Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Дарк
Нецензурная лексика
Экшн
Приключения
Счастливый финал
Как ориджинал
Кровь / Травмы
Отклонения от канона
Рейтинг за секс
Тайны / Секреты
ООС
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания пыток
Нечеловеческие виды
Юмор
ОЖП
Параллельные миры
Ведьмы / Колдуны
Прошлое
Тяжелое детство
Мистика
Тревожность
Ужасы
Попаданчество
Триллер
Упоминания смертей
Сновидения
Темное фэнтези
Кошмары
Призраки
Смена сущности
Психологический ужас
Вуду
Натан — хороший отец
Куклы
Описание
Нилу с самого начала переезд не приносил удовольствия. Старая лестница скрипела под ногами, а картины, подвешенные на иглах, кричали ему сбежать с проклятых стен. Но вот только... Он до сих пор здесь, окутан кровавыми нитями и гнилыми руками, что тянут на вязкое дно, а перед глазами сверкает Эндрю, к которому он привязан навеки. Они должны вместе преодолеть то, что сотворила ведьма со всеми невинными, привязав их души к куклам, сделав их своими марионетками.
Примечания
МОЙ ТГ КАНАЛ: https://t.me/wivisx
Посвящение
всем, кто читает, всем котикам и вообще вы самые лучшиеヾ(≧▽≦*)o
отдельные крепкие обнимашки бете mariebrill !!!! ❤️
Глава 16. Ложные касания (II)
06 августа 2024, 04:49
Он уходит, оставив после себя лишь чувство теплоты. Эндрю еще некоторое время смотрит на дверь, будто бы кто-то там должен появиться. Он оглядывается по сторонам, ведь, пока Нила нет рядом, он чувствует себя странно. Незащищенным. Открытым. Он чувствует, как на него глядят. Он смотрит в зеркало, где нет его отражения, нет ничего, кроме темноты… И еще кого-то. Кто-то, кого не может увидеть Эндрю, смотрел на него, не отрывая глаз. Он понимает, что это не живой человек, но он не может понять, что это за марионетка Тильды глядит на него. Эндрю замечает лишь кое-какие очертания, когда видит, что силуэт приближается к зеркалу.
Появляется белое пятнышко, как от дыхания, и кто-то выводит буквы. Они зеркальные, и Эндрю приходится разобрать, что пишет этот неведанный.
Прости.
А ниже появляется меньшими буквами:
Аарон.
Эндрю чувствует ломящий ток в своем теле, что давно ему свойственно. Он не обращает внимания на подобное, его больше интересует Аарон, который извиняется. Он стоит по ту сторону зеркала и наблюдает за Эндрю. Продолжает стоять и смотреть, а Эндрю делает точно так же, потому что он не понимает, как ему действовать. Он хмурится, смотрит через зеркало, пытаясь рассмотреть там Аарона, но перед глазами плыло, и непонимание происходящего его сильно вводило в тупик. Почему Аарон извиняется.
Рука сама неосознанно тянется к зеркалу. Эндрю тянется к брату. Ему нужно спросить у Аарона, за что он извиняется. Что произошло у него. Они живут в одном доме столько лет, но слишком в разных мирах, чтобы поговорить.
Надпись с зеркала стирается, как только пальцы Эндрю касаются стекла, и оно не трещит. Не разит трещинами и не разбивается на осколки. Оно сказывается как водоем, что поглощает и поглощает. Твердое стекло оказывается мягче, буквально превращаясь в воду под его касаниями. Его пальцы полностью погружаются в зеркало, когда он слышит отчетливый треск и с испугу тянет руку назад. Зеркало полностью укрывается трещинами, а эти трещины вырисовывают буквы. Острые. Неточные и коварные.
Эндрю удается распознать, что же пишут трещины.
Они говорят.
Она знает.
Эндрю не знает, что делать. Он стоит, смотря в это вдребезги разбитое зеркало. В нем нет отражений. В нем нет ничего. Ни темноты, ни Аарона, ни его, ничего. Лишь эта надпись. Она знает. И эта надпись не отзеркалена, как слова Аарона. Эта надпись точная, как эти же острые линии.
Эндрю понимает, кто она. Он понимает, что это Тильда. И она что-то знает. Она всегда все знает, но в этот раз Эндрю не понимает, что говорят трещины. Что Тильда знает? О том, что он вернул себе тело? О том, что вернул жизнь? О том, что он близок с Нилом?
Стоит ему подумать о Ниле, как он хватает первое попавшееся полотенце с крючка и быстро закрывает разбившееся зеркало. Нет обломков, нет ничего такого. Лишь треснутое зеркало и полотенце на нем, что закрывает все кричащие агонией трещины. Эндрю не чувствует паники, не чувствует дрожащих пальцев, он просто ощущает дискомфорт. Этот дискомфорт тяжелый. Тянущийся, как густой туман ночного леса, как гроза посреди ясного неба. Ему некомфортно, когда рядом нет Нила. Ему кажется, что он беззащитен. Ему кажется, что он слаб. Он ненавидит себя за слабость, но нужда в Ниле в нем сильнее. В нем сильнее все, когда дело касается Нила.
Он начинает зависеть от него. Большая часть жизни Эндрю — в ладонях Нила, большая часть жизни Нила — неведомо где. Эндрю пытается отвлечься. Он делает, как ему сказал Нил. Ему нужно почистить зубы. При движениях расстегнутая рубашка ужасно мешает. Он ее снимает, кладет на стиральную машинку и осматривает свое тело. Оно обычное. Оно не имеет страшных побоев или сильно заметных гематом, лишь еле-еле видные синие пятна, что медленно сходят. Почти незаметные. Эндрю пытается хоть немного дотянуться до спины, почувствовать те черные дыры, оставлены фантомными иглами. Их нет.
Нижняя губа дрожит. В неверии дрожит, потому что это его тело. Нормальное. Здоровое. Без побоев. Его тело. Оно не имеет этих страшных черных дыр, которые делали его уродливым. Нет этой сильной худобы. Нет того, что заставило бы его ненавидеть собственное тело. Есть он. И он как обычный человек. Хоть таковым ему больше не стать. Он вытирает дрожащими руками свое лицо. Его руки дрожат от чувств. От бурлящих эмоций внутри. Он спокоен, но не его тело, его лицо не выдает эмоций, но не его тело.
Он чувствует себя живым.
И пытается отвлечь себя от этого. Пытается выполнить поставленную задачу. Тянется к тумбочке под раковиной, находит маленькую пластиковую корзинку. Для него это необычно, для него это странно. Хоть он и наблюдал за Нилом, когда тот чистил зубы, Эндрю теряется, когда видит несколько ярких разноцветных щеток. Некоторые даже по размеру маленькие. Он берет среднюю, небрежно распаковывая ее.
Потому что она блестит. Основание щетки розовое и блестящее, но эти блестки будто бы внутри нее. Они не остаются на пальцах. Эндрю пару раз моргает, смотря на эту щетку, и все иррациональные мысли сами превращаются в подобные блестки и растворяются. Эндрю встает с корточек, закрывает тумбу, а упаковку от щетки кидает в урну поблизости. Он осматривает раковину как какую-то диковинку, находит ту пасту, которой недавно пользовался Нил. Он открывает ее осторожно, но морщится от того резкого и холодного запаха. Он морщится сильно и даже успевает расстроиться, пока не замечает в стакане еще одну зубную пасту. Это определенно была зубная паста. Эндрю понял это по яркому рисунку: белая грациозная кошечка с розовым бантом сверкает своими ослепительными зубками и держит зубную щетку, на которой есть кристально красная консистенция.
Он открывает тюбик, принюхивается. На этот раз осторожно, потому что не хочет вновь отхватить хладную резкую пощечину от подобного запаха. Он не понимает, как Нил спокойно пихнул себе подобное в рот, оно явно невкусное, другое дело — эта паста. Она пахнет приятно и не резко. Спокойно, а еще поблескивает. Он чуть выдавливает кристально-красную пасту и кончиком языка сгребает ее. Ему нравится этот новый и странный вкус. И запах. Он приятный. Малина — гласит рисунок. И Эндрю сдерживает себя, чтобы не съесть весь этот тюбик пасты, поэтому он выдавил добротное количество пасты себе на щетку.
Нил возвращается, на руках его полотенце, новое нижнее белье и какая-то одежда. Он как раз заходит тогда, когда Эндрю тщательно вымывает под струей воды свою щетку, словно он свершил какое-то преступление. Нил совсем на немного замирает у входа, смотря на спину Эндрю. Это не та оголенная спина, которую он запомнил. Та спина была полна черных дыр, полна тьмы и боли, а эта нежная. Очертания хребта выразительно выглядывают, когда Эндрю слегка сутулится, но стоит ему выпрямиться, как Нил больше не отводит взгляда от того, как движутся мышцы. Телосложение Эндрю больше не ужасно худое, но все же. Ребра слегка выпирают, но Эндрю расслаблен, и Нил может заметить его слабенький живот.
Эндрю умывается и глядит на Нила почти скованно. Неряшливо и неуверенно. Нилу кажется, что с Эндрю что-то могло произойти, поэтому он движется к нему аккуратно и осторожно, как только может. Эндрю не сводит с него своего взгляда, когда Нил приближается. Катастрофически приближается, почти вплотную.
— Теперь ты поцелуешь меня? — эмоции на лице Эндрю резво меняются с неуверенности на некую нетерпимость и дерзость. Нил смотрит на него спокойно, никак не реагируя на столь резкую перемену в эмоциях. Он кладет пальцы на подбородок Эндрю, но вторую руку держит при себе, не собираясь касаться тела Эндрю без его позволения. Эндрю привык к касаниям Нила к рукам, к лицу, шее и губам, но не к телу. Поэтому специально заводит руку за спину, чтобы не тянуться. Он целует нежно и легко. Невесомо, слегка углубляясь, когда резко останавливается:
— Ты что, пасту моей сестры съел? — Нил смотрит на слегка ошарашенного Эндрю, который невинно моргает, делая честный вид и говорит:
— Нет, — Эндрю слегка подымается на носочки, а после перекатывается на пятки, как делает Люси, когда ей стыдно или неловко.
Нил дергает его кончик носа и с улыбкой утверждает:
— Врешь.
— Частично, — подмечает Эндрю, — я съел не всю пасту.
— А говорил, что не голоден.
Эндрю лишь пожимает плечами и отвечает:
— Она была слишком вкусной.
— Хорошо. А теперь снимай штанишки и полезай в ванную, — говорит Нил и отстраняется от Эндрю. Он расслабляет свою руку, которую отвел за спину и чувствует не абы какое расслабление, потому что рука онемела в таком положении, насколько она была напряжена лишь бы не коснуться тела Эндрю. Но Нил слегка подумывает, прежде чем сказать: — Мне тебя отмывать или сам справишься?
Нилу очень сильно хотелось прикоснуться к Эндрю. Это желание чесалось под кожей, что ему приходилось заводить руки за спину и сильно сжимать их в напряжении, потому что он не может позволить себе касаться тех мест Эндрю, где тот еще не привык ощущать касания Нила.
— Я хочу вместе с тобой помыться. И заняться любовью, — шепчет Эндрю так тихо, что только Нил и пространство между ними могли услышать эти тихие и мнимые слова. Нилу кажется, он не расслышал, но он определенно услышал. Услышал, что Эндрю ему и говорит. Эти резкие перемены в настроении и эмоциях Эндрю столь часто подлежат колебаниям, что Нил не успевает ухватиться за них, но он успевает ухватиться за Эндрю.
— Я… — тянет Нил, почти сковываясь, потому что слова Эндрю резки и прямолинейны, он никогда не встречал таких людей, которые напрямую скажут желаемое, он не встречал таких людей, которые заставили бы его сердце биться так сильно, словно было готово вдребезги разбить грудную клетку. Ему приходится успокоить свое бешеное сердце, оно всегда бьется так при поцелуях Эндрю и рядом с ним, но от таких слов его сердце взрывается. Ему приходится наконец-то выдать свой вопрос: — Я хочу прикасаться к тебе, позволишь?
— Да, а ты мне позволишь к себе прикасаться? — спрашивает Эндрю, и тянет уголки губ, снова слегка наклоняя в интересе голову.
— Да, — тихо отвечает Нил. Он замечает, как спокойствие и улыбка разрастаются на лице Эндрю. От этого он, казалось, был чем-то обеспокоен. Но сейчас. Сейчас он полностью расслаблен, его пальцы ловко расстегивают рубашку Нила, и тому сводит дыхание, потому что он чувствует почти незаметные касания Эндрю, чувствует их через тонкую ткань. Эндрю, как это делал Нил, осторожно снимал с него рубашку — сначала только пуговицы, а после стягивает с плеч.
Эндрю стягивает рубашку с Нила поцелуем. Он словно отвлекает того своими губами, пока пальцы проникают под ткань одежды, избавляясь от нее, как от чего-то слишком ненужного. Чего-то ужасно мешающему. И Эндрю приходится слегка встать на носочки, чтобы небрежно целовать Нила, нежно и легко, пока он в тайне снимает рубашку.
Глаза Эндрю не видят шрама Нила, но пальцы сами к нему тянутся, тянутся к этому очертанию утюга. Тянутся почувствовать неровности кожи и насладиться неким заземлением внутренних чувств, что заставляли дрожать его ноги. Эндрю не может перестать ощущать под пальцами этот шрам, он кажется чем-то изысканным, чем-то, что шепчет ему в глубине разума, что это Нил. Это Нил, никто другой, это Нил, который не обратил внимание на полотенце на зеркале, ведь все его внимание зациклено лишь на Эндрю. Нил, который не причиняет Эндрю вреда и спрашивает позволения к касаниям.
Нил выдыхает в губы Эндрю, когда тот слегка отстраняется, чтобы положить рубашку Нила на стиральную машинку к другим вещам. Эндрю слегка колеблется в снятии нижней одежды. Нил лишь поглядывает на него и начинает включать воду, он крутит кран в разные стороны, не понимая, почему не чувствует температуры воды. Ее просто не было. Вода была слегка нейтральна. Не холодная. Не горячая. А просто нормальная, что действительно сильно поражало Нила, потому что он не свыкся к подобному. До этого он собирался спросить Эндрю, какую он желает температуру, но сейчас понимает, что это ни к чему и просто дожидается, пока ванная наберется достаточно.
Эндрю глядел на шрам Нила, стоя около него. А после внезапно спросил:
— Откуда у тебя этот шрам?
Нил выглядел слегка нахмуренным, он уверен, что однажды рассказал Эндрю о шраме, но он замирает. Замирает, слыша, как из крана течет вода. Он открывает рот, чтобы ответить на вопрос Эндрю, как понимает, что не знает. Эндрю выглядит веселым, смотря на то, как Нил плавится в собственных воспоминаниях, которые беспощадно стираются. Он смотрит на Эндрю, который улыбается, который понимает, что память Нила стирается, что его прошлое уже не принадлежит ему. Что Нил попал в ту же ловушку что и Эндрю — потеря воспоминаний. Сначала стирается прошлое, важные детали, которые упускаешь из рук, хоть разум крепко их держал, а после ты думаешь, что что-то да и помнишь, но все стирается. Детали. Важные события и остальное. Ты не помнишь. И если не остановиться, если не прекратить ходить по разным временным измерениям, можно забыть, кто ты и кем являешься.
— Я не помню, — удрученно отвечает Нил, выглядя пораженным, потому что он знает о том, что рассказывал эту историю. Он знает то, что она была рассказана. Но он не помнит, что он рассказывал.
— Это нормально, что ты начал забывать. То, что ты переходишь в разные временные рамки в разных измерениях, сильно влияет на твои воспоминания. Я могу напомнить тебе ту историю, которой ты поделился со мной, — Эндрю заглядывает в глаза Нила, а тот расслабляется, когда понимает, что эта история все же ведома кому-то. Он не хочет больше ее знать. Не хочет помнить, как получил этот шрам. Он есть. Просто есть. У него имеется история, но Нилу больше нежеланно ее знать. Поэтому он слегка улыбается и отрицательно кивает головой. Потому что не хочет, потому что благодарен тому, что Эндрю знает. Пусть оно будет кому-то ведомо, но не ему.
— Не стоит, спасибо, — легкая улыбка не сходит с лица Нила. Между ними идиллия тишины и спокойствия. Эндрю неотрывно рассматривает тело Нила, с интересом поглядывая на грудь того. Как двигается тело Нила, когда он приводит себя в движение. Глаза Эндрю блуждают по его рукам, засматриваясь на спокойные очертания мышц.
Нил чувствует себя спокойно, смотря на идущую воду. Он краем глаза видит, как Эндрю наблюдает за ним. Нил отключает воду, когда та наполняет ванную до середины. Нил начинает снимать с себя брюки, и чувствует слишком пристальный взгляд Эндрю. Он встречается взглядом с Эндрю и понимает, что глаза того сменились. Они всегда были миндальные, карие, как казалось. Светло-карие, а сейчас они золотистые. Наполненные ярким золотом и белые ресницы лишь добавляют ослепительности к взгляду Эндрю. У Эндрю были карие глаза, пока его душа была отдельно от тела, стоило вернуть тело, как его глаза стали золотистыми. Нил никогда не видал таких очаровательных глаз.
Брюки оправляются к рубашке, а Нил бесстыдно снимает с себя белье, заставляя кровь Эндрю всполохнуть, а щеки и уши налиться алыми пятнами, которые были ужасно заметны на его бледной коже. Нил спокойно лезет в ванную, отодвигаясь к краю, давая больше места Эндрю. Вода обволакивает его тело, что кажется таким успокоительным и расслабляющим, что он невольно выдыхает протяжный стон, от которого у Эндрю пересыхает в горле. Он снимает с себя штаны, и Нил замечает, что Эндрю все это время был без нижнего белья.
Он пытается не сильно глазеть на Эндрю, дабы не вызывать дискомфорта, но глаза все время невольно тянутся к нему. Нил почти задыхается. Не дышит, когда полностью оголенный Эндрю садится между его ног, спиной сильнее прижимаясь к Нилу. Нил глядит на его затылок, совсем позабыв, что должен делать. Эндрю спокойно плескается в воде. Нил слышит всплески, когда Эндрю умывает лицо, и пальцами проходиться по волосам, убирая их с глаз. Нил замечает, что волосы Эндрю пострижены небрежно и неровно. Он понимает, что Эндрю стригся сам либо ножом, либо тупыми ножницами.
Спина Эндрю прижимается к внутренней части бедра Нила, и при каждом движении Нил сглатывает ком в горле, который появляется каждый раз, когда вода задевает его тело от движений Эндрю. Он чувствует накатывающийся жар, хоть здесь невозможно почувствовать температуру вокруг, он чувствует, как горит его тело от постоянных касаний Эндрю. Как желание прикасаться к нему растет под кожей, ядом движется по крови, туманя разум. И Нил идет на поводу этого яда, кой движется по его телу. Он тянется к мочалке, берет гель и начинает себя намыливать, пока Эндрю сидит прямо перед ним в паре сантиметров от него и моет себе голову одной лишь водой.
Нил тихо шепчет — предупреждает, что сейчас будет касаться спины Эндрю. Сначала он касается рукой — прижимается ближе к Эндрю. Берет его за талию, идеально располагая ладонь на коже, словно ей там и место. Он удерживает равновесие Эндрю, чтобы спокойно натирать ему спину. Эндрю немного выгибается в спине, когда чувствует, как Нил осторожно берет его за талию и тянет на себя. Ближе и ближе, так, что Эндрю приходится сдерживать тяжелый вздох, потому что ему слегка щекотно. Его тело не привыкло к таким нежным касанием. Его тело не привыкло к такой нежности.
Она щекочет. Она приятна.
Нил приближается ближе и ближе, а его касание ниже и ниже, когда Эндрю чувствует, что Нил неуверенно целует его в шею. Туда, где еще нет мыла, где участок еще покрыт лишь капельками воды и нежными поцелуями Нила. Эндрю не может совладать собой. Его ресницы трепещут от невиданных чувств вновь и вновь, а голова откидывается слегка назад, ложится на плечо Нила. Прямо на шрам. Нил не прекращает чувственно покрывать кожу Эндрю своими поцелуями. Этого достаточно, чтобы Эндрю задрожал, этого достаточно, чтобы Эндрю протяжно вдохнул, собирая все витавшее возбуждение вокруг себя.
Оставшиеся невесомые поцелуи Нил стирает губкой. Эндрю продолжает чувствовать их кожей. Они фантомные. Они такие, что следом останутся в его разуме, останутся на его коже хрупкими воспоминаниями. И Эндрю запомнит каждый поцелуй, который дарит ему Нил. Они столь нежные, что зашивают его прошедшие раны, они столь нежные, что он забывает всю свою жизнь, все свое прошлое и все свои страхи.
Голова Эндрю на плече Нила, и это позволяет тому завидеть оголенную грудь Эндрю. Соски, налиты розоватым оттенком, выпирают от некого блуждающего огонька возбуждения. Нил тянется одной рукой по талии Эндрю вверх и вверх, ближе к груди, где пальцы так и норовят прикоснуться к соскам. Он не смотрит ниже, образующаяся пена не позволяет, поэтому он высматривает только грудь Эндрю. Оглаживает ее ладонью, когда с другой стороны намыливает кожу. Эндрю слегка содрогается, когда Нил все же касается соска, сжимая его меж пальцами. Это слишком неожиданно, это слишком резко, но, видя перед собой Нила, Эндрю моментально успокаивается и утыкается носом в шею, заставляя кадык Нила двигаться. Нил сглатывает свое собственное возбуждение. Он тянется ниже, к паху Эндрю, и тот слегка напрягается, когда губка едва касается члена.
Эндрю тяжело дышит — это слышит Нил у своего уха. Потому что лицо Эндрю прямо у его лица, потому что его губы почти касаются его шеи, потому что его глаза наблюдают за глазами Нила, потому что его ресницы дрожат от очередной волны возбуждения, когда желание охватывает его. Он желает чувствовать прикосновений, желает чувствовать Нила еще ближе, и он не может совладать собой. Не может вспомнить, где они, кто они. Он понимает лишь то, что он в безопасности, потому что рядом Нил, он понимает, что рядом Нил, они оба — это то, что сейчас его волнует. Это то, что его интересует.
Он не думает ни о чем другом, только о Ниле, его губах и прикосновениях. Он выгибается, стоит Нилу вновь слегка сжать его сосок. Выгибается несильно. Почти незаметно, но вода делает каждое его движение ощутимым. Известным и понятным. Эндрю смотрит на Нила слишком пристально, слишком завороженно, настолько, что Нил не может взглянуть на него. Потому что нельзя. Потому что это слишком для него. Ему будет невозможно оторвать взгляда от Эндрю. Это слишком чувственно. Эндрю смотрит на него слишком любвеобильно. Слишком нежно, что у Нил из раза в раз пересыхает в горле.
Нил смотрит лишь за своими руками и грудью Эндрю, и не сразу замечает, как Эндрю руками огибает его ноги, то ли намыливая ладонями, то ли хозяйственно их поглаживает. Нил замечает поглаживания поздно, потому что все его внимание на Эндрю, а не на себе. Он замечает, как тот поглаживает его ноги только тогда, когда локоть Эндрю упирается ему вбок, а ладонь того поглаживает внутреннюю часть бедра, слегка щипая его. Эндрю гладит не легко, он гладит напористо, что Нил желает свести ноги, но Эндрю, удобно устроившийся между ними, лежащий у него на груди, не дает этого сделать, а напротив, только сильнее их раздвигает, вжимая в стенки ванной.
Тот резво вдыхает воздух от такой резкости. Это неожиданно, но это то, что возвращает Нила в реальность, возвращает к Эндрю. Напоминает, где он и с кем он. Нил вновь и вновь сглатывает, сначала это был ком, сначала это была сухость во рту, но сейчас это слюна. Желание провести по телу Эндрю языком, захлестывая каждый сантиметр, каждую неровность. Он отпускает губку, отдает ее воде, а сам полностью отдается Эндрю.
Он больше не может. Он так искреннее желает поцеловать Эндрю, что сводит ноги. Сводит живот да тело. Это так сильно желанно, это так сильно нуждающееся, что тело ломит от неприкосновенности, что зудят кончики пальцев, кои так сильно нуждаются в том, чтобы сжать соски Эндрю, заставляя его вертеться у бедер Нила, слегка касаясь твердого члена.
Нил больше не сдерживается, он движется рукой к шее Эндрю, удобно обхватывая его для поцелуя. Эндрю приходится слегка ухватиться за бортик ванной, дабы удержать свое тело, дабы не поскользнуться в ванной и не шлепнуться на Нила. Тот целует его спокойно и умеренно, но стоит Эндрю слегка приоткрыть рот, как Нил, не контролируя себя, начинает углублять поцелуй, до тихих стонов Эндрю. Они столь тихие, но не нужно прилагать усилий, чтобы услышать их. Нил чувствует губами. Чувствует собственной кожей, вибрациями полощущимися по его телу. И Эндрю не может оторваться, не может прекратить, потому что он тянется и тянется губами к Нилу, вовсе не контролируя подобное.
Они целуются так, словно это конец жизни. Они целуются так, словно завтра никого не будет рядом. Словно они расстанутся. Исчезнут. Словно кого-то унесет судьбой не по той дороге, словно все закончится, не успев начаться. Они целуются так, словно дарят друг другу кислород, они целуются так, словно это все, что они должны сделать. Должны насладиться друг другом: слышать сердцебиение, собственное и своей любви, чувствовать опаляющее дыхание на губах, когда они слегка отстраняются, чтобы вновь заглянуть в глаза. Янтарные. Такие золотистые с белесыми ресницами и голубые. Такие циановые, в которых сверкает океанид. А с ним сверкает и страсть, плачущая любовь, горящая языками пламени.
Эндрю пытается привстать в ванной, чтобы оказаться на Ниле, чтобы ему удалось исследовать тело того, чтобы Нил запомнил каждое его прикосновение. Каждое живое и трепетное касание, каждый поцелуй и движение. Чтобы Нил запомнил Эндрю таким. Искреннее любвеобильным, искреннее влюбленным и нежным. Искренним.
Но Нил тянет Эндрю из ванной. Говорит, давай переместимся в спальную. Давай я уложу тебя на мягкую кровать, ибо здесь тесно, ты достоин теплоты и мягкости, а не твердой поверхности и влажности. Не той влажности. Эндрю достоин влажности меж губами. Приятной и нужной, горячей и страстной. Нил выходит из ванной прямо за Эндрю. Вытирает его волосы, сушит их. Не было толком шампуня, лишь вода, но этого более чем достаточно, чтобы от Эндрю пахло гелем Нила. Он думает, что в Зазеркалье нет запахов, но фантомный запах так сильно сочился от Эндрю, что Нилу кружит голову. Эндрю вымылся, и Нил этого даже не заметил, когда заглядывался на его тело, а сейчас стоит и вытирает его, борясь с желанием встать на колени. Он никогда не желал кому-то сделать минет, как сейчас. Плевать, что творится в этом доме, плевать, что Эндрю был до этого умершим призраком, ему плевать на все, кроме Эндрю. Он хочет сделать ему приятное, он желает этого так же сильно, как это желание ярко сверкает в глазах Эндрю.
От этого сводит ноги, от этого спазмом разливается странное чувство в области живота. Он слишком возбужден, но разум все еще нашептывает ему как действовать. Нил обвивает свои бедра полотенцем, стараясь игнорировать выпирающий член. Он столь возбужден, что пульсирует, и Нил уже чувствует этот текущий предэякулят. Он так же помогает обвить бедра Эндрю полотенцем, стараясь и вовсе не поглядывать на вставший член того, но не мог отвести глаз. Он и подумать не мог, что когда-то так сильно захочет взять чей-то член в рот, но он контролировал себя, лишь изредка поглядывая на белые и редкие лобковые волосы Эндрю.
Тот видит взгляд Нила на себе. Ощущает кожей так рьяно и нужно. Истома наполняет тело от желания и нужды, а жар охватывает низ живота тянущим пламенем возбуждения. Глаза почти не видят, лишь горят, все тело горит приятным током нужды, и Эндрю это нравится. Это приятно, это не пугает и это что-то, что заставляет его чувствовать себя искреннее живым.
Эндрю стоит, не зная, куда ему деться, он просто движется за Нилом, схватив его за ладонь. Он держит ее некрепко, потому что руки подрагивают, явно не от страха, явно от возбуждения. Он ступает за Нилом неспешными шагами, тихими и аккуратными, пока не видит знакомую комнату. Это комната Нила, которая когда-то принадлежала Аарону, но он пытается об этом не думать. Это комната Нила. И ему удается позабыть о шкафе в этой комнатушке. Он чувствует себя уютно, видя эти знакомые коробки, забираясь на недавно поставленную нормальную кровать, не панцирную, а мягкую, и кажется, Эндрю падает в облака. Постель мягкая, шелковая, почти щекочет кожу Эндрю, когда Нил аккуратно толкаем его к кровати, поддевает край полотенца, заставляя того спадать с бедер Эндрю. Полотенце на полу, лицо Эндрю в ладонях Нила, и это то, что им действительно нужно.
Близость.
Лицо Нила столь близко, но так далеко, что Эндрю наконец-то удается увидеть эти веснушки. Нил всегда комплексовал из-за них, днями и ночами умывал свое лицо, пытаясь стереть эти пятнышки, и к девятнадцати они действительно, казалось, стерлись, но Эндрю смотрит так пристально, что Нил понимает — тот рассматривает его веснушки. Эндрю рассматривал их с такой нежностью, будто бы желал запомнить каждое созвездие, в которое складывались эти кое-как заметные пятнышки. Все, что ненавидел в себе Нил, Эндрю блаженно рассматривал так любящее. Нил задыхается, почти растворяется от того, как Эндрю шепчет его полное имя.
Натаниэль, Натаниэль… Прикоснись ко мне. Поцелуй меня.
И Нил действительно слышит этот тихий шепот. Эти тихие, даже не вымолвленные слова, что тихими вздохами расползаются по его телу. Он слышит это так, словно Эндрю у него в голове, будто бы он там нашептывает ему, просит, молящее глядит в глаза и тянется за поцелуем. Это нужно. Это требовательно и яро, это Нил. Он хочет Нила, чувствовать его каждой клеточкой своего тела. Эндрю вернул себе тело благодаря Нилу, теперь он хочет только того, чтобы Нил к нему касался. Никто больше. Лишь он один и его дыхание. Горячее. Ужасно горячее. В Зазеркалье нет температуры. Но им жарко. Они ощущают жар. И он исходит не от окружающей среды, он исходит от них самих.
Эндрю лежит на кровати Нила. Она безумно мягкая, безумно удобная и он почти тонет в ней, охваченный одеялами, охвачен Нилом и только им. Мыслями о нем.
Нил нависает над Эндрю осторожно, все еще в ненужном полотенце, все еще возбужденный и разгорячённый. Одной рукой он упирается в кровать, а другой касается Эндрю. Он тянется к нему, тянется так близко и нужно, почти вжимая Эндрю в кровать своей грудью. Их тела касаются друг друга. И это ярко, это сильно и это желанно. Эндрю никогда не чувствовал одной эмоции. Одного чувства. Чего-то одного и постоянного дольше, чем вечность. Он никогда не чувствовал себя счастливее и лучшее, нежели сейчас. Он чувствует себя правильным. Нормальным и влюбленным.
Он чувствует любовь, и только ее.
А губы его пылают жаром, они жадно ухватываются за губы Нила, и это больше не нежно. Страстно. Ему мало. Мало. Мало. Ужасно мало. Нил не может оторваться от губ Эндрю. Они целуются так, словно их поцелует — единственное, что спасет этот мир. Они целуются, покусывая губы, оттягивая их, иногда слегка отстраняясь, чтобы сладостно взглянуть в глаза друг другу.
У Эндрю почти получается сдерживать свой взгляд на губах Нила, когда тот снимает с себя полотенца, полностью оголяясь. Эндрю никогда не видел обнаженных тел других людей, он и на свое-то поглядывать боялся в подростковые года. Но сейчас он считает, что тело Нила это то, что запомнится ему навсегда, как искусство человечества. Как та обнаженная скульптура, которая с веками всегда привлекает людей. Но Эндрю привлекает лишь Нил. Его тело кажется таким обжигающим, как пламя, когда Эндрю тянется, чтобы коснуться. Его руки идеально ложатся на слегка напряженный живот Нила, а тот закусывает губу Эндрю, когда чувствует это касание. Потому что это касание, как гром средь ясного неба.
Они друг у друга первые, и эти касания кажутся интимнее этих мокрых поцелуев. Поцелуи неумелые изначально, а чем дольше они целуются, тем они увереннее, тем они напористее и универсальнее. Нил не спешит пробраться своим языком к Эндрю, потому что тот делает это за него. Эндрю притягивает Нила к себе так резко, что тот на секунду теряется в поцелуе, теряет инициативу, которую Эндрю выхватывает у него, вылизывая с губ, заставляя неосознанно приоткрыть рот, чтобы в следующий момент почувствовать, как их языки слишком умело сплетаются в танце. Это так умело и уверенно со стороны Эндрю, что Нилу рвет крышу, и он не может не застонать от того, что не чувствует касаний к своему члену. Эндрю цепляет рукой его сосок, и они столь выпучены, столь чувствительны, что он задыхается у губ Эндрю, пытается отдышаться от возбужденной дымки, но видя глаза Эндрю, желание в этих глазах, возбуждение накрывает его толстым одеялом и прижимает к кровати.
Он не думает. Не думает и шепчет остро прямо в губы Эндрю, стоит тому слегка отстраниться:
— Эндрю, я хочу отсосать тебе, — Нил выпаливает это столь невнятно, будто задыхается, и это кажется уверенным, но не расслышанным даже им самим. Он пытается дышать, чтобы вновь вдохнуть и выпалить на выдохе свое желание, но Эндрю целует его, а после шепчет свое согласие, почти дрожа. От нетерпения. От предвкушения и возбуждения. От голоса Нила, который, кажись, пал на несколько тонов, приобретая хрипотцу.
Нил принимает кивок Эндрю, как за старт. Он просит того упереться в изголовье кровати, подставляя под спину себе подушки, чтобы было удобно. Мягкое теплое одеяло путается у ног Эндрю, он на секунду задумывается, что Нил наверняка тот человек, который вечно мерзнет, раз в начале мая укрывается зимним одеялом. Но это даже неудивительно, ссылаясь на ужасные холода в доме, которые застал даже Эндрю в свои года. Ему почти хочется укрыться, чтобы не видеть свой собственный член. Если бы не долгие разговоры с Ники, кои научили его не стесняться своего тела, он бы явно сейчас укутался в одеяло, спрятавшись. Но перед ним Нил. Такой же открытый, раскрепощенный и оголенный. И он не стесняется. Его движения уверенные, несильно дрожащие, несмотря на отсутствие практики. Он знает, что делает. И он желает это делать — именно это не заставляет его быть скованным. Именно желание предоставить удовольствие Эндрю движет им, нежели посторонние мысли.
Он целует его губы в почти прощальном тоне, чтобы после аккуратно коснуться к члену. Нил касается быстрее, чем успевает лицом оказаться у ног Эндрю. Нил знает свое тело, знает, как сделать себе приятно, знает, как касаться и что делать. Утренние стояки и лекции Натана о половом созревании всегда останутся в постыдных и кошмарных кошмарах Нила, но знания, получены благодаря интернету и отцу ему сейчас сгодились как нельзя вовремя, поэтому он сначала берет член в руку и не собирается двигаться.
Он собирается отомстить Эндрю за первое впечатление о нем — а именно испуг и страх — и теперь Нил помучает Эндрю, потянет прелюдию до тихих стонов, до мелкой дрожи. Эндрю дергается, когда Нил его касается, потому что это непривычно, это чувствительно, и Нил, вспоминая о столетней неприкосновенности Эндрю, думает, как тому еще не сорвало крышу от такого количества возбуждения. Будь Нил на месте Эндрю, он бы кончил от одного случайного прикосновения.
Нил действительно злопамятный. Ужасно злопамятный. Он тоже оставит после себя впечатления, как того, кто ужасно любит мучить в постели. Нежно. Очень нежно, но так злопамятно и злорадно, что это заставляет Эндрю захотеть свести ноги. Его ноги рефлекторно сводятся, но Нил ловко помещается меж них так, что Эндрю сможет только заключить голову Нила в обхват. Помня о силенке Эндрю, Нил будет даже не против умереть от такого захвата бедрами.
Он целует внутреннюю часть бедра Эндрю и слышит, как тот тяжело втягивает воздух. Замирает, напрягаясь. Его мышцы ног движутся, но ему не хватает твердой поверхности, чтобы сделать это заметно. Нил ухватывает. Замечает и продолжает целовать. Чуть выше к колену. Именно там он останавливается и начинает поглядывать на Эндрю. У того кое-как закрыты глаза, его руки по бокам сильно упираются в кровать. Он так тяжело дышит, что Нила это сводит с ума. Что заставляет его ухмыльнуться. Так по-коварному. Единственные разы, когда он так лукаво ухмылялся — были выигрыши в спорах с Кевином.
Ох, черт, Кевин. Ты победил, я все-таки влюбился до двадцати. Ох, черт, Кевин. Ты вновь победил, потому что в этом доме действительно есть призраки. Ох, черт, Кевин. Ты просто не поверишь, я влюбился в одного призрака, воскресил его и сейчас собираюсь подарить ему минет. О нет, Кевин, в этот раз ты проиграл, я все же не гетеросексуал.
Нил уверен, что сейчас Эндрю убьет его прямо здесь и сейчас, потому что Нил тянет. Тянет так ужасно, что слышит, как Эндрю ругается себе под нос. Или же… Это было имя Нила. Он нашептывал его. Умолял прикоснуться, потому что член уже знобит, пульсирует, а Нил ужасен до одури. Потому что целует во внутреннюю часть бедра, а после все ближе и ближе к паху, где начинает всасывать кожу, беспощадно кусая ее, а после, простительно облизывая укусы, словно он как кошка, зализывала ранки, чтобы избавиться от чего-то знобящего.
Это так жестоко, что почти забавно. Он смотрит, как Эндрю подрагивает от этих поцелуев. От этих засосов, как они сильно хочет сжать свои ладонь в кудрях Нила, как ему вновь хочется раствориться в его поцелуях и вновь воскреснуть. Ему не хватает. Ему так мало Нила, что он скулит, тяжело дышит и, вероятно, желает прикоснуться к себе уже самостоятельно, лишь бы член больше не зудел. Но что-то его останавливает. Взгляд циановых глаз, которые молча приказывают ему не касаться. Рука Нила на члене двигается, от чего Эндрю выгибается. Тяжело. Потому что Нил слишком тянет. Он целует его бедра, держа член и не двигаясь, а Эндрю под ним уже извивается от бушующей эрекции. А Нил жестоко игнорирует собственную. Он уже чувствует, как по его члену течет натуральная смазка, лишь желание сделать приятно Эндрю и возбуждение помогают ему позабыть о себе.
Он наконец-то отступает от искусанной кожи Эндрю, от его бедер, и тянется к члену. Слишком жадно и голодно. Облизывает всю длину и чувствует, как под его руками Эндрю задыхается, почти заливаясь сильной дрожью. Нил касается уретры и слышит, как шумно выдыхает Эндрю. Это услада для ушей. Это слишком правильно. Это так приятно, что Эндрю чувствует, как Нил улыбается, а после вновь проходится по всей длине члена языком, чтобы слегка сжать у основания и начать посасывать головку, не касаясь зубами.
Нил слишком увлечен. Он чувствует нотки геля на члене, что действительно, кажется, придает такого вкуса Эндрю. Тот смотрит на Нила, когда вдруг почти давится собственным дыханием, ведь Нил берет член полностью в рот, а после начинает стремительно двигаться. Импульсивно. Почти снося крышу Эндрю, почти заставляя его натянуться как струна. Это дерзко. Как Нил умело орудует ртом, то набирая, то сбавляя темпы, то доводя Эндрю до пика, то жестоко прерывая его.
Эндрю под ним изгибается. Спина натягивается от перезарядки каждый гребаный раз, стоит Нилу слегка набрать темп, как его ноги и тело содрогаются от того, что не дошли до завершения, потому что Нил, замечая его сильную дрожь и натянутость, начинает останавливаться. Он вытягивает член изо рта и прижимает палец к головке, слишком самодовольно улыбаясь. Ужасно самодовольно, настолько, что Эндрю действительно готов сжать голову Нила своими бедрами, лишь бы тот позволил ему кончить.
— Нил, клянусь Богом, в которого не верю, что я сейчас умру. Дважды. Если не дашь мне кончить, — Эндрю тяжело дышит, кое-как говорит, и Нил замечает влагу у краешек глаз Эндрю. Он явно понимал, что слезы накатываются от такого сильного возбуждения, поэтому даже не пытался их смахнуть. Эндрю сжимает одеяло так сильно, что Нил начинает бояться за руки Эндрю. За их состояние, но еще больше он не хочет, чтобы Эндрю умирал. Дважды. Поэтому все же действует, как попросили.
Набирает и набирает темп, пока Эндрю не начнет задыхаться, не начнет трястись от накатывающегося оргазма. Эндрю видит звезды перед глазами, чувствует ужасное головокружение и пересохшее горло, но эта сухость резво пропадает, как и зуд в конечностях. Дрожь. Гребаное Зазеркалье убирает оставшуюся слабость после оргазма, убирая любой намек на какую-то боль. И Эндрю остается только задыхаться от вида Нила, который проглотил его сперму и еще специально облизал губы перед поцелуем.
Нил целует его слишком влажно, слишком заведено и Эндрю слегка рвет крышу. Ему кажется, что этот мир распадается, ему кажется, что Нил ускользает под его губами. Он целует так легко, что Эндрю начинает паниковать, начинает сильно сжимать плечи Нила, чтобы чувствовать его в своих ладонях, чтобы чувствовать, что он здесь, он на месте и никуда не исчезает. Эндрю только сильнее углубляет поцелуй, потому что легкий, почти фантомный, его пугает. Ему нужно чувствовать Нила, чувствовать его под пальцами, сжимая кожу так сильно, что Нил прямо в губы тихо постанывает его имя, хоть и боль резво утихает. Эндрю сжимает Нила так сильно, что, кажется, сейчас сломает его кости, а Зазеркалье восстановит их, и Эндрю продолжит сжимать Нила сильнее. Он не контролирует себя: делает все, чтобы ухватиться за Нила. Делает все, чтобы чувствовать его, как вдруг Нил отстраняется, а Эндрю не может заставить себя противостоять.
Тот смотрит ему в глаза, и Эндрю чувствует себя виноватым за то, что мог ненароком принести боль Нилу, но тот ощущал желание, страсть и возбуждение, никак не боль. Эндрю видит Нила перед собой, и этого достаточно, чтобы ослабить хватку и отпустить его, оставляя ладони на плечах. На том самом шраме, о котором Нил слыхать больше не хочет, как получил. Утюг — это понятно, но при каких обстоятельствах — знать не желает. Нил смотрит в глаза Эндрю. Требовательно и тонущее, когда его взгляд опускается вниз, к паху Эндрю.
Глаза Нила расширяются, и Эндрю чувствует, как его щеки горят.
— Ого, — Нил смотрит прямо на член Эндрю, который после полученного оргазма вновь стоял, как воин, готовый к бою после поражения. Нил моргает, смотрит на Эндрю, а после слегка улыбается.
Эндрю хочется завыть. Он закрывает лицо руками и откидывается к стене так, что полностью выставляет свою шею на обозрение Нила. Тот не медлит — тянется к ней, как к водоему среди пустыни, и жадно пьет воду — целует, чтобы быть уверенным, что это не мираж. Он аккуратно и нежно, на пробу, оставляет след от губ на коже, когда чувствует, как Эндрю подрагивает, как он тяжело сглатывает, и Нил понимает — это не мираж. Водоем среди пустыни — реальность, и он целует и целует шею Эндрю, покрывая поцелуями. Иногда это незаметно, иногда это мокро. Это покусывание, которое Нил смело зализывает, как некое преступление. Это оттягивание кожи, которое заставляет Эндрю натягиваться, как струна. Замирать в ожидании очередного подобного поцелуя.
Он чувствует, как возбуждение разъедает его кости, делая его словно растаявшим льдом. Он чувствует кровь, что льется к его члену, делая эрекцию тверже. Он чувствует, как горит его лицо, шея и уши. Он чувствует, как сгорает — частичка за частичкой. Нил тот, кто заставляет его гореть, сгорать, а после восходить из пепла, словно феникс. Это то, что он чувствует — безопасность и спокойствие, любовь и желание. Желание насытиться Нилом, сделать его своим навеки, и при малейшем таком желании метка на пальце начинает пульсировать слишком сильно.
Вдруг Нил смотрит на него слишком пронзительно, слишком нуждающееся. В его глазах горит еле видный азарт и интерес, какая-то идея, но Эндрю не может прочесть эту идею в океане. Он заблудший мореплаватель, не знает, как ему ориентироваться, ибо компас сломался. Он не знает, что крутится на языке у Нила, но это явно что-то, что плещет с накатывающейся волной возбуждение — это Эндрю видно, смотря на то, как осторожно Нил отводит глаза от своей неуверенности, закусывает губу, и смотрит куда-то на лицо Эндрю, но не ему в глаза.
— Проникновение? Есть желание или нет? — шепчет он так, как будто бы стены рухнут от его голоса. Он шепчет это так, словно боится, что сам воздух мог их услышать. Этот шепот кажется чем-то интимным. Чем-то, что принадлежит и отдается лишь Эндрю.
Тот лишь поглядывает на губы Нила, а после пытается вспомнить, что Ники мог про это рассказывать.
— Кто будет… принимать? — пытается сообразить Эндрю. Он имеет желание быть как отдающим, так и принимающим, ему хотелось бы попробовать в обоих случаях, но у них есть время, поэтому он спросит Нила. — Я могу быть в обеих позициях, — добавляет Эндрю, чтобы слегка упростить задачу Нилу в раздумьях.
— Думаю, я не буду против того, чтобы почувствовать тебя внутри себя.
Будь Эндрю не на кровати, его ноги не удержали бы его.
Он чувствует, как его сердце бешено бьется. Он так давно не чувствовал этого ярого сердцебиения, что и вовсе позабыл, каково это, когда адреналин течет по твоим венам, каково это задыхаться от того, от чего убегаешь, каково это чувствовать свое сердце, которое вот-вот вдребезги раздробил тебя изнутри. Это так сильно. Непривычно и по-новому. Это не от страха, а от ожидания. Предвкушения, и Эндрю нравится это. Он как будто бы в ином мире, как будто бы во сне.
Эндрю кивает. Он больше не знает, что сказать. Он хочет этого. Желает каждой частичкой своего тела, но не уверен в себе. А Нил это видит. Кажется, он чувствует это собственной кожей — эмоции Эндрю. Нил словно чувствует Эндрю, подсознательно понимает, что происходит внутри него. И это так пугающе, что завораживает. Нил хочет быть ближе к Эндрю, не хочет отстраняться, но он говорит Эндрю, что сейчас вернется, он только возьмет нужное. А Эндрю кивает и так и остается в кровати, наблюдая за тем, как голый Нил уходит из комнаты. За дверью его шагов не слышно.
Вновь это чувство. Как будто бы от него отрывает частичку души. Частичку, принадлежащую только ему. Чувство опасности и незащищенности вновь накрывает его. Он хватается за одеяло, пытаясь укрыться от чего-то, что явно происходило у него в разуме, а не вокруг. Что-то, что исходит изнутри — паника. Он ненавидит это чувство, эрекция спадает из-за страха, который окутывает его. Каждый раз, стоит ему отдалиться от Нила, он чувствует это. Панику. Страх. Что-то черное и слизкое на своем теле, что тянет его вниз в бездну, в никуда. Утягивает его.
И Эндрю начинает оглядываться по сторонам. Он дышит глубоко, слегка подрагивает и натягивает одеяло по самый подбородок, когда пытается не смотреть на шкаф, который прямо перед ним. Портал закрыт. Это обычный ни чем не примечательный шкаф. Ему не о чем беспокоиться. Но он явно это делает, не контролируя себя. Паника хлыстом бьет по нему. Он действительно чувствует себя уязвимым, ужасно открытым. Он замечает, что мысленно просит Нила скорее вернуться. Он просит как можно скорее вновь оказаться перед ним.
Ему становится моментально спокойно, когда двери отворяются, и он понимает, что за ним Нил. Эндрю расслабляется — паника резво отступает, легкие вновь дышат, а сердце больше не колотится, не бьет кости, не разбивает грудную клетку, и его даже не слышно. Эндрю опускает одеяло, скрывая все ниже пояса, что заставляет Нила слегка задуматься. Он аккуратно заползает в кровать к Эндрю, кладет какой-то тюбик и контрацептив рядом, а после глядит прямо Эндрю в глаза и осторожно прикасается к щеке, чтобы осадок страха полностью исчез с янтарных глаз.
— Все хорошо? — спрашивает Нил, двигаясь ближе к лицу, когда Эндрю часто-часто моргает, чувствуя некое головокружение. Он поджимает губы, но молчит о резко накатившейся на него паники, вместо этого он осторожно старается подобрать слова:
— Я слегка не помню, что точно мне говорил кузен о проникновении, кажется, было что-то с пальцами, — Эндрю врет. Он прекрасно помнит, как Ники рассказывал о том, что перед проникновением стоит растянуть партнера с помощью смазки и пальцев. Он помнит это столь ярко, потому что эти слова никак не могли покинуть его. Он не мог успокоиться, постоянно против воли представляя, как Эрик сует пальцы в его кузена, из-за чего Эндрю было стыдно смотреть им в глаза на следующую встречу. Все же он благодарен Ники за такое просветление.
Эндрю следит за реакцией Нила, на чьем лице растет улыбка:
— Врешь, — уверено заверяет Нил и движется ближе. Эндрю хмурится, но быстро смягчается, когда Нил касается его щеки, поглаживая большим пальцем, будто успокаивая. Он целует нежно-нежно, почти не касаясь губ, легко, по-ребячески. Шепчет: — Тебя волнует что-то другое.
— Ты, — резко отвечает Эндрю, а Нил не может обвинить его во лжи, потому что чувствует, что это правда.
— Я, — соглашается он все же, — но есть еще кое-что, что тебя беспокоит.
Эндрю опускает глаза. Нил видит его насквозь.
— Когда ты уходишь, мне страшно, — честно признается Эндрю и ощущает, как цепи вокруг его сердца спадают. Ему становится легче. Легче дышать, легче двигаться и глядеть на Нила. Ему просто хочется, чтобы Нил был рядом.
Всегда.
Нил целует его. Это извинение за то, что ушел, оставил одного. Это несказанное «мне тоже страшно без тебя». Это дрожь, которая вонзается в них, стоит им отойти друг от друга. Это паника, которая накрывает их обоих, стоит им уйти друг от друга. Этот поцелуй кричит о том, что они связанные, что они не могут покинуть пространство, созданное ими — их касания, их поцелуи, их мимолетные взгляды.
Они были связаны нитью. Она невидима. Неизвестно, какой длины. Чем дальше отходишь — тем она сильнее натягивается, тем сильнее рвется, тем сильнее чувство паники окутывает их. Загребает в свои объятия, режет нить, что связывает их. И это им не нравится. Эти острые лезвия, которые, кажется, нацелены на них из ни откуда, заставляют ужасаться, бояться, что сейчас острие вонзиться. Повредит нить и они потеряют друг друга.
Нилу кажется, что между ними течет вечность. Она, как песок, сыпется меж пальцами, пробегает меж их губами, смотрит им в спины. Нилу кажется, что, если там, в реальности, его нет с минуты, то здесь он есть с вечность. Он в плену вечного безвременья, и кажется, что целует Эндрю бесконечно. Это нескончаемо, это всегда продолжаемо. Это навсегда.
Он успокаивает Эндрю поцелуем. А Эндрю желанно отвечает, успокаивая Нила. Их тела расслабляются, и вновь возобновляется утерянная страсть, возбуждение, они вновь укрываются эти одеялом желанного. Желание прикоснуться пульсирует под пучками пальцев, пульсирует на губах, пульсирует под кожей. Кости заливаются трещинами и сквозят этим возбуждением, которое, как казнь — полностью парализует тело.
Они двигаются неспокойно, это не тот темп, который был изначально.
Это что-то ловкое и быстрое, но требует внимания, требует сильной-сильной ласки. Касания. Нил задыхается в них, растворяется и млеет. Он больше не ведет. Эндрю. Он ведет. Он руководит им, он направляет поцелуй, направляет касания и направляет Нила. Он углубляет поцелуй все страстнее и ненасытнее. Но Нилу нравится это. Ему нравится, как Эндрю словно переключает в себе какой-то рычаг и полностью отпускать иррациональные чувства в кладезь. Ему нравится, как Эндрю уверено откидывает одеяло куда-то и вовсе на пол, и Нил слышит глухой стук, как тюбик падает на пол вместе с одеялом.
Эндрю заставляет Нила поменяться местами. Теперь Эндрю был тем, кто нависал над Нилом. Он спустил его ниже по кровати, чтобы голова была подальше от стены, чтобы Нил ненароком не ушибся, даже если Зазеркалье сможет быстро избавить его от травм, он не хочет, чтобы Нил почувствовал малейшей боли. Только даруемое Эндрю удовольствие, только его касания, только его поцелуи. Только он.
Нилу нравится, как Эндрю нависает над ним, ему нравится чувствовать крепкую хватку на талии, как Эндрю слишком по-собственнически сжимает его бока, и Нил задыхается от этого в поцелуе. Он почти дрожит, когда его член наливается кровью, чувствуя накатывающее возбуждение. От таких поцелуев он может кончить нетронутым. Потому что это Эндрю. Он вызывает слишком много чувств у Нила. И это должно пугать. Но это заставляет Нила довольно улыбаться в поцелуй Эндрю, когда тот действительно звереет.
Это жестоко и неясно. И Нил замечает это слишком быстро. А Эндрю слишком быстро успокаивается. И вновь становится собой, вновь нежно целует Нила и тот млеет, не придавая значения резким переменам Эндрю. Ведь это Эндрю. Резкие перепады настроения для него рутина, это Эндрю, его обычный Эндрю, в глазах которого плещет калейдоскоп эмоций, и ты никогда не можешь уловить одну единственную. Но Эндрю возвращает над собой контроль, дергаясь над Нилом. Он томно дышит, а после целует Нила в шею, как то делал Нил с ним.
Эндрю извиняется за потерю контроля над собой.
Эндрю сам не понимает, что творится, но возбуждение так сильно пылает в нем, что он просто забывает об этом этот же миг. Он тянется на пол — ищет тюбик, очевидно, смазки, а так же один презерватив. Машет им перед Нилом:
— Для чего он? Ты ведь не забеременеешь. Или в двадцать первом веке мужчины уже могут беременеть? — тянет Эндрю вопросительно, ерзая на бедрах Нила. Тот сглатывает слова, чтобы попытаться их проговорить, но легкие смешки проскакивают у него, и он наконец-то расслабляется, полностью отдаваясь желанию.
— К счастью, нет, но он нужен в целях защиты против каких-то зараз, — сквозь тяжелое дыхание отвечает Нил.
— Детей?
— Болячек. — Эндрю смотрит на то, как Нил закатывает глаза, и ему вновь хочется поцеловать его, поэтому он тянется к губам и шепчет Нилу:
— Если тебе так спокойнее, то хорошо.
Робко целует, а после слазит с бедер Нила, раздвигает аккуратно его ноги, смотря прямо в глаза, чтобы видеть, как зрачки Нила расширяются, а рука слегка прикрывает рот. Эндрю хочется убрать эту руку, чтобы он не загораживала вид на лицо Нила, тот, словно читая мысли Эндрю, тут же закидывает себе ее за голову, и почти слышит, как Эндрю довольно ухмыляется.
Эндрю кажется, что он не руководит собой. Им руководит кое-что другое, что-то, что нашептывает ему, как действовать. Это внутренний голос? Это Нил шепчет ему что делать? Или это сам себе Эндрю шепчет и не осознает это? Он тянется к тюбику и слышит голос. Не понимает, кому он принадлежит. Ники? Нил? Эрик? Он? Кому? Но голос нашептывает изнутри него, говорит схватить Нила за ноги, но Эндрю резко глядит на содрогающегося под ним Нила и хмурится. Он не будет этого делать, он будет делать, как когда-то ему сказал Ники: смазка, один палец, второй и третий, а после — ты.
Скользкое содержимое странно ощущается на пальцах. Оно не имеет температуры. Оно никакое. Приятно слизкое и вязкое. Эндрю внимательно растирает между пальцев, смотрит на Нила, а тот поглядывает на него и дышит. Ему дается это сложно, потому что он желает, чтобы к нему наконец-то прикоснулись, он желает почувствовать Эндрю немедленно. А Эндрю осторожен. Он слышит какой-то голос изнутри, но пытается его заглушить, слушая тихие вздохи Нила.
Он не помнит, когда успел войти в Нила одним пальцем, помнит только как дрожали его ноги под ладонями Эндрю, помнит, как он нашептывал имя Эндрю и просил глубже. У Эндрю перед глазами плывет. То ли от накатившегося удовольствия, то ли от вида Нила, то ли от чего-то другого.
Он смотрит на Нила, видит, как ему хорошо, слышит, как тот просит больше, и Эндрю аккуратно входит вторым пальцем, когда чувствует, как тело Нила напрягается все сильнее и сильнее. Он не может перестать думать о том, что с ним что-то не так. С Эндрю что-то не так.
Он движется от мысли к мысли, от удовольствия к внутренним вопросам. Он чувствует себя странно. Смешано. Он плескается в возбуждении и страсти, в холоде и спешке. В чем-то непонятно, неясном, страшном и странном. Но двигается на поводу у Нила. Тот указывает ему, что делать и как правильно. Трепетно и терпеливо. Он просит Эндрю ускоряться, и Эндрю иногда решает не слушаться его, дразня, замедляясь, давая себе прийти в себя, когда он наконец-то возвращается к Нилу.
Аккуратно целует его коленки, а после толкается в глубже, и что-то происходит. Нил дергается, как от разряда током и Эндрю пугается. Он останавливается, не вынимая пальцев и спрашивает, все ли в порядке, не сделал ли он Нилу больно, а Нил только улыбается и кивает, что все хорошо, трепетно через вдохи объясняет Эндрю, что он попал по простате, и это не плохо, нет, совсем нет, это хорошо. Это приятно. Продолжай, Эндрю, не волнуйся.
Эндрю движется уже увереннее, когда внутри Нила три пальца, и они свободно двигаются, свободно и без проблем задевают простату, и Нил уже не может постоянно дергаться от этого. Ему этого недостаточно, ему нужно больше и больше. Намного-намного больше. Ему нужен Эндрю, целиком и полностью. Нил тяжело дышит, он что-то нашептывает Эндрю, а тот смотрит на него таким взглядом — влюбленным, нежным и слишком заботливым, что Нил не может не потянуться за очередным поцелуем.
А после Эндрю не помнит, как оказался перед Нилом. Они сидят друг напротив друга, и Нил аккуратно открывает презерватив, а после натягивает его на член Эндрю, и тот от тяжести рук Нила и его касаний тяжело сглатывает. Он наблюдает за действиями Нила, аккуратно держа его за талию, а тот сжимает плечи Эндрю, и он понимает, что это то, чего он желал больше всего — быть ближе к Нилу, чтобы их тела сливались воедино, как это сделали их души. И теперь Нил на нем сидит — алые щеки, ничуть не вспотевшее тело, которое мокро лишь внизу, дрожащие конечности и тихий шепот.
— Дрю, — шепчет Нил и почти тает в ладонях Эндрю, — люблю тебя, — шепчет он куда-то в шею, и насаживается на член Эндрю, а тот шумно вдыхает сквозь зубы, не имея возможности ответить. Он пытается дышать, пытается смотреть в глаза Нилу, чтобы найти там заземление, поэтому аккуратно кладет его на кровать, чтобы Нил не сидел на нем в неудобной позе.
Он аккуратен. Он нежен, и он наконец-то видит глаза Нила, в которых отражается Эндрю.
Эндрю льнет к нему, слегка толкается внутрь — спокойно, на пробу, а стенки Нила сжимают его, и он не может сдержать стон, который выдыхает прямо в поцелуй. Губы вибрируют, Нил дрожит.
И Эндрю рвет крышу.
Глаза замыливаются не пойми чем, не пойми как. Голос изнутри него шепчет, шепчет и шепчет. Нашептывает непонятные вещи. И Эндрю наконец-то узнает этот голос. Он не видит ничего перед собой, он не чувствует под своими ладонями Нила, только что-то странное. Он не может понять, где он, кто он. Он лишь слышит голос.
Голос Тильды, которая шепчет ему.
Шепчет вернуться к ней.
И Эндрю охватывает паника. Его руки на чьих-то руках, и он думает, что в Паучьем лесу, он думает, что он держит руки Тильды.
Он сильно сжимает чьи-то руки, сжимает с такой силой, что слышится треск костей и крик.
Эндрю безжалостно раздробил кости Нила.
Нил просыпается.