Дополнение: А ещё он лжец / Addendum: He Is Also A Liar

Лондон, 1990 год Гермиона оказалась посреди непредвиденного кризиса. Она с таким трепетом узнала о волшебном мире, что её недостаток знаний не сразу стал для неё очевиден. В течение каких-то недель она отправится в Хогвартс, и, однако, она ничего не знала о волшебной культуре, хотя множество её сокурсников будут рождёнными с этим знанием. Несмотря на базовое понятие, как управлять своей собственной магией, существовали теория и история, которые надо было нагнать. Она не хотела начать новую жизнь на шаг отстающей от остальных! Не прошло и суток с внезапного появления профессора Макгонагалл в её жизни, а Гермиона уже проглотила «Современную историю магии» и с головой погрузилась в составление расписания предварительного чтения всех её учебников перед началом учебного года. Но она бы сорвала, если бы не признала, что «Современная история магии» отвлекала её, даже когда она закончила её читать. Книга была полна всевозможных фантастических мест и сражений, но там ещё была глава о Гарри Поттере, которая действительно привлекла её внимание. Что-то было тревожно знакомым в Тёмном Лорде... — Удерживать книгу у лица не поможет тебе понять её лучше. Гермиона замерла от неожиданного, дразнящего голоса. — Том, — сделала она замечание, внезапно обнаружив его подглядывающим из угла её комнаты. — Не подкрадывайся так ко мне! — раньше его появление предвещал резкий звук, но с недавних пор он начал путешествовать в какофонии тени. Когда её пульс вернулся в норму, его присутствие вызвало у неё жаркую улыбку. — Ты должен посмотреть, — просияла она, показывая на беспорядок из школьных принадлежностей вокруг неё. — Вчера произошло самое удивительное событие! Том позволил своей собственной улыбке расцвести, ленивой и понимающей, когда он достал палочку, несильно отличающуюся от её собственной, из своей серой куртки. Он предположил практически издевательски: — Кто-то рассказал тебе о закрытой школе? — Разве это не потрясающе? — она слегка подпрыгнула к нему от волнения, схватив его за одну из рук, танцуя по кругу. — Больше никаких пряток, никаких недель, проведённых в попытках заставить что-то сработать, — будут классы, и профессора, и учебники! Он подсмеивался над её кипящей энергией, но это не остановило его от закатывания глаз и саркастичного ответа: — Это и есть определение школы, да. — Наконец-то будут другие люди для работы, Том, — Гермиона перестала скакать, её взгляд буравил его тёмные глаза, — люди, которые понимают нас, которые как мы. Но Том отвернулся, нервно потерев заднюю поверхность шеи: — Не уверен насчёт этого, Гермиона. Профессор, с которым я говорил, выглядел достаточно ошеломлённым от того, что я умею, — взгляд его чёрных глаз вернулся, серьёзно уставившись на неё: — У меня такое чувство, что мы будем другими, куда бы мы ни отправились. От этого она остановилась, потому что у неё был похожий опыт, разве нет? — Профессор Макгонагалл не показалась особенно ошеломлённой, когда я исполнила беспалочковую магию, — пожилая женщина попыталась это скрыть, даже дошла до того, что поддержала Гермиону в её стремлении начать учёбу как можно скорее, но… На какое-то мгновение её что-то беспокоило, возможно даже нервировало, что-то промелькнуло в лице профессора. Она отмахнулась от мрачных мыслей с громким: — И что? — Тому мастерски удавалось заставить её сомневаться в себе, но она не даст этим пустым домыслам омрачить её радость. Не сегодня. Он посмотрел на неё с некоторой жалостью: — Ты уже знаешь, каково это — быть лучшей в классе, Гермиона. Все вокруг начинают чувствовать угрозу от твоего превосходного интеллекта, и даже дружеские или полезные предложения будут восприниматься как критика — ты живёшь этим прямо сейчас, — он сделал шаг ближе, осторожно положив руки ей на плечи, и спросил: — А как, по-твоему, дети из старых волшебных семей отнесутся к тому, что маглорождённая ведьма превзойдёт их? — Это не я превзойду их, Том, — она сбросила его руки с себя, отходя к кровати. — Тебе всегда удаётся обойти меня в последний момент. Он примирительно поднял руки, но продолжил: — Всё, что я хочу сказать, не слишком обнадёживай себя. Люди остаются собой, куда бы ты ни пошла. Сомневаюсь, что социальный климат Хогвартса будет так уж отличаться от начальной школы. — Пессимист, — рассмеялась Гермиона, с желанием развеять мрачное настроение. — Почему ты всегда ожидаешь худшее? — это был глупый вопрос, учитывая, что она и так заранее знала ответ. Не считая мгновений, когда он сбегал к ней, его жизнь была не сахар — опыт научил его быть готовым к трудностям. Том сел рядом с ней и устало вздохнул: — Ты делаешь себя уязвимой для душевной боли. Я не хочу видеть твоих страданий, — рука скользнула по её плечам, притягивая к себе. — В любом случае мы всё равно будем друг у друга. Хоть это и было обнадёживающим чувством, ей показалось, что ему недостаточно его обычной проницательности. — Том, — медленно сказала она, отталкиваясь, чтобы рассмотреть его лицо, — Хогвартс всё поменяет. Может, мы даже не будем на одном факультете, и мы, скорее всего, заведём разных друзей — я не говорю, что мы не сможем оставаться друзьями, но мы больше не будем вдвоём против всего мира. Что-то вспыхнуло в его тёмных глазах, но исчезло слишком быстро, чтобы разобрать. — Посмотрим, — с лёгкостью сказал он, но в глубине его тона пряталась нотка предупреждения. Она слегка отклонилась дальше, на этот раз в замешательстве: — А это что значит? — Это значит, что я не рассчитываю, что мы разойдёмся, и уж точно не собираюсь преждевременно с этим считаться, — он снова притянул её к себе, крепко держа, пока объяснял: — Да, Хогвартс всё поменяет, но мы приспособимся. Мы дружим уже три года, почему мы должны всё это выбросить перед первым признаком проблемы? — Какой проблемы? — Гермиона упёрлась руками в его грудь, отпихнув его, чтобы рассмотреть его лицо. Всё больше и больше она стала подмечать, как иногда разнится, что и как Том говорил. Язвительные замечания были осторожно спрятаны за ослепительными улыбками, его глаза горели с блуждающей жадностью, когда он выражал озабоченность — иногда ей казалось, что она видит трещины в маске, но эти случаи становились всё реже, даже если она начала замечать их лучше. Она хотела связать его странное поведение с нездоровой обстановкой, в которой он жил — жизнь в приюте научила его лишь жестокости, что создаёт противоречие с более искренними чувствами — потому что альтернатива, что это всё было лишь притворством с его стороны, абсолютно ужасала. Она долго его изучала, а затем осторожно сказала: — Я лишь подмечаю, что всё изменится. На секунду его губы дрогнули, и он нахмурился, но это быстро было перекрыто потоком нервозности: — Смотри, есть что-то, что я ещё не рассказывал тебе о себе, Гермиона, — он поднял руку, не дав ей моментально ответить, и объяснил: — Я думал, что защищу тебя, если не буду ничего говорить, но до меня дошло, что рано или поздно ты сама заметишь, что что-то не так, — в глазах Тома было что-то холодное и неумолимое, суровость, которая говорила о неизбежности того, что должно было произойти. Гермиона была потрясена до глубины души. Они часто спорили, но по-настоящему не ссорились уже много лет, а этот разговор быстро обещал разжечь что-то ужасное: — Я не понимаю. — Поймёшь, когда мы будем в Хогвартсе, — кратко ответил он. Затем, чтобы предупредить её неизбежный поток вопросов, добавил: — Я не могу тебе всё рассказать прямо сейчас, потому что это повлечёт последствия, поэтому тебе придётся самой догадаться. О чём он вообще? Это казалось серьёзным, даже зловещим, но она не могла оторвать внимание от скрытых смыслов, чтобы оценить картину целиком. Ласково, но наполненная злостью так сильно, что та жгла практически до ярости, она спросила: — Ты имеешь в виду, что ты три года врал мне в лицо? Он помрачнел, явно раздосадованный её вопросом. Вместо ответа он взял её руки в свои и повторил: — Я думал, что защищаю тебя. — От чего? — огрызнулась она, пытаясь не дать его словам смягчить её. — Я не хотел ранить тебя правдой. Сказать по правде, я не до конца понимаю природу этого, — в отчаянии он добавил: — Я думал, если привлеку к этому внимание, с нами случится что-то плохое. Мгновенным ответом Гермионы была ярость, что он не доверял ей достаточно, чтобы поделиться этим секретом — даже если сейчас он заставлял её плясать под свою дудку ради правды. С другой стороны, а что если правда была опасной? Он принял её на себя, чтобы защитить её от возможного риска, что не было естественным действием для угнетённого сироты. Это было мило, даже в какой-то странной мере по-рыцарски. И глобально она знала, что дружба была достаточно новой концепцией для него — возможно, ради сохранения того, что было между ними, он не принял во внимание важность разделения невзгод. Всё это глубоко раздражало её, и было бы ложью не согласиться, что её ранило признание, но она думала, что, по крайней мере, понимает, почему он так долго ей врал. Не желая доходить до отвратительной ссоры, которая всё ещё могла разразиться между ними, она решила проглотить жар своей злости, пока не поймет ситуацию до конца. Она сделала несколько глубоких вдохов, чтобы прийти в равновесие, а затем спросила: — Можешь дать подсказку? — Нет, Гермиона, — рассмеялся он — хоть она была вынуждена признать, что его покровительственный тон не способствовал укреплению её решимости. — Ты должна разобраться в этом сама. Что она знала о Томе такого, что казалось необычным, и можно ли вообще что-то исключить, когда речь идет о магии? Однако даже перед лицом этой великой загадки ответ пришёл к ней почти сразу. — Это как-то связано с твоим путешествием, да? — он кивнул, но его подтверждение не было большим благом. О чём он мог солгать, говоря об этой силе? Прикусив губу, Гермиона догадалась: — Ты на самом деле не из Лондона? — Терпение, — ласково ответил Том. — Я знаю, что ты скоро обо всём догадаешься. Его уверенность в ней здорово помогала успокоить её уязвлённое самолюбие. Внезапно ей пришла в голову ужасающая мысль, и она выпалила: — Ты же всё ещё пойдёшь в Хогвартс? Он широко улыбнулся, его глаза весело блестели: — Безусловно, — и это было последнее слово, которое он произнёс по этой теме, отказываясь отвечать на любые следующие вопросы. Вместо этого они провели день пересчитывая богатства из Косого переулка, обсуждая смешных существ и удивительные товары, которые им встретились. В конечном итоге их разговор пришёл к лавке Олливандера. Том внимательно посмотрел на её палочку и спросил: — Как всё прошло? — Если честно, немного странно, — призналась Гермиона, вспоминая необычную встречу. — Мистер Олливандер очень забеспокоился, когда первая палочка, которую я попробовала, оказалась подходящей. Он сказал, что я первый человек, с которым так произошло за пятьдесят лет, и, когда я просила его об этом… Он стал очень нервным, — она заколебалась, задумчиво проводя пальцами по своей палочке. Снизив тон до приглушённого шёпота, наконец, она высказала мысль, которая отравляла её: — Думаю, он подразумевал, что мальчик, который проделал это пятьдесят лет назад, стал последним Тёмным Лордом, как думаешь? Глаза Тома вспыхнули от любопытства, и, приподняв бровь, он спросил: — Кем? — Серьёзно, — неодобрительно заметила она, — неужели ты не взял в руки ни одной книги? Он расплылся в своей особенной улыбке — перекошенный изгиб губ, который всегда предшествовал чему-то крайне неприятному, — и ответил: — Стипендия, которую мне выделили, покрыла только самое необходимое. Ничего о современной истории это уж точно. — Ой, прости! Я не подумала… — Гермиона оборвала себя, густо покраснев. Она ни на секунду не задумалась о его финансовом положении, и это заставило её выглядеть бесчувственной. Она смущённо протянула ему «Современную историю магии» и объяснила: — Олливандер сказал, что этот мальчик стал таким тёмным и ужасающим, что волшебный мир даже боится произносить его имя. И смотри! — она показала на главу о Гарри Поттере. — Во всех этих книгах Тёмного Лорда называют разными эпитетами: Сами-Знаете-Кто, Тот-Кого-Нельзя-Называть. Не знаю, стоит ли мне оскорбиться от такого сравнения или просто озадачиться. Том усмехнулся и пожал плечами: — Я бы принял это за комплимент. — Ну ты-то конечно, — она закатила глаза. — Однако это не совсем такой нравственный облик, которым я бы хотела запомниться. Одна чёрная бровь насмешливо приподнялась: — И всё же я вижу, что ты спокойно воспринимаешь сравнение с могуществом. — Признание приятно, — с лёгкостью признала Гермиона. — Но я бы не хотела, чтобы меня боялись, как, мне показалось, немного было с Олливандером. От этого Том действительно рассмеялся: — От тебя исходит такая же угроза, как от пушистого кролика. Чего тут бояться? — Потенциала, наверное, — она пожала плечами, чувствуя себя немного глупо, что упомянула всё это. — Не вижу смысла чувствовать угрозу от того, может быть, а не от того, что есть, — ответил он, возвращаясь к книге в руках. Он пролистал несколько страниц, слегка пробежавшись по ним глазами, а затем спросил: — Что же всё-таки случилось с этим парнем? — Никто не знает наверняка. Он своего рода исчез после того, как был побеждён мальчиком по имени Гарри Поттер, — было странно, что нужно выучить столько новой истории, а особенно оттого, что она только сейчас узнавала о событиях, которые произошли после её рождения. — Гарри нашего возраста, знаешь, он, может, пойдёт в Хогвартс с нами. Разве не здорово? — Это уж точно что-то, — равнодушно сказал Том. — Ты такой брюзга, — пожурила Гермиона. — Тебя хоть что-то интересует? — У тебя тут прямо-таки случай поклонения герою, — поддразнил он, игнорируя её вопрос. — На твоём месте я был бы осторожен с Поттером — мальчишка может прийти за твоей головой, учитывая, что Олливандер пророчит тебя в качестве следующего Тёмного Лорда. — Технически, Тёмной Леди, — поправила Гермиона, — и это несмешно. Том выразительно ей поклонился и протянул: — Да, моя Леди, — однако, когда он поднялся, вся насмешливость сошла с его лица, и пальцы крепче охватили книгу, практически в одержимости. Несмотря на это, он спросил самым вежливым тоном: — Можно я одолжу её? Было поразительно, через сколь многое они прошли — она всё ещё помнила время, когда он не трудился спрашивать. — Только верни её, — великодушно ответила она — в конце концов, до доступа к библиотеке Хогвартса оставались долгие недели, а она знала, что он захочет подучиться перед прибытием. Его улыбка была такой широкой, что почти расколола лицо пополам, и он насмешливо поклонился ей: — Как пожелаете.

***

Лондон, 1938 год Том сцепил зубы, превозмогая чистое ничто. В Пустоте не было звука, не было света, чтобы видеть, не было ничего, что можно потрогать, попробовать или понюхать. Его полностью отрезало от его органов чувств, и было трудно понять, было ли у него вообще тело в этом адском месте. Всё, что он мог воспринять, было не более чем чистым сознанием, как призрак, ускользающий в завесу. Опыт был тяжёлым, даже травмирующим, но такова была цена, которую он заплатил за доступ к будущему. Его билет только что стал гораздо дороже. Этим утром его путь через Бездну длился лишь несколько секунд — закончился лишь с одним долгим морганием. А теперь, какие-то часы спустя, она длилась уже полминуты и не заканчивалась. Что изменилось? Что он сделал, чтобы вызвать это? Его понимание природы Времени всё ещё оставалось угнетающе пространным, и, хоть он и не был уверен, что вызывало Пустоту, у него была теория о её присутствии. Чем больше информации он получал, которая могла изменить курс его будущего, тем дольше Пустота простиралась перед ним. Если это была верная теория, то книга, которую он одолжил у Гермионы, была, вероятно, на вес золота. Наконец, приют Вула предстал перед ним во всей его серой красе. Как бы он ни презирал то, что видел, это было облегчением. Чувствуя себя немного взбудораженным после полного отключения органов чувств, он решил погрузиться в сокровища, спрятанные в его комнате, — чем быстрее он оставит опыт позади, тем лучше. Во имя этой идеи он обратил своё внимание на «Современную историю магии», с жадностью поглощая главу за главой. Слова Гермионы шептались на задворках его сознания, навевая ему всевозможные грандиозные идеи — было трудно оставаться реалистом перед лицом такой информации. Но, кроме жуткого совпадения, у Тома не было причин верить, что «мальчик пятидесятилетней давности» — будущий Тёмный Лорд — это он. Да, общая хронология совпадала с его недавним опытом, но Олливандер мог солгать, Гермиона могла неправильно понять его, или, возможно, обнаружение своей палочки с первого раза было не такой уж редкостью, как хотелось бы верить мастеру. Можно было придумать множество объяснений, которые бы не означали, что Том станет печально знаменит. Однако идея была интересной — один человек становится настолько могущественным, что его безоговорочно боится весь мир. Правда, Тот-Кого-Нельзя-Называть казался немного вне временного диапазона Тома. Не то что Гриндевальд, международная фигура, которой предстояло оказать большое влияние на мир волшебников, пусть и ненадолго. Впереди маячила война — все чувствовали её в воздухе, но никто не хотел этого признавать. Одна искра могла разжечь всё, навсегда изменив мир. Возможно, Тёмные Лорды были оппортунистами — Гриндевальд был знаменит своим восхождением к власти посреди хаоса Второй мировой войны — конфликта, который вот-вот должен вырваться со всей яростью лесного пожара. Его сила была головокружительной, беспредельной и нарастающей до 1945 года. До его дуэли с Альбусом Дамблдором. Как и почему профессор трансфигурации бросит вызов Тёмному Лорду — и уж тем более, как получилось, что победил Дамблдор? А потом эта тенденция продолжилась, и Дамблдор стал выступать на стороне Света в войне против следующего Тёмного Лорда! Либо за идеологией кровоточащего сердца скрывалась жажда власти, не уступающая жажде Тома, либо ему действительно было настолько небезразлично. В любом случае стало ясно, что он важный человек, за которым стоит присматривать — то, что Тому предстояло провести семь лет под его опекой, было удачей. До Тома дошло, что за один день он узнал больше о своём ближайшем будущем, чем за последние три года. Но в то же время он отнёсся к этой ситуации как к задачке на смекалку — он был настолько погружён в изучение того, как и почему путешествует во времени, что не смог воспользоваться всеми преимуществами. Ему и в голову не приходило использовать эту силу в своих интересах, кроме как для посещения Гермионы. Знание будущего было сродни владению хрустальным шаром — он мог избегать катастроф, наживаться на «случайности», даже обманывать смерть. Единственным привратником, стоящим на пути к этой информации, была Гермиона. И, как выяснилось, Дамблдор. Пятьдесят лет казались ужасно долгим сроком, достаточно долгим, чтобы никто в Хогвартсе больше не смог бы узнать его, если предположить, что его сила продолжит работать на территории школы. И всё же чёрным по белому книга доложила о том, что Дамблдор стал директором. Это может быть проблемой: если только старый волшебник не стал совсем дряхлым или слепым к 1990-м, то существовала вероятность, что Тома узнают. Насколько он понимал характер временной линии, Дамблдор мог уже сейчас следить за ним в будущем. Ему придётся быть особенно осторожным при посещении Гермионы, хотя, если Том и умел что-то делать, так это сливаться с толпой.