Не трать ты понапрасну патч! Знай, что тебя ждёт врач!

Твари, пугавшие своей вонью и гнилой оболочкой, своим оружием и настроем, ведущими за собой ужас и опустошение, не совладали с настырностью и бесстрашием. Если тут находится резонатор, способный делать из реплик ужасные абоминации, то это существо опасно для окружающих. Оно убивает и сводит с ума. Плевать на себя, и на жизнь этого Резонатора. Оно подписало смертный приговор, когда попало сюда. Если это место настолько важно, значит риски оправданы. Вся эта кровавая вакханалия на Винете — одна огромная, чёрная шутка над здравым смыслом. Столько трагедий и смертей, столько крови и агонии. Винета из колыбели Человечества преобразилась в её ужасную копию, изрытую окопами и воронками от снарядов. Везде трассеры, свист пуль над головой, снайперы и засады, минные поля тридцатилетней давности. Ни один город не пострадал. В полузаброшенных городских массивах старых городов, каждый день подрывается на «лепестке», в среднем, один человек. И Матис поклялся покончить с этим. Не во славу Нации, а за честь и славу жителей Винеты, в среде которых тот пробыл несколько лет. — Йа з тбй! Тут же заорал кое-как через противогаз Фернанд. Хотелось вдарить по кнопке лифта раньше, оставить его тут, лучше ПТСР и пенсия, а там и работа, жена и дети. Чего он только вцепился в него… Сможет выбить себе и репутацию за его счёт, а там и лекарства. — Оставайся тут. Это приказ. Феноменальной реакции Хейматца не хватило: помощник санитара влетел в лифт, и спустя мгновение лифт захлопнулся. Спуск к пятому кругу ада. — Нье-а. Помирать, так вм’ст’. Йа ж… Тут же Федька начал кашлять, повалившись набок. Снова пришлось подержать его, и беспомощно наблюдать за приступом. Совсем скис… Останься наверху и Аделина бы выбила ему внеочередной набор лекарств. — Йа ж люд’й то… В’жу как мрлю… Кму скрывать нишо… То и ч’сть кк марля.А бывають как Враслав… Трус и н’друг. Он упёрся об стенку лифта, со спокойствием стягивая противогаз. Встряхнув его, больной обрызгал себя своей же кровью, что была смешана с гнилью и соплями. — А вт на тя смотр’ть… Ты гтов за п’рвого встр’чнго рвт и мьитат… Н’ адна бльядь с НыНыА с лычкамьи офьиц’ра. Даж в отпуск вжу, кк ты вклалываешь в гржданскй бльниц’. Ты ж прям спситль с нбьес. Ни зря ж Ангьелом кличат. Уже Матис с удивлением посмотрел на Фернанда. Вот чего он не ожидал, так знания о том, куда тот отправлялся во время отпуска или увольнительного. Работа для него была всем. Заменила собою и Отца, и Мать, и чёртового чернорукого Деда. Заменило братьев и сестру, павших товарищей и прошлое. Матис думал, что его затянет в омут самобичевания за все те свершившиеся ошибки… Но не зря же рядом был тот, кто знал своего Босса как свои пять пальцев? — Ну уот ты снова… Збуд’ уж про эт драний Хаймат. Вот вйна зкнчица так всй ртой ск’н’мся те на дом’к на с’вре от Москау… У тя вн, с’мья уж йисть, ток харе уже ссаться и прзнй, что ты вс’м нужон Он намеренно похлопал Матиса по плечу. Старается сместить всё внимание на реальность. Вышло хорошо. — И вправду… Тьфу, скисать не время. — уооот! Так д’ржать. Ты б ищо увиренье действал с Адькой… — А тут рот прикрой. На Хеймате меня ждёт одна… Удивление перешло на Фернанда. Он лишь вытянул голову вперёд и вскинул правую бровь, с любопытством сверля взглядом Босса. — А хьер тибе. Рассказывай, кого ты кадьитом обрю… Не успел договорить, а подщёчина дала понять — даже ему Матис ничего не скажет. — Не твоё собачье дело, Федя. Просто заткнись, и жди, когда этот чёртов лифт доедет вниз. Слабая подщёчина от гиганта чувствовалась как неслабая такая оплеуха. Помощник санитара не хотел проверять своим лицом ещё пару таких ударов, умолк сразу. Через десяток секунд, лифт опустился на последний этаж — единственный, к которому был доступ. — Внимание, газы! Тут же закричал Матис. Запах сероводорода был невыносимым. Благо фильтры держали эту дрянь, и у них, на всё про всё есть уйма времени. — Да как-ж’ мня эт заколибляло! Заворчал и зафырчал Фернанд, натянув противогаз поверх лица. Матис и Фернанд были как паразиты, буквально. Весь коридор — плоть. Ни одного куска пространства, который не был бы сделан из человеческого мяса, крови, хрящей или костей. И вся эта куча реагировала на лифт со злобой: тряслась, выла от боли. И похоже, организм медленно гнил — иначе объяснить трупный «аромат» Матис не мог. А может организм этот будет гнить до самого конца, когда вселенная снова схлопнется в одну точку. Оба, несмотря на ужас, кой они видят впервые — пошли. Глаза бояться — руки делают. Если оно способно расти, то может поглотить всё живое, или подчинить себе, как те прокажённые и преображённые реплики. Лифт был залит водой из коридора. Да и самой воды везде было много: по колено у гиганта, и по пояс Фернанду. — Матька… Можт подсобиш? Пдним’шь? С опасением проговорил помощник санитара. В голове его была мешанина: страх, непонимание, отрицание всей этой чертовщины. Хотелось бежать назад, не глядя. Влететь в лифт и сразу же поехать наверх, убежать с ВЧ и забиться в самый-самый далёкий уголок на Винете. Тремор рук, отдышка… Противогаз мешал, хотелось его снять и вдохнуть свежего воздуха… — Нет. Рюкзак с БК и лекарствами я не кину. Фернанд был удивлён: даже побитый и потрёпанный Винетой, Хейматец лишь презренно смотрел, и шёл вперёд. С такими нервищами можно и на Ротфронт: в тюрьму дознавателем. Или в соседнюю, недавно отстроенную дурку, сразу главврачом. — Федя, ты как девственник на свидании, харе уже бубнить. Хотелось Матису всё-же вдарить, чтобы сместить внимание с видимого помощником ужаса на боль от удара. А вот рука уже не поднималась: больных ещё избивать: что другие подумают, как узнают его «великолепные методики успокоения буйных пациентов». Осталось только Шторхам в зад колоть галоперидол, и устраивать шоковую терапию кому не попадя. — Мы-ть уж нверна… Мьетраф этк сто пршли… А кшка не кнчтся… Проговорил Федя, поворачивая головой в поисках хоть какого-нибудь поворота. А их всё не было. Да и всё тут подозрительно тихо. — Значит идём дальше… — Слух… Можт того… Исли твари ни одной… Так пблта’м мальёх? — Нет, Федька. Тварь какая выползет, а ты тут опять анекдоты травишь. — Тк хть вм’ст’ посмиимся. — Нет, Федя. Сейчас ни до шуток. — Ну т’ блть обижа’ш… Последовавший глубокий вдох гиганта заставил гнома задуматься: «может и вправду не стоит?» — Ладно, можешь спросить чего-нибудь у меня. Только ОДИН вопрос. Матис сразу повернул свою голову и злобно глянул Фернанду в глаза. Всё-же зря он тут. — Тк кт тя на Хмате драном ждьот? Повесив дробовик на грудь, Матис только закрыл ладонью маску, в такой ситуации Фернанд и вправду… мешался под ногами. — Блять да ты издеваешься. Ладно… Размяв свои руки, Федя уж подумал, что Босс сейчас неслабо так ему впишет, но нет. — Знаешь, Винета от Хеймата сильно отличается. Вроде планета окутана войной, но тут тихо. Непривычно сначала, знаешь… — Та-та… Ты гврил… Двй уж про ба… Тсть твйу любоф. — На Хеймате тему войны обходят все. Раньше за Хеймат были такие-же кровопролитные бои, как и на Винете. У меня дедушка даже и не помнил своего деда с Китежа, да и отца толком не застал. По итогу по указу Революционерки проводится «моральная реабилитация» аж на всю планету. Я когда летел сюда в первый раз то думал, что Нация просто рвёт и мечет, и осталось всего-то согнать ободранных и голодных контрреволюционеров на Буян, а следом их всех там забомбить. После сказанного, Матис лишь оскалился. — В общем пропаганда работала мощно, плюс на Хеймате всегда было полно резонаторов, те и вовсе лютовали… Вот с одной такой ещё когда мелким был сошёлся. Для военных отдельные жилые корпуса и школы, для чинуши всякой тоже, резонаторов куда-то ставили посередине. У неё Папаня — сам министр АЭОН. Странная была. Моя кадетка и её «школа» буквально были в одном огромном здании. Тут же Фернанд остановился, в замешательстве раскинув руки и глянув на Босса с непониманием. — Стй-стй-стй… Ты ж р’знатрв н’навидиш… И ты, дур’нь вл’блилс в нё? — Из-за неё и ненавижу. — Ит как… — Она — спец по тому, чтобы лазить в чужих мозгах. Понимать то, чего намерен и чего хочет стоящий перед ним Гештальт или реплика. Даже когда мелкой была то знала, что я хочу вместо разговоров о том, как устроены реплики просто поесть батончиков с ротфронта да поспать после кучи уколов и процедур. И эта дура этим всегда пользовалась. Матис вздохнул, сразу же махнув рукой вперёд. Федя понял: «никто стоять не разрешал» — Это знаешь, как играть в кошки-мышки…и ты — мышь, которой всё время пытаются втереть в голову, что пора бы уже отдаться в пасть кошке. Как только гормоны заиграли, она уже разбушевалась, озлобилась хрен пойми с чего… Всё время пыталась наблюдать за мной, преследовать. Даже дома чувствовал себя так, будто тварь эта сидит в шкафу и лишь ждёт подходящего момента. Глубокий выдох. — И она хочет приехать сюда. Думает, что я по-настоящему её люблю. Глаз даже дёрнулся от наплывшей кучи воспоминаний. Верить ли в них ему? — Таки ж ты гврил… — Да, что вернусь там ради неё, и так далее. Я давно знал, что куча моих воспоминаний о ней — это одна огромная сфабрикованная ей же куча пиздежа, частично смешанная с её же чувствами. Она медленно и потихоньку пыталась мне втереть какие-то бредовые идеи о том, что она — единственная, ради чего Я живу. Я «скучаю» по ней, но в моей голове так и остаётся куча блядских противоречий. Сама по себе она — редкостная тварь, и ей нужна тварь помельче, которую можно использовать как «плюшевого мишку». Всю, свою, блять, жизнь я мечтал стать чем-то большим, чем просто «внучок психопата», а по итогу все хотят, чтоб я стал чем-то на том же уровне. — йоб… Федя подошёл поближе к чуть приунывшему гиганту. — Ты эт… Йисл н’ мжшь пристрлть нах эту бльяд… Так двй йа… Радь друга и в трибнул псижу… Да и пхуй шо тм птм… Он слабо похлопал кулаком по локтю Матиса, ведь до плеча ему будет трудно дотянуться. — Не-не… Или прирежь её… А…Чёрт. Видишь же, не могу даже определиться с тем, что с ней делать. — Н’ бйись… Мйи мазги — чугун и свнец, она тм тлк штки пр крахе нйдёт. А тк нжчком чик и всьо. А тк…ди к Адьке… Онаж тя тчн лбт… Ни как эт дура… — Аделина? Сказочник ты. Тут же где-то впереди что-то громко хлюпнулось в воду. Фернанд сразу отступился и взялся за свой Автомат, а Матис сразу вскинул дробовик и прикрыл собою товарища. — На ПНВ ничего. — На фнрке тож… А бл…тчна же… Пришлось идти вперёд… Потихоньку коридор из плоти превращался в очень уж знакомые коридоры. Медицинское Отделение Серпински. Те же бело-зелёные стены и немного тусклое, тёплое освещение… Правда таких коридоров Матис не помнил. Особенно когда вода пропала, и он предстал перед ненастоящим перекрёстком. Почему ненастоящий? Такого перекрёстка, ведущего в бесконечное множество однообразных коридоров, просто не существовало в реальности. — Эт мы у тя… На н’вй работь шоль? Тут же заволновался помощник санитара, проверяя скромный по объёму боекомплект. — Знаешь… Похоже на это. — О! Дружище! И ты этого больного уродца привёл сюда? Спокойствие нарушила куча гнилой плоти, чьё истощённое лицо пребывало в оскале, а посреди тела зияла огромная дыра, из которой литрами текла кровь вываливалась плоть… Это всё медленно впитывалось коридором, который поглощал всё окружение. — Зачем тебе этот идиот? Нации не нужны инвалиды, и тем более такие быдлари. Подыхают быстрее нужного… В руках его появился наградной тесак, и им же он указывал в сторону Фернанда — Посмотри лучше на меня! Я делаю твой стерильный мозг по-настоящему Живым! Внутренности, кровь, вонь и вода! Вот из чего состоит настоящий, живой ЧЕЛОВЕК. Ты послужишь настоящим оружием в руках всей Нации Евсан! Он начал ковылять в сторону Матиса и Фернанда, улыбаясь всё шире. — Нации нужны воины, а калеки и реплики… Нет… Существо чуть поклонилось и улыбнулось Ланге. — Посмотри на меня — во мне течёт настоящая жизнь! Жизнь, наполненная смыслом, и долгом перед всем нашим народом! А я могу тебя наградить тем же самым! Избавить тебя от оков рабства той твари и окружающих тебя калек! Они ограничивают и делают тебя слабым! Он хотел схватить Матиса за руки и приблизиться… Но толчок и падение с хлюпаньем на пол всё испортили. — Ты рано или поздно поймёшь всю ценность службы ЧЕЛОВЕЧЕСТВУ, когда вкусишь настоящей крови! Ты скоро станешь насто… Тварь недоговорила… Очередь из 14-го калибра оглушила Фернанда, а Матиса успокоила… Куча плоти была разорвана, брошена… Однако оно до сих пор рядом. Лишено права голоса. — Млдца Матька! Сталось пнять… А шо тперь… — Идти дальше. Резонатор нас дурит. Сильно дурит. Не отвлекаемся на всю эту хрень и идём вперёд. Фернанд ответил по-своему: приснял противогаз и плюнул в кучу мяса. Пора идти. Час ли шли? Два? Время растягивалось с каждым пройденным метром. Оба бойца молчали и шли. Шли непонятно куда. И оба забыли зачем: вроде за резонатором, но он их провёл. Или резонатора не было? Ему не хватит сил. Долго водить за нос не удастся. По крайней мере, Матис был в этом уверен. Однако Уверенность, похожая на гранитную скалу, со временем так, или иначе обратиться в обломки. Ну или талончик на три часа к терапевту превратиться в бесполезную бумажку, поскольку очередь была аж с самой орбиты. Ещё один перекрёсток, правда другой. Вместо пустоты была целая комната, похожая на офис, сбоку от фойе в Медицинском Отделении. Было даже окошко. Однако вместо вида на фойе было небо Винеты и осколки луны… Напоминало странную картину прошлого, которого Матис не знал. Перед окном был стол и стул, за которым обычно сидел протектор… Точнее Миля… Точнее та ещё особа, кое-кого напоминавшая. Благо тут её не было. — Ноги билят… Жалобно проговорил Федька, по-быстрому занявший стульчак и приунывший. Он не заметил странного виду плюшевую игрушку, которая появилась на столе, как только тот присел за него. — Ищо и мкрый вись. А вот Матис и почувствовал, и услышал. В мозг отдало болью, но не обычной, не ударом или уколом, сильным порезом, когда в мозгу лопнул капилляр. Гигант слышал шум Хеймата. Такой знакомый… Игрушка сразу оказалась в его огромных руках. — Ты шо нашл? Игрушка была старой, сделана вручную. Сильно поношена и испачкана. Почему-то в голову сразу «вшился» эпизод: вместо огромных ручищ, способных обхватить голову гештальта возникли маленькие, не закрытые в металлические тяжёлые перчатки, не стёртые до мозолей и кучи потёртостей, нежные и та-а-акие маленькие. Два синих глаза и вышитая чёрными нитками кошачья улыбка только дополняли образ плюшевой «Майны», доброжелательно смотря в глаза гиганта. Невольно рука прижала игрушку поближе, а здоровенный лоб стянул с себя шлем. Фернанд только удивился. Впервые Матис показал отчаяние: ссутулился и наклонился. Намокшие глаза, из ниоткуда взявшиеся синяки под ними и уныние, остро подчёркнутое мимикой. В самую безнадёгу, Ланге не давал себе и повода для такой сентиментальности: только радость, оптимизм и вера в лучшее… А тут, он показал себя по-настоящему. Всего-то одна плюшевая «Майна», а гиганта это совсем сломало. — Эу! Дурень! Ёптваю ты ёшк… По глазам вдарил фонарик. Совсем хреновое ощущение, словно глаза решили убить сами себя, выделяя вместо слёз серную кислоту. Он чувствовал сильные толчки и тряску. Бесит, когда после уроков начинают будить. Да и в принципе Мальчишку Ланге, старшего близнеца, бесило всё. — Уэээ… Спросонья выдал десятилетний кадет, придерживая пилотку резко заработавшей рукой. Потихоньку сознание возвращалось на круги своя, уж если не Братец и Йоль. Матис знал методы Авеля по его пробуждению. Эта самодовольная малявка рядом…Дорогая подруга уже сидела рядом, и с волнением смотрела на то, как близнец будил Матиса. — Опять уснул, ты и так больше всех спишь, Матис. Недовольно буркнул Близнец, уже подавая брату руку, и поднимая его с холодного пола. Коридоры «кадетки» имени его деда на Хеймате. Черно-белая плитка, монотонный белый коридор… Стоп, не монотонный. Каждый десяток метров шли растения. Выращенные на Винете и специально отвезённые сюда. От деда он получил ремнём, а следом целый год ухаживал за ними, когда разбил сразу два горшка с папоротниками во время драки с юродивым выскочкой за внимание Йоль. — И чего? Он постоянно устаёт от уколов. Робко вклинилась Йоль, на лбу которой красовалось три звезды, ярко светящиеся…Дура кому-то лезет в голову…Девушка осторожно помогала встать, взволновано глядя на синяки. Забавнее казалось не падение на пол посреди коридора, а что ни преподавателям «EULE», что военным-офицерам, между прочим, такими-же преподавателями и смотрителями… Может боялись? Или презирали внука «директора»? Но дальше всё шло как по маслу: Матис пришёл в себя, вздохнул… Втроём ушли из Училища — Матис, слушай… А ты можешь мне купить батончики с Ротфронта? — Матис, может нам вместе сходить куда-нибудь? С интересом сразу затараторила эта странноватая девчонка. Общаться начали они недавно: А я думала, что это очередной глупец из семьи военных… А оказался внуком самого «Чернорукого Герхарда Ланге».А значит у него есть всё, что мне надо. Случайно, встретившись после занятий и разболтавшись о всяких мелочах. — Хм… Может тогда за батончиками? Тут же и Матис, и Авель начали копаться в карманах… Рацион-марок не было… Даже этого молчаливого дурачонка дед обделил — Правда марок уже не осталось. Мама их даст завтра только. Грустно проговорил мальчуган, стянув пилотку и почесав свою косматую голову. Выглядел милаш неряшливо… Глупый, но интересный. — И чего? Нету? Заберём без денег. — Может тогда ну… Попросим? Сразу же чуть тихо, и под конец, от стыда взвизгнула Йоль. Матис лишь в ответ покраснел, да хихикнул. Какой дурачок. Милый дурачок. — Это… Знаешь… Странно. Он задумался. Больше и добавить нечего. В прошлый раз когда они закатили истерику, и по шумок украли попросили батончики, то местная Штар, сторожившая магазин, была очень недовольна ими. — Если НАМ это выгодно — значит она потерпит. Тогда эта помешанная нас не поймала — Ну-у… Ничего… Вот чего напрягало Матиса, так это тишина со стороны брата и непривычная говорливость Йоль. Будто они затеяли чего-то. Группа не заметила, как пройдя несколько улиц пешком, перед ними предстал один из местных магазинов. Отличался от Ротфронтовских, и тем более тех, что на Винете, тут был ассортимент всего, как и количество народа в очередях за товарами. А для впечатлительных детишек это место и вовсе казалось раем. Особенно, когда те заметили отдельный прилавок с различными сладостями: ириски, гематогены, печенье, какие-то «коровки», леденцы на палочке и самое интересное — батончики «Ротфронт»…Самые дорогие и самые вкусные. — Забираем их. — Давайте возьмём, и пойдём на кассу. Йоль сразу же хотела забрать целую пачку этих конфет. Матису же стало маленько не по себе: нельзя просто так взять, и унести конфеты. Их учили быть добрыми и верными Нации. А они так глупо берут и действуют. Мальчуган не только заволновался, но и оторопел. Нет, мама и учителя учили его быть не таким. И он верит в это? Когда-нибудь я его научу правильной жизни Да, троица просто начала брать конфеты. Толпа народу же была словно заворожённая чем-то, будто, специально не обращая внимания на детей. Вот этого странного поведения боялся Матис, разве так Гештальты реагируют на «просьбу» и уход из магазина с кучей конфет, так и не расплатившись? Нет… Та Штар это уже заметила… Только она не кричала. Видела в них угрозу. Имперцев воплоти. Эта дура своими способностями сделала её нестабильной. Она лишь совершила рывок, замахиваясь шокером прямо в рыжеволосую девчонку, которая от испуга повалилась на пол и прикрыла руками голову, ещё и обронив очки. Правда по голове получил другой ребёнок: Матис резво оттолкнул Йоль, а заряженный шокер помимо сильного удара по голове ещё и… Полный разряд тока. Мальчика словно поразило молнией, всё начало гореть. В глазах же потемнело… Авель только сейчас закричал, да и Йоль тоже. Протектор не жалел сил: после шокера последовало настоящее забивание насмерть: утончённое и крепкая нога реплики вдарила по голове десятилетнего мальчика. Маленькая пилотка улетела в сторону, а вокруг расплескалась кровь. Матис болезненно простонал, прокатившись по полу, а следом хотел было зарыдать и завопить, кричать и просить о помощи, разрывая своё горло, но Реплика продолжила своё дело. В ход снова пошла дубинка и копыта. Ещё удар шокером. Ребёнок уже дымился. Копытце, и кровь из головы образовала под ней лужицу, удары по бокам ногами и обесточенной дубинкой и вовсе, оставляли за собой огромные синяки. Ещё несколько ударов копытами, и маленькое тело распласталось по полу, а толпа Гештальтов, вышедшая из-под гипноза сразу запаниковала. «Ликвидированный имперский шпион» обратился в десятилетнего щенка, от лица которого осталось кровавое месиво вперемешку со слезами и соплями, громко хлюпающее носом и вздрагивающее… Голова напоминала красный шарик с волосами, который при ещё парочке ударов обратился бы в кашицу. Дальше он ничего бы не мог вспомнить. А нет, всё-таки в голове что-то да осталось. Не всё серое вещество смешалось с кровью и соплями. Он чувствовал себя живым. Ощущал только торс, ноги руки словно влиты в бетон… Или к чему-то подвязаны… Или их уже не было. Ребёнок паниковал как мог, пребывая в полном одиночестве. Посреди ничего. Всё спутывается. Страх вокруг. Ничего не видно. Ничего не слышно. Нет никакой мысли. Напоминало странное чувство, которое описывалось в одной из любимых книжек… Но там, отважный ликвидатор Зигфрид хотя бы имел с собой верных товарищей, которые вывели его из капкана злой Императрицы, дав тому возможность уничтожить старую администрацию Хеймата и спасти сотни тысяч революционеров от гибели. Надо вернуться, но как? Кто ему вообще поможет? Он же простой десятилетний кадет, которого постоянно, после занятий, по вечерам, ведут в какие-то бункеры. Там что-то вкалывают и кормят, потом всё болит. Сильно болит, что даже Маме, уставшей после работы, приходится сидеть, и убаюкивать воющего Матиса. И в этот момент вся память прошлась паровым катком по разуму. От потери себя до войны, нынешнее бедствие и полное отчаяние. Хотелось поступить «По-Фернандски»: забиться в угол, закрыться от всех или сбежать на грузовике под шумиху, как ребёнок. Найти кого-нибудь и излить на него все те помои, скопившиеся в слепке и за год работы. Как гештальт или Ойле выплакаться и броситься на кого-нибудь с потоком нытья и вопросов о справедливости. Страх — уже тут. Отвратительное существо, давшее снова знать о себе, вторглось в «детский уголок» к кадету, впившись своими острыми лапищами в бесформенный сгусток плоти, которым стал Матис после чужих воспоминаний. Оно хотело есть и обрести новую оболочку. Получить «желанное оружие» в самом начале. И такая идеальная жертва. Но даже кучу плоти надо немного растворить… Запах коцблада и сама жидкость будто попали прямо в его плоть. Только тварь не учла, что разум был под чуткой охраной талисмана и напоминания о том самом детстве. — Ох… Резко из темноты, пред взором из пустоты возникла «MNHR». Испуг и взволнованность — то же, что чувствовал он сам. Представленный им образ, правда, ему никак не был подконтролен. Огромная реплика сразу повернулась в его сторону, и крепко выхватила из темноты. Хотелось закричать от неожиданности. Бежать куда подальше. Зарыться на шесть фунтов под землю. Только крепкая шахтёрская реплика, чуть искажённая детским воображением крепко, но не болезненно захватила мальчонку в объятия. Тёплые. Матис сразу перехотел бороться. — Тище, Матис… Не плачь, всё позади. Сразу заговорила Майна, обнявшая сгусток материи, и погладившая его… В том месте, где у гештальта располагается голова. — Кто бы что тебе не говорил, но отчаиваться и бояться — не про тебя, Матис. На самом деле тебе предстоит познать многое… Такова твоя судьба, но она не трагична, но и не счастлива. Ты сам выбираешь, кем тебе быть… Не позволяй ни одной испорченной душе распоряжаться твоим телом. Сгусток же, после такой небольшой похвалы потихоньку начал восстанавливать свой Облик. Настоящий. Тварь пыталась ухватиться, полностью поглотить и Реплику — Ты только не грусти, я рядом, и все остальные тоже. Мы тебя ждём, ты только полежишь немного в больнице, и тебя сразу поставят на ноги. Майна покрепче прижала и потрепала за волосы Матиса, начиная напевать до ужаса знакомый текст: -… Und wenn der Mond verweht im Wind, bist du noch immer das schönste Kind. Sch… kleines Baby, wein' nicht mehr, die Mamikauft dir einen Teddybär. Он вспомнил полностью текст этой колыбельной. Не было больше страха и отчаяния. Всё словно начало приходить в себя. — И запомни, Матис: даже если ты останешься совсем один — не верь в это. Мы всегда будем с тобой. И в горе, и в радости. И в печали и моменты счастья. В этот раз ты бросил ЕМУ вызов. Оказывается, Майна начала держать удар за ударом твари. Оно не отступило, набралось сил из искажающегося окружения, но могучая броня Шахтёра пока держало каждый укол и удар. — Осознай себя. Закончи цикл. Выйди из хирургии. Найди в памяти Фернанда, и ты выберешься отсюда. — …Но… Кто ты? Куда? Что? — Твой ангел-хранитель. После этого, реплика с улыбкой посмотрела на взволнованного ребёнка перед тем, как осторожно подтолкнула в бездну. Бездну, потихоньку преображающуюся в огромные и безграничные этажи, заполненные реконструкциями и экспонатами. Абстрактные монотонные коридоры посреди бездны сменились хирургическим отделением, опустевшим. 7274 в своей привычной форме только попытался встать с места. Он до сих пор в своей голове. Всё одновременно так знакомо, но всё расположено совсем не так. Больше напоминало сон. Особенно, когда в руке всё также была плюшевая Майна, правда цвет её глаз стал зелёным. Вопросов много. Но в первую очередь Матиса интересовало… Неужели его гештальт умер ребёнком? Быть того не может! Надо разбираться. Если память принадлежит ему, то он вправе узнать всё. Но вспомнит ли? Он снова глянул на плюшевую игрушку, тёплая сама по себе. Словно живая. Реплика решила сосредоточиться, собрать прошлые воспоминания… Его осенило. Выйти отсюда…