Синдром разделённого мозга | Split-Brain Syndrome

Артемида танцует с Робином. Дик опоздал, и она направляется во двор, чтобы позвонить и узнать, все ли с ним в порядке, когда замечает его, стоящего под статуей Брюса Уэйна и с выражением понимания глядящего на нее. Робин оборачивается и игриво качает бровями, заметив ее. Он в полном костюме, а она — в своем нарядном платье, и на улице холодно: осенний ветер щиплет ее голую кожу, вызывая дрожь. Когда она непроизвольно вздрагивает, Робин улыбается, качает головой и, прежде чем она успевает что-то сказать, расстегивает свой плащ и накидывает его на ее плечи, как теплое пальто. (Он ведь с подогревом, и когда она затягивает его плотнее, это ощущается как нежные объятия.) — Что ты здесь делаешь? — спрашивает она, а он отступает назад и протягивает руку. — Ты должна мне медленный танец, помнишь? — произносит он с улыбкой. Она вспоминает, но не думала, что он серьезен, потому что, честно говоря, она не ожидала этого, но он выглядит достаточно убедительно. Дика все еще нет, и вокруг никого, так что почему бы и не танцевать? Она неуверенно кладет свою руку в его, и он ведет ее в танце. Она клянется, что уже слышала эту мелодию где-то раньше, но не может вспомнить, откуда, хотя интуитивно чувствует, что это важно. Она не уверена, сколько времени прошло — может, пару минут, а может, и целый час — но они не останавливаются, пока кто-то не коснется ее плеча. Робин исчезает в тенях, а Артемида оборачивается, ожидая увидеть его маску, но вместо этого встречает пару голубых глаз, которые могут принадлежать только Дику. В этих глазах — боль и обида, и он не произносит ни слова. Просто поворачивается и уходит, оставляя ее одну в этом пустом дворе. И, как в самых драматичных историях, начинает дождь. Сначала это кажется не таким уж большим событием — дождь, ну дождь, это все слишком театрально, но он не слишком сильный, и немного воды никому не повредит. Однако вскоре начинается настоящая буря. Вода льется, как из ведра, и она уже сталкивалась с подобными трудностями, но сегодня не собирается утонуть, так что она бежит на каблуках, пробиваясь против ветра, который внезапно появился. И только ей кажется, что спортивный зал стал куда дальше, чем она помнила? Артемида бежит, с трудом держась на ногах, скидывает туфли и катится по грязи, но, в конце концов, она добегает до пустого зала, мокрая и грязная, оставляя следы на полу. Встав на ноги, она смотрит на испорченное платье. Хорошо, что Джейд никогда не заметит его исчезновение, потому что теперь оно безвозвратно испорчено. Гром звучит, молния сверкает в темноте, и когда дождь начинает жестоко барабанить по крыше школы, Артемида поднимает взгляд в темный, заброшенный зал и задается вопросом, куда подевались все. Платье больше не важно. Она абсолютно одна, в пустом здании, без света, и в неожиданном урагане. Даже Робина нет рядом. Только она, темнота и буря. …Но хотя бы никто не гонится за ней. Внезапно включается прожектор. — Артемида, — раздается голос сзади, и в нем звучит искреннее разочарование, — ты снова забыла свои очки. Артемида оборачивается. В круге света, откуда-то из ниоткуда, стоит жираф. Она мгновенно узнает его — это же Уолли. Конечно, разве он не всегда был жирафом? — Я не ношу очков, — отвечает она, не зная, что еще сказать. Жираф качает головой. — Ты их забыла, — повторяет он твердо, и облизывает губы своим длинным фиолетовым языком. Его поведение было бы гораздо более угрожающим, если бы он был змеей. — Ты их забыла, и теперь пытаешься меня обмануть. — Почему я должна тебя обманывать по этому поводу, Уолли? Жираф продолжает качать головой и отказывается ее слушать. Он отходит к окну и ударяет по стеклу своими задними ногами, разбив его на куски. Ветер и дождь устремляются внутрь. Вода заливает зал, и она начинает тонуть. Утонет, если только не найдет способ выбраться. Вода поднимается, и она теряет всякую ориентацию. Ты уже переживала худшее, — говорит она себе, но воды становится все больше, и сопротивляться бесполезно. Может быть, сегодня она действительно достигла своего предела, а может… Но вдруг что-то обвивает ее тело, и ее поднимают вверх. Она не сопротивляется. В полусознательном состоянии, между сном и реальностью, размытая фигура спасителя кажется ей слишком нелепой, но когда она приходит в себя и видит Дика, улыбающегося ей на пляже, она не может поверить своим глазам… — Зит…ка? Он широко улыбается, кивает и отходит немного в сторону, чтобы дать ей место сесть. Артемида вдруг ощущает, как тепло от солнца и песка обжигает ее кожу. Она садится, и, сдвигая одеяло, замечает, что это плащ Робина. Она моргает, откидывает его в сторону и поворачивается к парню, а рядом с ним стоит слон. — …Дик? Он больше не улыбается и не смотрит на нее. Теперь он сидит боком, склонясь, играя палкой в песке. Непонятно, рисует ли он что-то или просто бездумно лепит фигуры. — Наверное, у тебя целый ворох вопросов, — пробормотал он, нежно поглаживая Зитку. Он продолжает, но вместо его голоса и слов из его рта выходит нечто странное — пронзительный звон, который пронизывает её уши и эхом отдается на несколько секунд, прежде чем исчезнуть. Дик, кажется, не замечает этого. — Э… — тихо произносит Артемида. — Повтори, пожалуйста? Дик хмурится. — Я сказал, — начинает он, и снова этот острый звук разрывает воздух, проникая в каждый уголок её сознания, и Артемида просыпается.

***

Открытие глаз под тяжестью сна — настоящая борьба, ведь сон яростно тянет её обратно в свои объятия. Но она сопротивляется, стараясь вырваться, выключить будильник и проснуться, чтобы успеть в школу. С силой опустив ладонь, чтобы приглушить его звуки, Артемида решает, что этот сон был мощным. Даже когда водяные образы растворяются в уголках её разума, она всё ещё кружится от пережитых эмоций и последствий бурной активности мозга, который стрельнул в каждом направлении. Когда этот поток угасает, приходит разочарование — она понимает, что никогда не стремилась так сильно вспомнить содержание сна, как сейчас. Она не может избавиться от ощущения, что это было что-то важное. Она крепко зажмуривает глаза и пытается вспомнить, но её усилия оказываются напрасными. Всё, что ей удаётся уловить, это лишь то, что, кажется, она заснула, думая о Робине и Дике, о танцах (и, возможно, о чём-то, что сказал Уолли?). Она тяжело вздыхает, когда эти воспоминания накатывают на неё, садится на кровать и качает головой, понимая, что проблема предыдущей ночи снова всплывает в её голове. Разве не было бы чудом, если бы между сном и пробуждением ответ сам собой пришёл? Единственное, к чему она пришла, лёжа в постели и размышляя, — это что «переспать с чем-то» не всегда даёт ответ. Матрас издаёт недовольный стон, когда она встаёт, но сегодня она не будет оплакивать удобство своей постели, потому что её мысли поглощены беспокойными размышлениями. …Ну, что же, она не может обвинять себя в том, что Дик и Робин всё чаще появляются у неё в голове. Но она точно может выбрать, как поступать и какие решения принимать. Так что же она делает? Как и вчера вечером, она разделяется на двоих: две стороны её личности спорят между собой. Она пытается надеть форму: первый раз — задом наперёд, второй — тоже, в третий раз не может найти нужный рукав. Она фыркает, замирает, чтобы помассировать виски и успокоиться, но эффект получается противоположным, и голоса в её голове становятся громче. Артемида поднимает руки в отчаянии и продолжает собираться, пока те не перестают её осуждать. Это не проблема, одна половина её уверена в правильности своих действий. — Ты встречаешься с двумя парнями! — Не совсем. — Как это «не совсем»? — возражает другая половина её личности, злобно поддёргивая её. — Ты идёшь на танцы с Диком завтра и целовалась с Робином вчера, какая часть этого «не совсем»? Упрямый голос её личности колеблется, и Артемида, умывая лицо в ванной, поднимает взгляд, чтобы посмотреть на своё отражение в зеркале. Тёмные круги под глазами, свидетельство того, что если она и спала, её тело не получило нужного отдыха, и не получит его, пока она не решит мучающие её мысли. — И что? — звучит возражение упрямого голоса, маленькое, как слабое пламя свечи, готовое погаснуть. Логичный голос тяжело вздыхает, и этот вздох столь тяжёл, что может затушить пламя, но вместо того, чтобы дать очевидный ответ, она говорит: — А что насчёт Робина? Она вздрагивает, услышав собственный голос — всё это вертится у неё в голове, и она не… что? Разве она разговаривает сама с собой всё это время, или это только сейчас? — Ему всё равно, — едва слышно отвечает голос, и в её сердце возникает боль, когда она осознаёт, что это правда. Её глаза широко распахиваются, и она резко закрывает их, потрясённо качая головой, потому что… нет, это не так, но. — А что, — говорит голос логики, — разве это похоже на Робина? Она засовывает книги в рюкзак и выходит за дверь, не позавтракав и не попрощавшись с мамой.

***

В школе она находит пустой угол у стены, там, где они обычно встречаются с друзьями. Она ставит сумку на пол и садится в таком положении, какое кажется ей наиболее удобным. В голове вертятся мысли о том, не уснёт ли она, если хоть на минуту закроет глаза. Но с таким голодным животом, который сворачивается от голода, это, похоже, невозможно. — Заткнись, — она резко отвечает на громкие требования своего живота. Да, она понимает, это её собственная ошибка — забыть позавтракать, будучи расстроенной. Придётся потерпеть до обеда. В конце концов, она не в первый раз остаётся без еды хотя бы на день. А если совсем будет невмоготу, рядом с её шкафчиком стоит автомат с закусками, а в кошельке есть немного мелочи, так что она может купить чипсы или что-то подобное перед следующим уроком. Живот злобно ворчит. Или, может быть, всё-таки купить чипсы прямо сейчас? Артемида пододвигает сумку ближе и начинает рыться в ней в поисках кошелька, но это не так просто, учитывая, как небрежно она запихала туда книги и прочие школьные принадлежности. Перевернув сумку, она высыпает её содержимое на пол, и начинает думать, что это более быстрый способ найти кошелёк. Однако, прежде чем начать это делать, она останавливается, вздыхает, зло смотрит на сумку, а затем, может быть, даже немного пыжится. Хорошо, что она так поступила, потому что прямо в этот момент перед её лицом появляется печенье. Она моргает. Печенье довольно крупное, с шоколадными крошками и изюмом, и оно не исчезает. Значит, это не галлюцинация. А к печенью прикреплена рука, и она следит за ней, поднимает взгляд и… — Утро, — с улыбкой говорит Дик, присаживаясь рядом с ней. В другой руке у него ещё одно печенье и бутылочка молока. Он откусывает от печенья. — Привет, — отвечает Артемис, и, возможно, стоит подумать о том, что Дик — маг или что-то в этом роде, но сейчас она с благодарностью принимает печенье и заставляет себя не съесть его за один раз. — Спасибо. — Ты не обязана признавать, что я крутой, — говорит Дик, беззаботно, — но я, безусловно, крутой. — Ты крутой, — соглашается она, снова добавляя: — Спасибо. — Всё для тебя, мисс Крок, — отвечает он, хихикая над собственными шутками. В его словах есть нечто, что заставляет Артемида почувствовать неприятный ком в горле, когда она доедает последний кусочек печенья. Ощущение, что она что-то важное теряет, что предаёт его и его дружелюбие. — О, кстати, — продолжает он, — ты получила моё сообщение вчера? Артемида не проверяла телефон с утра, и ей приходится нащупать карманы, чтобы убедиться, что она вообще взяла его с собой. Она сообщает ему, что сейчас проверит, а он пожимает плечами и продолжает жевать печенье. Затем замечает Барбару, стоящую на другом конце коридора, и отвлекается, помахав ей рукой. Артемида достаёт телефон. Сообщений от Дика нет, но есть два от Робина. Так как никто не заглядывает ей через плечо, она вводит пароль и читает: — Чтобы тебя успокоить, Уолли расстроен, потому что я не рассказал ему, что я твой парень, и он, оказывается, был в меня влюблён. Увы. И следующее: — Эм… Ты не против, если я буду называть тебя своей девушкой, да? — Эм… — Я … Артемида вдруг ощущает тошноту, которая одновременно новая и знакомая, неприятная. Это чувство, которое она пыталась забыть, но оно всё равно накатывает. Когда Дик смотрит на неё с озабоченным выражением лица, она понимает, что это не просто обычные спазмы — это ледяная тяжесть в груди, паническое холодное ощущение в сердце, и становится трудно дышать. Обычно она не испытывает такого, что, чёрт побери, происходит? Робин, Дик, чёрт побери… — Артемис? — голос Дика звучит так, как она не хочет его слышать именно сейчас. — Всё в порядке? Ты как-то… — Спазмы, — быстро пролепетала она, и, окей, она не хотела на самом деле так говорить, но её «период» — это идеальное оправдание, чтобы не отвечать на лишние вопросы. И это как раз тот момент, чтобы сбежать в туалет. Она резко встает, кладёт руку на рот и, едва не сталкиваясь с Барбарой, мчится в сторону женского туалета. Она чувствует себя глупо и беспорядочно, спеша так рано утром, и тихо проклинает себя по пути. Ей повезло, что в туалете никого не было, когда она туда пришла, и ещё больше повезло, что она не почувствовала потребности в рвоте. Вместо этого ей нужно было просто глубоко дышать, пройтись туда-сюда и немного подумать. Она проверила кабинки, чтобы убедиться, что она в одиночестве, и затем заперла дверь. Только когда она решила перечитать сообщения от Робина, она поняла, что телефон всё ещё сжимается в её ладони, потной от напряжения, и готов позвонить на какой-то случайный номер. Она взглянула на экран, закусила губу и тихо вздохнула, но тут же остановилась, взглянув в зеркало. И да, она начала беседовать с собой. — Ладно, Артемис, — проговорила она, и её голос звучал так, будто из интонации исчезла целая часть. — Нужно успокоиться и всё обдумать. — Она пристально вгляделась в свои глаза, почти чуждые, как будто пытаясь найти там ответы, и наконец решила: — Пора позвонить Затанне. Она сделала это. Звонок затянулся на несколько гудков, и Артемида так нервничала, что едва не повесила трубку, ведь с чего вообще начинать? — Артемис? — услышала она голос Затаны. — Ты в курсе, что мы на восточном времени? Ты что, не должна была спать? Артемис почти не слушала её. — Ты была права, Зи, — проговорила она с трудом. — Я не могу это сделать. — Подожди, — сказала Затана, — ты говорила, что я ничего такого не говорила. Что случилось? И Артемида рассказала всё. Она говорила о том, как учится в частной школе, где есть парень по имени Дик, который приглашает её на свидания, обожает математику, шутит и приносит ей печенье. Она рассказала о Робине, о том, как он влюблён в неё, как у него чудесный смех, как он любит целовать её вверх ногами и шутить с ней, и как она обожает, когда он произносит её имя. Она рассказала, что Робин думает, что Дик её парень, но сам не сильно привязан к этому званию. Она рассказала, что Дик — её партнёр на танцах, и что он даже не подозревает, что она что-то от него скрывает. Она рассказала о вопросе Робина, и её голос задрожал, как будто она вот-вот расплачется. Она объяснила, как ей плохо, как она не спала прошлой ночью, как голова кружится, и как она закрылась в туалете, чтобы поплакать, потому что больше не было места, куда можно было бы уйти. Потом Артемида качнула головой, посмотрела в зеркало и произнесла: — Чёрт, Зи, мне придётся с ними расстаться, да? С обоими. Затана не ответила сразу, но когда она это сделала, её голос был мягким. — Это то, что тебе подсказывает интуиция, Артемис? Наверное, да, потому что ведь есть ли другие объяснения для того, чтобы чувствовать себя так отвратительно? — Моя интуиция говорит, что меня вот-вот стошнит, — сказала Артемида. — Прости, Зи, ты, наверное, должна уже идти на уроки. Увидимся сегодня вечером. Затана сказала, что любит её, и что она уверена, что Артемида сделает правильный выбор, после чего они завершили разговор. Артемида умылась в раковине, и с решимостью в сердце ей показалось, что она выглядит гораздо лучше, чем утром. Она сглотнула, собрала всю свою уверенность и открыла дверь. На улице она увидела Дика и Барбару, стоящих рядом с её рюкзаком. Подходя к ним и готовясь поговорить с Диком наедине, она встретила его взгляд — он смотрел на неё с таким искренним беспокойством, что она на мгновение растерялась. Это мгновение оказалось решающим, потому что Дик решился заговорить первым. — Ты выглядишь намного лучше, — сказал он, мягко улыбаясь, а потом его лицо немного потемнело. — Слушай, извини, мне нужно идти, но увидимся на обеде, ладно? — И прежде чем она успела что-то ответить, он потянулся к ней и быстро поцеловал её, а затем ушёл, помахав на прощание. Она осталась стоять, глядя на пустое место на стене, желая стать его частью. Что я наделала? Но все же. Дик пахнет невероятно хорошо.

***

К обеду Артемида успела немного привести в порядок свои мысли и окончательно принять решение. Текстовые сообщения от Затанны, которые она получала весь день, тоже помогали ей обрести уверенность. С новым зарядом решимости она заходит в столовую чуть позже, чем обычно, и сразу находит Дика, который, наклонив голову в сторону, выглядит просто уморительно, когда спрашивает: — Что случилось? Артемис закрывает глаза, стараясь не смотреть ему в лицо. Это помогает. — Мне нужно тебе кое-что сказать, — тихо начинает она. — Давай, — отвечает он, приподнимая одну бровь. Она тяжело вздыхает. — Дик, — начинает снова, но тут же останавливается. — Дик, — повторяет, и акцент в её голосе заставляет её ускорить слова. — Мы как-то не очень ясно определили, что между нами, да? На лице Дика появляется лёгкая недоумённая гримаса. Артемис раздражённо вздыхает, чувствуя, как её терпение на исходе. — Слушай, — говорит она, уже спокойнее. — У меня есть другой парень, ладно? Прости, я не могу продолжать… просто, когда я с тобой, я постоянно думаю о нём, и мне действительно очень жаль. Она разворачивается и уходит, пропустив урок Алгебры. Дик остаётся с разбитым сердцем. Вот и всё. Она это сказала. (Она пообещала Затанне, что пойдёт на танцы, так что она пойдет. Платье уже не выглядело таким красивым, как раньше, и хотя она немного растворяется в музыке, чтобы забыться и не думать о Дике, как только слова песни касаются разочарования, её мысли снова возвращаются к Робину. И о том, как ей предстоит рассказать ему завтра, что она больше не чувствует себя комфортно в этих отношениях. Всю ночь она не может выбросить из головы разбитое сердце Дика Грейсона.)