Тарталетки

Юнги смахивает уведомления о новых сообщениях с экрана — он не отвечает на них не потому что у него нет на это времени, а потому что не хочет. Люди придумали концепцию, разделив поток из настоящего в будущее на часы, минуты, секунды. Всё это ерунда, полезная, конечно, когда ставишь будильник и спешишь в аэропорт, но… В студии Юнги время ощущается и течёт совсем по-другому, и совсем неважно, куда указывают стрелки. Он ставит проигрываться новый трек раз в двадцатый, закрывая глаза и пытаясь услышать так, будто в первый. Вроде бы гармонично, и все инструменты на нужном месте. Вот сейчас — переход, вот тут — кульминация и грандиозный финал. Мин снимает наушники, ставит на паузу. Тянется за телефоном, смахивая ещё пару сообщений. — Хо? Ты сейчас где?.. Хосок не должен быть в поздний час в зале для практик, однако же он именно там, чуть вспотевший, чуть уставший, улыбающийся неизменно. — Шуга! Я весь внимание. В чём дело? — Нужна визуализация. Пофристайлишь для меня? Хочу увидеть свой трек, уши уже не слышат. — Без проблем, включай. Зал большой, тёмный, Хоби регулирует свет, встаёт напротив зеркал, расслабляет плечи… Он в широких штанах и безразмерной футболке, худой под всеми слоями, жилистый, сильный. Юнги садится на пол, скрещивая ноги и подключаясь к аудиосистеме. Музыка воспринимается иначе, когда смотришь клип, каждая нота, каждый звук обретает материальное воплощение, движение. Вдохнуть жизнь в сырые и в законченные песни —лучше всех умеет Хосок. Он пропускает музыку через себя и наполняется ею, позволяет управлять своим телом. Первый раз, второй, третий… — Вот здесь маленький затык, чувствуешь? — рука повисает в воздухе, и Юнги согласно кивает, делая мысленную пометку. Если бы у Юнги была музой нежная девушка, трепетная, воздушная, она бы не выдержала и сбежала в слезах. Не потому что творец грубый и злой, что на самом деле вовсе не так, а потому что трудоголик, работающий на износ. Забивая на графики, не отказывая людям, пытаясь достичь совершенства в каждом проекте. Хосок идеально подходит на роль музы. Такой же упорный перфекционист, дотошный и точный. Он находит ещё несколько слабоватых мест, и на десятый прогон у него уже готова хореография. — Давай вместе со мной? Мин лениво потягивается и падает на бок, подпирая голову кулаком. — Не. — Давай-давай, прочувствуй сам. Приходится встать и внимательно смотреть в отражение. Хоби щёлкает пальцами в такт, кроссовки скрипят по паркету. — Разворот! И, раз, два, с правой ноги… — Да ну ка-а-к! — стонет Юнги, путаясь и сбиваясь. Это весело и утомительно, но становится легче и лучше, когда Хосок подходит вплотную и сжимает пальцы на запястьях, подталкивает бёдрами, коленями, направляя. — Вот бы и на сцене тоже... — Не пытайся меня обмануть, ты ведь любишь танцы. — С тобой они лучше. Спасибо тебе. — Пойдём спать? — Только не в общагу. — Ладно. Хоби зевает, широко открывая рот и Юнги подставляет ладонь, прикрывая. В Хайбе есть комнаты отдыха, в том числе и крошечные с кроватями. Туалеты, ванные комнаты с душевыми кабинками и одноразовыми принадлежностями как в отелях. В коридоре они встречают младших из другой группы, замученных, кланяющихся почти до пола. — Может, на камень-ножницы-бумагу на то, кто сгоняет за какао? — У нас менеджеры на это есть. — Жаль, что Чонгук уже ушёл. — Жалко… Знаешь, ты ложись, а я схожу. Это ведь я тебя задержал. Не спорь, Хоби. В кафе на первом этаже сонная официантка-бариста-кассир, будь у неё даже желание попялиться — на это у неё просто нет сил. Она готовит какао с парой кубиков льда из жирного молока, и в лифте Мин отпивает пару глотков на пробу. Хосок ждёт на кровати, трёт глаза, благодарно принимает стаканчик пробубнив: «На двоих». Механическая чистка зубов. Падение на матрас, оба в трусах, высветленные волосы напротив тёмных. Юнги знает, что Хо быстрее уснёт, если его погладить, и водит пальцами по мягкой коже, засыпая следом.