Настоящий отец

      Настал новый день. Хадиджа проснулась в своей комнате, а точнее, в бывшей комнате Мэл, которую подготовили для новой дочери Лукаса, и стала собираться к завтраку.                       Встав с обычной, ничем не украшенной постели, девочка взяла несколько вещей со стола, подошла к простому зеркалу в гардеробной и, даже не успев взглянуть на себя, разозлилась.                       Всё в этой комнате казалось ей не таким, не правильным, чужим и непривычным. Начиная от общей бразильской обстановки и заканчивая простыми мелкими незамысловатыми деталями. От неприятия собственного окружения, Хадижа зло кинула свою одежду на пол и вернулась к письменному столу, там стояла фотография родителей, точнее мамы и этого, как его там, Лукаса. Быстро взяв снимок в руки, девочка ещё сильнее рассвирепела и кинула его со всей силы на пол, стекло в рамке разбилось в дребезги, а сама рамка разлетелась на куски. Следом за фото последовали какие-то оставленные вещи Мэл, предметы интерьера, подушки и постельное бельё.                       Хадижа и сама не заметила, как в диком приступе злости и ярости стала крушить всё вокруг, ломая и топча осколки, прыгая на кровати, наводя полный беспорядок.                       В своей спонтанной истерике девочка устроила такой шум, что на него просто нельзя было не отреагировать, и на дикий погром в комнату хулиганки прибежал Лукас.                       Увидев, что она творит, мужчина дружелюбно вытянул к девочке руки и попытался её усмирить.                       — Хадижа, дочка, успокойся… — вежливо было попросил её Ферраз.                       Но ответом ему была такая выходка, как несчастный отец не смел и ожидать.                       Схватив коробку с медалями Мэл, Хадижа со всей силы запустила её в Лукаса, и дерзко выкрикнула:                       — Убирайся отсюда!                       Возможно коробка так и попала бы в Ферраза, если бы тот вовремя не пригнулся, и тяжёлый предмет, пролетев у него над самой головой, с грохотом и звоном не разбился о стену.                       На ещё больший шум, с первого этажа, в комнату прибежала и, пришедшая навестить отца, Мэл. Увидев подобную выходку младшей сестры, которую и сестрой-то за её мерзкое поведение признавать не хотела, девушка пришла просто в ярость. И, вместо оскорблённого отца, кинулась в бой с противной девчонкой.                       Грубо схватив Хадижу за шкирку, она быстро стащила ту с кровати и стала трясти в руке орущую и отбивающуюся Хадижу.                       — Да, как ты смеешь так разговаривать с моим отцом? Он — лучший отец на свете… — в ответ на истерики девчонки орала девушка.                       Скандал достиг такого масштаба, что на этот шум прибежала и Жади. Увидев, что противостояние Хадижи и Мэл ничем хорошим не закончится, супружеская пара кинулась разнимать обеих дочерей несчастного отца.                       Лукас оттащил в сторону Мэл, а Жади — Хадижу, и лишь потом, убедившись, что её дорогая принцесса была в безопасности, женщина со всей злостью наступила на падчерицу.                       — Как ты смеешь так обращаться с моей дочерью?                       На что, закалившая свой характер приёмом наркотиков, Мэл тут же нашлась что ответить.                       — А нечего было запускать шкатулкой с медалями в отца!                       На это даже всегда наглая и пламенная Жади не знала, что и сказать.                       Не став продолжать перебранку, чтобы не зайти слишком далеко, Мэл гордо развернулась и вышла из комнаты, Лукас молча последовал за ней, в то время, как только пришедшая в себя Жади, разозлилась, впервые хорошенько разозлилась уже на Хадижу.                       Она могла простить дочери всё, любой каприз, но только не обиду и оскорбление собственного отца. Жади так любила Лукаса, что ей вдвойне было больно, что его дочь так воспринимает его.                       — Ты разочаровала меня, Хадижа, — мать впервые не назвала дочь «своей принцессой», и её тон сейчас был таким ледяным и отстранённым, что девочка даже вздрогнула от холода, — Ты наказана! Сиди весь день в своей комнате и не смей отсюда выходить.                       На этих словах резко и гордо развернувшись и всеми силами пытаясь скрыть боль от своего отношения к произошедшему, Жади тоже вышла из помещения, громко хлопнув дверью.                       Как и собиралась, Мэл осталась на завтрак с отцом, и, сидя за столом с Лукасом и Жади, до сих пор негодовала из-за увиденной недавно сцены.                       В какой-то момент девушка с грохотом бросила вилку на тарелку и, не в состоянии больше скрывать своё возмущение, заявила:                       — Как ты это терпишь?                       Имея виду Хадижу, раздражённо вопросила Мэл.                       От её слов Жади неприятно поёжилась, а Лукас удивлённо уставился на девушку.                       Выдержав небольшую паузу, чтобы тщательнее обдумать слова, отец ответил:                       — Она моя дочь. Просто она ещё не привыкла… Она привыкнет.                       Ферраз хотел было произнести ещё какое-то фразы в оправдание Хадижи, но увидев, как нахмурилась Мэл и покосилась на них обоих Жади, не стал.                       Тоже окинув вторую жену отца взглядом, девушка перевела его обратно на Лукаса, и сказала, давая понять, что пока, именно пока вмешиваться не будет:                       — Ну, смотри сам…                       На этом разговор о вредной выходке Хадижи, был закончен.                       Тем временем сама Хадижа, вдоволь набушевавшись лежала на растрёпанной кровати и обиженно обнимала плюшевого медвежонка. В комнату зашла служанка Мишель, которую отправили прибраться после истерики наглой девчонки, но не успела несчастная девушка сказать и двух слов, как Хадижа тут же запустила в неё медведем, и громко выкрикнула:                       — Убирайся! Убирайтесь все! Никого не хочу видеть!                       Испуганной служанке быстро пришлось уйти, в то время, как плюшевая игрушка напрасно стукнулась в дверь.                       Впрочем, на этом бесчинства «новой принцессы в доме» не закончились.                       Устав всё время сидеть в своей комнате, Хадижа смело вышла в гостиную. И, в знак своего ярого протеста, забралась на диван. Тот самый, на котором так любил посидеть Диогу.                       Заметив этот непростительный поступок, Далва тут же захотела предупредить её:                       — Хадижа, дочка, не надо… На этом диване обычно отдыхал твой дядя Диогу…                       Но девчонка лишь нагло показала Далве язык и стала прыгать на и так трущащейся обивке.                       Экономка и могла бы снять Хадижу с дивана и хорошенько наказать её, но как-то не смела и не решалась прикасаться к чужой дочери. С близнецами, да и с Мэл такой проблемы никогда не было, старшая дочь Лукаса всегда была тихим и мирным ребёнком, а от хулиганства этой девчонки, как-то даже неизвестно было, что и делать.                       К счастью снимать свою дочь с дивана пришлось именно Жади, и, крепко схватив «её принцессу» за руку, женщина быстро увела дочь в комнату, от греха подальше.                       Там, наверху, мать долго отчитывала и ругала дочь, пока окончательно не выбилась из сил, и, наконец-то, сжалившись, устало уселась на растрёпанную кровать подле девочки.                       — Хадижа, дочка, — проникновенно начала Жади, взяв ту за руки, — Почему ты себя так ведёшь? — едва не плача задала интересующий её вопрос женщина.                       На что получила такой ответ, который явно не ожидала услышать.                       — Мне здесь не нравится! — нагло заявила Хадижа во всеуслышание, — Мне всё здесь чужое. И вообще, я убегу отсюда. Потому, что здесь всё не так.                       Эти слова больно резанули по сердцу Жади, но она не подала и виду, а лишь мягко, на сколько можно понимающе, произнесла:                       — А чего бы ты хотела, моя принцесса?                       — Я хочу комнату в марокканском стиле. И ту заколку-гребень с драгоценными камнями, которую мы видели в торговом центре, до ухода от папы, помнишь?                       Слова про отца Жади проигнорировала с неистовой стойкостью, хоть ей было и очень неприятно, что Хадижа до сих пор так называет Саида. А вот слова про ремонт и подарок, тут же были переданы Лукасу. И, хотя, сама Жди считала, что им не следовало столь сильно баловать дочь, Ферраз пошёл на любые уступки ради неё.                       И вот вечером он сам лично пришёл в комнату Хадижи, держа в руках яркий, завёрнутый подарок.                       — Дочка, мама передала мне всё, о чём ты просила. Я со всем согласен, мы сделаем ремонт в твоей комнате, — на этом Лукас немного замялся, а затем протянул девочке, безразлично смотрящей на него, яркий, блестящий подарок, — Вот, а это тебе, моя принцесса…                       Проговорив сии слова, Ферраз ещё больше смутился, он впервые называл Хадижу так, и ему было очень непривычно.                       В ответ на обращения к ней девочка с пренебрежением взяла подарок и скривилась.                       Заметив это с болью в сердце, Лукас и вида не подал на огорчение, лишь мягко улыбнувшись, подтолкнул её к действиям:                       — Ну же, открой… Тебе понравится…                       Поначалу Хадижа было хотела свредничать и просто оставить подарок запечатанным, но любопытство взяло верх, и она с самым холодным видом грубо разорвала блестящую упаковку.                       Внутри оказалась бархатная коробочка, а в ней был тот самый массивный гребешок-заколка из золота, с тремя длинными зубцами, чтобы крепить в волосы, с резной верхушкой, украшенной большими разноцветными драгоценными камнями.                       Это зрелище казалось столь завораживающим, что на мгновение ледяной взгляд Хадижи потеплел, и девочка растаяла. Она так любила заколото, она так любила украшения и драгоценные камни, она так хотела этот гребешок-заколку…                       И вот, когда девчонка, вдруг осознала, что её заветная мечта сбылась, она на миг опомнилась, и поняла, кто подарил ей то, что она хотела. Осознание того, что этот Лукас, которого она отказывалась признавать своим отцом, сделал что-то, что столь понравилось ей, показалось приятным, как самый настоящий отец, Хажижу ещё больше взбесило, чем осознание правды. И вся утренняя агрессия и озлобленность в миг вернулись к ней.                       И, вопреки счастливому виду уже было обрадовавшегося тому, что угадил дочери Ферраза, девочка со всей силы вытащила гребешок-заколку из коробочки и, швырнув на пол, ожесточённо растоптала нагой.                       — Мне от тебя ничего не нужно! Хочешь посмотреть, что я с этим сделаю? Хочешь? — ещё несколько раз с силой наступив на корёжащееся украшение туфлей, Хадижа яростно подхватила остатки гребешка-заколки в руки и со всей ненавистью вышвырнула его в окно.                       Дорогое, очень дорогое украшение, стоящее много тысяч реалов, было разбито, также, как было разбито и многострадальное сердце Лукаса.