Параллельная Надежда, Расходящееся Отчаяние

      Мисузу и Сайджи провели не мало времени в этом жутком Музее. Именно «жутком», другое слово попросту не подходило и не смогло бы в полной мере описать спектр их эмоций по отношению к этому месту. Они осмотрели едва ли не каждый экспонат, изучили таблички под ними.       Ошибки быть не могло.       Теперь Мономузей стал в глазах обоих ещё мрачнее и неприятнее. Даже не так — гораздо мрачнее и неприятнее.       «Никогда… Я никогда не приду сюда вновь!» — Сайджи чуть ли не забился в мысленной истерике, и только относительно близкое присутствие Мисузу, которая сейчас, по крайней мере ему хотелось в это верить, держалась куда лучше него, произвело нечто вроде отрезвляющего эффекта — и Гробовщик сумел вовремя взять себя в руки.       — Что это за место? — развернувшись, Сайджи пересёкся с Аюму, только что вошедшим в Музей.       Рокудо еле заметно нахмурился — разве Сейши не должен быть с ним? Тогда куда же он делся? Почему Фуджимори пришёл один?       — О, Аюму, приветствую, — мысль бежала впереди слов. — Вижу, тебе тоже захотелось заглянуть сюда?..       Тот кивнул.       — Да. Сайджи… Есть ли у тебя предположения, что это помещение должно из себя представлять? — по голосу сразу можно догадаться — у Аюму мурашки пошли по коже от атмосферы, царящей в Мономузее.       Послышались неторопливые шаги — с другой стороны — где находились экспонаты, связанные с Академией «Пик Надежды» — показалась Мисузу. Её лицо походило на окаменевшую, непроницаемую маску. Строгое, холодное, однако оно не было лишено приятных черт и какой-то привлекательности, которая исходила изнутри Абсолютной Жрицы, полностью отражая её прекрасную душу.       — Рада видеть тебя, Аюму.       — Хэй, Мисузу, — тепло поздоровался с ней Абсолютный Неудачник и смолк на несколько секунд. Затем добавил: — Так… Вам, ребята, удалось узнать хоть что-нибудь об этом месте? — договорив, Фуджимори с неприкрытой опаской осмотрелся вокруг.       Как раз-таки этого вопроса Сайджи и боялся — аж непроизвольно закусил губу.       — Я… Я не до конца уверен, что ты нам поверишь, если честно, — начал он и, выдержав недолгую паузу, добавил: — Я сам с трудом верю.       «Потому что это слишком жестоко, чтобы быть реальным…»       — Сайджи, — с небольшим нажимом, строго осадила его Айсака. — Мы осмотрели здесь всё вдоль и поперёк. Иных логичных объяснений быть не может.       Гробовщик, пристыдившись, опустил глаза к полу. Конечно же, нельзя открещиваться от чего-то или отрицать существование какого-либо факта только потому что… Потому что он тебе не нравится. Рокудо это прекрасно знал. И понимал. Но принять… Принять данную пугающую действительность было слишком тяжело.       — Да… — ответил ей Сайджи. — Ты права. Просто мне… Мне не хочется думать, что это правда.       Аюму в недоумении стал переводить взгляд с одного собеседника на другого.       — О чём это вы? — обратился он к ним, не в силах проследить за ходом их мыслей. — Я будто остался в стороне. Не совсем улавливаю смысл того, что вы говорите.       Рокудо ощутил, как в горле пересохло: Абсолютный Гробовщик не смог выдавить из себя ни слова. Он предположил, какой эффект может произвести та новость — раз уж они с Мисузу сами были этим разбиты, то реакция Аюму вряд ли бы сильно отличалась. Но вопрос же уже задан… Сайджи тяжело вздохнул и, пересиливая себя, сказал:       — Эта убийственная игра… Скорее всего, она далеко не первая.       Глаза Фуджимори округлились, а сам он замер на долю секунды.       — Ч-что? — только и вырвалось у него. Очевидно, что такое смелое предположение оказалось как удар обута по голове и чуть ли не оглушило его. — Что ты имеешь в виду?       — Осмотрев эти экспонаты и просмотрев таблички на них… — Мисузу ответила за Сайджи, и, похоже, тоже без особой радости или энтузиазма — что, по правде говоря, не удивительно: — Этот музей, кажется, указывает на то, что в прошлом были игры-убийства. Подобные нашей. Упоминаются убийства, казни… Даже таланты Абсолютных. Всё здесь так или иначе связано с этими вещами.       Сайджи ничего не добавил — в тот момент он опять не смог и рта раскрыть, будто на подсознательном уровне ощутил, что это бесполезно. Что либо у него не получиться выдавить из себя ни слова, либо по какой-то непонятной причине просто-напросто потерял голос.       Поэтому Абсолютный Гробовщик только кивнул.       Именно загадка и потайной смысл Мономузея сделал его мрачнее, неприятнее, ужаснее. В голове крутилось лишь одно — их группа была далеко не единственной, кто переживал подобную трагедию. Когда-то тогда, много лет назад, устраивалась такая же чудовищная по своим правилам игра, где ты либо убиваешь и пытаешься не выдать себя, либо трясёшься от испуга и отчаяния, опасаясь, что следующей жертвой можешь оказаться сам ты.       Липкий, сковывающий страх распространялся по телу Сайджи, когда он думал обо всём этом. Он чуть ли не физически прочувствовал — живот неприятно скрутило в тугой узел.       — Не говоря уже… Об этой статуе, — Рокудо указал рукой на изваяние, которое так испугало его и Мисузу, когда они впервые его заметили.       Аюму проследил, на что решил соакцентировать внимание Сайджи, прочёл про себя пояснительную табличку, с непониманием взглянул на Абсолютного Гробовщика, словно пытаясь узнать: правильно ли он понял то, что пытался донести автор текста? Всё ли у него — Абсолютного Неудачника — в порядке со зрением?       И по ответному взгляду Рокудо стало понятно — да, всё именно так, как и показалось Фуджимори.       — Верно. Кем бы ни была эта «Королева Отчаяния», похоже, что «организатор нашей игры» черпал у неё вдохновение… Как и у этого «Монокумы».       — Часть, которая меня волнует меня больше всего… — Мисузу скрестила руки в задумчивости — её голос, как всегда, звучал твёрдо и уверенно, достаточно громко, но не без эмоций: — «Эта игра»… Видимо, подразумевается убийственная игра, в которой мы участвуем. А это означает… Что их было больше одной.       Сайджи, распалившись от слов Абсолютной Жрицы, — которая, наконец, озвучила то, что они оба подразумевали, знали, но не хотели принимать и делиться хоть с кем-то подобными догадками — начал ходить туда-сюда.       — Это ужасно. Просто ужасно. Судя по экспонатам… Людям вроде нас приходилось страдать от подобных вещей.       Казуоми совсем недавно сказал, что они к тому времени потеряли четырёх… Четырёх из пятнадцати. Двое — убиты, двое других — казнены Монодорой, будучи убийцами. Обоих убийц вывел на чистую воду именно Аюму Фуджимори. На последние минуты жизни обоих «преступников» остальным приходилось наблюдать на огромном экране, в прямом эфире. И каждый раз после казни Монодора весело, залихвастки хохотал. А вот ученикам было совсем не до смеха.       Горящий дом с запертой в нём Нико… Акира с переломанной шеей и остекленевшими глазами… Майко, лежащая в кухне на полу лицом вниз… Торчащая из дырки во льду голова Кего… От этих сцен — заставляющих кровь едва ли не застывать в жилах — Сайджи уже не избавиться до конца своих дней.       — Даже представить не могу, почему всё это происходит. Или почему должно случиться снова.       Жрица взяла Гробовщика за руку, остановив.       — Кем бы ни был «организатор» игры, все ответы на наши вопросы, похоже, хранятся у него. Но, — откровенно призналась Айсака: — у меня даже нет предположений, кто же это может быть.       — На самом деле, — Аюму в упор посмотрел на Сайджи и Мисузу. Подав голос, он тут же привлёк их внимание: — я пришёл сюда как раз-таки по этой причине. Она имеет непосредственное отношение к организатору.       — …Что, прости? — недопонял смысл его слов Абсолютный Гробовщик, но они его заинтересовали и заинтриговали.       — Сейчас объясню. Когда второй этаж Академии только-только стал доступен для изучения, и мы его осматривали, я с Сейши пересеклись с Кего, Арумой и Наруми у входов на ледовый каток и в сад, — начал Фуджимори под пристальными взглядами собеседников.       Сайджи механически кивнул — он прекрасно помнил оба места, которые упомянули — в каток могли попасть лишь девушки (с помощью своих электронных справочников и после сканирования отпечатков пальцев). В свою же очередь в сад допускались только парни (тоже за счёт использования справочников и сканирования ладони). Как парни не могли попасть на каток, «женскую половину», так и девушки не допускались в сад, «обитель мужчин».       И эти помещения имели непосредственное участие к убийству Кего…       Монодора, по всей видимости, — с раздражением, не свойственным ему, подумал Рокудо — гордился собой за такую отличную идею. Всё что угодно, лишь бы усложнить сценарий расправы над жертвой. И чтобы остальные хорошенько поломали голову над разгадкой личности убийцы.       — Так вот… Помните, на Суде я упомянул тот факт, что Кего не мог достать до сканера и войти в сад? Когда он заходил туда впервые, мне даже пришлось его поднять и поднести к сканеру. Дверь за ним сама захлопнулась — он оказался в саду. Затем Арума попыталась зайти вслед за Кего… Но доступ ей был отклонён — дверь не отворилась. Наруми тогда ещё предположила, что сканер, видимо, сломался — и тут появился Монодора. Он собирался объяснить нам, что доступ к саду имеют только парни. Девушкам же достался ледовый каток. Однако Наруми, будучи очень злой из-за неуместных пошлых ремарок Арумы, накричала на Монодору, попутно назвав «тварью».       «Тебе не говорили, что повышать голос на учителя — невежливо?! — ответил он. — И оскорблять — тоже… Да я на тебя директору нажалуюсь!..»       «Нажалуюсь?.. Директору?..» — удивился Сайджи. В принципе, в поведении Абсолютного Гурмана не было ничего необычного — Наруми очень часто распалялась до крайности — все к этому уже начинали привыкать. Но вот процитированные Абсолютным Неудачником слова Монодоры вселили какую-то непонятную тревогу в сердце Гробовщика.       А Аюму тем временем продолжил:       — Потом он начал пояснять — сказал, что именно этот человек ответственен за то, что мы заперты здесь, в Академии. Что он его создал. Что именно «директор» — хотя, мне кажется, лучше всё же звать его «организатором» — заставляет нас убивать друг друга. Но это ещё не всё… — Фуджимори смолк, не в силах завершить то, что уже затронул.       — «Не всё»? — не удержалась Мисузу. — Монодора сделал ещё один вброс? Сдал того, кто за всем этим стоит?       — Нет, — севшим голом ответил Фуджимори, помотав головой. — Хуже. Он… По словам Монодоры… Тот, кто устроил убийственную игру, решил затесаться среди её участников. Захотел принять в ней непосредственное участие…       — То есть… — Сайджи обомлел от такого неожиданного заявления. Нет… Этого просто не может быть…       — Да. Организатор находится среди нас…       В Мономузее вмиг стало тихо. Даже слишком тихо. Настолько, что, будь сейчас окна открыты, а не заколочены железными пластинами, можно бы было услышать, как по помещению гуляет слабый ветер. Эта тишина напрягала — все трое ощутили, как она давит на них, заставляя всё больше и больше погружаться в собственные мысли.       — И… И, похоже, он не просто создал «нашу» убийственную игру… — наконец Аюму таки нарушил угнетающее молчание. — Параллельно с той, в которой участвуем мы, идёт, как минимум, ещё одна, управляемая, скорее всего, ещё одним Монодорой. То есть организатор устроил несколько таких вот «игр».       — Почему ты так в этом уверен? — спросила Айсака, не особо поверив в услышанное — как, собственно, и Сайджи, если честно.       — Я и Сейши буквально недавно посетили центр вещания — до того, как я направился сюда — и встретились там с Наруми и Марин. Это было довольно простое, но не очень большое помещение — со столом, на котором стояла радиоаппаратура — наушники, колонка и так далее. Вот мы с Марин и попытались поймать сигнал, как-то связаться с внешним миром, чтобы позвать на помощь. И тут… Нам ответили… Голос принадлежал парню. Он назвался Цутому Каноми, Абсолютным Везунчиком.       — «Абсолютным Везунчиком»? — Сайджи в секунду оживился после того, что доложил ему и Мисузу Абсолютный Неудачник. Он же не ослышался? Нет?       — Да, — ответил Аюму, по всей видимости, заканчивая. — После представления Цутому начал умолять спасти его и четырнадцать остальных студентов. Сказал, что их похитили, заперли и заставляли убивать друг друга, назвав всё это «убийственной игрой». Вам не кажется, что это как-то уж слишком похоже на ситуацию, в которой мы оказались? Плюс… Я сам услышал голос Монодоры на другой стороне, прежде, чем связь с Цутому оборвалась.       Мисузу и Сайджи были настолько ошеломлены сказанным, что просто тупо уставились на Неудачника будто бы невидящими глазами — не могли вымолвить ни слова. Даже не переглянулись, словно застыв.       — Игры, которые проводились до этой… — Айсака, собравшись с силами, заговорила, подытожив всё, что они узнали за последнее время: — Игры, проводимые параллельно с нашей… Мало того, так ещё за всем этим стоит один из нас?.. Это… — её голос дрогнул буквально на долю секунды. — Это слишком. Мне сложно поверить в нечто такое.       — Оно понятно, но… — Сайджи помотал головой. — Но мне претит думать об этом слишком долго…       Он вскользь осмотрел экспонаты, которые были поблизости, ещё раз — конечно, они составляли лишь малую часть находящихся в Мономузее «интересностей», однако и этого ему более чем хватало, чтобы заставить разыграться воображение.       — Все эти смерти… И убийства… Все, кого вовлекли в эти игры, должно быть, сильно страдали и обязаны страдать в настоящее время, если Цутому можно доверять.       Левая рука — на которой весел браслет — сжалась в кулак.       — Прямо как… Мы… — Гробовщик вновь устремил взгляд — по которому стало ясно, что в Рокудо что-то надломилось в тот момент — на Аюму и Мисузу. — Кто?       — Кто? — не понял смысл его вопроса Фуджимори.       — Кто… Кто ответственен? — Абсолютный Гробовщик уже чётко осознал, что теперь он не замолчит — как бы его ни просили, ни старались заткнуть. Пусть его хоть перебьют самым грубым образом — Рокудо было не остановить. Слова довольно легко, будто играючи, слетали с губ. — Чья это вина?.. Кто из нас… Заставляет нас пройти через этот кошмар?       — Сайджи, пожалуйста, — Абсолютная Жрица постаралась успокоить его — она говорила мягко, без привычной властности. — Ужасно, что один из нас устроил убийственную игру, но, молю тебя, не переусердствуй в раскрытии личности орга…       — Да я НЕ хочу знать, кто из нас является этим чёртовым организатором! — на эмоциях выпалил Сайджи, вложив в этот крик всю горечь, всё отчаяние, всё разочарование, всю злость, которые скопились в душе. Он до боли — гораздо сильнее — сжал руку — аж костяшки побелели.       — Не… Не хочешь? — растерялась Мисузу, да и Аюму, судя по выражению на его лице, был в шоке от реакции Гробовщика.       — Нет. Правда не хочу. Я знаю, что не все здесь особо приятные личности. И есть те, с кем я не в самых хороших отношениях, — тут он, очевидно, намекал на Касуми и их взаимную неприязнь. — Но все вы здесь — единственные, кого я могу назвать друзьями… Друзьями, с которыми я должен был дружить… Вечно.       Если бы только ученики не были заперты… Возможно, будь у них обычный учебный год… Тогда бы они занимались самыми обыденными, нисколько не опасными делами — ходили на уроки, безобидно шутили друг над другом, сплетничали на разные пустяковые темы, а после занятий сидели бы в кафе.       По сути, примерно так и проводят большую часть своей беззаботной юности подростки, вроде него? Так ведь? К тому же — не будь организатора, не возникни у него тех мотивов, из-за которых он и пришёл к своей жуткой идее — тогда бы не случилось никаких убийств… Ничего плохого ни с одним из них не произошло бы…       И тут до Сайджи дошло — словно зажглась лампочка, висевшая над макушкой.       Ничего бы плохого… Ни с кем бы из них… Не произошло… Все… Остались бы в живых… Даже… Она…       «— Касуми… Призови Майко.»       «— Что? Нет! И не уговаривай!»       «— Но я должен её увидеть!»       «— Назови мне хотя бы одну причину, с чего бы мне входить в контакт с её духом? А также, будь добр, скажи, что бы тогда изменилось? Она мертва. М-Е-Р-Т-В-А. Твой талант буквально крутится вокруг таких людей. А вдруг ей не хочется возвращаться — об этом ты подумал?»       — Майко… — это имя, произнесённое как нечто священное, — сакральное, слишком личное, — больно сдавило грудь. — Она была первой, с кем я настолько сблизился за всю свою жизнь… И она… Она умерла. И думать о том, что кто-то из нас причастен к этому… Я… Я предпочёл бы, чтобы это был НЕ кто-то из нас!       От её мимолётной, обаятельной улыбки Сайджи сразу становилось на удивление легко — сердце чуть ли ни пело. Да что там, когда она просто была рядом, ему казалось, что мир окрасили в более яркие тона. Он никогда не испытывал ничего подобного ни с одним другим человеком… И уж точно уже никогда не испытает вновь.       — Сайджи…       — Ты… Ты была добра ко мне, Мисузу. Очень добра. Несмотря на то, что ты заботишься о Касуми, ты отставила эту заботу в сторону, чтобы убедиться, что я в порядке.       Рокудо повернул голову в сторону статуи — издевательская улыбка, вызывающая самые неприятные чувства, всё ещё «украшала» лицо «Королевы Отчаяния».       Но тут он — не веря собственным глазам — заметил маленький, полупрозрачный… Сгусток света? Непонятно. И нет — их оказалось три. Один — замеченный Сайджи первее остальных — расположился у плеча «Монокумы»; другой был сзади, стоял справа от памятника, за первым; последний же расположился слева, отдельно. Присмотревшись более внимательно, Абсолютный Гробовщик, как ему показалось, даже начал различать цвета в этих непонятных «штуках» — а сами «сгустки» постепенно приобрели более различимые, человеческие очертания, становившиеся всё заметнее и «индивидуальнее» — теперь нельзя было не узнать их. Тех, кого они изображали.       Кего. Акира. Нико.       Сайджи будто перестал ощущать биение сердца, замерев; а мир — существовать — Рокудо забыл об Айсаке с Фуджимори, стоящих неподалёку. Призраки же в упор смотрели на него с явным — как ему показалось потому, что их «лица» были слишком серьёзными, в какой-то степени печальными, даже у Кего — осуждением и глубоким разочарованием.       Гробовщик мотнул головой, моргнул несколько раз — всё разом исчезло, будто растворившись в воздухе, осталась лишь та пресловутая статуя. И никаких призраков возле неё. Да их там, видимо, никогда и не было. Они — мираж, всего навсего игра воспалённого разума, которая показалась Рокудо реальной.       Сайджи, приходя в себя, вновь обернулся к Неудачнику и Жрице.       — Дружба… Дружба, которую я здесь завожу… Как подумаю, что одна из них — фальшивая… Что этот человек натравливает всех здесь друг против друга и даже больше…       Но кто? Кто «этот человек»? Может, Арума? Или Наруми? Казуоми? Мицунари? Касуми? Плюс, если так подумать, то у Микото полно тайн — она же до сих пор не раскрыла остальным свой талант. Разве не подозрительно? Микото Ицуки — тёмная лошадка, одинокий волк, вызывающий как-то через чур много вопросов. Она думает лишь о собственной выгоде — а на чувства других ей, похоже, плевать. Так что она тоже вполне могла оказаться организатором. Нельзя, к тому же, сбросить со счетов тех, кого вовсе не хотелось подозревать — тех же Аюму, Марин и Мисузу — как бы приятны они ни были для Рокудо.       Так кто же? Кто же устроил убийственную игру? Для чего? С какой целью?       Нет — остановил себя Гробовщик. У них нет ни одной улики, ни единой зацепки по поводу личности организатора — лишь то, что он затесался в ряды участников. Однако, если взять во внимание Монодору, то, в теории, организатором вполне мог быть и Акира — создать подобный искусственный интеллект с его-то замечательными навыками в области программирования для Цучии не составило бы особого труда. Но он же был казнён — Сайджи лично являлся тому свидетелем. Тем более вряд ли тот, кто всё это устроил, подверг бы себя такому огромному риску, убив кого-то. Хотя бы потому что, выиграв, он покончит с игрой гораздо раньше, чем, судя по всему, планировал.       Но он мог бы, к примеру, быть убит кем-то другим… Или — казнённым с невинными при неправильном итоге голосования…       Сайджи тяжело вздохнул, прокрутив данную мысль у себя в голове.       В какой-то степени это был мерзкий поступок, и уже только додуматься до подобного — замарать себя.       — Честно говоря… Я не знаю, и боюсь даже представить, что бы предпринял, раскрой я однажды, кто организовал убийственную игру…       «Быть убитым — точно не с моей помощью. Не моими руками. Я ни за что, никогда и пальцем никого не трону. Даже такое… Чудовище. Даже того, из-за кого умерла Майко…»       — По правде… Я чувствую тоже самое, Сайджи, — сказала Мисузу. — Рада, что ты согласен со мной.       — Я тоже не знаю, кто же этот организатор… — поддержал обоих Аюму, добавив: — Но нам, как мне кажется, в любом случае надо будет добраться до него и раскрыть его личность. Как-нибудь.       — Да… — как-то неопределённо ответил Абсолютный Гробовщик. — Наверное.       Но в чём Сайджи точно был уверен — в том, что организатор обязан, просто обязан поплатиться за все злодеяния, которые учинил. За все страдания, через которые заставил их пройти. За тех, чьи жизни были отняты в его треклятой игре.       И чем больше Рокудо думал об этом, тем отчётливее ощущал ненависть к этому человеку, поднимающуюся в нём, подобно волне. И эта самая волна — со временем — готова была накрыть его с головой.       Нет, в таких ситуациях нельзя действовать, повинуясь лишь одними эмоциям. Поэтому, решил для себя Гробовщик, лучше пока что не предпринимать никаких серьёзных ходов.       — А пока давайте просто укрепим наши узы, — внезапно предложила Абсолютная Жрица. — Так мы сможем противостоять организатору и его гнусным планам. Чем ближе мы будем становиться, тем труднее будет разорвать эти самые узы кому-либо. Даже ему будет не по силам подбить нас на новые убийства.       — Мне нравится твой план, — поддержал её Сайджи. — И если ты сможешь найти что-то приятное в Касуми, то почему бы и нет? — пожал плечами. — Всё возможно.       — А?       — Касуми… — Сайджи было неприятно даже произносить имя Абсолютного Спиритического Медиума. Язык будто перестал слушал его в тот момент. — Признаю, что она одна из последних, с кем я бы хотел поладить. Я, честно, не желаю ей зла, но ты должна согласиться, что она… Достаточно проблемная, — он старательно подбирал слова, чтобы случайно не оскорбить — как бы сильно Гробовщик неодобрял поведение и слова Изумо, но переходить на личности — это, по его меркам, уже через чур. — В последнее время она даже с тобой не ладит.       Рокудо всё никак не мог понять — что такого Мисузу нашла в Касуми? Почему так цепляется за неё? Касуми — грубая и очень неприятная… Личность. Как можно терпеть её несносный характер? На месте Айсаки, Сайджи бы давно (ещё когда Медиум начала демонстрировать неприкрытое пренебрежение на Втором Суде из-за глупой обиды) махнул рукой и принял бы идентичную стратегию — «раз игнорируешь меня — я тоже стану тебя игнорировать». И ещё неизвестно, кто бы из них двоих не выдержал первым.       — Возможно, так оно и есть, но я всё равно буду присматривать за Касуми. Я глубоко забочусь о ней, Сайджи. И очень сильно переживаю за её будущее — ей ведь тоже нужно отточить свои навыки. Кроме того, судя по прошлому опыту общения… В ней есть и положительные стороны. Она просто… Сбита с толку неправильными жизненными ориентирами.       — Что же, — Сайджи не стал настаивать — в большинстве случаев он чуть ли не интуитивно, на подсознательном уровне чувствовал, когда стоит отступить и не спорить. — Тогда мне остаётся только надеяться, что ты сможешь направить её по правильному пути. Твоя решимость по отношению к ней гораздо сильнее моей.       Раз уж Мисузу верит, что у неё получится перевоспитать Касуми… То кто он, Сайджи Рокудо, такой, чтобы сомневаться в этом и открыто выражать пессимистичный настрой? Главное — чтобы Изумо хотя бы научилась держать язык за зубами в нужные моменты и хоть самую малость сопереживать живым людям. Именно живым, а не тем, кто уже мёртв.       — Я… Не хочу, чтобы она причинила боль кому-либо ещё. Как… Причинила мне.       «— Я… Я бы мог побыть с ней хоть немного подольше.!»       «— Да ты же ей всё равно не нравился. В смысле, многие из нас с трудом тебя переносят. "Бу-ху-ху! Майко, Майко, Майко. Почему я не нравился Майко? Почему Майко не поговорила со мной? Я же тааак любил Майко!"»       Большему унижению и плевку в душу Абсолютный Гробовщик ещё ни разу не подвергался. Внутри у Рокудо всё клокотало праведным гневом — и потому он убежал, громко топая. Спиритический Медиум ранила его в самое сердце, надавив на больное без зазрения совести. С тех пор для него она стала не просто неуправляемой и острой на язык, нет. Касуми Изумо — жестокая, злая, почти что беспринципная бестия, от которой следует держаться как можно дальше. Лишь у Мисузу получалось хоть как-то на неё повлиять, сдерживать, но с недавних пор Изумо и Айсаке начала откровенно хамить, потеряв всякие границы.       Однако Мисузу до сих пор… Дорожит ею…       — И, клянусь, я исполню свой долг в отношении Касуми. Не смогу простить себе, если провалюсь в этом плане.       «Мисузу…»       Сайджи искренне восхитился — нет, решимость Абсолютной Жрицы не могла не восхищать, порождая глубочайшее уважение. Сила духа Мисузу, то, как горели её карие глаза — всё в ней сейчас завораживало.       Она словно дала себе обет, который намерена притворить даже ценой собственной жизни.       Стойкая, не лишённая эмпатии, заботливая, верная своему слову и долгу, к тому же думающая об остальных не в пример больше, чем о самой себе — и тем самым Мисузу Айсака полностью оправдывала свой титул.       На такого надёжного человека не грех положиться даже в убийственной игре. Наверное, Аюму подумал примерно также.