Параллельная Надежда, Расходящееся Отчаяние

[Пять дней назад]

      В итоге удалось поспать где-то три-четыре часа. Сайджи всю ночь не мог сомкнуть глаз: картина последних мгновений Акиры — как тот полетел вниз, в специальный огромный мусорный бак (с надписью «дефект»), и упал на дно, сломав шею — не покидала его голову; только ближе к утру Рокудо всё же провалился в усталый сон, где была одна темнота.       — Доброе утро, ребятки! Уже семь утра. Настал следующий фантастический день! Давайте постараемся сегодня как следует, — оповещение Монодоры быстро разбудило Абсолютного Гробовщика, но ему не хотелось вставать, и куда-либо идти — тоже. А зачем? Они старались предотвратить последующие убийства… Но Акира всё равно расправился с Кего и поплатился за это собственной жизнью, а ряды «учеников Академии» вновь уменьшились на два человека.       Новые жертвы не за горами, а Сайджи тошнило лишь от одной мысли, что его друзья убивают друг друга с холодной методичной расчётливостью, что уж говорить о наблюдении за такими событиями. Это ужасно, мерзко!       В дверь постучались.       — Сайджи, я пришла узнать, всё ли в порядке? — немного строгий, но в то же время заботливый голос раздался с противоположной стороны — Мисузу забеспокоилась и решила проверить его, а если что — пойти вместе в кафетерий, где их, похоже, уже ждали.       Помнится, она поступила также, когда он лежал на кровати в своей комнате, бесцельно уставившись в потолок после смерти Майко… И отказывался выходить. Несмотря на то, что Сайджи тогда остался у себя почти на весь день, не поддавшись на её уговоры, он всё равно благодарен Айсаке за проявленное внимание.       — Да. И я уже встал, — ответил ей Рокудо, тут же поднялся с кровати. — Можешь возвращаться без меня — я переоденусь и сам приду.       — Хорошо. Как скажешь, — до Абсолютного Гробовщика донёсся звук шагов, которые постепенно отдалялись.       Когда они полностью затихли, он вытащил из шкафа одежду, быстро переоделся в белую рубашку и свой обычный тёмно-синий деловой костюм, посмотрелся в зеркало: его светло-голубые волосы были в небольшом беспорядке — пришлось провести по ним расчёской. Затем ловкими движениями завязал галстук. Потом ещё раз присмотрелся к отражению — вроде он не выглядел уставшим или не выспавшимся — на него взирал аккуратный ухоженный молодой человек со спокойным лицом, которое вскоре «озарила» натянутая, чуть нервная, вымученная улыбка, которую он выдавил из себя на пару секунд.       Сайджи вышел в коридор и направился к кафетерию.       — Доброе утро, — войдя в помещение, поздоровался с теми, кто уже находился там — Мисузу, Сейши и Марин (а по шуму, доносившемуся со стороны кухни, не обязательно иметь семь пядей во лбу, чтобы догадаться — Наруми тоже здесь). А Аюму… Аюму, видимо, ещё спит. Как и остальные, кто ещё не пришёл.       — Доброе утро всем, — как только вспоминаешь о Фуджимори, он тут как тут, подошёл почти сразу после Рокудо. — Как вы?       — Надеюсь, что по большей части хорошо. Или хотя бы в какой-то степени, — отозвался Сайджи. Прозвучало, по правде говоря, ни капли не воодушевлённо, а даже как-то… Опустошённо. Хотя какой смысл скрывать своё отношение к их положению? Особенно, если ситуация известна каждому. — Но нам, похоже, от этого нисколько не легче.       — Нет, не легче, — поддержала «тему» Мисузу Айсака, Абсолютная Жрица. — Я собираюсь проверить остальных, на случай, если им понадобится утешение после вчерашнего.       — Полностью одобряю ваши действия, Мисс Айсака, — сказал Йодогава: на удивление, он выглядел более решительным и собранным, чем те, кто его слушал (кроме, разве что, Мисузу). — Мы должны приложить все силы, чтобы поддержать моральный дух. В конце концов, нельзя допустить, чтобы наш боевой настрой угас.       «Мне кажется, или Сейши ничто не способно сломить? Вот это у него стальные нервы: сохранять самообладание… В такой обстановке. Удивительно.» — подумал Сайджи.       Жаль, сам Гробовщик не такой стойкий и всё ещё не смог оправиться после смерти Майко… И не уверен, сможет ли двигаться дальше, лишившись самого близкого человека… Первого лучшего друга. Такую потерю будет трудно восполнить, если вообще когда-либо удастся.       — А ты хорошо спал, Аюму? — не сразу было понятно, что вопрос принадлежал Марин Мизута, Абсолютному Синоптику: тон разительно отличался от того, как она обычно разговаривала. Создавалось впечатление, будто милая, неунывающая, медлительная и слегка детсковатая девушка-синоптик поддалась всеобщей угнетающей атмосфере. Так удручающе.       — Ну, я… Погоди, Марин… Ты говоришь иначе. Что-то случилось? Ты в порядке? — Аюму, очевидно, тоже заметил перемены в её поведении.       — Ничего не случилось. Просто… После сказанного Акирой на Суде… Большая Сестрёнка чувствует себя неприятно, когда употребляет «чан» и «кун» при общении. Так что Большая Сестра думает, что ей пора прекратить так разговаривать.       «Марин…»       — Но, Марин, — решил высказаться Сайджи: — ты не обязана меняться только потому, что Акира был груб с тобой.       Видеть Абсолютного Синоптика, которая утратила свой оптимизм… Они как-будто лишились ещё одного человека… Когда буквально вчера день закончился казнью Цучии…       — Большая Сестрёнка знает, но… Она думает, что ей стоит вести себя, как подобает её возрасту. Большой Сестре следует быть взрослой, как никак.       Аюму прокашлялся, привлекая внимание.       — Полагаю, Наруми готовит завтрак? — видимо, звуки гремевшей посуды, исходившие из кухни, невольно подтолкнули парня (как же непривычно обращаться к нему в мужском роде…) на мысль попытаться перевести тему на то, что другим было бы хоть немного приятнее обсуждать. Что он и сделал. Сайджи мысленно поблагодарил его за это.       — Да… — ответила Айсака: — Очень хорошо, что, несмотря на вчерашнее, она смогла взять себя в руки. Кажется, она способна быстро оправиться от пережитых волнений.       — Прошу простить, — вмешалась Абсолютный Синоптик, захотев поделиться мнением: — но я не думаю, что Наруми так легко приходит в норму, Мисузу… Она переночевала с Большой Сестрёнкой, и та спрогнозировала, что ей всё ещё больно, даже если внешне это вообще незаметно.       Оно и понятно — Акира пытался подставить Наруми, повесив на неё убийство Кего. А когда её невиновность была доказана — переключился на парней, у которых была возможность совершить это: на него, Сайджи Рокудо, Сейши, Мицунари и Аюму. К огромному стыду остальных, — Сайджи в том числе — у него почти получилось (всё бы вышло и он смог бы сбежать отсюда, если бы не Аюму, который разгадал его хитрый план и вывел на чистую воду). Так что вряд ли это событие не повлияло на неё хоть каким-то образом или, как минимум, не оставило отпечаток в душе. Никто бы не стал осуждать Наруми, если бы она не вышла из комнаты или ходила бы весь день как приведение.       Но когда Наруми Осоне, Абсолютный Гурман, предстала перед ними в довольно-таки приподнятом настроении, держа в руках поднос с тарелками, на которых были вафли и сосиски, никто бы даже не посмел заикнуться, что она чем-то задета.       — Прошу! Вкусный, сытный завтрак для начала утра! — жизнерадостность в её голосе не особо сочеталась с чуть подавленной атмосферой, царящей буквально пару секунд назад (а может, окружающей Осоне и сейчас). Она обратила внимание на Фуджимори. — О, доброе утро, Аюму. Ты хорошо спал?       — Эм… Не совсем…       — Не очень-то хорошо… Ну, сядь поешь и тебе определённо полегчает!       — Спасибо, — с теплотой отозвался Аюму на заботу. Потом задал вопрос: — Но сама-то ты в порядке?       Наруми недовольно поджала губы — Сайджи до сих пор не привык и никак не мог понять, как ей удаётся так быстро реагировать на происходящее. Причём всегда «ярко», искренне. Словно она меняет маски на ходу, и человек, с которым они разговаривают — просто образ, а настоящую Осоне им будет не дано узнать: ни её мыслей, ни чувств, ни стремлений — ничего из того, что складывает представление о личности.       — Конечно я в порядке, глупый! Э-этот придурок получил, что заслужил, и после всего я отлично выспалась!       На этом Аюму решил не продолжать разговор — в конце концов, если Наруми зла, её лучше не провоцировать ещё больше: вскоре она сама остынет и «забудет». Он присел на своё место за столом и, как остальные присутствующие, — не считая Мисузу, которая отправилась навестить тех, кто ещё не пришёл — стал завтракать. Было довольно вкусно, — ведь готовилось тем, кто знает толк в хорошей еде — но Сайджи ел без особого аппетита и как-будто через силу, заставляя себя: медленно и кидая в рот небольшие кусочки, потом так же медленно прожёвывая. Вскоре, не доев, он отодвинул тарелку — больше в него никак не лезло.       Сайджи поднял глаза и осмотрелся — да, мелькнуло в голове, ситуация повторяется: он снова сидит один, в отдалении от остальных. И вроде бы всё не так уж плохо: Абсолютный Гробовщик привык коротать время сам с собой, привык молчать часами. Привык становиться привидением, которого никто не замечает. Но быть частью группы… Она подарила ему этот незабываемый опыт… Помогла осознать, чего ему не хватало. Отчего он чувствовал неудовлетворение, хотя занимался любимым делом, которым даже гордился. А не хватало ему малого — общения с ровесниками и тех, кого можно считать друзьями.       «— Эй! Что ты делаешь? Ешь совершенно один?»       Рокудо тяжело задышал, стараясь удержать слёзы и не заплакать, потому что, неожиданно для себя, понял, что наизусть помнит, как звучал её голос. Майко… Лучшее, что у него когда-либо было в жизни… И он не сумел спасти её, не успел в полной мере описать, сколь многое для него значили её слова. Да что там слова — простого взгляда хватало, чтобы по телу разлилось тепло, которого он ни разу не испытывал, пока они не разговорились в первый раз. А когда Майко взяла его за руку, Сайджи окончательно растаял под натиском её обаяния, оптимизма и доброты.       Но всё, что осталось от неё теперь — горькие воспоминания о счастливых случайных мгновениях, проведённых вместе. И глубокая рана на душе, которая — он точно знал — никогда не затянется.       С первых секунд знакомства Майко представляла собой для Сайджи человеческое воплощение самой жизни: светло-рыжие, словно солнце, волосы и сияющие, как море, голубые глаза. Лучезарная добродушная улыбка. Но самое главное — она никогда не теряла задора, постоянно находилась в движении… И этот образ… Навсегда останется в его сердце, заняв в нём значительное место.       «— Так что, если кто-то собирается выговориться, и он выбрал меня в качестве слушателя, я хочу, чтобы ему было весело и приятно это делать! Ты меня понял?»       И… И такая… Такая замечательная девушка должна была умереть первой? Из всей группы… Почему?.. Почему именно она?.. Почему Майко?.. Почему так скоро?.. Это же так несправедливо. Нечестно. Обидно.       Люди постепенно собирались после того, как Мисузу проведала тех, к кому до этого не ходила, и вернулась — теперь в кафетерии находились все выжившие на данный момент — Сайджи заметил это только, когда оторвался от печальных раздумий. Они молчали, завтракая — каждый, как один, с одинаковыми поникшими лицами.       — Все сегодня утром такие тихие и угрюмые… — сказал Ума — кукла-лошадь — в исполнении Мицунари Кога, Абсолютного Чревовещателя.       — Потому что кое-кто недавно умер, младший братик, — теперь он играл за Шику.       — Это не оправдание! Все просто сидят без дела, как унылые куски дерьма!        — Ума… — Мицунари перешёл на свой обычный голос, чтобы отчитать одного из своих «детей». Однако ему явно не хватало строгости и недовольства в тоне, — Следи за языком.       — П-папе даже не достаёт энергии, чтобы как следует пристыдить старшего брата.       «Так Ума старший или младший?» — мысленно задался вопросом Сайджи. Кога, кажется, настолько огорчён всей ситуацией, что даже не заметил, как где-то оговорился.       — Но он прав, ты же понимаешь… — проговорил Казуоми. — Это просто разрывает. Мертвы уже четверо! Четверо, блять! И как, чёрт подери, мы должны к этому относиться?! Что нам делать?       — Успокойся, Какуоми, — едва ли не выпалила Арума, пытаясь «усмирить» Абсолютного Каратиста (пока что только словами, потому что настроение у неё не совсем испорчено). — По крайней мере сейчас мы ничего не можем сделать.       — Но!..       Арума тут же ударила — довольно вяло — своим кнутом куда-то в пол, рядом с Семеджимой, в надежде заткнуть его:       — Тихо.       Эта девушка, откровенно говоря, не вызывала у Абсолютного Гробовщика симпатию: у неё такие неуправляемые извращённые мысли и длинный язык (которые невозможно остановить), из-за чего с ней не очень-то приятно — и легко — общаться. Честно сказать, она не пользовалась у Сайджи особым доверием, но ненависти — в чистом виде — к ней он не питал. А то, что слова Арумы Тодороки иногда вызывали небольшое отвращение или смущали — по сути, мелочь.       — Довольно, — нетерпеливо — даже немного раздражённо — произнесла Микото в укор присутствующим. — В вас сейчас столько же энергии, сколько в Акире. Собираетесь вечность хандрить? Я и так терпеливо выслушаю вас, не заставляйте ещё и испытывать боль, глядя на ваши постные лица.       — Микото, пожалуйста, — Мисузу попыталась защитить других от жестоких упрёков Ицуки, — это не то, в чём мы нуждаемся в данный момент.       — Но ты же знаешь, она говорит правильные вещи! — вмешалась в их разговор Касуми, делясь мыслями по этому поводу. — Мы больше походим на ходячие трупы, чем на живых людей! Кто-то больше остальных… Даже призраки, с которыми я общаюсь, более живые, чем вы, ребята! Вы серьёзно хотите притворяться мёртвыми, потому что жалеете о том, что они погибли? Вы, ребята, потеряете хватку, если это будет происходить каждый раз, когда кто-то из нас срывается и совершает убийство! Да после такого мы должны быть счастливы, что всё ещё живы! Что пережили чёртов Суд!       — Касуми, ты… — впервые Сайджи увидел, что бы Мисузу (девушка, которую он глубоко уважал за отзывчивость и чуткость в купе с некой «материнской» строгостью) растерялась и, казалось, не знала, как ответить на подобные заявления.       — Да! — не удержалась Наруми, чуть ли не перебив Абсолютную Жрицу. — Как минимум мы всё ещё здесь, ведь так? Следует быть благодарными хотя бы за этот завтрак!       — Нам удалось пережить уже два судебных разбирательства… — согласилась Арума, и, чуть призадумавшись, добавила с только что появившимися внутри неё верой в лучшее и воодушевлением: — Не время сворачиваться калачиком и ждать смерти!       — Большая Сестрёнка прогнозирует, что Кего не хотел бы видеть нас такими поникшими. Как и Акира. Надеюсь…       — Верно, — Сайджи, будучи Абсолютным Гробовщиком, не мог пройти мимо обсуждения последних слов почивших людей, не встрянув в беседу (пусть это самое обсуждение — косвенное и происходило вскользь, так сказать). — Было бы очень разумно уважать его желания, даже если он никогда прямо не заявлял о них перед своей кончиной.       Хотя… Ему ли об этом говорить? Это же он отправил Акиру на казнь. Это его знания о стадиях разложения трупа помогли понять, когда именно убили Кего; а тем самым Рокудо жёстко подставил убийцу Абсолютного Диджея. Это он, Сайджи Рокудо, сказал, на какой конкретно стадии находилось тело Сакумы (на третьей, — третьей! — чёрт подери!) Вдобавок — он лично отдал свой голос за Цучию, как за преступника.       И кто знает… Может, он виноват и в смерти Майко не меньше Нико и Монодоры…       Ох… Что бы она сказала, завидев, как Сайджи трясётся в тёмном углу, будто осиновый лист, опасаясь за жизнь друзей и того, что появятся новые смерти, но при этом не пошевелив и пальцем, чтобы хоть как-то исправить ситуацию?       Нет… Нет. Есть же что-то, что он, в теории, мог бы сделать, так? Сидеть и ничего не предпринимать — значит, опустить руки в ожидании кончины. А этого, Рокудо более чем уверен, Майко никогда бы ему не простила.       — Н-не нужно больше плакать, папочка! — Мицунари вновь заговорил за Шику, — куклу-оленя, что надета на одну из его рук — но на сей раз голос звучал гораздо живее. — Я уже большая девочка! Я буду двигаться дальше!       — Аха-ха… Вот… Вот она, моя дочка…       — Чёрт возьми, да! — Казуоми, кажется, тоже заметно приободрился. — Перестаньте хандрить, и мы, может быть, сможем как-нибудь дать отпор! Я до сих пор не забыл о тебе, Кармен!..       Только неясно — при чём тут вообще Кармен?.. Или это Сайджи не социализирован до такой степени, что не может понять настолько очевидный для остальных «посыл»? Хотя мысль про «дать отпор Монодоре» ему понравилась.       Мисузу — всё ещё немного шокированная реакцией других, но отыскавшая в себе силы — сказала:       — …Я, честно говоря, не ожидала, что они отреагируют именно так, — тем самым как бы подытожив происходящее за последние несколько минут.       — Какими бы тяжёлыми ни были эти слова, — призадумавшись, высказался Йодогава, обращаясь, видимо, к Абсолютной Жрице, которая сидела около него, — кажется, это был как раз-таки тот мотиватор, в котором мы все так нуждались прямо сейчас. Но я, конечно же, не буду смотреть дарёному коню в зубы. А вы, Мисс Айсака?       — Хм… Твоя правда, Сейши.       Сайджи тоже согласился со словами Абсолютного Детективного Писателя. Пусть то, что произошло с Майко, и пошатнуло его — Гробовщика, — он не имеет права унывать (о чём тот, к большому стыду, иногда забывал, поддаваясь эмоциям). Ради неё… Нико, Кего и Акиры Рокудо станет — или хотя бы постарается стать — более решительным. Чтобы противостоять отчаянию, которое пытается разжечь в нём — и в остальных — Монодора.       Те, кого они потеряли — и, вероятнее всего, ещё потеряют — в этой «схватке», будут упокоены с должным уважением… Уж он, Сайджи Рокудо, об этом позаботится. Чтобы хоть немного искупить свою вину перед тем же Цучией. И, разумеется, Майко…       — Спасибо, Микото, — с облегчением, но от всего сердца поблагодарил Аюму, буквально озвучив то, что хотел сказать Сайджи. — И тебе, Касуми. Огромное спасибо вам обеим.       — Пустяк, — безразлично, весьма монотонно, — под стать её характеру — с неким холодком в голосе ответила Микото. — По крайней мере, вы больше не строите эти глупые грустные лица.       Касуми же — как будто — раздулась от гордости:       — Хм! Может быть, вам, ребята, стоит почаще меня слушать! Я знаю, о чём говорю, когда речь заходит о мёртвых!       Атмосфера в кафетерии теперь стала более оживлённой. Надежда… Она есть всегда. Ещё рано сдаваться.