Перекрещенные тайны

Хотелось держать под контролем всё, что он вообще мог в этой ситуации. Единственное, чего Илья не учел, – это то, что организму периодически требуется сон, а несколько прошлых ночей, в которые он за каким-то чёртом смотрел все серии трёх сезонов сериала подряд, начали сказываться на нём уже после часа, проведённого возле окна. Он буквально сидел без движения, даже иногда забывал моргать; все мысли были заняты размышлениями о том, как поступить дальше. Казалось, всё, что ему надо в жизни, уже было продумано; в его голове были планы действий для совершенно разных событий: что сдавать, куда пойти работать, что делать, если неожиданно начнётся апокалипсис, – но вот как поступить в такой ситуации, он совершенно не знал. В голову никогда даже не закрадывались подобные мысли, что неудивительно, но сейчас он убеждается, что нужно предвидеть и те варианты, которые кажутся совсем бессмысленными и бредовыми. И ведь на ум приходят даже стоящие идеи, но собраться и пойти что-то делать кажется ему невозможным. Он пробыл здесь меньше дня, а ощущение такое, словно вся его энергия впиталась в стены, и они становятся больше и больше, загоняя его в ловушку. Бездействие плюс уставший организм заставляли его безумно хотеть спать; он старался не думать об этом, но только стоило отвлечься, как веки становились ужасно тяжёлыми, и держать их открытыми было что-то за гранью возможного. Он вырубался пару раз, но спустя несколько минут просыпался, практически выскакивая каждый раз. Когда Илья хочет достать телефон на случай, если здесь внезапно появится связь и он сможет кому-то дозвониться, вспоминает, что тот разрядился ещё два часа назад, и с тихим «блядство» продолжает пялиться в стену, проклиная всё на свете, включая себя. Он начинает считать в уме; мысль была такая: чем больше ты сосредоточен, тем меньше хочется спать. Но, как оказалось, это тоже не особо действенно, и уже после третьего примера глаза вновь начинают закрываться. Он всё же проваливается в сон, когда пытается вспомнить корень из пятисот двадцати девяти.

***

Илья резко распахивает веки и подаётся вперёд, отрываясь от стекла. Ему нельзя терять бдительность, как можно быть таким безответственным? Он проводит руками по лицу и принимается вглядываться в дальние углы помещения, на случай появления названных гостей. – Страдалец, – насмешливый голос где-то сбоку заставляет Илью дёрнуться и повернуться; на секунду ему кажется, что это и будет его конец, но когда он видит Юру, стоящего слева, облокотившись плечом о стену, то одновременно хочется облегчённо выдохнуть и прописать ему по носу. – Нахуй пошёл, – Илья снова откидывается назад, стукаясь затылком. Юра был явно последним, кого хотелось сейчас видеть. – Долго будешь сидеть тут? – Юра окидывает его долгим взглядом, скрещивая руки на груди, и Илья буквально кожей чувствует, как глаза впиваются в его фигуру, словно метая в него разряды тока; резко хочется дёрнуть штору и спрятаться за ней. – Именно столько, сколько тебя не касается, – фыркает Илья, складывая руки на коленях и начинает отбивать пальцами какой-то незамысловатый ритм. Да уж, с таким собеседником он точно не уснёт. А ещё свихнётся к хуям. – Для человека, который считает, что я маньяк, у тебя слишком острый язык, – усмехается Юра и дёргает головой, чтобы убрать с лица выпавшие из хвоста пряди. Было ли это предупреждением, Илья не знает, но всё равно ощутимо напрягается, стискивая зубы. – Поднимайся, – Юра отходит от стены и встаёт так, чтобы попадать в его поле зрения. – Зачем? – Ты, конечно, можешь продолжать спать на полу, но я просто напомню, что здесь есть кровати, – вспомнив кровать, которую он видел здесь, Илья морщится. Юра закатывает глаза. – Моя кровать, в моей комнате. Тебе нужно поспать, а после мы всё решим, – поясняет он с тяжёлым вздохом, словно для ребёнка. – Почему ты думаешь, что я так просто тебе доверюсь? – Илья скептически выгибает бровь и ставит локти на колени. – Тебя никто и не просит доверяться. Ты можешь не доверять, но принимать помощь, что было бы рационально с твоей стороны в таком положении, – Юра начинает медленно шагать из стороны в сторону. – То, что ты здесь застрял, только твоя проблема. Проверь, мне совершенно нет дела до какого-то парнишки в моём замке; он настолько огромный, что мы можем даже не пересекаться, и то, что я тебя вообще заметил – безумное везение. Только вот ты и сам понимаешь, что без меня тебе элементарно не выжить, и пока я ещё предлагаю помощь, стоит ей пользоваться, ведь мне может надоесть в любой момент. Но всё же, мне не нужен труп, а ты вроде как всё ещё хочешь жить, так что будь терпимее и прислушайся; у тебя не то чтобы есть выбор, – под конец он останавливается, заглядывая ему в глаза с полной решимостью и уверенностью в своих словах. Илья задерживает дыхание и теряет дар речи; его глаза расширяются как от испуга. Он ненавидит каждое его слово, даже если ещё не определился, верит ему или нет. Страшно не хотелось это признавать, но в чём-то всё же Юра был прав: у него не то чтобы есть выбор, и из-за этого хотелось несколько раз приложить себя головой об стенку. У Юры явно было время, чтобы совладать с эмоциями и всё решить; сейчас он уже лучше контролировал себя, чем в прошлую их встречу. Илья вспомнил те дрожащие руки, скомканную речь, неуверенный взгляд, и ему показалось, словно тогда он увидел что-то точно для него не предназначенное. Он был довольно убедителен в своих словах, поэтому, чуть помявшись, Илья всё же встаёт, слегка покачиваясь, а после ровняется с Юрой, который уже успел отойти на пару шагов. Юра вёл его по тёмным коридорам и большим залам, по множеству лестниц и поворотов. Они все похожи между собой, только слегка отличаются некоторыми деталями, и из-за этого складывается ощущение, будто они ходят кругами. Илья старается запомнить хотя бы примерный путь, но затуманенный рассудок после сна не даёт этого сделать как следует. Поднявшись по очередной лестнице, Юра сворачивает влево, и они оказываются в коротком коридоре, где было всего несколько дверей; дойдя до конца, Юра останавливается. – Это, – он указывает рукой на самую дальнюю дверь, – моя комната, а это, – рука перемещается на дверь рядом, – ванная; всё в твоём распоряжении. Я приду через часов восемь, думаю, этого времени тебе хватит, – развернувшись, Юра вновь исчезает в темноте лестницы, не дожидаясь его кивка. Илья проводит его взглядом, а после переводит глаза на дверь. Она была самая обычная, ничем не примечательная, как и остальные здесь. Взявшись за ручку, он чувствует щекотавшее изнутри предвкушение, что-то липкое и неприятное, растекавшееся по груди. Тряхнув головой, чтобы избавиться от этого ощущения, он отворяет дверь и проходит внутрь. К его удивлению, комната выглядела слишком… обычной. Он ждал роскошной кровати со стойками и балдахином, стены с рисунками и резные окна, а вместо этого увидел небольшую кровать с белым одеялом, рядом с которой стояла тумбочка; на ней – светильник, который освещал комнату тёплым светом. Илью передёргивает от воспоминаний, и он отводит взгляд. Около деревянной стены был письменный стол со стеллажами вокруг, которые были завалены какими-то бумагами, а с другой стороны стоял узкий шкаф, возле которого был расположен коричневый диван. На полу лежал мягкий светло-голубой ковёр, а окно было зашторено плотной, в тон ковру, шторой; потолок был треугольный, это давало понять, что комната на самом верхнем этаже. Он не мог сказать точную высоту этого здания, но снаружи оно выглядело просто громадным, и от его величия захватывало дух. Понимать, что ты находишься на самом верху, было очень волнительно; на секунду ему захотелось спросить кого-нибудь про строительную конструкцию. Обернувшись, Илья захлопывает дверь и поворачивает замок. Он знает, что Юра всё равно зайдёт, если захочет, но эта иллюзия безопасности его хоть немного успокаивала. Хотелось рассмотреть вещи подробнее, но он чувствует, как от недостатка сна уже начинало тошнить. Подойдя к кровати, он скидывает кроссовки и, послав к черту все мысли, заваливается на матрас, укрываясь одеялом. Как только голова касается подушки, его глаза закрываются, а разум отключается.

***

Илья открывает глаза и не сразу понимает, где находится. А когда оглядывается, если честно, тоже не понимает. На полу валяется единственный источник света – фонарик телефона. Он тянется за ним и освещает помещение, в котором находится. Коридор с низким потолком, стены из камня, пахнет сыростью; кажется, это что-то вроде подвала. Блять, нет, не нужно было засыпать. Илья тихо поднимается, отряхиваясь, и тут улавливает едва различимый звук, будто кто-то скребётся у него за спиной, безжалостно царапая своими когтями камень. Он оборачивается и старается вглядеться в темноту, но вдруг из неё доносится топот, который с каждой секундой становится громче; он дёргается от неожиданности и роняет телефон на пол. Хруст экрана, полная темнота. Илья ругается себе под нос и срывается с места, понимая, что точно привлёк к себе внимание, что бы там ни было; оно явно не предвещает ничего хорошего. Он бежит вперёд, быстро перебирая ногами; одну руку держит вытянутой, чтобы не врезаться во что-нибудь. С каждым шагом пространство будто сжимается, и в один момент ладонь всё же упирается в стену. Илья задерживает дыхание от страха и беспокойно шарит руками по камням. Он ощущает присутствие кого-то всем телом, и это загоняет его в угол во всех смыслах. Ужас сковывает движения, руки дрожат; он чувствует, как сильно бьётся сердце и как адреналин течёт по венам. Вдруг он нащупывает небольшой проход в стене; инстинкт самосохранения заглушает все переживания по поводу неизвестности и темноты. Он опускается на колени, лезет вперёд, и уже через пару мучительных мгновений вновь оказывается в помещении. Но только стоит пропустить мысль, что всё позади или у него хотя бы есть небольшая фора, как он чувствует чужое тяжёлое дыхание на затылке и бросается вперёд. На секунду ему удаётся повернуться; хочется увидеть хотя бы очертания этого, но Илью встречает лишь сплошная тьма. Он пробегает ещё несколько метров и спотыкается, выставляет руку, чтобы не упасть лицом, но не ощущает пола под собой. Крик растворяется в темноте; он шарит руками по сторонам в надежде схватиться хотя бы за что-то; грудь сжимает страхом, он словно провалился в бездну. Илья крутится в воздухе, принимая попытки сгруппироваться. Знает, что когда упадёт, будет безумно больно; он, вероятно, умрёт, и тогда всё это было зря, о нём даже ничего не узнают, останутся лишь пара воспоминаний, которые всё равно пропадут спустя несколько лет, будто его никогда не существовало. В следующую секунду рука касается пола.

***

Он бьёт ладонью по кровати, делая резкий вздох, и открывает глаза. Несколько секунд уходит на то, чтобы осознать, что произошло, а после ещё несколько — чтобы вспомнить, что ему приснилось. Глаза странно слезятся; он моргает пару раз, чтобы убрать это ощущение, и садится на кровати, рукой убирая растрёпанные волосы с лица. Он всё ещё в той же комнате, но как же это было реалистично! Ему не так часто снятся сны, даже сказать правильнее — он их просто не помнит. Но этот, он другой; у Ильи в памяти отпечатался каждый момент, даже незначительный, в отличие от обычных снов, где, как только просыпаешься, начинаешь постепенно забывать, не успевая даже среагировать. У него складывается ощущение, словно такое уже происходило с ним, но он не может вспомнить как и когда, просто что-то в подсознании не оставляет его в покое, продолжает напоминать, заставляя терзать себя мыслями. Илья скидывает одеяло и тянется за кроссовками; быстро зашнуровывая их, он встаёт с кровати. Тихо подходит к окну, приоткрывая шторку; сквозь кроны елей виднеются первые солнечные лучи, красиво их подсвечивая, значит, время около полпятого. Илья опирается руками о край стола. Такого же не бывает, правда? Может, это тоже всё просто сон, обычный кошмар, правда, длится который удивительно долго. Он опускает голову, и его взгляд цепляется за одну из папок с бумагами. В два шага он оказывается рядом с дверью и дёргает за ручку, проверяя, что она закрыта. После возвращается к столу и, после секундного замешательства, всё же вытягивает несколько листов. И хотя выглядят они довольно необычно и даже в какой-то мере сказочно — чуть желтоватые, с красивым срезом, — на них не было ничего интересного. Какие-то чертежи, записи на странном языке или короткие цитаты, было несколько рисунков, скетчи ваз и свечей, этюды акварелью; в общем, Юра явно не скучал здесь. Стоит только вспомнить его, как Илья слышит стук в дверь — два чётких удара. Он резко дёргается, быстро складывая бумаги обратно и стараясь не думать о том, может ли Юра видеть сквозь стены, иначе как он вообще угадал со временем, идёт к двери. Как только он щёлкает замком, дверь с размахом открывается внутрь, почти сбивая его с ног, и Юра заходит в комнату. — Я вовремя, — сухо констатирует он, кидая на него быстрый взгляд. Юра подходит к столу, поправляя выпавшие листы, заметил всё-таки. Но, на удивление, он ничего не говорит, а садится на кровать, хлопая по месту возле себя, видимо, призывая сесть рядом. Илья раздражённо выдыхает и садится на стул недалеко от стола. Юра может и хозяин дома, но потакать он ему точно не будет. Такой протест может и выглядит ребячески, но помогает Илье почувствовать, что его жизнь всё же до сих пор принадлежит ему. Юра провожает его взглядом, но никак не реагирует. — Ещё раз, с самого начала, какого хрена здесь происходит? — Илья скрещивает руки на груди. — Хочешь с самого начала? Тогда слушай, — он делает небольшую паузу. — Несколько столетий назад, в восемнадцатом веке, моя семья была очень богата и влиятельна. Отец был из дворянского рода, а мать — купеческая дочь. К нам все относились с уважением и почтением, отец решал важные вопросы, участвовал в сделках, а мать устраивала балы, званые ужины, в общем, развлекала себя как могла. О своём происхождении… — он улыбается, оголяя зубы и проводя языком по двум не очень заметным, но острым клыкам, — я узнал примерно лет в семь, когда прорезались клыки. Мне с каждым днём становилось хуже, и откладывать этот разговор было некуда. Отец был против человеческих жертв и к тому же любил охоту, поэтому питались мы исключительно кровью птиц и животных. Казалось, всё было просто сказкой, да? — Вслушиваясь, Илья на автомате кивает, а потом хмурится. — Так и было, до того момента, пока не пропал отец. Не вернулся с охоты, и его признали мёртвым. Все, кроме нас с матерью, мы знали, что он не может быть мёртв, хотя я думаю, мамаша и сама могла грохнуть его тогда. С этого момента всё пошло под откос. Мать получила всю власть, и это свело её с ума. Она хотела больше и больше и, чтобы добиться желаемого, шла по головам, во всех смыслах. Она пытала и издевалась над своими жертвами: над простыми людьми, что ей не понравились, над гостями её балов, что вели себя слишком надменно, над влиятельными людьми, которые мешались ей. Сколько бы она ни жила, ей никогда не отмыть руки от крови. И вот однажды она допустила ошибку, которая обошлась ей очень дорого. Убила мужика из села неподалёку, а тот был мужем бабки-колдуньи. Не вдавался в подробности, как она про это узнала, но помню, как проснулся от запаха дыма, увидел огонь и метнулся к выходу. Вся прислуга выбежала, а мать стояла у входа и ругалась с той бабкой. Она не давала ей выйти, и вдруг та ведьма зашипела и сказала что-то вроде: «За все свои грехи отсюда ты не уйдёшь, а зайдёт кто — света белого никогда не увидит!» Было плохо слышно, если честно. Как сейчас помню, она уже хочет убежать, а тут мать хватает её за руку в последний момент и выбегает вместе с ней. Дверь захлопнулась, я остался внутри. — Юра хлопает в ладоши, выводя его из оцепенения. — Если коротко, выходить я мог, но каждый день в полночь снова оказывался здесь. Видимо, проклятие, которое предназначалось матери, перешло на меня, конченная сука. Я укрыл замок от посторонних глаз с помощью заговора, и всё было хорошо до момента, пока не появился ты. Я не знаю, почему ты видел его, но, несмотря на это, я точно знаю, что сейчас он заперт и снаружи пропал. Я не могу давать тебе никаких гарантий, но возможно, проклятие ослабло или повредилось, и сейчас можно что-то сделать. Но на это точно нужно время, так что пока тебе остаётся только смириться с ситуацией и ждать. Юра заканчивает, а поток мыслей Ильи только начинается. Он будто только что выслушал бредовый черновик Стефани Майер, созданный до популярности «Сумерек». Юра говорил чётко и размеренно, ни единой запинки или долгой паузы. Это восхищало и пугало одновременно, он словно был уверен вообще во всём. Складывалось впечатление, что если Юра сейчас скажет о том, что весь мир чёрно-белый, Илья бы не задумываясь кинулся это проверять. С ораторскими способностями и фантазией у него явно не было проблем, и когда он наконец замолкает, Илья начинает осознавать всё, что только что произошло, и хочет дать себе пощечину за то, что так внимательно вслушивался. – Я не верю ни единому твоему слову, – чеканит Илья, вкладывая в эту фразу весь свой скепсис, будто стараясь самому поверить в свои слова. – Дело твоё, – Юра лишь пожимает плечами и поднимается с кровати. – А теперь пошли, надеюсь, ты не думал, что мы будем делить одну комнату? – Он стремительно шагает к двери, в очередной раз лишая Илью какого-либо выбора; ему остаётся лишь слепо следовать за ним. Илья не успевает и сообразить, как сам оказывается за пределами комнаты и идёт за Юрой, который, видимо, решил не заморачиваться и выбрал комнату здесь же, только на противоположном конце коридора. – Прошу, – он отворяет дверь, пропуская Илью первым, а после входит сам. Интерьер такой же, как и в комнате Юры, за исключением того, насколько здесь было пусто. Голые шкафы без единой вещицы, окно завешано светлой шторой с множеством складок, ковра на полу нет, зато на кровати стопкой лежит постельное бельё. Илья аккуратно шагает вперёд, слыша, как скрепит пол под ногами, и вдыхает прохладный воздух, который с непривычки ударяет в нос. Он берёт наволочку в руки, видя, как с неё летит пыль, частички которой подсвечиваются солнцем, что выбивается из не до конца закрытой шторы. И вдруг его словно бьёт осознание вещи, о которой он старательно откладывал думать, переключаясь на более важные моменты. – С новосельем, – говорит Юра, заставляя его поморщиться и принять тот факт, что ему действительно придётся здесь жить. Каждое подобное смирение понемногу выбивало почву у него из-под ног.