Синдром разделённого мозга | Split-Brain Syndrome

Прокрастинация никогда не была её сильной стороной — лень для неё не существует, ведь она научилась быстро и эффективно решать задачи. Конечно, бывают моменты, когда она, как и все, наспех готовится к экзаменам или совершенно игнорирует мелкие задания, но если дело касается сочинений или поручений, за которые она отвечает, то она всегда справляется быстро и в пределах какого-никакого расписания. Но вот, когда она смотрит на свой телефон, видит имя, которое светится на экране, и на мигающую зелёную кнопку «Отправить», ей совсем не хочется звонить Робину, не хочется слышать его голос или читать его сообщения. Прокрастинация кажется отличным выходом. Она понимает, что рано или поздно ей всё равно нужно будет выбраться из её уютного убежища из подушек и одеял, но сейчас она вполне довольна, игнорируя советы Затаны, которые она услышала прошлым вечером: — Не переживай, Артемида, ты приняла правильное решение. Она решает немного побродить по интернету. Конечно, вселенная решила, что именно сегодня, в этот момент, интернет будет самым унылым местом, и не найдя ничего интересного, Артемида решает обновить свою музыкальную коллекцию. Когда программа на её телефоне предложила скачать последнюю версию, она согласилась — в конце концов, она и так чувствует себя ужасно. Обновление заняло два часа, стерло половину её музыки и отказалось синхронизироваться с фото и контактами. Оставшуюся часть дня она потратила на сортировку всех файлов, которые должны были синхронизироваться с её телефоном. Фотографий оказалось много, это точно. Она даже не осознавала, как часто использует камеру. Ничего с прошлой ночи не было — она не была настроена на общение, но из примерно двухсот фотографий, которые ей пришлось сортировать, большинство были сделаны с командой. Несколько с Затаной и М’Ганн, пару с того момента, когда она впервые примеряла свой Хэллоуинский костюм (она выглядела потрясающе, так что, даже не выгуляв его, она сохранит эти снимки), но, если честно, большинство из них с Робином и Диком. Они оба имели дурную привычку забрать её телефон и делать глупые снимки, фотобомбить или делать что-то, что заставляло её думать: «Да, это стоит запомнить», а в случае с Робином — просто быть настолько милым, что она тайком делала снимок, пока он не смотрел. Её живот сжимается от этих мыслей, но она всё равно улыбается, несмотря на себя, и не чувствует себя такой мрачной, перелистывая фотографии. Когда она заканчивает с фото на телефоне и снова синхронизирует программу, она вспоминает, что у неё есть непрочитанное письмо от Дика с темой «ПРЕДУПРЕЖДЕНИЕ: НЕ ДЕЛИТЕСЬ ЭТИМ С КЕМ-ЛИБО, ИНАЧЕ ВЫ ВЗОРВЕТЕСЬ» и прикреплёнными изображениями. Тема выглядит подозрительно, но она смеётся (и эта улыбка, конечно, тяжела, потому что она должна быть расстроена). Она сразу понимает, что это фотографии с того дня, когда она была с ним на ярмарке. Просто она не открыла их раньше, потому что откладывала на «дождливый день». Ну, дождь как раз был в её сне прошлой ночью, так что… Она открывает письмо, скачивает файлы и перед ней появляются глупо улыбающиеся лица Дика Грейсона и Артемиды Крок, едва узнаваемые сквозь краску на их лицах. Она почти забыла об этом. Забыла, как Дик, обходя попкорн, случайно столкнул её к столу, как оранжевая краска полетела прямо на её лицо. Как вместо того чтобы расстроиться, художники за столом решили превратить ошибку в произведение искусства. Она ухмыляется. Тигрица, да? Вот такие моменты заставляют её думать, что вселенная будто специально играет с ней. Но она качает головой, хмурится и решает, что не хочет больше об этом думать. Мать давно прошла этот этап, и Артемида не собирается застревать в нём. Краска на лице на ярмарке — это ничего не значит. Она переводит взгляд с собственного лица на половину фотографии с Диком: он, как всегда, с той самой своей улыбкой за ярко-жёлтым бэтсигналом, с выражением, полным наивной любви к жизни, которое почти до абсурда. Он выглядит глупо, но забавно. Она не может поверить, как много старше они оба выглядят теперь, чем всего несколько недель назад, и Артемида позволяет себе на мгновение задуматься о своём собственном росте, о том, как символичен может быть тот самый тигр на её лице, и она фыркает, думая, как иронично было бы, если бы вместо Дика на этой фотографии был Робин, смеющийся в тени Бэтмена, как… — Не может быть. Нет, нет, нет, нет. Её сердце пропускает удар, а потом тахикардия захлёстывает её, и Артемида прищуривается, глядя на экран своего ноутбука. Голова кружится, и она думает: «Не может быть, Артемида, ты сходишь с ума», но вдруг всё начинает складываться, и она глотает, прикрывает половину лица Дика рукой, чтобы видеть только его улыбку, и вот оно. Вот оно. Та самая улыбка, та самая дурацкая улыбка, которая сопровождает её каждый день и каждую ночь, та, что звучит в её голове на переменах в школе, та же, что она видела в Пещере. Как она могла не заметить этого раньше? Как не догадаться? И вдруг что-то щёлкает, что-то ломается, и она остаётся в своей куче подушек, с широко распахнутыми глазами и мыслями, как на круговом движении, не понимая, что она чувствует, не понимая, как ей нужно себя чувствовать, кроме того, что точно чувствует злость, потому что, о боже мой. Но, серьёзно, о боже мой, как это может быть правдой? Она прокручивает всё в голове, вспоминает все те ночи, когда Робин встречал её по дороге к Зете, вспоминает, как Дик часто беседовал с ней о супергероях, и всё становится понятным. Но как она может быть на сто процентов уверена? Ей нужно подтвердить это, ей нужно узнать, что она не ошибается, хотя, чёрт возьми, она всё равно будет ошибаться, но, честно говоря, этот смех в её голове снова звучит, насмехаясь над ней, подталкивая её вперёд. Его голос. Именно он всё решит. Артемида кивает сама себе, прячет телефон и кошелек (проверяя, чтобы у неё были монеты) и ключи, и выходит из дома, высоко подняв голову, несмотря на холод. Да, наверное, стоило взять шапку или пальто, или что-то в этом роде, но, чёрт возьми, кому это важно? Она заходит в телефонную будку прямо через дорогу, бросает монеты в аппарат, набирает номер, сохранённый для Дика, и замирает, рассматривая его фотографию с зачесанными назад волосами и искренней улыбкой, ожидая с затаённым дыханием. Звонок. Не может в это поверить. Мгновение. Это безумие — Щелчок. Дик Грейсон — — Алло» — звучит его голос, и биение её сердца становится громче, а глаза расширяются от неожиданности. Рука начинает дрожать, и она использует другую, чтобы удержать трубку. Она забывает, что телефонный разговор обычно включает двоих, и потому голос повторяет вопрос, уже с лёгким раздражением: — Тут кто-нибудь есть? И она — она слышит это в его голосе, слышит те черты, что явно принадлежат Дику, но при этом есть и что-то, что явно принадлежит Робину. И это одно и то же, не так ли? Это всегда было одно и то же, и она не может справиться с этим, она — ах, это та плавность в его голосе, та мягкость, несмотря на недовольство от пустой линии. — Приветик, — говорит Роб.Дик — о, замечательно, как теперь называть его в своём внутреннем монологе? — Артемида прочищает горло, собирает все свои силы и мысли, пытается изменить интонацию. — Добрый день, сэр! Вам повезло, вы были выбраны для… — Меня это не интересует, — отвечает Робин, прежде чем повесить трубку. И вот она стоит там, как кусочки головоломки наконец складываются в единую картину, её осознание становится ясным, и она понимает, что Дик Грейсон и Робин — это одна и та же головная боль. Её руки сжимаются в кулаки, она выходит из будки, и, чувствуя, как всё встает на свои места, Артемида направляется в Пещеру. *** Коннер был единственным, кто оказался рядом, когда она вбежала в комнату. Яростно требуя узнать, где Робин, он лишь пожал плечами и указал на сторону тренировочных залов. Она буркнула благодарность, и он посмотрел на неё, не задавая вопросов, лишь произнес: — Робин… эээ, не был в лучшем состоянии, когда приходил вчера вечером. Она восприняла его слова смутно, но не ответила. Просто направилась в нужную сторону, топая ногами. Дверь была закрыта, но не заперта, и она осторожно открыла её, прокравшись внутрь. Есть что-то гипнотизирующее в том, чтобы наблюдать за Робином в воздухе, как за колибри, что парит в пустоте, или за пчелой, жужжащей от цветка к цветку, или за пауком, что плетёт свою паутину. Это завораживающее зрелище, за кем-то, кто делает то, для чего он был рожден, что-то настолько органичное и живое, что не можешь отвести взгляд, не думая ни о чём другом, разве что о том, как чудо, что этот человек существует и способен делать это, и что всё это будет длиться вечно. Говорить, что человек рожден для чего-то — это банальность, а «быть крутым» давно утратило свою магию. Но Робин — он и есть всё это, когда, кувыркаясь и вертясь, он парит в нескольких метрах от земли. Он был в костюме, но без плаща. И это напомнило ей тот день, когда она осталась одна, думая, что он умирает. Вдруг она вспомнила, что именно тогда она впервые встретила Дика Грейсона. Хотя на самом деле это не был её первый день с ним. Она едва могла вспомнить, как сильно злилась на него в тот момент, так поглощена была наблюдением за его тренировкой, пока он думал, что остаётся один. Но вот моменты, когда он явно теряет равновесие, когда чуть не падает — тогда страх охватывает её, и становится очевидно, что он сейчас тренируется не ради совершенства, а потому что в его голове крутится что-то важное и тревожное. Когда он не смог выполнить сальто, как нужно, он потерял равновесие и упал, но быстро исправился и сделал ещё одно сальто, приземлившись на ноги. Затем, с яростным ударом кулака в стену, оставив вмятину, он зарычал, и Артемида, наблюдая за ним, проговорила с горечью: — Ты выглядишь потерянным. Он вздрогнул, замер, но оставался спиной к ней. Через мгновение, казалось, он решил проигнорировать её, встал и продолжил тренировку, будто её вовсе не было рядом. — Вау, — сказала она, приближаясь к центру комнаты. — Так кто же тут сейчас злой? — Я не злой, — ответил он, и в голосе прозвучала нотка сломленности, как будто он давно не произносил эти слова. — Но… девушка, в которую я был влюблён и с которой встречался, призналась, что мне изменяла. Так что извини, если я не совсем сосредоточен. — Серьёзно, Дик? — Она ожидала, что он вздрогнет при упоминании имени, но он не отреагировал. — Потому что я зла. Он спрыгнул рядом с ней, и теперь она наконец увидела его лицо. Он был потный, уставший, не выспавшийся, но, отвернувшись, с унылым выражением лица схватил бутылку с водой. — И ты, наверное, хочешь, чтобы я спросил, почему ты зла. Артемида скрестила руки на груди. — Представим, что ты только что спросил. — Пожалуйста, — произнёс он, и в его голосе ощущалась злоба, — просвети меня. Он сделал долгий, почти демонстративный глоток воды и сел на скамью, повернувшись к ней спиной. Она улыбнулась сжатыми губами и обошла его, становясь прямо перед ним. Воздух между ними был настолько напряжён, что, казалось, он стал тяжёлым и плотным, наполненным их злостью и обидами. Она смотрела на его маску, не зная, делает ли это он тоже. Но не ждала ответа — она сняла её. Его глаза были усталые и голубые — и этого было достаточно, чтобы всё понять. Она улыбнулась и, удовлетворённо ухмыльнувшись, отступила. Дик моргнул, не совсем осознавая происходящее. — Что? — О, не знаю, — она театрально пожала плечами, расправив руки с раскрытыми ладонями, прекрасно осознавая, что её жесты могут быть слишком громкими, но, черт возьми, кому какое дело? — Может быть, ты мог бы мне сказать, что вы с ним — один и тот же человек? Он уставился на неё, молча. И вдруг раздался его смех. — О, боже… о, боже мой, — вырвалось из его груди, и это был не его привычный хихикающий смех, а что-то холодное и жестокое, что только раззадоривало её. Как он может смеяться, когда она чувствует себя обманутой, запутанной и растерянной? Что, чёрт возьми, тут смешного, Робин? Играть с её головой, сбивать её с толку, и смеяться над этим? — Какого черты ты смеёшься? — Я понял, что происходит, — с трудом выдавил он. — Ты думала, что… о боже мой, святой Бэтмен, Артемида, не могу поверить… — Дик! — она сказала это резко, потому что если это продолжится, она начнёт топать ногами и устроит истерику. — Ответь мне! — Я думал, ты знала! — воскликнул он, и медленно её слова начали доходить до её разума. Он думал, что она… что? — Почему, — сказала она, глядя на него с изумлением, — я должна была это знать? Ты не сказал мне ничего об этом. Он нахмурился, встал, так что теперь она не смотрела на него сверху, и его лицо уже не отражало смеха. — Я думал, ты поняла это в ту ночь в Старлинг-Сити. В отличие от него, Артемида не остыла. Для неё это не просто неловкость, это было настоящее ощущение обмана — ведь он, этот парень, этот мальчишка, допустил такие нелепые выводы, обвёл её вокруг пальца. — Почему я должна была понять это? Мы не все здесь сыщики! — Потому что ты поцеловала меня, — сказал он, словно это было очевидно, — и ты продолжала целовать меня, даже после того, как я сказал тебе представить, что я — он, и какой это извращенкой нужно быть… — Он замолк, словно осознав, что сказал, и устало посмотрел на неё, когда она сжала губы. — Ладно, извини. — Нет, — ответила она с яростью, сжимая руки в кулаки и разворачиваясь, чтобы уйти. — Ты прав. Дик быстро вскочил и протянул руку, чтобы остановить её, его гнев почти улегся. — Артемида… Она отстранила его руку. — Не трогай меня. Я всё ещё злюсь на тебя.- Её не интересовали его оправдания, она не хотела, чтобы его ошибки становились поводом для шуток, особенно для неё. Всё, чего она хотела, — это побыть в одиночестве, настроить мишени и взять в руки лук. Но Робин не уходил. Возможно, ему хотелось того же — а он был здесь первым. Она тяжело вздохнула и села в кресло, опустив голову в ладони. Её мысли метались, не зная, хочет ли она, чтобы боль усилилась, или чтобы исчезла совсем. — Это абсурд, — пробормотала она, и когда Робин присел рядом, она взглянула на него боковым взглядом и сказала: — Мне больше нравился Дик, чем ты. Он тихо засмеялся. Они оба молчали. В воздухе повисла некая неопределённость, и да, Артемида продолжала смотреть на этого мальчишку рядом с собой. Это был Дик, но это был и Робин, и она всё ещё не могла привыкнуть к этому. Это должно было сделать её жизнь проще, но почему-то ей было так сложно принять это? Она думала, что все просто: что она ходит в школу с Диком, и он знает, что она из Готэма, что это удивительно; что у них с ним общий проект по алгебре, сдавать который через два дня; что она ходила на свидание с Робином, не подозревая об этом; что её сердце чуть не подпрыгнуло, когда она вспомнила: в комнате Робина есть мягкий слоник, который она ему подарила; что комната Дика — в Уэйн Маноре; что несколько дней назад Артемида соврала, сказав, что последний человек, которого она целовала — это Уолли Уэст. Её лицо покраснело, и она едва не впала в панику, но к счастью, Дик, поглощённый своими мыслями, поднял взгляд и сказал: — Эм, Артемида? — Ч-что? Он прикусил внутреннюю сторону щеки, не встречая её взгляда. — Эм… так… ты не изменяла мне, да? Она сдвинула брови, усмехнувшись. — Чёрт побери, твое супернепривлекательный альтер эго. Он слабо улыбнулся, но улыбка быстро исчезла, и, наконец, их взгляды пересеклись. — Так… эм… — Она подняла бровь, чувствуя, что он всё-таки что-то скажет. И вот он: — Так где это оставляет нас? Хороший вопрос. Она не знала, что ответить. Она тяжело вздохнула. — Я скажу тебе, Птичка, но сначала мне нужно всё это разгребсти. — О, — сказал он, слегка взволнованный. — Ну… — Он достал ручку, словно из воздуха, и некоторое время думал, перемещая взгляд вверх и влево. Потом, наконец, кивнул и указал на её руку. — Не возражаешь, если я… Она напряглась и быстро убрала руку, защищая её. — Что ты… — У меня нет бумаги, — извинился он. — Но могу я дать тебе свой адрес? Ты можешь прийти ко мне в любое время, и мы просто будем… ну, друзьями. У неё есть мобильный телефон, у него тоже есть, у него есть наручный компьютер, и они могли бы найти бумагу в другом месте. Но что-то внутри её говорило: да, пусть так, и она протянула ему руку. Он быстро что-то написал, щекоча ее руку. Когда он закончил, его глаза стали ярче, и она взглянула на свою руку, замечая тот же почерк, что и в её математических заметках. Она кивнула. — Ладно. Друзья.