс, 1990 год Гермиона и Том выскользнули из Общей гостиной, не желая рисковать быть замеченными другими учениками, которые скоро начнут просыпаться. Она знала наверняка, что в считанные минуты примется суетиться Перси. Вместо этого они слонялись по пустынным коридорам, рассеянно болтая о прошедших двух месяцах. Между ними странно висела тайна Квиррелла, но, зная, что их утро вместе скоро подойдёт к концу, им было легко придерживаться более лёгких тем. Она рассказала ему о своих одноклассниках — и хорошее, и плохое, — о Хагриде и своих профессорах, о своём общем разочаровании, что дух Хогвартса не был так уж направлен на учёбу. Он рассказал ей, насколько скучными ему кажутся уроки, какими унылыми оказались его собственные одноклассники, и он оставил несколько пространных намёков о том, что единственное, что вообще удерживало его интерес в текущем обучении помимо самообразования на опережение, — возможность быть наставником у других первокурсников. В итоге Гермиона не смогла удержаться: её язык обжигал один вопрос с прошлого вечера, и ей просто необходимо было спросить: — Можно, я расскажу им? — Да уж, это было ничуть не зашифровано, — насмешливо ответил Том, приподнимая тёмную бровь. — Можешь рассказать что кому? Даже сейчас она знала, что было отвратительной идеей поднимать эту тему, особенно учитывая, что она знала, как он к этому относится. Но вопрос уже был задан, и такую возможность было бы обидно упустить, поэтому она всё равно продолжила: — Можно, я расскажу Гарри и Рону о тебе? — уточнила она. — Мне не нравится так много им лгать. Он тяжело вздохнул, на мгновение в раздражении посмотрев наверх: — Гермиона, мы уже об этом говорили... — Мне и родителям не нравилось врать, — она его твёрдо оборвала. Ей всегда было от этого не по себе, но в то время она понимала его сомнения. Конечно, он выставил их как переживание о том, что его поймают на побеге из приюта, но это оказалось сущей ложью. Не спросив, она считала, что его истинным беспокойством было привлечь старших, но это переживание не относилось к этой ситуации. Гарри и Рон тоже были первокурсниками, а Тома раньше не особенно смущало показываться ни перед кем в начальной школе. В чём разница? — От родителей прятать тайного друга было легко — они никогда не задавали много вопросов, потому что просто были рады, что у меня есть хоть какое-то товарищество, — но мои друзья и другие гриффиндорцы рано или поздно что-то заметят. Том резко остановился, будто прирос к месту: — Друзья? — выплюнул он, не веря своим ушам. — Как они вообще могут быть твоими друзьями? Последние два месяца они провели, не обращая на тебя внимания и по очереди тебя бойкотируя! — Не меняй тему, — предупредила она, тоже останавливаясь. Когда она повернулась к нему, его выражение лица её остановило — он был совершенно поражён, что быстро переходило в ярость. Однако она отказывалась отступать. Пусть он и скажет «нет», так тому и быть, но ей всё равно хотелось знать: — Можно я им расскажу? — Они не мои друзья, Гермиона, — глумливо ответил он с мрачным выражением лица. — Как ты можешь быть уверена, что они вообще стоят твоего времени или что им можно достаточно доверять ради моего? Если продолжить расспрос, Гермиона догадывалась, что это был вопрос скорее не моральной устойчивости Гарри и Рона, а ревности самого Тома. Зная это, она дала пустому вопросу равнозначно пустой ответ: — Гриффиндор держится на людях. — Ему вообще не понравились эти слова, поэтому она попыталась перевести его внимание, вкрадчиво добавив: — И вообще, чего ты так боишься, Том? — В них? — спросил он, очевидно ошарашенный. — Ничего. Но пара дырявых ртов может привлечь внимание профессора. Даже если предположить, что учитель не доложит Министерству машинально, держу пари, они изо всех сил постараются нас разлучить, — он переплёл свои длинные пальцы с её и вновь пошёл по коридору. — Ты этого хочешь? — безжалостно спросил он. — Бесконечного повторения последних двух месяцев? Не было ничего, чего Гермиона хотела бы меньше, но она и не понимала, как они могут надеяться на поддержку статус-кво: — Нет, — объяснила она, ободряюще сжав его руку, — но я не хочу и потерять своих двух новых друзей, когда у них, несомненно, начнут расти подозрения о мальчике из Слизерина, которого они, скорее всего, будут иногда замечать, — это будет катастрофой: оба мальчика были до глубины души любопытными и уж точно будут допрашивать её неделями об её исчезновениях, и почему они продолжают замечать её за общением со змеёй. — Не говорю, что тебе нужно знакомиться с Гарри и Роном, просто дай мне объяснить им ситуацию. — Если в этом не будет тайны, то рано или поздно обстоятельства станут обыденностью, и они потеряют интерес. Том искоса взглянул на неё, размышляя: — Почему ты так боишься их потерять? Ты не одинока, Гермиона, — его хватка стала крепче, будто он боялся, что она исчезнет, и ему нельзя её отпускать, — у тебя есть я. Со стороны она понимала, что её друг был очень изолированным мальчиком, и хоть они и выросли невероятно близкими, его никогда так сильно не трогало одиночество, как её. Он жаждал лишь её общества, но ей всегда хотелось большего. Как ей объяснить это, не прозвучав будто бы он в какой-то мере неполноценен? — Да, — медленно начала она, — но я вижу тебя только крошечную часть дня — даже в меньшинство дней, раз уж на то пошло, — и тебя нет ни на одном из моих уроков. — Судя по всему, учебная программа не поменялась достаточно, чтобы это имело значения. Мы, по сути, проходим одинаковые темы одновременно, — заспорил он, и было ясно, что он имеет в виду: они всё ещё могут делать домашнюю работу вместе, всё ещё изучать пределы их магии, как и всегда. Ничего не должно меняться. — К тому же, — продолжил он, мягко приглушая голос, — ты знаешь, что эти двое не смогут угнаться за тобой в учёбе, и в долгосрочной перспективе им это опротивит. Вообще, если даже половина тобою сказанного правда, мы уже противны Уизли, — играл ли он адвоката дьявола специально, осталось под вопросом, но, видимо, он понял, что так это и прозвучало. Он перевёл это в шутку: — Как ты не оказалась в Рейвенкло, для меня всегда будет загадкой. Она была решительно настроена не уходить от темы: — Но они на моём факультете! Мы должны дружить! Он притянул её ближе, устроив её у себя под мышкой. Сегодня он был необычно тактильным и нежным, но она поняла, что ей это весьма нравится — ей не хватало этого успокоения вдали от дома. — Этой проблемы бы не было, попади ты в Слизерин, — ответил Том, но что-то в сказанном отдавало фальшью — не то чтобы он ей лгал, скорее не мог выдавить из себя то, что хотел сказать на самом деле. Но Гермионе показалось, что она знала, что он хотел сказать: — В твоём времени, ты имеешь в виду, — тихо поправила она, глубже зарываясь в его бок. После того как она до конца осознала мощь разделяющего их расстояния, казалось, что на их дружбу оказывается некоторое давление — давление, которое бы сиюминутно исчезло, живи они в один год. — Не сказать, что слизеринцы особенно дружелюбны. Им не особенно нравится кто бы то ни было без чистой крови, и даже в этом случае весьма с трудом. Вообще, — продолжила она, подводя свою мысль к логическому выводу в большей мере для отвлечения, — слизеринцам не нравится никто, кроме других слизеринцев. Чудо, что ты вообще меня терпишь. — Ну, — рассмеялся он себе под нос с ноткой сарказма, — я знал тебя до распределения. — Ой, ну спасибо, — сухо пробормотала она. — Прямо камень с души. Он снова бросил на неё один из своих взглядов искоса. Его мысли было невозможно прочитать, невозможно понять, что он в ней видел, но что-то заставило его провозгласить: — Я всё ещё придерживаюсь этой идеи. Из тебя бы получилась хорошая змея. — Ей показалось, что эти слова были скорее произнесены от одиночества, чем чего бы то ни было ещё. Ему хотелось, чтобы она была рядом, и ему хватало самосознания, чтобы понимать, что из него бы получился отвратительный гриффиндорец. Но на поверхности эта мысль была интересной. Каково бы это было, оказаться на другом факультете? Распределяющей шляпе очень нравилась идея Рейвенкло, хоть она и заметила, что Гермиона была немного слишком беззаботной и настроенной приятно провести здесь время. В то время она глубоко почитала всех известных людей, прошедших Гриффиндор, и ей самой хотелось прикоснуться к этому величию, поэтому она и попросилась сюда. Шляпа вообще не упоминала Слизерин, а она и не спрашивала. Даже тогда она понимала, что люди вроде неё не попадают на факультет Змеев. — Думаю, я не подхожу под критерии, — заметила она вслух. — Какие? Хитрость? Амбиции? — Том насмешливо покачал головой, будто говоря: не будь такой тупой. — У тебя их в достатке. Если бы ты была в моём времени, — размышлял он практически мечтательно, его рука сильнее сжималась вокруг её плеч, — я бы затаскивал тебя в свою Общую гостиную так часто, что ты вполне могла бы и распределиться в Слизерин. Гермиона не удержалась от смешка над его маленькой мечтой: — Ты же понимаешь, что наши факультеты — враги? — язвительно спросила она. — И были ими больше тысячи лет. — Какие мелочи, — весело улыбнулся он. — Говорят, Салазар Слизерин и Годрик Гриффиндор были близкими друзьями бóльшую часть своих жизней. Разве нам не предполагается следовать по их стопам? — Это было бы очень приятной мыслью, если бы не его очевидная жажда всегда идти наперекор. Он произносил эти слова только лишь чтобы отличаться. Она, в свою очередь, уже наполовину обдумала эту древнюю дружбу, когда её внезапно озарило, как далеко их разговор ушёл от темы: — Ты отвлёк меня, — жарко обвинила она его, бросив раздражённый сердитый взгляд. Его хорошее настроение, каким бы оно ни было поверхностным, тут же схлопнулось, но его тон оставался беспечным, когда он ответил: — Видимо, недостаточно хорошо. — Пожалуйста, Том, — начала ластиться она, осознавая, что она была в опасной близости от того, чтобы канючить. — Мне так нравятся эти двое: не вбивай между нами клинья. — Хранить такой большой секрет, как у Тома, обязательно выстроит вокруг неё стену. Она никогда не сможет ни с кем сблизиться, как ей бы хотелось, потому что части её придётся всегда оставаться отчуждённой. Уж не говоря о том, что рано или поздно они догадаются, что что-то не так, и, скорее всего, им будет больно от того, что она не доверится им в этом. — Ты мой лучший друг, — продолжала она спорить, — но ты знаешь, какой для меня была начальная школа. Я не могу вновь проходить через это. Я хочу узнать людей. Ведь и у тебя есть такая же жажда дружбы? — Ты моя подруга, и это уже на одного друга больше, чем я когда-либо рассчитывал завести, — ему будто бы было больно от её рьяного пыла, но он крепко держал свой гнев в узде. Она не могла винить его за разочарование, она знала, что требует слишком многого. Заметив её полное надежды, молящее выражение лица, он закрыл глаза и, сдавшись, глубоко вздохнул: — Если это так важно для тебя, я подумаю об этом. Но имей в виду, — предупредил её не терпящим возражений тоном, — я не изменю своего мнения по отношению к взрослым, даже к маглам. Это слишком опасно. Гермиона пришла в восторг: — Этим мальчикам можно доверять, Том, клянусь, — спешно пообещала она, хотя какая-то её часть осознавала, что она ещё даже не успела достаточно узнать тех двоих, чтобы прийти к такому суждению. — Если уж и рассказывать им про меня, то нам нужно в этом удостовериться, — мрачно ответил Том. Затем, будто не в силах с собой справиться, добавил: — Мне это не нравится, Гермиона. Она обхватила его тело руками и крепко, хоть и мимолётно, обняла его: — Ты же всё равно подумаешь над этим? — Ради тебя, — пообещал он, обняв её в ответ. Судя по тону, он явно огорчился, но, ей показалось, он оставался с ней честен. — Если мы пойдём на этом, следить за ними будет твоей ответственностью. То, как он это сказал, было странным — будто бы она умоляла его завести ей щенка. Она вполне понимала, что его щедрость в этом вопросе была лишь потаканием ей, но от самой мысли, что он думает о Роне и Гарри немногим лучше, чем о домашних питомцах, ей было неуютно: — Ты не пожалеешь, — тихо поклялась она, отбрасывая в сторону дискомфорт. — Они очень милые, когда узнаешь их получше. — Наверное. Он невесело усмехнулся, очевидно, всё ещё немного раздраженный: — Это звучит невыносимо наивно, но пока я доверюсь твоему мнению, — он сделал многозначительную паузу, затем повернулся к ней лицом и твёрдо добавил: — И всё же мне захочется с ними встретиться. — Ты уверен, что это мудро? — спросила она, стараясь не поморщиться. По большому счёту, она всё ещё изучала Гарри и Рона, но она могла уже сказать наверняка, что они очень отличались от её друга-путешественника во времени. Если честно, она не представляла их в одной комнате без какой-либо вспыхивающей ссоры. — Наверное, нет, — согласился Том с искренним смешком, — но если ты приведёшь их в свою жизнь, это сделает их и частью моей, — он приподнял бровь. — Почему ты так нервничаешь? Ты же не стесняешься меня? — Нет! — в ту же секунду выпалила она, силясь подобрать правильные слова, чтобы выразить то, о чём переживала. — Просто, ну… Ты… — Слизеринец? — понимающе спросил он. Гермиона вздохнула с сожалением: — У Рона есть некоторые твёрдые убеждения на этот счёт. — Она не придавала особого значения межфакультетской вражде, но Рон был из очень древнего рода и, похоже, был убеждён, что любой выходец из Слизерина, — выжидающий убийца. В его защиту можно сказать, что у Слизерина не самая блестящая репутация, и от этого было ещё сложнее заставить его отбросить свои предрассудки ради Тома. — Не спорю, что по большей мере он прав, — пожал плечами Том, которого не слишком заботило, как буднично он только что опорочил собственный факультет, — но в этом случае ему просто придётся побороть себя. А что насчёт другого мальчика? — Гарри? — на какое-то время она крепко задумалась. — Он не выносит Малфоя и Снейпа, но не думаю, что у него сложилось мнение о других слизеринцах. К тому же ему, кажется, нравится всё таинственное и причудливое — если честно, он может быть весьма очарован твоим положением. На этом их разговор, похоже, иссяк. Что это означало для будущего, было немного неясно. Том всё ещё мог дать заднюю, хотя, судя по тому, как твёрдо он сжимал челюсть, ей казалось, что он этого не сделает. Когда Гермиона сидела за столом во время завтрака — гораздо позже того, как они закончили болтать и попрощались, — до неё дошла вся масштабность их плана. Безопасно ли Тому встречаться ещё с двумя людьми из «будущего»? Чем больше её друг знакомился с людьми и вещами, которые ему не следовало знать, тем больше была вероятность того, что он каким-то образом изменит временную линию. И всё же тот же аргумент можно привести и в отношении её собственных отношений с ним: как она могла так снисходительно относиться к одной ситуации и нервничать по поводу другой? По всей вероятности, Том уже изменил временную шкалу — если, конечно, такое вообще возможно, — так какое значение имеет, если она изменится ещё больше? Она не могла прощать своего влияния на его жизнь, но при этом беззастенчиво осуждать мысль о его знакомстве с другими её друзьями. Это просто лицемерие. И, если быть до конца честной — хотя она знала, что всем придётся нелегко, чтобы сохранить вежливость, — часть её была в восторге от мысли, что они будут проводить время вместе вчетвером.

***

Хогвартс, 1938 год Том отвлекался весь урок травологии — не сказать, что профессор заметил, — его мысли всё время уносились вперёд, в будущее, чтобы быть с Гермионой. Она поставила его в невыгодное положение своей просьбой. С одной стороны, он мог бы признать, что её просьба была и логичной, и умеренной. Люди по своей сути — социальные существа, и её поведение в этом было ожидаемо, если не сказать и вовсе предсказуемо. Однако, с другой стороны, его приводила в ярость сама мысль не только открыться, но, что важнее, быть вынужденным делить её внимание. Что она вообще могла получить с тех двух мальчиков, чего уже не даёт ей он? Из мрачных глубин его сознания снова всплыла мысль, что единственным способом единолично владеть её товариществом — изолировать её. И единственным способом действительно изолировать её будет отрезать её от всех её социальных приключений — привести в его время, где для неё нет ничегошеньки знакомого. Раньше ему тяжело было об этом думать, много лет наблюдая, какое большое влияние имеет на неё её семья, но в конечном счёте он свыкся с фактом, что её родители делали для неё больше хорошего, чем плохого, предоставляя уровень безопасности и комфорта, который он был не в состоянии ей предложить. Никогда раньше ему не приходилось заботиться о том, что её привлекали мальчики её возраста — он встретил её посреди её уже устранившейся социальной позиции, где она по большей мере была низведена на уровень парии. Он не предусмотрел, что Хогвартс станет чистым листом, океаном постоянного прилива и отлива переменчивых союзов, и в его прискорбное отсутствие она сформировала новые привязанности. Это было лишь его виной, что означало, что и ему предстоит обратить эту ситуацию. Он мог пока согласиться потакать её желаниям, но это не значит, что он оставит исследования путешествий во времени. В глубине души он чувствовал себя немного виноватым за своё бесцеремонное поведение, особенно так быстро после их примирения. Доверие, которое дала ему Гермиона, было ценным и хрупким. Если бы она могла сейчас услышать его мысли, он не сомневался, что она бы навсегда отказалась от их дружбы. Это было в высшей мере эгоистично с его стороны, он мог признать, но он также мог оправдать своё желание перенести её во времени как акт защиты. В её Хогвартс проникло грозное неизвестное. Был ли это сам её профессор или что-то работало его руками — это было неважно, потому-то он в её случае опасность была очевидна. Он никак не мог узнать, кому можно доверять в её времени, с кем она была или не была в безопасности — и ему не придавало большой уверенности, что он ощутил некоторое чувство знакомства от одного из мальчиков, которое она решила взять под своё крыло. Хрупко было доверие или нет, он просто не мог остановиться от исследований. Одна часть его была до ужаса уверена, что просто понимание управления временем однажды может стать острой необходимостью. Тому достаточно повезло, что между уроками днём был долгий перерыв, и потому он использовал свободное время для посещения архивов. Сенешаль была счастлива его снова увидеть. Она сидела в прихожей в одиночестве, лениво пролистывая книгу «Мех, перо и чешуя», чтобы убить одинокие часы. Её обычно резкие черты лица озарила чарующе привлекательная улыбка, когда она наконец его заметила: — Вы вернулись, — мелодично пропела она, в равной мере и удивившись, и наполнившись надеждой. Он даже представить себе не мог, с какой изоляцией она встречалась на работе, о которой, даже, кажется, никто и не знал. Кроме учёных посетителей и суетливых студентов, как часто она действительно с кем-то общалась? И близко недостаточно, учитывая, как сильно она к нему привязалась за каких-то два или три посещения. Однако её трагедия была его удачей: если он не сможет подобраться к ней на парселтанге, то, по крайней мере, у него оставался шанс добиться её расположения лестью. Её отшельничество делало её уязвимой, и он уж точно не был выше того, чтобы этим воспользоваться, не когда она потенциально могла найти для него материалы, которые ему были действительно необходимы. Держа это в уме, он и сам победно улыбнулся ей в ответ: — Я оказался ввязан в необычное исследование, — мягко сказал он ей, надеясь, что она сочтёт очаровательным, что он был развит не по годам. — Это показалось мне местом, чтобы найти ответы, особенно учитывая, как сильно Вы мне помогли в прошлый раз. Она помахала ему, приглашая сесть возле неё. Даже сидя, её гибкий стан заставлял его чувствовать себя карликом, но она согнулась, чтобы быть ближе к его уровню глаз. Когда она заговорила, её голос дразнил, но за словами слышалось любопытство: — Вы слишком юный, чтобы у Вас было так много серьёзных запросов. Том ненавидел подобное отношение, и ему пришлось приложить усилия, чтобы это не проявилось на его лице. Почему столько людей думало, что у получения знаний есть возрастные ограничения? Как он может вырасти, если его осаживают на каждом шагу? В умышленном невежестве не было совершенно никакой пользы, однако все вокруг будто бы из кожи вон лезли, чтобы это продвигать. Он мог простить подобное отношение в Лондоне, но он не ожидал подобного и в волшебном мире — особенно когда было столько всего ожидавшего открытия. Он отбросил злость в сторону и пожал плечами: — Не понимаю, какое значение имеет возраст в погоне за знаниями. И, несмотря на то, что сенешаль сама породила эту мысль, она, похоже, всё поняла: — Вы напоминаете мне детёнышей русалок, — нежно подметила она, — вечно любопытных, вечно задающих вопросы. — Получается, Вы всё-таки русалка? — в сию же секунду уцепился он в её слова. Он почему-то рассчитывал, что она будет более уклончива в этом. Но, опять же, учитывая её внешний вид, он решил, что держать это в секрете не было особенно практичным. — Частично, — кивнула она. Раньше он не задумывался над тем, что это подразумевает, но это было интригующе. Сколько человекообразных существ были в состоянии производить потомство с людьми? Была ли у гибридов магия волшебников, получали ли они свои отличительные способности, или в них было что-то посередине? Были ли они в большинстве своём разумными или просто звериными? Ему пришлось резко остановить эти размышления, какими бы они ни были интересными, или он потеряет нить разговора. Сенешаль была в благостном расположении духа, что может помочь ему исследовать идею, которая пришла к нему прошлой ночью, — были ли русалки хоть как-то родственны змеям. Крепко удерживая эту гипотезу, он постарался удержать их разговор на теме её происхождения: — Я видел их в Общей гостиной, — сказал он, вспоминая тёмные тени, умиротворённо проплывающие мимо окон Слизерина, — но никогда не встречал ни одной лично. Она покачала головой и тихонько рассмеялась, будто встреча с её видом была последним, что он бы хотел сделать: — Вам будет очень трудно понять настоящую русалку во плоти, — ответила она. — Их язык — наполовину красивая мелодия, наполовину визги, напоминающие банши. — Вообще-то мне хорошо даются языки, — беспечно сообщил он, дивясь, как сильно она ему помогла. Ему даже не придётся переводить разговор, она заговорила о том, что он сам собирался сказать! — Да? — спросила она, не сказать, что незаинтересованно, но явно скептически относясь к тому, что подобный талант может распространяться на более экзотические сферы. Том всего был лишь чрезмерно счастлив показать ей, как она ошибалась: — Например, — весело продолжил он, — сколько я себя помню, я мог разговаривать на… Ну, как бы это сказать? — он сделал паузу для драматизма, а затем перешёл на парселтанг, позволяя своему голосу растягиваться в шипении: — Ах да — на языке шипения и шёпота. Она нахмурилась и в замешательстве повернула голову: — Вы только что сказали что-то о кипении и топоте? Это недоразумение было, мягко говоря, уморительным, почти как у городских туристов, которых он часто встречал коверкающими английский: — Не совсем, нет, — растягивал он, не в силах скрыть недоумение на лице. — Я слышала, что сирены вздыхают на подобном языке. Мы с ними родственники, поэтому я немного понимаю, — объяснила сенешаль, а затем весело рассмеялась и добавила: — Хотя, конечно, не так хорошо, как я думала. — Сирены? — настала очередь Тома повернуть голову. — Я думал, что это просто другое название русалок. — Нет, — пробормотала она, листая страницы своей книги, пока не нашла искомую запись, — хоть многие так считают. Они наши кузины из Средиземноморья, красивее нас, по крайней мере, на поверхности. Она не ошибалась. Иллюстрация в «Мехе, пере и чешуе» явила поразительно прекрасное существо. Сирена была чрезмерно женственной, стройной, но в то же время с округлостями во всех присущих женщинам местах. Её лицо было сладко невинным, окружённым каскадами распущенных вьющихся волос — в общем, ангельское впечатление, что ещё сильнее подкреплялось парой огромных крыльев, как у птицы. И всё же даже на картинке он мог почувствовать любопытную неправильность, некую грань обмана. Это существо не было таким нежным, как выглядело. Он провёл пальцем по выпуклости щеки сирены, спрашивая сенешаля: — А за этой поверхностью? Она показала на острые зрачки сирены и рассмеялась, будто ей доставляла удовольствие скрытая натура её дальних кузин: — Не дайте их симпатичным пёрышкам и миловидному личику одурачить Вас, в сердце они змеи. — Любопытно, — пробормотал он. По крайней мере, это объясняло его полупровал в общении: в ней было достаточно змеи, чтобы услышать его слова, но в слишком дальнем родстве, чтобы их точно понимать. А затем, с запозданием, до него дошло, что он признался в своём невежестве касаемо сирен, и густо, ярко покраснел, торопливо находя объяснение своему пробелу в знаниях: — Понимаете, я вырос в магловском мире — я только учусь этим вещам. У сенешаля почти отпала челюсть от удивления: — В магловском мире? Но Вы змееуст! — настаивала она, будто каким-то образом эти два качества не могли совпасть. — Как это возможно? Том редко не мог уследить за разговором, но то, что говорила женщина возле него, перестало иметь какой-либо смысл. Она знала, что он сирота, — где, она думала, он должен был вырасти? — Я не понимаю, — сознался он, и он ненавидел эти слова, хоть и признавал их необходимость. — Однажды Вы пришли в поисках семьи, — объяснила она с блестящими от волнения океаническими глазами. — Теперь я уверена, что Вы искали в совершенно неправильном месте. Подождите здесь, — мягкий приказ едва успел сорваться с её губ, как она уже исчезла за закрытой дверью архивов. Протянулись несколько долгих секунд — достаточно долгих, чтобы он задался вопросом, что происходит, — но она вновь явилась до того, как он успел совсем уж чересчур забеспокоиться. В своих бледно-голубых руках она держала толстый том под названием: «Язык серебра: Компендиум змееустов», который бесцеремонно всучила ему: — Это может пролить немного света на проблему, — она таинственно улыбнулась, пока он просматривал содержание, но, прежде чем он успел спросить, что же вызвало её ликование, она нахмурилась. — Вы рассказывали кому-то о своей силе? — Нет, — пожал он плечами, возвращаясь к книге. Хоть он был практически уверен, что других слизеринцев впечатлит его способность, ему сначала хотелось изучить этот вопрос — особенно учитывая, что это не было принято радушно, когда он получил письмо из Хогвартса. — Ну, — добавил он, вспомнив, как напряжённо вздрогнул профессор трансфигурации, — кроме Дамблдора, полагаю. Эта новость не пришлась ей по вкусу: — И он не отправил Вас сюда? — недоверчиво спросила она. Он даже не успел открыть рот, как она отмахнулась от вопроса, проложив с высокомерным и раздражённым оскалом: — Нет, конечно, нет, он же так всех защищает, — хоть в ней и чувствовалось некоторое уважение, она всё равно была первой, кто не считал Дамблдора самым впечатляющим человеком во всей Великобритании. Очевидно, между ними произошла какая-то история, которую она была не в состоянии отбросить, битва, которую она в конечном итоге выиграла. Её взгляд смягчился и стал намеренно успокаивающим. — Это не Ваша вина, но умение говорить со змеями многими считается Тёмной магией. Том не видел в этом большого смысла и не стеснялся об этом заявить: — Почему? — Скорее всего, ассоциативно, — ответила сенешаль с грустной улыбкой. — Большинство известных змееустов, так уж совпало, глубоко погрузились в Тёмные искусства. Это было интересной мыслью. Было ли умение разговаривать со змеями разрушительным, или люди, которые им владели, были предрасположены к тьме? Ему хватало самосознания, чтобы признать, что он не то чтобы восседал на вершине моральных устоев, да никогда бы и не стал, но она не был и тем гнойным злом, которое почувствовал в будущем: — А Вы верите, что это Тёмная магия? Она едва ли остановилась, чтобы обдумать вопрос, ответив: — Это врождённый талант, как он может быть злым? Природа не плохая и не хорошая, и она не склоняется перед человеческим определением нравственного идеализма. Некоторые звери рождаются с клыками и когтями. Это не делает их монстрами, просто хищниками. Русалкам, например, — она показала на себя, на свои обманчиво острые зубы и горло, которое производило манящие, успокаивающие мелодии, — были даны голоса для убаюкивания и соблазнения нашей добычи — никто не может нас за это винить, потому что это всего лишь наша природа. — В качестве демонстрации храбрости или, возможно, солидарности она положила свою руку на его тёмные волосы и объяснила: — Мы не можем осуждать хищника за следование своим инстинктам больше, чем осуждать себя за то, какими родились сами. Он тщательно обдумал её слова. Ему нравилась такая точка зрения, хоть он и не был настолько наивным, чтобы рассчитывать, что её разделяют многие. Он уж точно не собирался переживать или извиняться за один из своих любимых талантов, но это заставило его задуматься, стоит ли ему делиться своим талантом со всеми подряд. Разумеется, ему придётся изучить этот «Компендиум змееустов» особенно тщательно, прежде чем принимать какие-либо решения. — Я пришёл не за этим, — наконец ответил он, проводя пальцами по позолоченным краям страниц толстого тома, — но всё равно спасибо. Уверен, это будет интересным чтением. Его русалочья подруга издала удивлённый звук, очевидно вспомнив о цели его визита: — Ах да, — улыбнулась она, садясь обратно на своё место. — Я забыла о Вашем любопытном проекте. В глубине души Том переживал, не откусил ли слишком большой кусок, чем сможет прожевать. В конце концов, у него уже были планы с Андрусом и Альфардом, распускающиеся отношения с рейвенкловцами и триом гриффиндорцев в будущем, крайне реальное беспокойство, что профессор защиты от Тёмных искусств Гермионы был Тёмным волшебником под прикрытием, а теперь ещё и эта книга о змееустах для чтения, и всё это с учётом его уроков, которым требовалось внимание. Добавить к этому исследования о путешествиях во времени, возможно, слишком его распылит, но он не хотел откладывать его в долгий ящик. Поэтому, несмотря на смутные плохие предчувствия, он всё же спросил: — Есть ли в Ваших архивах какие-то материалы о путешествиях во времени? — Это необычная тема, — нахмурилась сенешаль, обдумывая вопрос. — Мне нужно свериться с указателем — это может занять долгое время. На удивление, эта новость даже порадовала: по крайней мере, у него появилась возможность заняться другими делами, прежде чем добавлять новое: — Тогда я зайду попозже, хорошо? — Дайте мне несколько дней, я соберу, что смогу, — пробормотала она, забирая обратно «Язык серебра», чтобы проверить для него архивы. — Но предупреждаю Вас заранее: скорее всего, я найду немного, но, надеюсь, этого будет достаточно для удовлетворения простого любопытства. Почувствовав унцию родства с этим странным и нравственно неоднозначным существом, он лукаво ей улыбнулся и поддразнил: — Кто сказал, что оно простое? — Сделаю вид, что не слышала этого, — чопорно ответила она, но он видел, что её это забавляло. Выпроваживая его из прихожей, она предупредила: — Держитесь подальше от неприятностей, Маленький вещатель, — её попытка произнести змеиное шипение была несколько сумбурной, но смысл был передан достаточно хорошо. Возможно, со временем он поможет ей усовершенствовать свои языковые способности. Помахав в последний раз, он вышел и совсем покинул библиотеку. Его перемена почти подошла к концу — книге придётся подождать до времени после заклинаний, — но он прикинул, что у него было достаточно времени, чтобы найти Андруса. Вряд ли мальчик добился бы больших успехов за одну ночь, но не мешало бы немного поднажать на него. В конце концов, Лестрейндж был скользким типом, и небольшой стресс мог бы помочь ему быстрее начать действовать.