Искусство Суперсолдата

Один. Донна сжала грушу. Первые пять минут в магнитно-резонансном томографе были пройдены. Она глубоко втянула воздух в легкие, отмечая, что порядком боялась тесных пространств — особенно тех, что пахли слабо разбавленным раствором фенола, отдаленно напоминающим больничную вонь лаборатории ГИДРы. Рентгеновская трубка тихо жужжала, вращаясь внутри механизма, кожаная обивка подголовника окутывала шею колющим холодком, а белые стены блока отбрасывали еле слышимое эхо дыхания. Два. Длинный выдох. Донна не помнила, когда в последний раз проходила МРТ, но разум четко хранил правило: не двигаться. Не мудрено, что ее тело, бездыханное и бессознательное, после миссий помещали на выдвижной стол, а Зола пощечинами пришпоривал фразу «лежи смирно!» И она подчинялась. По-другому быть не могло, ведь с куклами не обращаются по-человечески. Три. Махина постепенно перестала гудеть, и со звуком затворного скоба кушетка медленно высунулась наружу. Донна с облегчением выдохнула, ожидая инструкций от доктора. — Все хорошо, можете подниматься, — послышался шероховатый голос Мойры через динамик. Донна поправила подпрыгнувшую белую майку и, оттолкнувшись локтями от стола, опустила ноги в бамбуковые тапочки. Кабинет резонансного сканирования пусть и вводил в неприятные воспоминания, но все же был мало похож на традиционные помещения подобно типа. К потолку были прикреплены галогенные лампы с теплым свечением, а об окончании процедуры на японском оповещал бодрый женский голос. Донна встала с кушетки и двинулась к массивной двери с табличкой «запрещено для лиц с кардиостимуляторами и металлическими имплантами». Она усмехнулась. Донна вошла в смежный, слегка темный из-за приглушенного света, кабинет, где за белым столом сидела доктор, выжидательно держа руку над квадратным медицинским принтером. Тот выплевывал по десять сантиметров рентгеновской пленки в секунду, и спустя некоторое время Мойра держала уже несколько снимков МРТ. Она прикрепила их к экранам негатоскопа и, скрестив руки, повернулась к Донне. — Могу вас обрадовать: сыворотка делает свое дело, и вы абсолютно здоровы. Даже очень, — живо произнесла доктор и указала на изображение снизу. — Здесь можно заметить усиленную васкуляризацию — проще говоря, у вас плотные кровяные сосуды, что улучшает доставку кислорода и питательных веществ к клеткам, способствуя быстрой регенерации. У вас была какая-нибудь травма недавно? — Сломанное ребро, — дернула уголком Донна, усаживаясь на стул. — Восстановилось на утро после повреждения. — Какой кошмар! Вам повезло, что кости тоже плотные. Доктор прошагала влево, осматривая другие снимки и, склонив голову, остановилась напротив изображения органов малого таза. Она непривычно затихла, и Донна нахмурилась, вытягивая шею. — Что-то не так? Мойра обернулась, глядя на нее с растущим беспокойством. — Вам… Вам приходилось когда-нибудь делать аборт? — Нет, — пожала плечами Донна, — это, скорее всего, следы после удаления матки. Мойра кивнула. — Да, я читала об этом в вашем медицинском отчете. У вас имеются незначительные изменения в структуре костей таза, и… — Доктор замялась, поправляя ободок на голове, и, будто опомнившись, направилась к столу. — Секундочку, кажется, где-то здесь было… Мойра открыла зеленую папку-портфель и стала листать файлы внутри. Донна напряглась. Она припоминала один случай, который, как ей казалось, не должен был отразиться на медицинских показаниях: в этом было большое преимущество сыворотки суперсолдата — в отличие от времени, она быстрее всех залечивала раны. Это был ноябрь сорок шестого. Донна только набирала обороты в качестве спецназовца ГИДРы и сновала по миссиям без кода активации — герр Малик тогда еще не осознавал, что она была мягкокожа к жестоким убийствам, и потому лишь лениво присматривался к ней, как сытый лев к мелкой добыче. Ее направили как стратегического агента в Швейцарскую высшую техническую школу в Цюрихе. Под предлогом научных проектов многие высокопоставленные члены нацистской Германии, отдельно от ГИДРы, проводили секретные наработки и патенты, и главной ее задачей было переманить их на свою сторону. Без трудностей и лживых подоплек не обошлось, но Донна справилась с заданием. А затем совсем скоро вуз организовал конференцию, посвященную проблемам ядерной физики с участием Вольфганга Паули и Роберта Оппенгеймера. Донна не могла пропустить такое мероприятие. Она не представляла, как Роберт, после всего, что сделали штаты, мог так просто вернуться в Европу и спокойно проводить научные семинары. Донна, будучи агентом, все же выяснила, что за поездкой стоял тогдашний президент США Гарри Трумэн, пытавшийся вернуть лицо Америке после атомных бомбардировок в Японии. Он наивно полагал, что, пустив Роберта в обычную социальную среду, как бы занизив его значимость в мире науки — во всем мире! — сможет восстановить связь с европейским сообществом. Донна уважала доктора Оппенгеймера. О нем ей когда-то вещал Томаш, радостно размахивая копиями его научных статей, тайком вырезанных из запрещенных газет. Затем, на том самом семинаре, Донне удалось познакомиться с ним лично. Джулиус Роберт Оппенгеймер — одно имя чего стоило — не мог не очаровать. Говорил он спокойно, четко, с ярким словарным окрасом, и не терпя возражений. Он был эталоном настоящего профессора, совмещая в себе качества сумасшедшего гения и застенчивого ученого. Роберт свободно владел шестью языками, писал поэмы на французском, а новые языки выучивал со скоростью подводной торпеды. После взрывов в Хиросиме и Нагасаки научный пыл Оппенгеймера заметно поутих, но Донна знала, что это было не надолго. Она ведь и сама считала, что разведка в ГИДРе — не помеха, и по окончанию службы ей удастся вернуться к исследовательской деятельности. На этом оба и спелись. На следующий день после конференции Вольфганг организовал вечеринку в честь приезда Роберта. Донна была неожиданно приглашена в качестве товарища по цеху, однако стало ясно, что новые знакомства сковывали ее. Донна не говорила свободно по-французски или по-итальянски — как это с легкостью делали швейцарцы, — и ей приходилось через раз улавливать, о чем шла речь в кругах научной аристократии. Роберт пришел к ней на помощь, переводя все, о чем говорили его друзья. Донна, искавшая теплых взаимоотношений после смерти родных, пригрелась возле него — а он и вовсе не был против. Той ночью, когда гости окончательно опьянели от крепкого Абсента, а текст в шестой раз спетой Guggisberglied перестал напоминать немецкий язык, Роберт и Донна укрылись в одной из комнат дома Паули. Манерно держа в руках бокал Мартини, Оппи — так он просил себя называть — глагольствовал о политике, а она достойно подхватывала любые связанные с этим темы. Они переспали. Донна не помнила, хорошо ли было обоим, но непримиримое желание остаться с Робертом натолкнуло ее на раскрытие правды. Роберт, казалось, даже не удивился. В ответ он рассказал о себе в присущей ему спокойной манере — о том, что был отцом двоих детей и что дома его ждала жена; о том, что больше не мог смотреть студентам в глаза, не чувствуя безоговорочного порицания… Наивностью Донны можно было только поражаться. Ну конечно! Такой, как Оппи — слывший «отцом атомной бомбы» и в корне изменивший историю человечества — должен был иметь надежное пристанище, место, куда он мог бы вернуться, несмотря ни на что. Признание Роберта выбило почву из-под ее ног, а сказанные им по утру слова не покидали разум очень и очень долго… — После всего, что мы сделали, неважно, сколько раз мы будем искать спасение в постелях друг у друга, — искупить грехи невозможно. Донна, даже по истечении стольких лет, старалась доказать другим себе, что он был неправ. Спустя годы, когда ее перевезли в Америку, она проведала Оппи в Нью-Джерси: Принстон находился недалеко от Нью-Йорка, а новость о том, что Роберт болен третьей стадией рака гортани как-то быстро смела все обиды. Ему, как никому другому, досталось по самое не хочу. После слушания комиссии Роберту аннулировали допуск к секретной информации атомной энергии США, и он потерял почти все, а самое главное — доверие научного сообщества. Последние недели жизни он провел в больнице. Донна посчитала наглостью наведываться к нему в палату, а Китти, жена Оппи, прознавшая их совместную историю, и вовсе запретила приближаться к нему. Совсем скоро Роберт впал в кому и спустя три дня скончался дома в кругу родных. Знакомство с Робертом перевернуло ее восприятие реальности и научило важному — умению прощать. Себя и других. Донна надеялась, что к концу своих дней он все же приобрел этот драгоценный навык — по-другому быть не могло, ведь это был Оппенгеймер. Ему было подвластно все — даже спецагент самой жестокой нацистской организации. Она глянула на Мойру, вытаскивавшую лист бумаги из папки, и покачала головой. Вариант с незапланированной беременностью сразу отпадал — Роберт был осторожен, а его флегматичность во время полового акта вообще не наводила на мысль о том, что он мог кончить. — Давайте я прочту, — предложила доктор, видимо, стесняясь содержания документа. — Все хорошо, — успокоила ее Донна и слегка улыбнулась, — я и не такое читала. Она взяла протянутый ей лист и опустила глаза. «Медицинская карта пациента Донны Мартинс (Радонна Мартич) Дата рождения: 10.12.1916 Процедура: Прерывание беременности (аборт) Дата проведения процедуры: 12.18.1947 Гестационный срок: 14 недель Описание: Пациентке произведена процедура медицинского прерывания беременности на сроке 14 недель согласно приказу ГИДРы. Процедура была выполнена методом вакуумной аспирации в условиях полной анестезии. Пациентка не была проинформирована о ходе или цели вмешательства, как указано в директиве ГИДРы №37. Проведена полная экстракция плода и тканей. Отец плода — Арним Зола (идентифицирован по генетическим маркерам). Сопутствующее вмешательство: В рамках данного оперативного вмешательства также произведена полная гистерэктомия (удаление матки) для обеспечения контроля над репродуктивной функцией пациента. Удаление матки выполнено с минимальными осложнениями. Проведена профилактическая обработка области брюшной полости для предотвращения инфекции. ВНИМАНИЕ: Документ принадлежит Отделу стратегического вмешательства [Щ.И.Т.] и одобрен на распространение пациенту и лечащему врачу». Если бы не пустой желудок, ее бы точно вывернуло наружу. Вся информация о медицинских показаниях была щедро предоставлена ей Хэнком, и Донне некого было винить. Необъяснимый страх выяснить что-нибудь еще о деяниях ГИДРы сковал в тиски, а ее слепая доверчивость полагала, что большего ей знать и не нужно. Она снова повелась на ложь ГИДРы, на ложь Арнима. Черт, черт, черт! В помещении стало внезапно холодно. Она обхватила голые предплечья ледяными пальцами, глядя куда-то мимо Мойры. Донна не дрожала, не чувствовала подступающих слез — внутри вдруг сделалось мертвецки спокойно, как будто меньшего она и не ждала, как будто накаляющийся гнев мигом остудили морозной водой из ведра. Она не успела в полной мере прийти в ярость, и оттого беспомощно размякла на стуле, впиваясь ногтями в кожу. — Вы не читали отчет? — удивленно спросила доктор. — Не полностью, — прохрипела Донна, подтерев костяшкой нос. — Господи, я не должна была… — Все в порядке, — прочистила горло она, — вы делаете свою работу. Постукивая каблуками о наливной пол, Мойра присела рядом. — Вам важно вернуть свою рутину. Заняться тем, чем занимались всю жизнь, — наукой. И, разумеется, побольше быть на воздухе. Мы избавимся от кода, в этом не сомневайтесь. Донна взглянула на доктора. Было ли всему виной ее отчужденное состояние или нет, но она не поверила словам Мойры. Они были сказаны монотонно и сухо, подобно мед сестрам в государственных школах, советующим ибупрофен от любой болезни. В разум закрадывались сомнения об эффективности реабилитации. Как заживить то, что доселе никто не пробовал лечить?..

***

Держа шариковую ручку над желтым блокнотным листом, Донна пошкрябала резину ногтем и испустила тяжелый вздох. Сознание предательски сдавливало на слове «шестнадцать» и не пускало дальше. Она не желала писать код под надзором Мойры и настоятельно попросила позволить ей сделать это самой, — а в голову все же закралась мысль о том, что написать шифр при докторе было бы не такой плохой идеей. Если разум Донны и бесповоротно щелкнет, мисс Мактаггерт успеет предотвратить хаос до того — успеет ли? — как за него возьмутся бездушные руки солдата. Она поглубже уселась на складном бамбуковом стуле и зажмурилась. Нет. Не сегодня. Донна закрыла блокнот, вставив ручку в железную спираль, и придвинула серый ноутбук, вежливо предоставленный ей Юкио. Один из немногих аспектов, в котором проявлялась анахроничность Донны, были современные технологии. Она все еще носила Нокиа из девяностых, а ноутбуком пользовалась в компьютерных залах различных книгохранилищ. Благо, дом располагался недалеко от бруклинской публичной библиотеки, а наличие выносливого тела исключало нежелание двигаться. Донне нравились прогулки: ходьба, с каждым пройденным шагом, освобождала рассудок от непрошенных мыслей и иногда позволяла ни о чем не думать и просто созерцать. О причинах использования ноутбука долго объяснять не пришлось — Донна следовала рекомендациям доктора и старалась вернуть канцелярскую рутину, при которой мозг настраивался на нужную частоту, как струны гитары на правильную тональность, позволяя чувствовать себя в своей тарелке. Компьютером ассистентка Яшиды пользовалась нечасто, и устройство, подаренное ей господином, по большей части пылилось на столе. Донна провела пальцем по тачпаду и нажала на синюю иконку электронной почты. На экране высветились несколько непрочитанных писем, среди которых она сразу приметила инициалы «ПБП». Щелкнув левой кнопкой о толстую клавиатуру Тошиба, сообщение открыло вид на длинный текст с прикрепленным внизу файлом ворд. Донна поймала себя на том, что по-доброму улыбалась в голубой монитор. «Здравствуйте, мисс Мартинс! Пишу вам с несколькими вестями. Во-первых, я наконец-то закончил статью! Сейчас делаю последние правки, поэтому крайнюю версию высылаю вам. Наверное, вы найдете много ошибок, ведь последние несколько абзацев я писал на скорую руку. Хочу успеть к подаче заявок на «научную стажировку для молодых инноваторов» от МТИ. Говорят, ее проводит Энтони Эдвард Старк — знаете такого? Из того, что я видел по телевизору, кажется, что он не терпит неудачников. Не хочу сказать, что я лузер, но… мне будет спокойнее, зная, что вы помогаете с конечными штрихами. Заранее спасибо! Учителя про вас, почему-то, не говорят. Точнее, говорят, но так, будто им это дается с трудом. Я подходил к мисс Монро и Мари, боясь сразу писать вам на почту — не хотел казаться навязчивым, — но все, как один, пожимали плечами. Может, их обидело то, что вы так скоро покинули школу? К слову, как продвигается ваша работа в Гарварде? Как вам Массачусетс? Не знаю, посчитаете ли вы это комплиментом или нет, но без вас в школе стало грустно. Больше никто не устраивает нам походов на крышу или вокруг особняка, не водит в музеи и на выставки… Школа для мутантов стала похожа на обычную, и теперь кажется, что вернуться обратно не будет такой уж и безрассудной затеей. Профессора Логана заменяет мистер Распутин — он просит называть себя «Колосс», — а его младшая сестра Ульяна учится вместе с нами. На уроках она часто грубит, и иногда думается, что на ваших занятиях подобное бы не происходило, ведь даже для таких студентов вы всегда находили подход. Может, ей просто не хватает друзей? Я, наверное, попытаюсь заговорить с ней, если она посчитает меня интересным и ненароком не проткнет своим мечом. Он у нее вырастает прямо из руки, представляете? Недавно я устроился фотографом в Дэйли Бьюгл. Зарплата небольшая, босс ворчливый, но… Тетя Мэй сказала, что у нее выявили рак щитовидной железы. Она успокаивает меня тем, что это всего лишь вторая стадия и что у нее накоплено достаточно денег на лечение, но у меня все равно какая-то каша в голове. Просто это не стыкуется, понимаете? Тетя Мэй и болезни. Она всегда занималась спортом, готовила здоровую еду, возила меня в лагерь, чтобы я побольше был на свежем воздухе… В интернете я прочел, что рак мог быть вызван излишней тревожностью. Может, если бы я не давал ей повода беспокоиться обо мне, все было бы хорошо? Не знаю. Мэй, конечно, отговаривает от работы, говорит, что я еще школьник, что мне шестнадцать, мол, зачем? Но я не могу сидеть сложа руки: Дядя Бен не простил бы. Когда-нибудь я расскажу вам о нем. Надеюсь, я не испортил вам настроение этим письмом. Пожалуйста, не волнуйтесь за меня или за тетю Мэй — думаю, у вас и без того много забот. Еще и я со своей статьей… Быть может, вам удастся как-нибудь навестить нас в Школе для одаренных, ведь мы ничуть не хуже студентов Гарварда. (Наверное…) Еще раз спасибо вам — за все! И за кулон тоже, ношу его с удовольствием :-) P.S.: ниже вы сможете найти файл со статьей. С уважением, Питер Бенджамин Паркер». Ладонь невольно накрыла губы, а сердце беспокойно застучало о грудную клетку. Она зависла над клавиатурой, не зная, писать ли ответ сразу или первым делом открыть присланный документ, чтобы отвлечься. Донна знала, что в шестидесяти процентах случаев рак второй степени имел позитивный прогноз, и победить его было несложно. Тетя Питера, похоже, вовремя обратилась к врачу, и потому задача Донны состояла лишь в том, чтобы смягчить переживания парня. Она правда надеялась, что с Мэй все будет хорошо — Питер был слишком юн, чтобы оставаться без родных. Донна напряженно повела плечами и застучала пальцами о клавиши. «Дорогой мистер Паркер, Я рада получить ваше письмо! Все-таки не зря писала его на доске — уж думала, что никто не воспользуется возможностью настрочить мне пару слов. Статью я обязательно проверю и со всеми выделенными исправлениями отошлю обратно. Скажите, каков дедлайн той стажировки? Энтони Старка всегда знали как сына выдающегося инженера, но мне он еще помнится очень и очень молодым студентом факультета электротехники МТИ — ему тогда было всего четырнадцать. Несмотря на бесконечный сарказм и периодические пропуски, учился «Тони» бесподобно, и даже такой скучный — как он выражался — предмет, как политология, сумел закрыть на девяносто два балла. Об остальном мистер Старк расскажет вам лично — уверена, вы успешно пройдете отбор на его стажировку. Только, пожалуйста, не говорите ему о том, что я вам рассказала. Пусть это будет нашим маленьким секретом. Тете Мэй я передаю теплый привет и много-много крепкого здоровья. Могу твердо утверждать, что она не падает духом, а значит и вам не стоит. Ваше желание помочь тете — мужественный поступок. Вы отличный племянник, Питер, в этом не сомневайтесь!..» Донна подвисла, разминая пальцы. Лгать не хотелось. Она была уверена, что, поведав о своей тайне, сможет заручиться секретностью мистера Паркера, но юноша и без того был на иголках. Донна не могла взвалить такую ношу на хрупкие подростковые плечи. Другого выхода не было. Она вновь занесла руки над клавиатурой. «Исследовательская работа в Гарварде изнурительна, но преподавание в Школе Мутантов наполнило меня бесконечным источником сил, поэтому дела идут отлично — спасибо за беспокойство! Я хочу верить, что смогу навестить вас, как только обстоятельства позволят мне это сделать. Благодарю вас за это письмо! Оно приятно порадовало меня в суровые ноябрьские деньки Кембриджа. С наилучшими пожеланиями, Донна Мартинс 𝓓𝓜».