Ариман вечно голоден

Глава 22. Равнодушие Лифт не заставил себя долго ждать; едва Настя прикорнула к стене, устав от переживаний сумбурного дня, как двери распахнулись в такой спешке, будто испугались, что девушка передумает. Охранники с завистью посмотрели вслед беглянке; один из них грубовато прикрикнул на Касьянову, срывая злость, но та его уже не услышала. Очутившись в Дейте, девушка не испытала ровно никаких эмоций; так бывает с человеком, который покидает стены концлагеря и видит кругом не пространство свободы, а набор бессмысленных пейзажей. Брюнетка принялась оглядываться в поисках привычной лавочки, но обнаружила на ней уже новых людей; те играли не в карты, а в некое подобие домино, собаки рядом с ними не было, из-за чего Касьянова ощутила укол острого сожаления. Беглянка стремительно подошла к одной паре, кружащейся в дивном танце на площади Солнца; ей было плевать на то, насколько по-хамски это выглядело. Грубо прервав их забавы, девушка потребовала отвести её к начальнику города. — Но у нас нету никакого начальника, — глупо захлопала глазами кудрявая шатенка, разогретая танцем. Первая любовь сделала её движения плавными и грациозными, наделила глаза блеском далёких звёзд. Красавица не совсем понимала, что разговаривает с пришельцем из иного мира, ведь во всём Кальхиноре для неё существовал только один человек. — Кто вами тогда руководит? — раздражённо уточнила Касьянова. — Никто нами не руководит, — с недоумением ответил высокий, приятной наружности юноша. — А что, обязательно, чтобы кто-то руководил? — Как же вы решаете насущные вопросы? — спросила Настя, склонив голову на бок и разглядывая собеседника колючим, весьма неприятным взглядом. — Если возникает проблема, — растерялся парень, — всегда можно попросить о помощи окружающих. А для обсуждения самых важных вопросов мы созываем городское собрание. Его возлюбленная начала пританцовывать на месте, повинуясь разлитой в воздухе музыке; где-то вдалеке наигрывали красивую мелодию на неизвестных Касьяновой инструментах. — Созывайте ваше собрание, — сухо приказала брюнетка. — Боюсь, это маловероятно, — мягко улыбнулся собеседник. — В Дейте идёт Неделя великой музыки, все наслаждаются песнями и танцами… Или у вас какая-то срочная проблема? — Проблемы будут у вас всех, и очень скоро, — с неприязнью ответила Анастасия. — Я из Аримана, если вы понимаете, о чём я говорю. Пара вздрогнула от самого сочетания этих букв — А-р-и-м-а-н — немного пошепталась и уверила Касьянову, что поднимет вопрос о сборе всех жителей Дейта на площади Солнца. А пока они должны были дотанцевать — упускать такой вечер было бы преступлением по отношению к свободе и жизни. Закат был сверхъестественно красив, точно радужное покрывало из сорока оттенков; музыка пленяла воображение, в воздухе пахло сладкой выпечкой… Через минуту они веселились так, словно никакой Насти перед ними не возникало: девушка кружилась вокруг своей оси, а юноша то и дело подхватывал её в объятия и целомудренно целовал в носик. Касьянова в безразличии доплелась до ближайших зарослей и в изнеможении опустилась на цветочное ложе. Отключилась она моментально, спала без снов. Проснулась на следующий день, ближе к обеду. Есть совсем не хотелось, а жажду девушка утолила лепестками белых цветов, которые при надкусывании выделяли приятную жидкость, похожую на сладковатую воду с лимоном. По всему стало ясно, что Дейт действительно готовится к собранию. Днём на улицах царило непривычное оживление; вечером, ещё до захода солнца, на главной площади расставили лёгкие помосты, утыкали их скамейками и соорудили трибуну. Амфитеатр полностью заполнился людьми минут за двадцать, словно по единой команде; Касьяновой оставалось только взойти на приготовленную в центре сцену. Она стояла там некоторое время молча, сложив руки за спиной и прокашливаясь, чтобы прочистить горло. Плана речи девушка не подготовила и решила довериться ситуации. В голове было пусто, в сердце царило глубокое безразличие к происходящему — оно и к лучшему; состояние бездушного робота позволяло ей сохранять ровность речи под прицелом такой большой аудитории. — Что вы знаете об Аримане? — сказала Касьянова, с ненавистью разглядывая присутствующих. Перед ней возвышался особый помост, где сидело человек пятнадцать; по тому, с каким уважением на них поглядывали окружающие, Настасья определила, что это сливки общества, самые активные горожане. — Расскажи нам последние новости, — ласково улыбнулся пожилой мужчина, сильно напомнивший девушке Тауруса. — Мы не захаживаем в Ариман, нам там не рады. — Знаете ли вы, что люди там поедают друг друга, в семьях царит инцест, а в городе взращён ненормальный культ женщины, которая сама убивает своих так называемых детей? Жители Дейта хором закивали; с их лиц не сходила дружелюбная улыбка, и девушке на секунду показалось, что это с ней что-то не так. — И что вы намерены делать по этому поводу? — сухо поинтересовалась Касьянова. Горожане начали перешёптываться, обескураженные этим вопросом. С главного помоста приподнялся высокий кареглазый брюнет; он был прирождённым оратором и говорил, то и дело оборачиваясь к толпе. — Мы не вмешиваемся в ход событий на нижних этажах, Настюша, — уверенно заявил он. Девушка даже не успела удивиться, откуда мужчина узнал её имя. — Это их внутренние дела; кто мы такие, чтобы решать чужие судьбы? Видимо, на лице девушки стали отображаться какие-то нехорошие внутренние процессы, потому что с помоста поднялся второй мужчина, седовласый старец с волосами до пят. — Я понимаю тебя, дорогая, — заверил гостью незнакомец. — Когда в Аримане только начали устанавливаться эти порядки, мы были в шоке. Но пойми-ка вот что: мир наш так огромен и многогранен, люди везде живут по-разному, и в каждом месте они по-своему счастливы. Ариманцы тоже наслаждаются жизнью; просто это другой тип бытия, отличный от нашего. Нам не понять их, им не понять нас. Кто мы такие, чтобы решать, что хорошо и что плохо? Всегда ли ты сама чётко различаешь добро и зло? Каким уродливым местом окажется наш Кальхинор, если взамен восхитительного разнообразия мы причешем всех под одну тоталитарную гребёнку и превратим все народы кругом в их бесконечной самобытности в пустые, неоригинальные копии Дейта. — Назовите мне хоть одну причину, — безжизненно уточнила Настя, — почему рядовой житель Аримана настолько же счастлив, как дейтец. — Они находятся на полном попечении Ари. Им не нужно ломать голову над тем, как добывать свой хлеб; животное, грозное начало, что заставляет рвать другого человека когтями и зубами в погоне за своё место под солнцем, придавлено в них. Война всех против всех не ведётся в Аримане; у них есть один грозный враг — Ариматара, да и того они любят больше жизни. Призрак Судного дня заставляет их становиться лучше; они слишком заняты выяснением того, как остаться в живых, чтобы грызть друг друга. Сверхконтроль порождает порядок, преступность в этом городе стремится к нулю; ариманцы умирают почти что святыми. У мужчин понижена агрессия, конкуренции не существует, а женщина окружена почётом в самой высшей своей ипостаси — ипостаси матери. Жители Аримана ощущают себя братьями и сёстрами, они все равны пред лицом Святой Прародительницы. Что еще нужно для счастья? Касьянова сурово оглядела дейтцев; они оживлённо переговаривались, яростно обсуждая доводы мужчины. — Однако, — со скрипучими интонациями ответила Настасья, — я не вижу, чтобы жителям Дейта приходилось в поте и крови добывать себе кусок хлеба, убивая ради него друг друга. Отношения между людьми здесь кажутся мне довольно тёплыми, и при этом вас не пожирает собственная власть. — Если ариманцы так несчастны, — прикрикнул горячий юноша, вставая откуда-то с самых задних трибун, — то почему не бунтуют? Раз они живут с Ари столько лет, значит, им всё нравится. ­— Их сломали, — тихо ответила Касьянова. — Я бы посмотрела на вас, поживи вы в таких условиях год-другой. — Твои обвинения голословны, — затараторила женщина со второго ряда, кучерявая блондинка лет сорока; было видно, что она очень волновалась. — Мы никогда не прочувствуем, как они живут, потому что нас в Ариман не пускают. Сами ариманцы у нас жить не хотят, хоть им никто не запрещает. Яркий факт, говорящий против любого вмешательства в их дела. Да и вообще: вряд ли мы сможем оценить жизнь Аримана во всём её объеме и многообразии. Даже если нас пустят на какое-то время, мы останемся чужаками. Нам будет не хватать радостей Дейта, а прелестей Аримана мы не распробуем. Это как отобрать у слепого осязание и пытаться учить его наслаждаться оттенками цвета. Анастасия как будто превратилась в машину; в девушке нельзя было заподозрить ни одного живого чувства. — Вы не боитесь, ­— колко поинтересовалась брюнетка, — что однажды Ариматаре станет мало её подданных, и она обратит внимание своей кровожадной матки на Дейт? Собрание расслабленно загудело; этот довод, очевидно, задел их меньше других. — Обломает свои зубки о Дейт любезная Ариматара-Мархур-Здорма, — ехидно заявил кареглазый оратор. — Когда-то наука Аримана опережала нашу; Ари переманивала к себе лучших учёных, тех, что отвергают равенство, принятое в Дейте. Такие люди скорее станут богом в грязном и ограниченном мире, чем будут на равных со своими братьями и сёстрами в мире открытом и справедливом. Но постепенно третий этаж впадал во всё большую самоизоляцию, прогресс их стал отставать от нашего. К тому же, мы запретили любое научно-магическое сотрудничество с ариманцами. Так что нет в этом месте таких сил, что помогли бы им подчинить Дейт. — Пусть только попробуют сунуться к нам, — усмехнулась приятная полная брюнетка, — сразу по рогам получат. — И под юбочку к своей мамашке побегут, — хмыкнул её худощавый спутник. — Ага! ­— кровожадно блеснула глазами Настя, впервые за вечер оживляясь. — Всё-таки не так хорош Ариман, как его малюют. Жить в этом процветающем месте вы не согласны, в благословенное лоно Ариматары вы не стремитесь, плясать на праздник Арихарата вам не хочется. Просто вас так испортило благополучие, что на соседние народы вам грубейшим образом наплевать. Люди возмущённо загалдели; с такой версией происходящего они явно были не согласны. — Я понимаю вашу версию о разнообразии, — мягко продолжила Касьянова, понемногу воодушевляясь. — Но когда передо мною возникает стопроцентное, рафинированное, очищенное от посторонних примесей зло, ваши нелепые отмазки выглядят ещё чудовищнее, чем поведение элит Аримана. Им, по крайней мере, есть что терять от свержения Ари; вы же ленитесь сделать лишнее движение, которое и не заметите в своём сне, чтобы разрушить самое страшное место на земле. — Да почему же мы должны превращать третий этаж в страшилку для детей? — решительно поднялся с помоста приятный рыжеволосый юноша. — Они живут в любви; элита убедила горожан, что Ариман — лучшее место на свете, а счастье человека определяется не реальным положением дел, а тем, что он думает об этом положении. Где радостнее жить: в краю, потонувшем в изобилии, в котором вам ежедневно рассказывают о происходящих вокруг ужасах, или в не самом богатом месте, но в полной уверенности, что лучшей доли вам не сыскать? Человеку не так уж и много надо для счастья; и еда, и крыша над головой, и любящие семьи в Аримане есть. — Человек не может быть по-настоящему счастлив во лжи, — твёрдо возразила Настя; интонации её стали жёстче, а речь быстрее и увереннее. — Даже если он не знает правды, подсознание всё чувствует. Жизнь такого человека не полна; от неё как будто отсекли важный кусок, украли пару паззлов из гармоничной картины. Невозможно чувствовать себя цельным, если тебя лишили руки или ноги! Потеряв важную часть своего истинного «Я», одураченный человек превращается в мумию, засыхает… И, что бы вы ни говорили, нельзя полностью отгородиться от мира и жить в своём коконе, реальность вторгается в самые сладкие иллюзии; а она в Аримане такова, что я не пожелала бы там жить никому из вас. — Да что же им мешает снять шоры с глаз? — жёстко поинтересовалась нервозная блондинка. — Нет ничего невозможного… Судьба народа определяется его характером; если бы ариманцы были пассионарны, они предпочли бы погибнуть, чем жить под гнётом Ари и во лжи. Но они счастливы и поют ей хвалебные песни. Каждый народ заслуживает своего правителя. — Это не оправдание! — прикрикнула на неё девушка. — Если ваш муж болеет, вы не бросите подыхать его на дороге. Вы попробуете поднять и вылечить его. Даже против воли. Ведь в нём говорит не сознание свободного человека, а болезнь, захватившая ум. — Послушайте, милочка, — завела елейную песню красивая шатенка, прямо в центре достопочтенного собрания, — вы же сами говорите, что реальность Аримана чудовищна, а фантазии — прекрасны. Они ещё долго не будут жить так, как мы; и что же, вы хотите прийти к ним и с чудовищной жестокостью развеять сладкий сон, превратить райские кущи в грязные лужи? Это бесчеловечно… то же самое, что проводить операцию без наркоза. — Вспомните алкоголика в момент похмелья, — поддакнул сосед женщины, которого Касьянова, впрочем, не могла разглядеть. — Вы бы лично хотели провести в таком состоянии лет тридцать? — Вот вы и попались, — блеснули глаза Касьяновой. — Алкоголик имеет шансы зажить нормальной жизнью, когда станет на путь исправления. Бесчеловечно давать ему спиваться, не выдёргивая из мира иллюзий. — Да что мы переливаем из пустого в порожнее, ­— злобно прервала её стервозная визави. — У нас подобного рода вопросы решаются на голосовании; если ты была достаточно убедительна, жители Дейта тебя поддержат. Итак, ­— крикнула она, поднявшись с места, — кто за то, чтобы вмешаться во внутренние дела третьего этажа, которые нас мало касаются? Подняли руки не более десяти процентов собравшихся, засим собрание было окончено. Касьянова стояла в пустом одиночестве, поверженная, и медленно наблюдала за тем, как расходятся люди, весело обсуждая свои дела. — У кого это сегодня день рождения?.. — на всю площадь завопила высокая дородная блондинка. — У меня, — довольно ответил симпатичный молодой человек, видимо, её брат. — Кого ждёт самый лучший подарок на свете? — продолжила в радостной экзальтации женщина. — Меня, — продолжил именинник. — Кто будет гулять всю ночь? Э-ге-гей! Счастливчика окружила плотная толпа друзей и начала подбрасывать его на руках, считая до тридцати. С каждым разом катапультирование друга в пространство давалось им всё труднее, но всё же ребята смогли довести дело до конца. Победители огласили площадь радостным рёвом. «С днём рождения», — мрачно подумала Касьянова. — «Счастья, здоровья, любви, детишек, инфаркта сфинктера». Одна группка всё же стояла в стороне, явно не намереваясь покидать площадь Солнца. Это были пять парней от тринадцати до двадцати лет, сероглазые блондины с тонкими чертами лица, все как под копирку. Они оживлённо переговаривались, очевидно, обсуждая Настю. Когда трибуны опустели, компания решительно окружила Касьянову. — Классная речь! — сказал старший. — Я — Манут. Мы с тобой полностью солидарны. — Что же вы не вышли поддержать меня на сцену? — вяло спросила брюнетка. — Бесполезно, — махнул рукой другой парень. — Меня Утлин зовут, если что. Они уже давно всё между собой решили. Даже наши родители против вмешательства, хотя сами ариманцы. — Как так? — удивилась Касьянова. — Иногда из Верхнего города бегут люди, ­— начал терпеливо разъяснять младший, самый спокойный из всех. — Если в одиночку сбежишь, то Ари всех покарает, поэтому удирают сразу всей семьёй. Главное — постараться сделать это во время Судного дня, когда творится заварушка, и не утонуть при этом по дороге. — Мы когда убежали, Ари извела всю семью Одунаров, наших друзей, — хлипнул носом средний брат. — До сих пор себя предателем чувствую. Я, кстати, Миракс. — Мы не хотели, — запротестовал младший. — Родители всё решили за нас. А я Джуф. Только один блондин всё время молчал, но одобрительно переводил взгляд с Насти на братьев. — Вот и здорово, — раздражённо повёл плечами Манут. — Вы ещё маленькие были, а я Ариман прекрасно помню. В жизни не вернусь в эту помойку. Лучше здесь жить обычным человеком, но дышать здоровым воздухом и ходить по цветам, чем там быть невесть каким королевичем. — Отлично тебя понимаю, — поддакнула брюнетка. — Но, как видишь, твои родители могут не волноваться. Ариман простоит тысячу лет… И ещё, быть может, Дейт переживёт. Парни переглянулись между собой. — А вот и фигушки! — храбро заявил Джуф. — Что ты имеешь в виду? — пристально взглянула на него Анастасия. — Есть одно средство уничтожить Ариман, — мрачно заявил старший брат. — Я имею в виду из тех, что доступны любому дейтцу. Войну объявить можно только на общем собрании, а оно, как видишь, против. — И что же это за средство? — встрепенулась Касьянова. Она быстро переводила глаза с одного собеседника на другого, не веря в происходящее; похожие чувства, должно быть, испытывает человек, которого спасли с необитаемого острова сразу после того, как он похоронил последнюю надежду. Парни все разом, как будто по команде, опустили глаза к долу. — Это арионила, — тихо произнёс Миракс. — Экспериментальная разработка, её ещё нигде не пробовали. Тимин Бранис говорит, что достаточно прийти в Ариман, пролить одну каплю на землю, и город падёт. — Арионила сначала срезонирует с научно-магическими конструкциями Аримана, а затем начнёт их уничтожать, ибо превосходит их в мощи, — с горьким выражением дополнил брата Утлин. — Сила города обернётся против него самого; Ариман падёт от собственных достижений. — Почему же никто из вас до сих пор не сделал это? — спросила девушка, почему-то заражаясь от братьев теми же глухими интонациями. — Мы не можем вернуться, — ответил Манут. — Дейт не выпускает тех, кто пришёл из Аримана и стал частью общества, потому что до ужаса боится шпионов с нижних этажей. — Но ведь мы с Любицем смогли уехать обратно, — осторожно возразила брюнетка. — Твой парень, наверное, просто ходил и ни с кем не разговаривал, это без проблем, — сказал Джуф. — А если захочешь переселиться в Дейт — тут другое. — Ты вообще с Большой Земли, — заверил девушку Утлин. — Куда угодно можешь перемещаться, законы Кальхинора на тебя не распространяются. — И что мне делать дальше? — неуверенно поинтересовалась Касьянова. — Вы поможете мне раздобыть арио… как там звать его, это средство? Братья тяжело вздохнули; впервые заговорил молчавший ранее парень. — Дело в другом, — печально сказал он. — Арионила уничтожит Ариман вместе со всеми жителями. Ты готова пойти на эту жертву? Убить десять тысяч человек, чтобы прекратить это безумие, чтобы на новом месте воссоздать образец нашего благословенного Дейта? Настасья замерла; ей показалось сначала, что она неправильно поняла юношу, но грустные лица ребят были выразительнее слов. — Они точно погибнут? — еле слышно уточнила девушка. — Никто не может сказать наверняка, — пожал плечами Утлин. — У Тимина нет возможности опробовать арионилу в подходящих условиях. Может, все погибнут, может, только часть, а может, людей и вовсе не заденет. В любом случае, это огромный риск. — Община сбежавших ариманцев посовещалась и решила, что она не готова пойти на уничтожение города, — с сумрачной яростью произнёс Манут. — Все считают это слишком большой жертвой; вдобавок, у них в голове ностальгическая каша, им уже кажется, что ариманцы живут в Раю. У всех остались знакомые семьи, которые им было бы жалко уничтожить. Ещё я скажу, что они до сих пор любят Ари, они не хотят её предавать… — А мы не согласны, — твёрдо заявил Джуф. — Это вопрос принципа. Такая гадость, как Ариман, не должна существовать на свете. — Если бы ариманцам рассказали всю правду и дали возможность выбирать, как жить дальше, а они оставили бы всё, как есть, это одно, — встрял Миракс. — А ведь бедняги даже не знают, что бывает по-другому. — Они всё равно выбрали бы Ари, — мрачно заметила Касьянова. — Но это ничего не значит. Многие из освобождённых рабов в Америке хотели вернуть прошлый порядок вещей. Но если мы сейчас спросим их потомков, жаждут ли они пахать на плантациях, никто не скажет «да». — Так ты согласна? — оживился Джуф, горячо хватая её за руку. — Мы достанем арионилу, если что, мы с Тимином отлично общаемся. — Я подумаю… — ответила Настя, с трудом сглатывая слюну. Воздух Дейта теперь казался ей прогорклым, кислым; на её плечи легла ноша тяжелее той, что волочил на плечах Таурус, и впервые девушка пожалела о том, что вообще приехала в Кальхинор. Глава 23. Троянский конь Тимин Бранис пригласил всю честную компанию к себе домой, на последний этаж обитого лиловым плюшем дома; девушка с удивлением отметила очень простую обстановку квартиры — доски да голый пол. Если в Аримане жители стремились создать уют, украсить жилище разнообразными поделками, то комната Браниса походила скорее на келью монаха; то же Касьянова обнаружила и в других квартирах, куда успела заглянуть по дороге. Братья расселись вокруг учёного, с трепетом ловя каждый его взгляд; было видно, что они мечтали об этом дне очень долго. — У вас есть какой-нибудь стул? — уточнила девушка; не очень-то ей нравилось сидеть на голом полу. — Мы в Дейте обращаемся друг к другу только на «ты», — мягко улыбнулся учёный, принося Насте небольшую подушку. — Прости, мне сначала показалось, что ты считаешь, что я живу тут вот с этими шалопаями. Он был совсем ещё молод, не больше лет двадцати пяти-семи; внешне его можно было принять за старшего из братьев. — Благодарю, ­— ответила Касьянова, усаживаясь на место. Она нервничала, будто перед важным экзаменом; говорить совсем не хотелось, и слова приходилось отвешивать скупо, будто хлеб в осаждённом городе. — Отличная вещица! — воскликнул Тимин, вглядываясь в длинную заколку, которой брюнетка скрепила причёску. Он бесцеремонно снял хитроумное приспособление, так что волосы девушки рассыпались по плечам, и ушёл с трофеем в соседнюю комнату. Вскоре учёный вернулся, бережно неся заколку в руках. Касьянова успела разглядеть, что к внутренней стороне был прикреплён длинный и очень тонкий сосуд, как будто из прозрачного камня. Внутри переливалась кроваво-красная жидкость. — Половины будет достаточно, но я налил с запасом, — с гордостью первооткрывателя заявил Бранис. — Лучше подобраться поближе к Верхнему городу. Там у них расположены главные научно-магические приспособления, арионила быстрее подействует. Ребята мигом угомонились; в тишине раздавались лишь восторженные вздохи. — Так ты согласна? — порывисто уточнил Джуф. — Тихо! — пнул его в бок Миракс. — Она же сказала, что да. — Она ещё не решила, — возразил Утлин. Касьянова сидела, обхвати руками колени и уронив на них голову. Она иногда вздрагивала всем телом; можно было подумать, что девушка старается победить подступавшую к ней лихорадку. — А что будет со мной? — тихо спросила Настя, не поднимая головы. Тимин в замешательстве переглянулся с ребятами, ища у них ответа; но братья молчали, каждый на свой лад. — Я не могу сказать точно, — сдавленно кашлянул учёный. — То же, что и со всеми. Арионила уничтожит всю научно-магическую начинку города — стопроцентная гарантия. Разрушит дома Аримана — вероятность около восьмидесяти восьми процентов. Потянет за собой людей — шестидесятипроцентная возможность. Убьёт только жителей Верхнего города, пощадив всех остальных, — два процента. — Если дома разрушатся, так и люди в них разрушатся тоже, к гадалке не ходи, — быстро зарядил Джуф. Соседи гневно пнули мальчика в бок; было видно, что им очень хотелось, чтобы Касьянова побыстрее выполнила свою замечательную миссию. — Учитывая, что ты окажешься в эпицентре событий, ­­— озабоченно почесал затылок Тимис, — сохранить свою жизнь я бы определённо не рассчитывал. В воздухе разлилась свинцовая тишина, заползла в глаза и ноздри, лишила возможности дышать. Братья выжидательно глядели на Настасью. Глаза их горели надеждой. — Ты пойдёшь? — с азартом спросил Миракс, и другие зашикали, чтобы тот не сбил девушке весь настрой. Брюнетка чуть приподняла голову и задумчиво положила её на руки. Несколько минут она собиралась с мыслями: одинокая, зажатая, потерянная, словно безыменная планета в далёкой галактике. — Скажите, — обратилась она к Тимину, — насколько Ариматара осведомлена о делах Дейта? — Не знаю, — пожал плечами учёный, — думаю, Верхний город живёт остатками тех знаний о Дейте, какие были у них в более мирные времена, когда мы с ними ещё общались. И примешивает к ним собственные фантазии и измышления. — Вы уверены, что в Дейте нет шпионов? — Нет, — покачал головой собеседник. — Если к нам приедет ариманец, никто с ним разговаривать не будет, пока он не попросит убежища. Рядом с ним запрещено общение дейтцев между собой. А обратной дороги у перебежчика нет. — Мог ли кто-то из Аримана слышать, что происходило на всеобщем собрании? — Исключено, — уверенно ответил Бранис. — В такие важные моменты их даже на порог города не пустят. Глаза Насти сузились; внутри этого процессора шли сложные вычислительные операции. — У вас есть ещё какие-нибудь вещи, которые могут пригодиться в Аримане? — поинтересовалась девушка; в ней явно проклёвывались нотки оптимизма. — Да нет же, — растерялся Тимин. — Никто третьим этажом не занимается, потому что мы туда не допущены. Это у меня извращённый интерес ко всему неположенному… Хотя нет, стой-ка! Да-да, конечно! Учёный радостно выбежал в соседнюю комнату и долго там рылся; вернулся он с массивным перстнем из светло-серого, как будто подёрнутого пылью металла. Кольцо украшал огромный фиолетовый камень. — Вот! ­— похвастался мужчина с детским восторгом. — Я смастерил эту вещицу лет в двенадцать. Она работает, как надо, я пробовал на мини-модели Аримана. Если покрутить перстень вот так, — он повернул камень градусов на сорок, — то на небе появится солнце. Можно регулировать яркость, делать её меньше или больше, а когда захочешь удалить солнце, просто верни камень в исходное положение. Светило, конечно, будет не настоящее, это просто иллюзия. Но ариманцам понравится, я думаю. Так-то у них не очень весело. Помню, когда был маленький, я искренне хотел подарить своё изобретение кому-нибудь из Верхнего города. Один, кстати, заинтересовался и почти взял. Лысый парень такой, я его давно заприметил, он часто бывает в Дейте и даже Кальхинор покидает… Но нас застукали. Меня знатно отлупили тогда, а кольцо разломали. Ну ничего, я новое сделал. Девушка молча протянула руку; учёный с гордостью водрузил на ладонь драгоценный перстень, и тот исчез в кармане Настасьи. — Так ты пойдёшь? — в радостном нетерпении уточнил Джуф. Девушка вновь уронила голову на руки и просидела так минут десять. Тишина стояла такая, что братьям казалось, будто они слышат, как на улице растут цветы. Брюнетка больше не дрожала; она ушла в глубокую задумчивость, спокойная и нерушимая, будто каменная глыба. — Хорошо, — сказала она, поднимая, наконец, голову. Взгляд её серых глаз выдавал ожесточённое упорство. — Ариман сгнил дотла, Ариман должен быть разрушен. Братья, как один, выдохнули и зааплодировали. Тимин осторожно прикрепил на голове девушки заколку, показав предварительно, как с ней обращаться. Благословенный вечер Дейта, полный радостных песен и мягких объятий, застал девушку у дверей лифта.