Пэйринг и персонажи
Метки
Драма
AU
Hurt/Comfort
Ангст
Дарк
Нецензурная лексика
Экшн
Приключения
Счастливый финал
Как ориджинал
Кровь / Травмы
Отклонения от канона
Рейтинг за секс
Тайны / Секреты
ООС
Смерть второстепенных персонажей
Упоминания пыток
Нечеловеческие виды
Юмор
ОЖП
Параллельные миры
Ведьмы / Колдуны
Прошлое
Тяжелое детство
Мистика
Тревожность
Ужасы
Попаданчество
Триллер
Упоминания смертей
Сновидения
Темное фэнтези
Кошмары
Призраки
Смена сущности
Психологический ужас
Вуду
Натан — хороший отец
Куклы
Описание
Нилу с самого начала переезд не приносил удовольствия. Старая лестница скрипела под ногами, а картины, подвешенные на иглах, кричали ему сбежать с проклятых стен. Но вот только... Он до сих пор здесь, окутан кровавыми нитями и гнилыми руками, что тянут на вязкое дно, а перед глазами сверкает Эндрю, к которому он привязан навеки. Они должны вместе преодолеть то, что сотворила ведьма со всеми невинными, привязав их души к куклам, сделав их своими марионетками.
Примечания
МОЙ ТГ КАНАЛ: https://t.me/wivisx
Посвящение
всем, кто читает, всем котикам и вообще вы самые лучшиеヾ(≧▽≦*)o
отдельные крепкие обнимашки бете mariebrill !!!! ❤️
Глава 15. Ложные касания (I)
06 августа 2024, 04:49
Колени легко соприкасаются друг к другу. Их касания почти незаметны. Тело горит от рук. Нил слишком осторожно поглаживает шею Эндрю, а тот не может привыкнуть к ужасному чувству внутри себя. Он думает, что это страшно, что это подло с его стороны — вести все к этому, когда Нил прошел через ужас. Он считает себя слегка виноватым в том, что память Нила была стерта. Что Нил не помнит происходящее в лесу. Но с другой стороны, Эндрю рад. Потому что это значит, что Нил не будет его бояться. Эндрю воссоздаст воспоминания Нилу, благодаря близости, чтобы он помнил это, и окончательно забыл тот ужас, что сочился с Эндрю в лесу. Важно, чтобы Нил даже не догадывался о яростной стороне Эндрю.
Миньярд поступит подло, но приблизит Нила к себе, сделает так, чтобы тот чувствовал себя хорошо, не боялся находиться рядом с ним.
Эндрю накрывает ладонь Нила своей, а вторую, дрожащее и неуверенно, кладет тому на плечо. Нил сейчас не думает о внешнем мире, не думает о семье, о своей тронутой памяти. Он думает об Эндрю, о его руке на его плече, которая почти незаметно сжимается, тянет на себя ткань одежды. Нил и вовсе позабыл обо всех страхах, о том, где они находились. Ему было важно лишь то тепло и спокойствие, которое трепетно исходило от Миньярда. Нил чувствует себя призраком, таким, каковым является Эндрю. Чувствует легкость собственного тела, но внутри тяжело, потому что все тает. Все поддается под дыхание Эндрю.
В реальном мире он не дышал. Но здесь, в Зазеркалье, Нил на губах ощущает его тяжелое и сбитое дыхание. Они оба неопытны, оба не знают, что делать, но оба идут на поводу у чувств. Нил замечает, как сильно Эндрю напряжен. Он чувствует эту напряженную дрожь ладонями, соприкасающимися коленями. Он лишь становится ближе, казалось, ближе невозможно, но он приближается еще больше. Приближается к шее, где виднелась четкая синяя гематома, обвивающая шею как змея. Она почти черная на фоне белесой кожи. Она, казалось бы, отвратительна и страшна. Но Нил видит в этом красоту. Он понимает, что это последствия ужасной жизни, но это доказательство того, что Эндрю справился. Эти гематомы показывают, что Эндрю не сдается никогда, какую боль не приносили бы его действия. Он продолжает пытаться, эти метки показывают его внутреннюю красоту.
Эндрю красив. Нил принимает его красоту и целует ее. Губы прикасаются к коже, а Эндрю сильно морщится, потому что ему страшны иные прикосновения. Он не может привыкнуть к поцелуям Нила. Боится боли, а получает нежное касание губ, которое щекочет шею. Дыхание Нила кажется огнем, а Эндрю, кажется, начинает задыхаться. Нет слов, нет ничего, что можно было сказать. Он молчит громко, тихо дышит и сжимает обеими ладонями плечи Нила, когда тот водит по рукам — от плеч к локтю. Туда-сюда. Слишком невесомо, что почти щекотно.
— Расслабься, ты напряжен, — прямо в шею говорит Нил, и Эндрю судорожно выдыхает, словно снимает с себя покрывало под названием "скованность". Его спина горбатится, не так сильно выгибается, как до этого, и он действительно плывет под касаниями Нила. Ему хорошо, он немного нервничает, он не уверен в своих действиях, правильно ли реагирует, но он чувствует себя хорошо, он чувствует себя правильно под дыханием Нила, под касаниями его губ. Под его нежными поглаживаниями.
Эндрю чувствует себя неимоверно хорошо. Так, как никогда себя не чувствовал, даже тогда, когда проводил время на воле с кузеном. Даже когда солнце сильно опаляло его кожу, когда он просто дышал свежим воздухом. Здесь, с Нилом, он чувствует себя куда лучше. Гематомы не зудят, не тянут и не пульсируют в фантомных воспоминаниях. Они будто, наоборот, затягиваются под касаниями Нила. Словно он их лечит. И это ощущается.
Пальцы Нила скользят по его спине, и Эндрю ощущает, как черные дыры в нем затягиваются. Он чувствует приятное жжение от этого, ему становится легче. Кажется, что дышать действительно становится легче. Ничего не сковывает, не тянет спину и не ограничивает его движения. Спина расслабляется настолько, что Нилу приходится почти удерживать Эндрю в равновесии.
Руками Нил прикасается к талии Эндрю и понимает, насколько тот худой. Кажется, что его можно обвить одной рукой полностью. Эндрю понимает, что Нил замер. Он смотрит на него, а тот думает над тем, можно ли запустить руку под одежду Эндрю. Потрепанная временем пижама на нем под руками ощущалась неприятно, как грязное тряпье. Только сейчас Нил заметил, что верхняя пуговица рубашки была оторвана, он смотрел на шею Эндрю, когда тот немного хмурым взглядом пытался рассмотреть в глазах Нила эмоцию. Но кроме восхищения ничего не мог увидеть. Не мог понять, какие же все-таки чувства испытывает Нил.
Тот смотрит в ответ, тянется к воротнику рубашки, легонько теребит его, а после вторая рука приближается к лицу. Мягко и трепетно прикасается к коже и Эндрю щекой упирается в ладонь, смотря прямо ему в глаза. Глаза Нила кажутся невероятно светящимися в этом тусклом помещении. Эндрю завороженно в них глядит, пока Нил не тянется за очередным поцелуем, на который Эндрю отвечает неумело, но с удовольствием, которое сочится с его немного дрожащих губ. Он очень нервничает. Тело под касаниями Нила неистово подрагивает, но Эндрю понимает, что он этого хочет. Хочет близости с Нилом, но что-то заставляет его бояться. То ли сковывающее чувство внутри, то ли неуверенность. А Нил только сильнее заставляет хотеть этой близости, и Эндрю, расслабляясь в руках Нила, идет на поводу у этого пьянящего ощущения.
Ощущения потребности. Он чувствует, что нужен Нилу, что он ему важен. Нил доверяет Эндрю, доверяет ему до сокровенных тайн, до дрожащих поцелуев. Эндрю пытается научиться принимать это, он позволяет Нилу целовать себя, тем самым показывая, как нужно. А Нил учится читать Эндрю и его чувства. Он ни о чем сейчас не думает, да позабыл он обо всем, отнес в неважную коробку, зациклив все своего внимание лишь на Эндрю и на своих чувствах к нему.
Эндрю неуверенно кладет свои руки на Нила, почти боясь этого прикосновения. Одна рука осторожно ложится на шею, а другая — на щеку. Нил понимает, что Эндрю боится, понимает, что ему страшно, действительно страшно, потому что для Эндрю эти прикосновения — что-то новое. Новое и неизведанное. Не изученные тоннели, по которым Нил прокладывает свет, по которым он за руку водит Эндрю, показывая, что бояться этому парнишке нечего. Здесь безопасно. Здесь, в руках Нила. Здесь, в его нежных поцелуях. Здесь. Здесь, в Зазеркалье, где все время вечности принадлежит только им обоим, где нет никого, кроме их двоих. Лишь их дыхание, лишь их прикосновения.
Нил отстраняется всего на секунду. Лишь для того, чтобы заглянуть в глаза Эндрю и увидеть там яркое-яркое желание. Оно ощутимое. И Нил больше ни о чем не думает, кроме Эндрю. Он смотрит на его белые ресницы, которые подрагивают от накатывающего возбуждения, и шепчет прямо в губы:
— Могу ли я снять с тебя рубашку?
Эндрю проглатывает внутреннее беспокойство, сжимает плечо Нила, потому что не может сказать. Не может вымолвить и слова от того, что чувствует. Он никогда этого не испытывал, подобное вовлекает его в неимоверный диссонанс, поэтому он просто резво кивает. Но эти кивки короткие. Почти незаметные. Если бы Нил не смотрел в его глаза, пылающие согласием и желанием, он бы не смог увидеть то самое мнимое согласие.
Но Нил на секунду останавливается, а после вновь спрашивает:
— В Зазеркалье есть душ? — он слегка отстраняется, склонив голову набок, когда Эндрю хмурится.
— Ванная есть, а зачем тебе?
— Вода есть? Просто перед и после секса нужно мыться.
— Насчет воды не уверен, но я могу попробовать сменить временную петлю здесь, — Эндрю слегка задумывается. Он облизывает губы, все так же пульсируя возбуждением, но аккуратно слезает с постели.
— То бишь сменить временную петлю? — Нил ерзает на кровати, внимательно следя за движениями Эндрю, но тот лишь стоит на месте, все так же продолжая смотреть на Нила глазами, что полны горящего желания.
— Ну, Зазеркалье — пространство без времени. Странное оно, слегка. Сейчас мы в моменте 1921 года, когда я... ну, умер, но не умер, я могу попробовать сменить время на твой год. Тогда Зазеркалье обретет тот вид, который тебе уже знаком, будет вода, вещи твои, — размышляет Эндрю, но его взгляд больше не зациклен на Ниле. Эндрю просто начинает осматривать все вокруг, так, словно минуту назад не желал прильнуть к Нилу всем телом, как какое-то животное под влиянием инстинктов.
— Это ведь твоя комната? Почему в ней нет вещей? — Нил, в отличие от Эндрю, не сводит с него глаз, продолжает наблюдать, смотря за каждым дерганым движением. Если присмотреться, можно было заметить, как Эндрю подрагивал. Мелко. Ломко. Его голова могла резко склоняться вбок. Его тело могло ломиться, а движения неимоверно резкие, как у сломанной куклы. Но в руках Нила такого не было. Эндрю был легок, не менялся в лице, у него было спокойствие. Его движения были нежны и плавны. Словно, забрав из рук Нила, Эндрю сломило.
— А кто сказал, что они у меня были? — Эндрю улыбается. Улыбается так, будто бы гордиться этим, но его лицо тут же хмурится. Озаряется испугом. Он морщится от сильной боли в голове и не понимает, что же происходит. Нил немедленно поднимается с кровати и направляется к Эндрю, потому что он замер на месте с таким выражением лица, которое Нил еще не видел. Он, казалось, видел любую эмоции на лице у Эндрю, его чувства и эмоции — вечный вихрь, вечный шторм. Эндрю был непредсказуем. Он почти падал от этой головной боли. Эндрю хватается за руки Нила, как за какое-то спасение, как за последний шанс. И ему становится лучше.
Эндрю моментально становится лучше, стоит ему прикоснуться к Нилу. Это неправильно. Неправильно. Это невозможно, чтобы касание какого-то человека избавило его от боли. Эндрю не чувствовал боль уже 94 года с тех пор, когда его душа покинула тело. С тех пор он никогда не ощущал такой острой и невыносимой боли, что пробиралась по самые кости. Он чувствовал только эмоции, приятные касания Нила, но не боль. Это заставило его панически осматривать помещение на наличие кого-то постороннего, кто мог бы принести ему вред.
Эндрю всегда осматривал стены, когда ему становилось страшно. Он всегда видел черные руки, что желали утянуть его в стены, которые утянули его брата, которые забирают тело в оковы и больше не отпускают.
— Дрю, смотри мне в глаза, — шепчет Нил, когда Эндрю начинает постоянно судорожно оглядывать стены. — Кроме нас с тобой здесь никого нет.
Тот смотрит ему в глаза, как было велено, и слова Нила отдаются эхом в голове Эндрю.
— У меня такое чувство, что что-то… Что-то не так, — Эндрю не может перестать держаться за Нила. Тот стоит на месте и что-то нашептывает, а Эндрю не слышит. Его мысли ускользают от него. Ускользают от здравого смысла и разума. Ускользают с-под рук. Нил чувствует, как сильно Эндрю его сжимает, кажется, кости вот-вот лопнут. Он почти заикается о том, чтобы Эндрю слегка испустил свою стальную хватку. Эндрю это и делает. Видит, как Нил нервно улыбается и испускает тяжелый вздох. Вздох свободы. Его руки тут же приходят в норму. Нил больше не чувствует боли в руках, но Эндрю… Эндрю отпускает Нила и вновь чувствует тревогу. Но с этой тревогой он обязан справиться.
Самостоятельно.
— Хорошо, что ты чувствуешь? — как можно осторожно спрашивает Нил, но не делает шаг назад. Он не сделает шаг назад, даже если Эндрю может причинить вред. Нил думает о том, что Эндрю делает это случайно. В глазах его ничего, кроме пламенного страха. Он горит. Разгорается по всему телу, и Эндрю хватается за Нила, как за противоядие этому пламени.
— Попустило, пойдем, — Эндрю неожиданно резко расслабляет плечи. Его лицо вновь безразлично. Его тело вновь расслаблено, а пальцы не дрожат. Нил дергается от этой смены. Ему кажется — это неправильно. Это слишком натянуто, это слишком резво и неправдоподобно. В этом и весь Эндрю. Слишком быстр, слишком непредсказуем и слишком непостоянен. Кажется, в кровати, в объятиях и поцелуях был действительно настоящий Эндрю. Он был взбудоражен, возбужден и спокоен, он наслаждался, и это чувство было с ним постоянно. Оно не менялось, не ломалось, а было таким, каким должно быть. Постоянным и настоящим.
Эндрю осматривает Нила, его глаза перестают быть расширенными, как от тревоги, они наполняются спокойствием. Как бы Нила не пугали сильные изменения в глазах Эндрю, как бы они не были пугливо быстрыми и робкими, Нилу нравилось наблюдать за этим. Ему нравилось в сию же секунду улавливать смену эмоций в глазах Эндрю. Но Нилу хотелось чего-то постоянного. Непредсказуемость Эндрю и его действий действительно устрашающая.
И Нил принимает это.
Он принимает вечно меняющиеся взгляды, он принимает резкие, порой больные, касания Эндрю. Он принимает это, потому что понимает, что Эндрю сам не сможет справиться. Не сможет самостоятельно научить их контролировать.
Нил хочет ему помочь.
Поэтому следует прямо за Эндрю, который, чуть ли не выбивая дверь, отворяет ее.
Нил понимает, что он попал в изнанку того дома. Если раньше его спальня находилась в левом крыле дома, то сейчас она находится в правом. Все стоит так привычно, но так отзеркалено. Единственное, что дает ему понять, что он в Зазеркалье — несуществующий мир за окнами. Выглядишь в окошко — а там ничего. Ничего, кроме того самого старого дерева, которое он видел, кажется, не только здесь или там, дома. Он сам посмеивается с того, что начинает звать эти плачущие трещинами стены домом. Порой, он действительно чувствует себя хорошо. Здесь. В Зазеркалье. С Эндрю. И вновь это чувство дома.
Чувство, что он обретает утраченное.
Эндрю лишь робко сбегает по лестнице, переступая одну-две ступеньки, дабы спуститься как можно быстрее. Нил же идет размеренно. Ему нравится, как полы здесь не скрипят. Тишина. Холод не завывает мрачную песнь, за окном не слышно как колышется кресло-качалка на веранде, двери не скрипят от каждого движения, а ступени легко прогибаются под его весом. И он не боится сломать их. Это не реальный мир, где каждое движение пропитано звуками. Здесь словно звуков и вовсе не было. Тишина. Тишина — это всегда страшно. Это всегда неизвестно. Это всегда давящее и ужасно хрупкое. Это невыносимое явление. Но не здесь.
В Зазеркалье было уютно. Дом выглядит так, каким его знал Эндрю, но не знал Нил. Если присмотреться, очутиться в тех временах, в которых был Эндрю, эти стены больше не покажутся уютными. Трещины бы бросались оскалом в глаза, а полы бы захватывали в безмолвную пустоту, откуда нет выхода. Он лишь тяжело испускает воздух с легких, бегло осматриваясь по стенам.
В этом доме когда-то жил Эндрю.
И в этом доме он и умер.
Это вгоняло в сильную дрожь. Само осознание происходящего никак не могло уложиться в голове. Словно Эндрю — обычный мальчик, который пригласил его домой, чтобы они вместе поиграли в приставку. Но Эндрю — призрак. Ему около столетия, в этом доме ведьма творила с ним ужасные вещи, и само понимание этого заставляет его чувствовать тошноту. Эндрю мертв. Нил смотрит в спину Эндрю и понимает.
Понимает, что влюбился в призрака.
Он идет прямо за Эндрю. Это был определенно коридор, ведущий на задний двор. Но какая-то деталь заставила Нила резко остановиться и присмотреться. Напротив хорошо знакомой ему кладовки была дверь. Дверь, которой не было в его версии дома. Прямо напротив кладовки.
Нил напрягает свою память. Разум в тумане ужасно размыт, но это не мешает ему с уверенностью заявить — двери эти он никогда не встречал. Эндрю стоит и даже не обращает никакого внимания на Нила, который замер, рассматривая двери.
— Куда ведут эти двери? — тихо спрашивает Нил, почти неслышно. Будто бы боясь нарушить здешнюю тишину. Эндрю отворяет двери в кладовку, а Нил ждет, пока тот глянет на него. Увидит, куда он указывает.
Эндрю даже не смотрит. Коротко и хладно отвечает:
— В мастерскую Тильды. В твоей версии дома эта комната заклеена обоями, поэтому никто даже не знает о ее существовании.
— Куда мы идем? — Нил быстро утерял интерес к двери в таинственную комнату, его больше привлекло то, куда вел его Эндрю. Он понимает, что Эндрю хочет изменить временную петлю и преобразовать дом в знакомый Нилу вид, чтобы смыть с себя весь накипевший ужас.
— Познакомлю тебя со своим настоящим телом, потому что то, каким ты видишь меня сейчас — искажение души. О, и, кажется, я знаю, как сменить вид дома, — он робко улыбается Нилу и движется быстрыми шагами вниз. В подвал.
Нил хмурится, не понимает, о чем говорит Эндрю, но вспоминая все его слова… Это тоже не помогает, Нил совершенно не может понять, о чем твердит ему Эндрю. Нил следит за тем, как Эндрю исчезает внизу. Он только выглядывает, слегка побаиваясь спускаться вниз, хоть и понимает, что кроме него и Эндрю здесь никого нет. Абсолютно никого. Только они вдвоём. И кромешная тишина. Нил до сих пор поражается тому, что в этом доме видно все. Без освещения, без солнца и луны. Все так хорошо видно, что ему удается рассмотреть.
Они не успевает спуститься вниз, как Нил замечает:
— Здесь так пусто…
Осматривается. Здесь действительно лишь голые стены. Мрака нет. Редкая паутина не вводит в дрожь. С лестницы Нил перестает видеть Эндрю, он продолжает стоять на месте, бегло осматриваясь. Он смотрит на то место, где, как ему запомнилось, у него находилось старое фортепиано.
— Я думал, что фортепиано принадлежало тебе, — говорит Нил и наконец-то спускается вниз к Эндрю. Он все равно не видит того, но отчетливо слышит.
— Нет, на нем играл французский мальчишка, если память меня не подводит, — откуда-то снизу доносится голос Эндрю.
— В этом доме и французы жили?
— Кто тут только не жил. Все умерли.
— Позитивно, — тяжело вздыхает Нил и спускается все ниже и ниже, пока в его глаза не врезается разбитое зеркало, такое же, которое он уже видал у себя. А напротив зеркала висел Эндрю. Но… другой.
Нил замирает на последней ступеньке, смотря на то, как металлические кандалы жестоко обвивают щиколотки и запястья тела. Это тело было больше. Это был Эндрю. Но он казался больше. Казался не таким бледным и измученным. Настоящим. Он был настоящим. Но не живым.
Все, о чем ему говорил Эндрю, о том, что он не мертв, о том, что его тело на привязи, все это сейчас было прямо у него перед глазами. Он не может сдвинуться с места, так и замерев на ступеньке. Он смотрит на тело. Оно не дышит, оно не двигается. Оно, как кукла. И сейчас Нил ощущал себя так же — кукольным. Ненастоящим. Он не моргает. Не двигается. Не дышит. Просто стоит, пока к нему не подходит Эндрю. Тот склонил голову набок, наблюдая за реакцией Нила. А реакция у Нила была никакая. Безмолвная тишина. Ни звуку, ни духу. Нил только смотрит в глаза Эндрю. Слегка напугано, слегка шокировано, когда Эндрю — такой миниатюрный, мрачный и непременно кишащий бурей эмоций — улыбается ему.
Как-то слишком гордо.
— Я ведь говорил, что жив.
Эндрю тянет ладонь к Нилу. Протягивает, приглашает взяться за руки. А тело Нила подрагивает. Подрагивает от неизвестности, от того, что тело Эндрю буквально перед ним. Это не его близнец. Это Эндрю. И Нил поражен, насколько сильно душа Эндрю отличается от его тела. Его душа она сильнее искалечена, она намного бледнее, покрыта огромными черными дырами на спине, и словно вся его душа была соткана из ран. Но тело. Тело имело гематомы. Имело множество маленьких ран, но не таких, которые имела душа Эндрю. Наверняка, душа была искажена. Пытки, которые Тильда воздействовала на сыне, больше отражались на его душе, нежели на теле. Эндрю в отдельности от тела испытывал немало эмоций — душа и от этого искажалась.
Эндрю стоит недалеко от тела, и Нилу видны отличия. Эндрю в жизни был больше. Был крупнее, несмотря на худое телосложение. Был выше, а тело выглядело намного-намного здоровее. Реальнее. Нил и подумать не мог, что Эндрю мог казаться иначе. Быть более реальным. Эндрю всегда был для него словно человеком не из сего мира, но теперь он видит его тело и понимает, что это он. Это Эндрю. Настоящий и действительно живой. Тело живое.
Нил аккуратно ступает по подвалу, чувствуя под ногами неровности холодного бетона. Он неуверенно движется. Его тянет к телу. Это не было мимолетное желание, это не был тот жестокий интерес. Это было притяжение. Притяжение, что тянуло его вперед к телу. Нил смотрит в глаза Эндрю, сжимает его ладонь — такую расслабленную. Она не дрожит. И ему становится спокойно.
— Это действительно ты? Живой? То есть, как я? Живой? — не верящее спрашивает Нил, а глаза его искрятся, он боится, что услышит отрицательный ответ, но Эндрю легонько кивает и отпускает его ладонь, идя к телу. Эндрю живой.
Живой.
Легкая улыбка сама ползет по лицу Нила, и он аккуратно движется к телу Эндрю, чтобы поближе увидеть. Душа Эндрю казалась резкой по сравнению с телом. Но те же гематомы, та же сильная худоба и одежда. И кандалы. Кандалы жестоко обвивают запястья и щиколотки, не давая выбраться из плена.
— Ты можешь вселяться в тело? — смотрит на него Нил, а Эндрю становится к нему и смотрит на себя же.
— Могу, но пытаясь выбраться из кандалов, я выпадаю.
— Что насчет ключа? — размышляет Нил, а после задумывается о кукле Эндрю. Здесь, в Зазеркалье, ее нет. Но внутри куклы определенно что-то было. Нил однажды что-то нащупывал в ней, не успевает он что-то сказать, как Эндрю вздыхает:
— Кукла — ключ, но коим образом… Неважно. Кукла здесь не поможет, — Эндрю моментально мрачнеет. Он хмурится, думая о чем-то, что Нил явно не может уловить. Эндрю лишь поджимает губы, а Нил задумывается, как можно было бы высвободить тело из кандалов.
— Ладно, попробуем что-то другое. У тебя случаем не найдется жидкость такая, вязкая, или на ее подобии?
— Тебе лучше не знать, о чем я подумал, — коротко отвечает Эндрю, пытаясь не смотреть на Нила, который вопросительно выгибал бровь, не понимая, что тот имеет в виду. — То, что тебе нужно, здесь так просто не лежит.
Нил тяжело вздыхает и садится на корточки, рассматривая кандалы. Цепь была короткая, а ноги почти не касались пола из-за того, что тело было закреплено выше за счет кандалов на запястьях. Если присмотреться, можно заметить, что кандалы на ногах не вплотную сидят на ноге. Почти что висят, сильно не сдерживая ноги. Нил тянется к ноге Эндрю, она слегка отдает бледно-синим, что ему становится немного неловко касаться ноги, боясь, что она слишком хрупкая. Что она распадется, если он к ней прикоснется.
— Можешь спокойно касаться, не бойся, не умру, — смотрит на его действия Эндрю.
Он ощущает. Он ощущает, как Нил тянется к ноге его тела. Он чувствует его теплое касание, аккуратное и нежное. Смотрит на свою ногу, думая, что Нил прикасается к ней, а не к телу. И тогда Эндрю становится не по себе. Он чувствует каждое касание к своему телу. Это обжигающе, это ужасно обжигающее и неясное ощущение. Эндрю понимает, понимает, что это Нил, но ему становится страшно от того, чувствует ли он эти прикосновения, когда они посвящены его телу.
Нил касался осторожно. Эндрю чувствовал трепет, чувствовал, как подрагивали руки Нила, как он старался сильно не прикасаться, ведь чувствовал, что Эндрю напряжен. Кандалы с ноги снимались нетрудно, но Нил делал это настолько осторожно, что Эндрю думал, его действия затянуться на года, а то и на столетия, ведь он был до невозможного медлителен, боясь причинить Эндрю вред. Потому что это тело Эндрю. Потому что ему действительно возможно было причинить вред.
Спиной Нил ощущал неясное дуновение от зеркала, что твердо стояло сзади них. Оно ощущалось неясно, знакомо и давящее. Нил чувствовал это. Его спина покрывалась колкими мурашками, сильно будоража тело. Он не дышит и вовсе, хотя понимает, что здесь не на что бояться потери кислорода, он лишь тщательно старается вытянуть ногу Эндрю из кандалов. Он боялся, что пятка не пройдет, тело было до того расслабленно, что кое-как, но снять металлическое кольцо все же получилось.
Эндрю не верящее хмурится, не поверив своим глазам, что у Нила действительно получилось освободить одну его ногу. Он удивленно глядит на то, как металл звенит от свободы, как нога расслабленно повисает над полом, а гематомы на щиколотках отчетливо виднелись вновь и вновь. Нил выдыхает из легких напряженный воздух и оседает на пол, смотря снизу-вверх на Эндрю.
— Одна нога есть, — он натянуто улыбается и видит, как Эндрю от увиденного тянет брови вверх.
— Вот же… Чудак, — тихо шепчет Эндрю, но Нилу слышно. Ему слышно каждое слово Эндрю, каждый его шепот и тяжелый вздох, он чувствует его напряжение, чувствует все.
Кажется, спустя целую вечность, Нилу удалось и вторую ногу освободить. Эндрю смотрел на него все это время, не отходя, не помогая, а лишь наблюдая.
Он сидит. Смотрит на тело и понимает. Понимает, что ему остается освободить только руки Эндрю, и он будет свободный. Эндрю вернет себе тело. Вернет себе жизнь. Это его шанс вернуться к жизни, но на этот раз к другой. Нилу не хочется думать о последствиях, не хочется думать о будущем, ему лишь думается об Эндрю. Эндрю, который не проходит сквозь стены, заглядывая туда, куда не стоило бы. Эндрю, который сладко спит в кровати в горстке одеял и подушек, об Эндрю, который трепетно учиться готовить, как он с удовольствием подкармливает соседских котов и спокойно читает себе книжку в гостиной. Не бегает по разным мирам с желанием вернуть детям давно утерянную жизнь, не жертвует собой, не живет в заточении и в отвержении. Он думает об Эндрю, который счастлив.
Эндрю стоит рядом, глядя на свое тело, а потом аккуратно кладет ладонь на рыжие локоны. Нил подымает голову, сидя на бетоне и смотря снизу вверх. Он замечает, насколько остры очертания подбородка Эндрю. Он видит его острые, как лезвие, скулы, кои стали, кажись, выразительнее, нежели Нил подмечал до этого.
Рука в его волосах легкая. Необыкновенно легкая, но Нилу кажется, что она безумно тяжелая, потому что это выразительное прикосновение, которое он ощущает каждой клеточкой своего тела, которое наполняется теплом жизни, нежели мертвенной смертью. Он смотрит в глаза Эндрю и видит в них надежду. Надежду на жизнь, но стоит Эндрю взглянуть на Нила, как эта надежда меняется на что-то нечитаемое. На некую неясную тревогу или, может быть, приятную нервозность перед чем-то невообразимым.
— Я, кажись, знаю, как сменить временную петлю в Зазеркалье, — говорит Эндрю, не убирая руки с волос Нила. Тот смотрит на него вопросительно, но Эндрю поглядывает на то самое зеркало. Нил догадывается, что это так называемый вход в Зазеркалье.
— Это то зеркало, которое ударило маму?
— Да, она прикоснулась к нему, будучи полностью проникнута мертвой энергетикой. Весь дом, не считая подвала — мертвезна под властью Тильды. Вот почему зеркало было против нее, — ровно говорит Эндрю, вспоминая, как наблюдал за Мэри, стоя по эту сторону зеркала. Или по ту сторону подвала. Он уже и не помнит, с какой стороны наблюдал за женщиной, он лишь помнит испуганные глаза Нила. Его внутреннюю тревогу и свои собственные надежды на то, что Нил — тот самый шанс, вновь дарованный ему судьбой.
— Это ты маму тогда запер в подвале? — резко вспоминает Нил.
— А ты злопамятный, — замечает Эндрю и легонько теребит кудри Нила, тот выглядит наигранно недовольным, чтобы заставить Эндрю почувствовать укол стыда, но Эндрю лишь весело хмыкает, и его рука плавно исчезает из ловушки рыжих локонов.
Эндрю смотрит на зеркало, слегка склонив голову набок. Нил заметил, что каждый раз, когда Эндрю о чем-то думает или глубоко задумывается о чем-то, он обычно склоняет голову набок, как заинтересовавшийся щенок. Нил продолжает сидеть на полу, спиной к зеркалу и Эндрю, и лицом к его телу, которое продолжает безжизненно висеть на кандалах. Нил начинает волноваться за запястья Эндрю, поэтому спрашивает:
— Как сменить время?
— Очевидно, тебе придется выйти и зайти, — спокойно говорит Эндрю, задумчиво глядя на зеркало, оно не отображает его, нет, оно отображает подвал, не их подвал, а тот, который за границами Зазеркалья, тот, который реальный, что в 2015 году. В году Нила, а не Эндрю. Но понять это достаточно тяжело, ведь зеркало сильно разбито, поэтому Нил не догадывается о том, что же оно отражает.
— Выйти и зайти? — переспрашивает Нил.
— Выйти и зайти, — твердо кивает Эндрю, после чего Нил наконец-то поднимается из под ног тела Эндрю и становится около него самого, выпрямляя спину, расслабляя плечи.
— Почему тогда время не меняется, когда выходишь-заходишь ты?
— Потому что я захожу в Зазеркалье либо через твое сознание и сны, либо через Паучий лес. Было только два раза, когда я воспользовался этим зеркалом, но ничего не менялось. Возможно это из-за того, что мое тело принадлежит тысяча девятьсот какому-то там году, а твое принадлежит… Я забыл, какой у тебя год.
— Ты сказал, что заходишь сюда через мое сознание и сны? — замечает Нил, пропуская большую часть слов Эндрю, которые проскальзывают мимо него. Эндрю выгибает бровь и улыбается Нилу слегка по-зверски, слегка странно и безумно.
— Ну, мне же нужно как-то вытягивать тебя из механического сна Тильды. Если сон воспроизводит твое сознание, я могу только наблюдать за ним, но если сон вызван кем-то потусторонним — то я могу врываться в этот сон. Потому что он механический, потому что твой разум открыт и захвачен призраками, потому мне было очень легко ворваться в него и вытащить тебя из любого механического сна, воспроизведенным Тильдой. И кстати, именно призраки вызывают лунатизм, контролируя разум человека, поэтому лунатиков будить нельзя, потому что призрак может остаться в разуме лунатика, что воспроизведет до фатальных последствий, нужно дождаться, пока человек сам проснётся, блокируя призраку разум.
— Иногда ты так быстро меняешь темы, что у меня начинает дымиться голова, — Нил слегка непонятно глядит на абсолютно довольное улыбающееся лицо Эндрю. А сам корчит удивленное, потому что он почти ничего не понимает. Эндрю настолько быстро и резко меняет темы, как собственное настроение, что это слегка заставляет Нила потеряться. Его мозг не успевает даже обрывки информации уловить, что уж говорить про усвоение.
Эндрю бросает короткий взгляд на волосы Нила и пожимает плечами, резво избавляясь от улыбки.
— Ты чудак, голова в порядке.
— После твоих речей абсолютно нет, — Нил как-то несильно улыбается, тяжело вздыхая, он смотрит на зеркало, а потом снова на Эндрю. Эндрю смотрит в ответ на Нила, но иногда его взгляд падает ниже глаз того. Нил догадывается, что Эндрю смотрит на его губы, и это заставляет его чувствовать то самое тянущееся желание, это заставляет его вспомнить слова Эндрю, их поцелуи и касания, что Нилу становится слегка неловко от такого. Он небрежно облизывает свои губы, потому что они явно пересохли от желания вновь поцеловать Нила. Нил начинает думать, что Эндрю осквернил его своей темной призрачной магией, заставив влюбиться с первого взгляда. Кольцо его на другом пальце, поэтому метка на свободе. Он вновь ощущает ее пульсацию. Ужасную до невозможности, но одновременно и приятную, потому что она указывает на то, что Эндрю рядом, что он здесь, и что он тоже что-то чувствует.
— Ты боишься чего-то? — неожиданно спрашивает Эндрю. Он приближается к лицу Нила настолько близко, что Нил вновь мысленно оказывается там, в спальне, где нежно целовал Эндрю. Нил настолько незаметно кивает в отрицании, что, не будь Эндрю так близко к его лицу, ни за что не заметил бы то, как голова Нила движется.
— Мне кажется, что я хочу тебя поцеловать, — тихо шепчет Нил, будто бы здесь, кроме них двоих, есть множество подглядывающих глаз и навостренных ушей. Но Нилу нужно сказать это тихо, потому что ему слегка неловко говорить о таком. Это непривычно. Это в новинку. Он никогда не хотел никого целовать, как сейчас желает поцеловать Эндрю. Тот смотрит прямо в глаза Нила, смотрит вопросительно, не выгибая брови, его уголки губ слегка тянутся в улыбке, когда Эндрю медленно протягивает:
— Кажется?
Его взгляд необычно хищный. Нилу рвет голову от того, насколько же Эндрю разный. Он может быть застенчивым мальчишкой, который никогда даже не слышал о таких словах, как член, имея его между ног, он может быть ужасно молчаливым и мрачным, может быть спокойным. Его лицо может выражать слишком много эмоций, может выражать ярко только одну, а может быть и вовсе неживым. Ужасно пустым и расслабленным. А сейчас…
Сейчас Эндрю выглядит так, словно весь мир в его ладонях. Возможно, под фразой «весь мир в его ладонях» имеется как раз-таки Нил, потому что именно он является для Эндрю тем, кто ведет его в мир, тем, кто является им. И Эндрю смотрит слишком уверенно и слегка дразнящее, делая ужасный акцент на этом «кажется». Нил заметно фыркает, обретая такой же дразнящий вид, потакая Эндрю.
— О, нет, я точно уверен, что я хочу тебя поцеловать, — Нил склоняет голову в манере Эндрю и смотрит на его губы, но не движется. Он ждет, когда шаг сделает именно Эндрю. Потому что Эндрю до ужаса выглядит самоуверенным, будет ли он таким же, когда Нил будет выжидать от него инициативы? Когда будет вести именно Эндрю. Уверенно вести. Нил знает, что Эндрю пытался запомнить его действия тогда в спальне, пусть полученный опыт теперь испытает.
Эндрю видит это озорство в глазах Нила и, конечно же, тянется к нему. Он кладет руку на щеку, как это делал Нил по отношению к нему, и не так уже уверено целует Нила. Этот поцелуй настолько легок, что действительно ощущается призрачным. Эндрю пробует действовать увереннее, напористее. Он не думает, куда деть другую руку — она сама ложится на плечо Нила, туда, где находится отчетливый шрам от утюга. Нил отвечает на поцелуй тем же тембром, под которым его целует Эндрю. И это кажется таким бесконечным, что ощущается, как одна секунда. Эндрю отстраняется от Нила, и тот замечает, как Эндрю наливается той самой неловкостью, которая была в клетке, пока Эндрю строил из себя саму самоуверенность. Нил удовлетворенно облизывает губы, не ощущая никакого вкуса, и это действие заставляет Эндрю слегка поджать собственные губы в смущении. Что ж, у него получилось поцеловать Нила и сделать это хорошо. Безумно хорошо.
Но Нил смотрит на него таким любовным взглядом, что Эндрю моментально закатывает глаза и подталкивает Нила к выходу, чтобы тот меньше смущал Эндрю своими взглядами. Нил вновь фыркает, как какой-то лис, забавляясь вечной резкой смены настроения призрака.
— Итак, выйти-зайти, — шепчет про себя Нил, двигаясь к зеркалу. Он неуверенно тянет указательный палец к стеклу, потому что его слегка подергивает от воспоминания того, как сильно зеркало ударило током его мать. Он побаивается так же быть пронзаемым этим ударом. Он тянет ладонь настолько осторожно и медленно, что Эндрю успевает в уме пронести все события, которые произошли в Зазеркалье за то несуществующее время.
Нил касается стекла и заметно расслабляется, когда удар не пронзает его тело, а наоборот, его пальцы проходят сквозь твердое стекло, сначала ощущая некую жидкую мягкость, что не оставляет мокроты, а потом он чувствует какую-то легкость. Его пальцы слегка обдувает иная температура, и он морщится от того заметного холода, что режет кожу.
Его рука полностью проходит сквозь зеркало, когда Эндрю смотрит по сторонам, и замечает, как обстановка вокруг него полностью начала меняться. Коробки, разные предметы мебели, множество вещей и грязи начали неимоверно быстро возникать из ниоткуда. Он моргает, думая, что его догадки были верны, и единственное, как можно было изменить год в Зазеркалье — пустить носителя этого года. Эндрю носитель 1921 года, Нил — 2015. Эта разница кажется заметной, когда Эндрю абсолютно не понимает, что это такое «телевизор», как гласит какая-то коробка, что оказалась прямо у его ног, а на коробке — большой тонкой и прямоугольной — нарисован прямоугольник. Эндрю не понимает, почему эта геометрическая фигура называется «телевизором», а не прямоугольником.
Нил вновь оказывается в Зазеркалье, чуть ли не сбивая с ног Эндрю. Тот удивленно оглядывает подвал, когда замечает тело Эндрю за горой коробок, пока сам Эндрю подозрительно оглядывает коробку с названием «телевизор».
— Получилось, — выдыхает Нил, переставая чувствовать ужасно разъедающий кожу холод. Он смотрит на то, как Эндрю с какой-то враждебностью поглядывает на коробку. — Что такое, Дрю? — тихо спрашивает он, подходя со спины, глядя из-за плеча на то, на что смотрит так пристально Эндрю. Тот сразу обращает внимание на него, слегка прикасаясь щекой к щеке Нила, настолько близко они были около друг друга.
— Почему этот прямоугольник называется «телевизор», это новое название прямоугольника? — глупо на него поглядывает Эндрю, что заставляет Нила заметно улыбнуться. Нил вспоминает, что в те времена телевизоры уже были, но Эндрю явно не знал о его существовании, что внутреннее наводит на тоску, потому что понимание, в каких жутких условиях жил Эндрю, разъедает его изнутри, а он продолжает улыбаться тому.
— Когда ты смотришь в зеркало, оно в точности показывает все твои движения, то же самое с телевизором, этот… как запоминающееся зеркало, которое может оживлять картинку со звуком и показывать момент. Ты ведь знаешь, что такое фотоаппарат и как он отображает секунду, так в наше время подобные фотоаппараты могут запечатлеть чуть ли не всю нашу жизнь и показать в движении картинку, словно она оживает. Как актеры на сцене играют, повторяя тот же сценарий, так телевизор может показывать… — он не успевает договорить, как Эндрю жмурится, говоря:
— Я ничего не понял.
Нил резко замолкает и закрывает рот, а после говорит:
— Если освободим твое тело сейчас, то надеюсь, в будущем я тебе покажу, что такое телевизор.
Эндрю странно косится на него. Он явно пытается вспомнить, видел ли что-то подозрительное в доме, что могло бы подходить под описания Нила, но из-за того, что он понял ровным счетом ничегошеньки — тяжело и вовсе понять, какой же вид, в самом деле, имеет этот телевизор. Это определенно был какой-то странный подозрительный прямоугольник. Эндрю продолжает коситься на коробку, когда слышит какие-то звуки. Он смотрит в ту сторону и видит, как Нил выгребает большинство вещей, отодвигая их по каким-то закоулкам. Нил что-то искал, думает Эндрю, но так и не придвинулся к нему. Остается на месте.
Нил хмурится, замирает на мгновенье и осматривает все, что было у него под ногами. В основном это был хлам. И он даже не принадлежал Веснински, он просто был. Не былой той пыли и паутины, что были за той стороной Зазеркалья. Эти старые вещи просто были. Некоторые были покрыты простынями, некоторые просто валялись под ногами. Нил осматривает слишком тщательно все вокруг, когда его хмурое лицо расслабляется, и Эндрю смотрит на то, как Нил движет какой-то ящик, то ли старый чемодан к телу Эндрю. Ящик довольно тяжелый, что видно на глаз, но Нилу не доставляет проблем его протянуть. Ноги Эндрю упираются в крышку чемодана, крепко и стойко становясь на нее.
У Эндрю чешется язык, поэтому он спрашивает:
— Что в чемодане?
— Лучше этого не знать, — легко отвечает Нил и смотрит на тело. Он смог избавиться от той проблемы, что тело повисало только благодаря запястьям. Нил смотрит на кандалы и закусывает губу. — Чтобы избавиться от кандалов на руках, придется сломать тебе большие пальцы. Я не хочу и не могу этого сделать, — Нил выглядит подавленным, он смотрит на Эндрю весьма грустно, потому что ему не хватает мыслей, чтобы понять, каким безопасным образом можно снять кандалы. Если на ногах они болтались, и не было проблем в том, чтобы их снять, то кандалы на запястьях снять будет сложно без повреждений.
— Тогда это сделаю я! — Эндрю задорно улыбается и движется к собственному телу, когда Нил дергается, чтобы его остановить и как-то запротестовать, но Эндрю уже в теле. Он хмурится, двигает ногами и понимает, что может стоять, упираясь в чемодан. Он дергает кандалы, и те выдают характерный звук цепей, когда Нил засматривается на Эндрю, тот недовольно глядит на свою руку и говорит: — Ладно, мне нужна помощь.
Нил тут же приходит в себя.
— Ты ведь можешь сломать палец.
— Плевать, в Зазеркалье нет времени, поэтому раны могут затянуться моментально, посмотри на мои ноги, — Эндрю кивает вниз, и Нил замечает, что ясные и темные гематомы на щиколотках исчезали так быстро и незаметно, что он поражено начал тереть глаза, сомневаясь, не показалось ли ему. Не показалось. Это было действительно так. Раны быстро затягивались, а они приобретали живой оттенок кожи. — Просто помоги мне снять эти кандалы.
Нил подходит ближе к Эндрю. Уже не просто к телу, а именно к Эндрю. Живому и настоящему. Он как его ровесник. Казалось бы, обычный парнишка из университета, которого Нил по ощущениям знал всю жизнь. Эндрю смотрит на Нила, а в глазах эмоции плещут ярче. Они заметны, видны, и Эндрю не такой дерганый, коим казался все это время. Он спокоен, он настоящий и живой. А еще, Нилу кажется, что он слышит его сердцебиение. Это настолько застает его врасплох, что он считает это чем-то волшебным, когда сердце Эндрю стучит. Он отвлекается, и это заметно. Эндрю дергает кандалы, заставляя Нила вернуться к нему, обратить внимание и начать действовать.
Но он колеблется. Эндрю начинает чувствовать подбирающуюся к нему скуку, когда Нил колеблется. Ему остается только напрячься, чтобы помочь Эндрю снять этот металлический браслет. Он действительно боится повредить Эндрю руку, но слова, сказанные им, предают немного уверенностью, отгоняя страх. Ему не стоит думать о худшем, ему стоит думать только о том, что это шанс Эндрю стать свободным и живым.
Нил до сих пор не верит в том, что Эндрю перед ним — не призрак. Не сон и не человек на картине. Он такой же, как он. Живой. Нил жмурится и, аккуратно прикоснувшись к руке Эндрю, тянет ее вниз, а другой рукой тянет вверх кандалы. Он слышит сильный хруст костей и пугается. Пугается настолько, что резко открывает глаза и отскакивает от Эндрю. Тот смотрит на свою почти что безжизненную ладонь и сильно потряхивает ею, хмурясь от несильно хороших ощущений, когда заметная гематома сходит с его руки, оставляя после себя здоровый след. Эндрю уже не нужна помощь Нила. Тот выглядит пораженным, удивленным и напуганным. Его глаза широко раскрыты, как и рот. Брови хмурят его выражение лица, и он не моргает, потому что он в явном шоке. Пока Нил стоит, смотря на Эндрю, тот помогает себе свободной рукой, и снова Нил слышит этот хруст ломающихся костей. Это заставляет его сильно морщиться. Он не привык слышать эти звуки. Они пугают.
Эндрю молчаливо освобождает свою руку так, словно он снимает с себя обыкновенное украшение и даже не задумывается о том, что он, черт возьми, сломал себе большие пальцы. На обеих руках. Он освобождается и, от непривычки и резкого бессилия, падает прямо в руки Нила. Тот до сих пор поражен происходящим, но тут же реагирует и ловит падающего Эндрю.
— Сто лет на ногах не стоял, — заверяет Эндрю, крепко держась за предплечья Нила. Он осматривает свое тело, шевелит пальцами и пытается дышать. И он чувствует себя хорошо. Слегка слабым. Но все раны, гематомы и боли сходят с его тела, словно смываются под душем.
— Господи, черт возьми, — шепчет Нил, осматривая Эндрю с ног до головы. Этот Эндрю, живой Эндрю, выше, крупнее и он действительно ощущается человеком. Его прикосновения настолько отличаются от былых, что это заставляет сердце Нила ломать реберную клетку от подобного. Он чувствует жар, подступающий жар от того, насколько иначе выглядит Эндрю. Здоровым, живым и, кажется, он тепленький. Не отдает мертвым холодом и действительно. Эндрю живой человек! Это… Это действительно Эндрю, а не его оболочка.
— По-моему это слегка противоречиво, — смотрит Эндрю, облизывая свои сухие губы.
— Ты живой! — поражено моргает Нил.
— А до этого был мертв?
— Да. Точнее, нет, точнее да. Точнее… Ты был вне своего тела, а сейчас ты… Живой.
Эндрю отпускает руки Нила, и тому ужасно не хватает его прикосновений. Эндрю кажется иным, в его глазах тут же появляется яркое-яркое любопытство и он хватает Нила за руку, выводя подальше из подвала.
— Пойдем посмотрим, полностью ли изменился дом, — тянет его Эндрю по ступеням, и Нил не успевает среагировать, потому что он слишком отвлечен на касания Эндрю. Они ощущаются настолько иначе, что Нил не может совладать с собой. Эти касания не те призрачные, которые фантомно ощущались живыми, нет, вот эти касания — как Эндрю крепко держит его за руку — это то, что действительно является настоящим. И эта человеческая хватка, не призрачная, заставляет его неосознанно улыбаться. Он чувствует некое счастье, когда Эндрю вот так держит его за руку, словно он был рожден для того, чтобы держать Нила за руку и тянуть на себя.
Тяжело было подыматься по ступеням, когда ноги казались ватными. Стоять было Эндрю слегка тяжело — ноги были столь бессильны и постоянно подрагивали, что он желал упасть на пол и не вставать. Нил же оглядывается по сторонам, сильнее сжимая ладонь Эндрю. Он видит ту самую дверную ручку из латуни, не видит тех дверей — они закрыты обоями, но Нил уверен, что они там есть. Только он не знает, что там, и стоит ли открывать эти двери.
У его ног так же те коробки, в которые он складировал все старые картины, что висели у него в комнате и вдоль лестницы, закрывая трещины, но сейчас эти коробки были пусты. А Нилу было все равно, он знал, что картины вернулись на свои места. Он знает и видит это, когда они покидают и подвал, и кладовку, выходя в коридор. Нил хмурится, и у него болит голова. Эта боль нарастающая. Он, кажется, что-то вспоминает, как вернулся домой с ужина с Уокерами, Он помнит, как заходит в комнату и ложится на кровать.
Нил замирает на месте, здесь, посреди коридора, когда рука Эндрю его отпускает. В его голову врезаются многочисленные отрывки воспоминаний, но он видит все расплывчато, не успевает никак схватить собственные мысли, когда Эндрю кладет свою ладонь ему на щеку и слегка похлопывает, чтобы тот пришел в себя. Эндрю кратко, почти незаметно вновь целует его. Это по-детски. Это невинный поцелуй, который отвлекает Нила, и головные боли резко прекращаются, словно их и не было. Нил и вовсе забывает о том, что только что произошло. Он видит только, как Эндрю облизывает губы и под нос говорит сам себе, что ему стоило бы почистить зубы и вымыть с себя всю грязь его прошлой жизни двадцатых годов. Нил только выдыхает головной дискомфорт, когда говорит:
— Голоден?
— Я не чувствую голода, — говорит Эндрю. И это так. В Зазеркалье ты не чувствуешь обычных человеческих потребностей, а твое тело исцеляется само по себе. Как бы это не звучало странно. Ужасная худоба Эндрю невообразимым образом начала исчезать. Нил начал замечать, что нездорово тонкие руки начали походить на весьма здоровые. Тело Эндрю вернулось в нормальный вес, и теперь перед Нилом не маленький худощавый и измученный ранами призрак, перед ним обычный здоровый человек, просто одет в потрепанную и грязную пижаму.
— Хорошо, тогда как насчет того, чтобы искупаться и сменить одежду? — спрашивает Нил и теребит волосы Эндрю, как это делал он.
Эндрю только кивает, желая поскорее избавиться от чувства грязи на своей коже.
Они движутся наверх, и Нил, осматриваясь по сторонам, замечает, что в доме не абы какая тишина. Ему нравится эта тишина. У его семьи тишина в доме редкость, иногда он даже чувствует себя некомфортно, когда тишина поглощает его. Но здесь уютно и хорошо. Здесь они одни, никто за ними не подсмотрит, никто не потревожит и у них есть столько времени, сколько им захочется иметь.
Второй этаж был точно такой же, который принадлежал времени Нилу, обыкновенный коридор, три спальни и ванная. Все, как было подобающее дому, в который он заехал. Это не та версия, которая принадлежала Эндрю. Нилу почти приходится привыкать к измененному виду дома, потому что он неосознанно свыкся с изначальным, который принадлежал Эндрю.
Они заходят в ванную комнату, все так же держась за руки, пока Эндрю не отпускает его и движется к стиральной машинке, любезно на нее запрыгивая.
Облюбовал.
Нил смотрит на эту ванную, и она не отличается ни чем от той, в которой он находился до похода в церковь. Единственное отличие — свет. В Зазеркалье не было света, не было тьмы и тени, здесь не было ничего подобного, но при этом все было видно. Не темно, не светло. Видно. Просто видно. Он смотрит в зеркало напротив дверей, в которое смотрел недавно, где видел свое отражение, а сейчас он не видит его. Он видит просто что-то темное. Там явно было помещение, но не было людей. Нил жмурится, пытаясь разобрать, что там, а Эндрю просто наблюдает за ним, удобно устраиваясь на своем излюбленном месте.
Отражение в зеркале темное-темное, когда он приближается, то в зеркале резко светлеет, и он видит Люси. Она забегает в ванную и стоит прямо напротив Нила. Он не понимает, что происходит и тянет свою ладонь к сестренке. Эндрю останавливает его, резко подает голос:
— Не притрагивайся к зеркалу, если не хочешь вывалиться из Зазеркалья, — Эндрю ловко спрыгивает с машинки, подходя к Нилу почти вплотную. Он хватает того за ремень брюк, оттягивая от зеркала, где в отражении Люси тщательно вымывала свои ладошки. Нил смотрит на Эндрю, но стоит ему заметить движение в зеркале, как его глаза расширяются.
— Это… ты? — Нил смотрит в зеркало и не может перестать глядеть на то, как Люси спокойно общается с тем, кто находится позади нее. Этот кто-то позади Люси был необычайно сильно схож на Эндрю, что Нил неверяще начал поглядывать со стороны в сторону. То на Эндрю рядом, то на Эндрю в зеркале. Но что-то все-таки было не так. Люси улыбалась, глядя в зеркало, где явно общалась с отражением этого Эндрю, но Эндрю рядом с Нилом забавно фыркает и тянет:
— Видимо мой брат облюбовал твою сестренку, — Эндрю безразлично поглядывает на своего близнеца и довольно машет ему, приветствуя, ведь знает, что тот видит все. Аарон смотрит в зеркало, а не на Люси, и хмурится, потому что его взгляд встречается с взглядом Эндрю. Аарон выглядел ошарашено, даже напугано и, кажется, виновато. От нежного взгляда, которым он одаривал Люси, не осталось и следа, а лишь легкий испуг и неверие. Аарон быстро исчезает, а Люси зовет его, оглядывается и не понимает, куда он делся. Нил не слышит ничего, но он видит по мимике губ сестры, что он зовет этого кого-то. Этот кто-то был Аарон, и Нилу хватило воспоминаний, чтобы понять это.
— То бишь облюбовал? Какого черта, ей пять лет! — Нил косится в зеркало, где видит вновь ту темноту, и он уже тянется к ней. Почти бросается.
— Тих-тих-тих, — тянет его за рубашку Эндрю, а после нежно хватает подбородок и заставляет Нила смотреть только на себя. Нил выглядит взволнованным, он гневно дышит и недовольно сжимает губы. Эндрю это ужасно не нравится, и он начинает пальцами тянуть Нилу улыбку, пытаясь вернуть на место его спокойствие. — Улыбка тебе больше к лицу, и не волнуйся ты так. Ты можешь пробыть в Зазеркалье сто лет по реальным меркам, а вернуться в реальность, узнав, что пробыл здесь всего-то две минуты, а можешь пробыть здесь две минуты, и узнать, что в реальности тебя не было, скажем, сто лет. Так что, вполне вероятно, что то, что ты узрел — будущее, и тебе будет легко его предотвратить. Но Аарон уже прилип к твоей сестренке, как я к тебе, так что будь очень осторожен и не спускай с нее глаз. А теперь не забивай себе голову дерьмом и просто поцелуй меня.
Нил тяжело выдыхает свое напряжение и отталкивается от зеркала.
Он приближается к лицу Эндрю и шепчет:
— Зубы почисть, и давай помоем тебя, снимем с тебя эту пижаму и я дам тебе что-то из своих вещей.
Эндрю демонстративно закатывает глаза, как будто бы что-то вспоминая.
— У тебя одежда выглядит как мешок из под картошки.
— У вас, стариков, это в заводских настройках? — Нил недовольно хмурится на него, вспоминая, как отец успел перекреститься, закатить глаза и назвать одежду Нила мешком из под картошки несколько раз на кассе, когда они покупали Нилу его новые толстовки. Натан предлагал Нилу купить нормальные вещи, которые были в моде (а именно — ужасные футболки в обтяжку с такими же ужасными джинсами в обтяжку).
— Я не старик, мне двадцать, — щурит глаза Эндрю.
— Тебе напомнить, в каком году ты родился, а какой сейчас год? Если так посчитать, что твоя «смерть» была в 1921, ты утверждаешь, что тебе двадцать, значит, ты родился в 1901 году, а сейчас, на секундочку, 2015, это получается, что ты еще тот старикашка, которому… — Нил на секунду задумывается, проводя расчеты у себя в голове, — 114 лет. — Нил поражено моргает, и оценивающим взглядом осматривает Эндрю. — А ты ничего такой, отлично сохранился, не поделишься лайфхаком?
Эндрю щипает его за бок.
— Говори по-людски, я в душе не чаю, что такое твой этот лифак.
— Лифак — это панамки на женские сиськи, а лайфхак — это способ упростить какую-то задачу или найти эффективный способ для ее решения? Наверное, не помню, — Нил лишь пожимает плечами, пока Эндрю на него смотрит таким взглядом, будто бы он ученый, который изучает его как какого-то инопланетянина.
— Видимо мне скоро понадобится словарь слов двадцать первого века.
— Старик, — тянет Нил, дразнясь. Он аккуратно поддевает пуговицы пижамной рубашки Эндрю и аккуратно, чтобы не сорвать шаткие пуговицы, расстегивает ее.
— Я не старик, — чуть ли не шипит Эндрю, но Нил лишь легонько кивает и продолжает аккуратно касаться пуговиц, а Эндрю продолжает, вовсе не обращая внимания на то, что его раздевают: — Сначала ты меня мертвым называл, а теперь стариком? — Эндрю глядит прямо в глаза Нила. Тот успокоился, позабыв об Аароне, который ошивается рядом с его сестрой. Нил вновь нацелил все свое внимание на Эндрю, очень аккуратно, расстегивая рубашку. Нил не отвечает на вопрос, продолжая смотреть куда-то Эндрю в грудь.
Эндрю же не сводит своего взгляда с глаз Нила. Тот улыбается одними лишь глазами и уголками губ, пока Эндрю не замечает, как тот облизывает свои губы. Нил смотрел на оголенные ключицы Эндрю. Те остро выпирали, а Нил не мог отвести своих глаз от этих ключиц. Он засмотрелся на оголенную кожу Эндрю, засмотрелся настолько, что не видит, как Эндрю на него смотрит. Заинтересованно. Спокойно и слишком любовно, словно нашелся тихий и мирный уголок в глазах Нила. Отдельный мир, в котором он может спрятаться, если того пожелает. Нил обязательно откроет ему двери.
— Могу ли я снять с вас рубашку, господин? Или вы застенчивы? — Нил прикоснулся к последней пуговице, но не стал снимать рубашку, оставляя лишь видную полоску кожи. Эндрю косится на него, выгнув бровь. Он моргает. Не выглядит злым. Не выглядит недовольным. Он просто смотрит на Нила. В глазах плескается как всегда буря эмоций, но лицо выражает лишь вопрос.
— Могу ли я попросить Вас, сударь, больше так не молвить? Вам подобное не к лицу.
Нил улыбается, и это действительно ему к лицу. Эндрю заворожено глядит на эту улыбку, как зачарован, но не тянется целовать ее, расцеловывать, как бы ему хотелось, потому что он стоит, смотря на Нила, желая насладиться этой улыбкой больше. Запомнить ее. Запечатлеть в своей памяти на долгие года, потому что никогда не знаешь, что может случиться. Но глаза и улыбку Нила Эндрю уже никогда не забудет. Не в этой жизни, не в иной.
Эндрю тычет его в грудь. Нил только что и делает, что улыбается и указывает на тумбочку под раковиной.
— Возьмешь новую зубную щетку и почистишь зубы, я пойду одежду чистую принесу.