Тридевятая Сказочная Академия

Царевна Лягушка

Разговор с директором был серьёзным и утомительным. Казалось, его ответы прояснят ситуацию, но они погрузили в куда большие раздумья. — Почему вы помогали злодеям? Я не понимаю… Башов неспешно поправил очки. Положил руки на стол и вдумчиво посмотрел своими мудрыми, но глубоко уставшими глазами. — Моя дорогая, как думаете, помешал бы выходцам из злодейских семей мой запрет? В любом его проявлении. Промолчала, стараясь быть примерной слушательницей. Хоть и вопрос поверг меня в лёгкую растерянность. — Сотрудничество всегда лучший исход. Если бы применил иную тактику, воспитанники бы, во первых, отдалялись от меня, избегая контакта, во вторых, никак бы друг с другом не коммуницировали. В нашей же ситуации они действуют как сплочённая команда, более того, считают меня авторитетным взрослым, к которому можно обратиться. Ну… Почти всегда, они же всё-таки не положительные герои. Когда основывали Тридесятую школу (вы ведь помните, дорогая, что она должна была быть исключительно для королевских особ?) мы с Пушиным принципиально разошлись в профессиональном подходе. Он был приверженцем строгости, я же настаивал на доверии, сотрудничестве. Тридевятовцы играли по своим правилам, но в мою игру. Тем не менее, решение это будет сугубо осуждаемо, ведь со стороны кажется, что это и привело школу к закрытию. Как считаете? — Хм… — смирённо отвела взгляд. — Если верить Соловью и прочим, то вины наших злодеев нет. Кажется, вклинились какие-то разбойники со стороны? — Более того, исходя из прибывающих сведений, мы переживаем смену поколения рода Кощеевых, что сильно встряхнёт наш сказочный мир, — директор помедлил и магией изобразил длинную бутылку воды вниз горлышком. — Что произойдёт, если крышка больше не сможет сдерживать водную массу? — Откроется? — сказала наугад. Проекция показала, как крышка с бутылки отлетает, и вода начинает течь вниз с завидной скоростью. — Всё верно. Но если крышку придётся сменить, немного воды всё равно прольётся, — наставительно монотонно говорил учитель, демонстрируя магическую иллюзию. — Вы, несомненно, слышали, что в Тридевятой случилось падение Атланта. Её занесло к нам не иначе, как из мифического пантеона Греции. Также Пересвет обнаружил неподалёку от Тридевятой Академии пионера. Его подкинуло к нам с какого-то тождественного параллельного мира интерпретаций. Всё это признаки надвигающейся смены поколения, наш мир становится решетом, в которое проваливаются случайные персонажи. — Профессор, — вставила негромко между строк. — Нашу академию закрывают не из-за этого… Магистр улыбнулся, кивая, но как-то безрадостно. Во всяком случае, так казалось. — Кому-то это было выгодно, дорогая Царевна. Настолько, чтобы выпустить Крысолова и затерроризировать Тридевятую. Чтобы его школа стала непререкаемо главенствующей. Опешив, вдохнула. — Пушину, господин директор? — Не волнуйтесь, госпожа Царевна, я, наравне с Пушиным, считаю, что самые тяжелые времена лучше провести за крепкими стенами большой Тридесятой, чем ожидать неизбежного в нашей, родной, Тридевятой, фундаментально заложенной для куда более скромных нужд. Но даже не для этого заведён наш нынешний разговор. Поскольку после того, как Тридевятая станет заброшенным отголоском прошлого, мне будет закрыт путь в этот мир, и я обязан поделиться с вами секретом. Во всяком случае, сомневаюсь, что информация эта хоть кому-то открыта. Но убеждён, никто кроме читателя не должен быть посвящён во все грани этого секрета. — Если это так важно, может, не стоит вообще никому рассказывать, профессор? — вероятно, я растерялась. Внутри зажегся холодный огонёк сомнения. Директор не спешил, то ли ожидая моего одобрения в каком-либо виде, то ли оттого, что смертельно устал, и время от времени переводил дух, собираясь с силами. — Пушин думает, что контроль решит все проблемы нашего сказочного мира, но это может обрушить небо нам на головы. Не могу знать, что именно случится, если кто-то проявит значимых персонажей, но, исходя из того, что знаю, предполагаю: узнавший начнёт записывать какую-то другую сказку, и мир кардинально преобразится. Сменится жанр? Вымрут второстепенные персонажи? Уже просто начинаю гадать, о чём это я? Нельзя позволить Пушину узнать это. — Узнать что, профессор? — Башов сделал паузу, вынудив меня уточнить. Он медленно моргнул, приподняв бровь, и пришлось повторить: — Вы сказали, нельзя узнать, но что? — Дорогая, вы — один из ключевых героев, на которых держится повествование нашего мира, убеждён в этом, на основании собственных наблюдений. Второй ключ — наш музицирующий парнишка Буратино, вынужден настаивать на его кандидатуре, хоть и уверен в том куда меньше. Не дайте узнать Пушину. Он человек неплохой, но осторожность никогда не была излишней. Мои попытки найти третьего успехом не завершились, боюсь, это кто-то из Тридесятой школы, там много достойных ребят… — Так мы… Мы главные герои, профессор? — несколько обескураженно произнесла, еле шевеля губами. Пожалуй, совсем не понимаю, что мне теперь делать с этой информацией. — Все мы здесь «главные герои», — профессор улыбнулся снисходительно, так, как обычно делал при неправильном ответе на уроках, — Когда все главные — никто не главный. Да и, сами понимаете, главный герой может быть только один. Через вас ведётся повествование, это весьма ответственно, а повествование выведет на главного героя. Его то и пытается определить Пушин, — директор отставил очки, массируя глаза. — Дорогая, обещайте сохранить втайне наш разговор. Моё доверие к вам еще никогда не было так отчаянно, и уже вряд ли будет. — Конечно, профессор. Обещаю не подвести! — послушно опустила голову. — Не сомневался, госпожа Царевна Лягушка. — Только… Профессор, разрешите спросить… Наставник позволительно повёл головой. — Вы сказали, что владеть этой информацией — неправильно. Но сами искали её? — Весьма трудно отказать себе в удовольствии. Любой Магистр Сказочных наук будет кривить душой, если скажет, что не интересуется главным героем сия произведения. Простите мне преступное любопытство, юная госпожа. Надеюсь, это откровение позволит не упасть столь низко в ваших глазах. Директор тяжеловесно поднялся со стула и отошёл к окну. Пасмурная погода с минуты на минуту обещала дождь. Профессор приподнял тюль, любуясь ненастьем. — Я люблю эту школу, своих воспитанников, и всю окружающую нас тайну, но, знаете, в чем состоит парадокс? — хмыкнул Павел Петрович. — Как только покину Тридевятую, и этот сказочный мир, сразу же узнаю, кто является главным героем. Так как стану

читателем, —

директор прозвучал иначе, будто нигде и везде одновременно, но не позволил этому необычному явлению продлиться, и завершающе огласил: — Спасибо вам за разговор, пригласите следующего, юная госпожа…

Буратино

Вечером в коридорах было некомфортно. Они оказались сильно оживлённее ожидаемого. Поморщился, всей ладонью поправляя наушник гарнитуры, а плечом расталкивая разяв на пути. — Здравствуй, добренький Буратино, куда ты спешишь? — пока повернулся на, по всем признакам, небольшой отряд — часть гарнизона некоего царства, путь преградила лиса Алиса — училка счёта. Осёкся, дёрганно остановившись. — Я? Эм… — не знал, лучше соврать или нет, поэтому сразу рубанул как на духу: — В кабинет музыки. Лисица захихикала, не отводя жёлтых глаз. — Не задерживайся, мальчик… — Я в курсе, ночью запереть двери и сидеть тише воды… — прожевал слова, в надежде, что училка отстанет. Она похлопала меня так, как делают крепкие ребята, напоминая про долг: тяжело, медленно, давяще, но сошла с дороги. Не знаю, что хотела сказать таким действием. По пути к заветному кабинету расслышал, как оттуда доносится музицирование. — Не понял, — раздраженно проворчал вслух, отключив музыку в гарнитуре. Отворил дверь — внутри на учительский стол опёрся Трубадур, страдальчески позвякивая струнами гитары. Я пренебрежительно, но облегчённо фыркнул. Из всех самых ненавистных, пожалуй, этот — вариант терпимый. Он даже взгляду не поднял, вымученно сомкнул брови, набрякивая сопливый мотив. Пока отходил к барабанам, что уже успели покрыться пылью, прислушался, задумчиво почесываясь. Чрезмерно увлекся, и рука покраснела, искромсанная белыми полосами. Похоже, слишком ценю влияние, что оказала на меня Госпожа Ночи… Подошёл к синтезатору и встроился в ритм, заданный Трубадуром. Он полоснул по гитаре, резко оборвав мелодию, и злобно уставился на меня. Я проиграл еще несколько нот. — Я ж не со зла, емае… Да и играть разную музыку глупо как-то, не находишь? Он расслабленно размял шею, скрестив руки. Принял тошнотворную позу «мачо». — Не хочешь сотрудничать — мне же лучше, посидишь смирно, пока я не закончу, — утвердил, пробежавшись по клавишам синтезатора. Трубадур прикрутил струну, приподняв бровь, словно принимал вызов. А мне было всё равно, не собирался никому ничего доказывать. Терять время. Несколько раз попытался начать играть, но Рома прерывал напористым раскатом гитары. То ли мешал, то ли вредничал, вёл себя по-бабски. — Слышь сюда… — вскипел было, но вошёл Колян Морозко, обрывая басом: — Че вы тут делаете, парни? Вообще ни разу не вовремя. — Прощаемся, чё делаем, — уставился в клавиши, и небрежно указал на Рому, — А этот еще и выёживается. Трубадур последовательно провёл по струнам, снова приняв это скорбное выражение. — Да никто не помер, чё ты из себя строишь? — не выдержал я. Колян прошелся вглубь и, убрав обе руки в карманы шорт, изучающим взглядом мазнул по Трубадуру. — Или?.. — Морозко встал напротив меня, сохраняя дистанцию между Ромой. Пацан резким движением закатил глаза, и отрицательно помотал головой, беззвучно поглаживая струны. Одарил меня брезгливым взглядом и поставил пальцы на горло, стукнув по нему для убедительности. — Получил по кадыку? — Голос пропал? Трубадур кивнул. И взялся за зеркалофон, что-то напечатав. Колян принял смску и скривился. — Ух, блин… Да уж… — спустя небольшое промедление: — Я могу попробовать, но ничего не обещаю… А… У него до сих пор голоса нет? Совсем забыл… Чёрт, вот ведь как оно, неловко получилось, и не раз… Пока выдавливал сконфуженную мину, Морозко встал в середину акустического класса. Сомкнул руки, сжал пальцы в замок. — Рекомендую не подставляться под импульс, — мельком глянул Коля, адресовав наставление-угрозу мне. Округлил глаза и зайчиком выпрыгнул из кабинета, спиной закрыв дверь. — Молодой человек!.. — отозвалась дурацкая фея Крёстная где-то в недрах коридора, назидательно стряхивая пальчиком. Но её трёп прервал негромкий БУП! Спиной ощутил, как дверь повело в мою сторону. — Буратино! — притопнула ногой старушка, и зашла в музыкальный кабинет — я следом. Всё вокруг покрылось инеем. Трубадур откашливался, не издавая при этом звуков, и отмахивался от волшебства, как от назойливой мушки. Я коснулся барабанов: иней сразу сошёл, помимо этого инструмент стал чистым. — Ха! — негромко улыбнулся. — Молодые люди! — по-старушечьи фея упёрла руки в боки, наклоняя спину. — Госпожа, — преклонил голову Морозко, заметив наставницу-бабку. — Я пытался вернуть Трубадуру голос, но… Наверное, не знаю, как это сделать… Крёстная снизошла на милость. Вздохнула с жалобным выражением на физиономии. Подошла к Роме, невзначай коснувшись палочкой (с той неизменно упали блёстки), и трогала шею пацана во всех местах. — Это не проклятье, заклинание на подавление, — заключила фея. — Кто тебя так? — На уроке по злодейству, Снежная Ко… — заговорил Рома и, опомнившись, улыбнулся, обнимая и поднимая Крёстную высоко над полом. — Спасибо-спасибо-спасибо! Госпожа Крёстная, что бы я без вас… Бабка стукнула его палочкой по башке (блёстки сразу облюбовали причёску парня): — Отпусти меня, голубчик! — Да, да, простите! — аккуратно выполнил указание он. — Не за что, мой хороший! — наконец, улыбнулась и училка. — Что ж, сыграйте нам что-нибудь на милость. Внезапно, Коля, Рома и старуха уставились на меня. — Э-э… Чего это вы так смотрите? — Как тебе удаётся корчить настолько лишённое интеллекта лицо? — буркнул Коля, — Играй давай! Крёстная подбадривающе похлопала меня по-наставнически, и села рядом с Морозко, за ученической партой вдали, ожидая представления. Не успел даже начать паясничать: Рома набрал пальцами ноты. Повеяло мелодией, той самой, которую мы наигрывали с Госпожой Ночи. — Ты уверен? — мысли вслух, я глянул на оставленный на прежнем месте диджейский пульт. Трубадур заиграл громче, начав вступление. Что ж… Пожалуй, в последний раз можно и…

Соловей-разбойник

Утром подушка приклеилась к лицу, глаз безбожно заплыл, а боль накатывала адская, будто меня и не родной брат ударил, а наковальня… наковальни. — Закрой пасть, хватит вопить, — мимо прошёл Антон, приглаживая (моим!) полотенцем (свои!) мокрые патлы. — Я щас сдохну, — со скрипом оторвал лицо от подушки, оставив на ней чуть ли ни слепок морды, и попытался угрожающе уставиться на братишку, но с глаза обильно полились крокодильи слёзы, чем вызвал не устрашение, а вымученную брезгливость. Антон фыркнул с отвращением, и раскрыл окна (или шторы). Меня озарило… Что-то определённо меня озарило, с особым остервенением. — Закрой, ублюдок… Чё ты де… — зашипел, извиваясь, но Антошка выхватил подушку, а для профилактики еще и приложил затрещину. — Просуши синяк, смотреть тошно. Не разлепляя глазёнки, спросил: — Сколько времени? — Тебя это е**ть не должно… — Сколько времени, бл*ть?! — Времени сколько надо, — судя по всему, брат хотел еще раз меня ударить, но входная дверь раскрылась, продолжительно скрипнув. — Че орёте ни свет ни заря? — пробасил неизвестный голос. До того дошло, что к нам приставили охранников, чтобы мы, упаси Святогор, не вышли ночью в коридор. Думаю, при особом желании мы бы всё равно ускользнули, но настроения проказничать как-то не появилось, сечёте? — Поймали тишину, — вторил другой надзиратель. Тягучий скрип и глухой щелчок. — **бки! — одновременно отозвались мы с братом. Антон стоял напротив и, промедлив, глубоко вздохнул. Снова строил из себя не пойми чё, пуп земли! Он присел, навалив ладонь мне на голову. — Слушай, мелкий, давай начистоту, ты сам виноват… — Заебё… Ай! — Не спорь. Я про это. — А-А-АЙ! Сука, не трогай… — Х*рнёй пострадал, получил сдачу. Еще и пустил на самотёк. Кто в этом виноват? Я? Или твоя ясная бошка со сверх идеями? Поднял веки, глаза братишки прям искрились зелёным в этом утреннем свете. На лице красовалась живописная фиолетовая отметина, от нашей недавней перебранки, моя работа! — Чего смотришь, еще раз будешь мне… — Ты прав, — выдохнул и рыкнул. Уязвлённый глаз слипся, и не открылся. Брат потрепал по голове. — Кто бы сомневался, — ухмыльнулся братишка. — Чё мне тебе еще, пятки целовать? Сказал же… — Успокойся, — пихнул Антон, но без особого старания. — Короче, змея тебя кусает обезболом, вдова облепляет паутиной весь глаз. Ты в этот момент… — Я с паутиной на хлебале ходить буду? Ты опух? — …ты сидишь вот здесь, под дневным светом, сушишь эту весёлую кашу. Затем мы делаем тебе повязку и лепим её на глаз, чтобы не пугать дражайших тридевятовцев. И директора. Профит, все довольны. Я зарычал. — Ты понял, или чё тебе не понятно? — Антон поднялся, преграждая свет из окна. — Для всего у нас есть план, да? Антошка-с-нашего-двора. Звезда школы, сука, кандидат в отличники, несравненный, непобедимый… — Ты понял или нет? — выдавил брат сквозь зубы, заливаясь зелёной магической дивергенцией. Его татуировка проползла с предплечья на грудь, с груди на ногу, и сошла в мир негромким шипением. — Харош базарить уже, — буркнул, выталкивая паучью прислужницу.

Мёртвая Царевна

Утро было так прекрасно! И день предстоял не менее замечательный. Вечерние наряды безмолвно поблёскивали, окутывая мою комнату каким-то своим волнительным волшебством. Вдыхала, бросая на них мечтательный взгляд. Мальвина легонько подтрунивала, уверяя, что не стоит так ревностно охранять одеяния, наврядли у них отрастут ноги, и они убегут прочь. Я дозволяла эти негромкие смешки, проявляя широту своей великодушной натуры. Чуть позже вошёл один из главных портных, кратко объявляя мне и Мальвине, что дресс-кодом предстоящего празднества запрещены любые маски и украшения, прикрывающие лица. — Резонно, — произнесла я, поведя рукой, чем выказала разрешение унести маскарадные атрибуты из комнаты. После был лёгкий завтрак, еще позже и мы обнаружили для себя новое занятие: разглядывать подъезжающие время от времени экипажи. По большей части кареты прибывали пустыми, но каждая последующая не была похожа на предыдущую. Ни формой, ни цветом. — Они для учеников, — вслух высказала предположение Мальвина, расслабленно располагаясь на перилах балкона. — Кажется, эта прямиком из моего царства, — указала мизинцем, наблюдая за очередным подъезжающим экипажем, а по большей части за несколькими конными рыцарями-сопровождающими. — Ох! — резко привстала, с силой опираясь на ограждение. Следом, без промедления, ехали несколько легковооруженных людей. Я узнала первого в их строю. Это был Иван Царевич — папа Светы. Мальвина смотрела на меня снизу вверх, с волнительным удивлением перебирая пальчиками. Совсем как куколка. — Сиди здесь, милая, мне пора, — зашла в комнату, мимолётно посмотрелась в зеркало и пригладила волосы на голове. — Что стряслось? — улыбнулась она, встав у арки балкона. — Королевские дела, дорогая. Не скучай, — послала соседке воздушный поцелуй. — И приглядывай! — указала на наряды и выпорхнула прочь. Пробежала до нужной комнаты и быстро постучала. Не дожидаясь ответа, распахнула дверь. — Так, моя дорогая… — но внутри находилась Валя, окучиваемая оранжевым светлячком и Леди. Подручные держали рукава её платья простого кроя, один — повиснув в воздухе, другой — стоя на цыпочках на тумбе. Девчонка выглянула из-за воротника, обратив внимание. — Привет? — А где её высокоблагородие? — подняла брови, поставив руку в бок. — Ушла, — квакнуло что-то с другой стороны комнаты. Будильник, кажется. И сразу подтвердил мою догадку, моргая поочерёдно: — Ушла. — Минут пятнадцать назад, — Валя поддела платье за талию и забрала у помощников, откладывая на кровать. — Что-то случилось? Я приподняла подбородок, кратко огласив: — Нет, — намеревалась более не продолжать диалог, но всё-таки смилостивилась и выдохнула, закатив глаза: — Поправь воротник, ассиметричный. — Хм? — расправила Валя своё простолюдинское одеяние. — Спасибо! Но благодарность мне не требовалась: уже направилась прочь из спального корпуса. Лёгкая пробежка до развилки, и одёрнул чей-то смешок: — Все принцессы когда трусцой бегают напевают себе под нос? — Прошу прощения? — нахмурилась, оборачиваясь. Трубадур перекидывал через шею ремешок от гитары и, закончив, набрякал несколько нот, вторя мелодии, которая крутилась у меня в голове. — Хам! — отмахнулась, продолжив путь. Школа предстала несколько оживлённее, чем раньше. Вероятно, не мудрено, раз к нам прибыло некоторое количество лакеев и сопровождающих. На улице было свежо и тепло, я спустилась с каменной лестницы и прошлась вдоль аллейки, ведущей к главной дороге. Света (вместе с Артуром) разговаривала с отцом, даже не пришлось разыскивать. Вначале меня заметил Иван Царевич — взрослый высокий мужчина с четкими линиями лица и красивыми прищуренными глазами. Прожитые годы лишь добавляли статности, мнимо или взаправду усиливая авторитет Царевича. После и Артур обратил внимание, парень куда более… изящной… наружности, в нём совсем не читалась богатырская кровь, зато угадывалась утончённые корни аристократии. Я же подошла к подруге со спины, и поводила по её широким крепким плечам. Она вздрогнула. — Здравствуй, Катя. Рад тебя видеть, — Иван улыбнулся глазами, в уголках сразу прорезались морщинки. — Катя… — выдохнула Света еле-еле слышно. — Здравствуйте, Иван Царевич. — …так это… — Иван продолжил разговор, повернувшись к Артуру. Ох, кажется, я не вовремя. Хотя, с какой стороны взглянуть… — Артур, внук доктора Айболита, — в голосе Светы почувствовала лёгкий флёр волнения. — Не ожидал столь скорой встречи, но очень рад знакомству, — попытался сгладить углы Арт. Взгляд Ивана Царевича будто потеплел, он одобрительно хлопнул парня и пожал протянутую ему руку. — Знаю вашего деда как достойного человека, — утвердил Иван Царевич и кивнул. — Что ж, развлекайтесь, ребятишки, не буду вам мешать. — Зачем ты приехал? Что-то серьёзное? — Ничего такого, что должно занимать ваши нежные головы, — путано ответил дядька и, призадумавшись, хитро добавил: — Разве что тебе будет интересно помочь мне с документами или со своим багажом. — Ладно, пожалуй, это действительно не требует моего сиюминутного внимания, — натужно хохотнула Света, я пригладила подругу по спине. Ей хотелось побыстрее прекратить эту неловкую встречу, хоть она наверняка была рада видеть отца. — Вы приехали, чтобы лично проконтролировать бумажную волокиту и сбор вещей? — поинтересовалась с подозрением. — В том числе, — медленно моргнул дядька, не позволяя застать себя врасплох. — Кто-то еще приедет из королевских? — уточнила Света. — Не могу знать, родная. Беги, сама же сказала, что еще не завтракала. А уже и обед скоро. Подруга кратко попрощалась и развернулась, удаляясь назад в школу вместе с «другом». — Катя! — окликнул меня Царевич. — На пару слов, — и отвернулся в сторону, приблизившись к дороге. — Всё чудесатей и чудесатей, — хихикнула, отрываясь от Светы: — Найду тебя позже! Думала, Его Величество раздаст указания своим людям, возможно, что-то у меня уточнит. Но он лишь для вида отошёл в сторону. — Ваше Благородие? — приподняла бровь. Мужчина смотрел вслед дочери, поставив руку на ножны. — Хороший парнишка, — утвердил он, а мне уж очень не понравился тон, с которым он начал. Обычно так заводят не самые приятные серьёзные разговоры о политике. Но дядька сразу сбавил напор, опустив лицо. Это уже напоминало начало грустного разговора о непогоде. — Ты знаешь? Даже не сразу поняла, расслышала ли вопрос. — Знаю, Иван Иванович? Что? Царевич понимающе кивнул, собираясь с мыслями. — Мы договорились обручить Свету… Что ж, не стану кривить душой, ожидала таких диалогов. В любом виде, они рано или поздно должны настигнуть. Ну, наверное… — Почему вы рассказываете мне? — Потому что мы объединяем наши семьи, — спокойным размеренным тоном говорил Иван Царевич. Ветерок игрался его короткими прядями, тронутыми сединой. — Мой брат, — догадалась я, но начала ощущать, как накатывает смятение. — Только не говорите, что ей должна рассказать я. Это выше моих сил, Ваше Величество! — На том не настаиваю, — дядя Иван опустил глаза, став мрачно-грустным. — Но она всё равно узнает. Так или иначе. У меня пересохло в горле, но старалась держаться с достоинством. — Думаю, это не самое плохое развитие событий, — сдержанно произнесла, рассматривая траву под ногами. — Еще что-то? — Павел Петрович уточнял про сегодняшний вечер? Я помотала головой. — Разве что отправляемся сразу после празднества… — Ваше Благородие! — крикнули неподалёку с радостным и громким интонированием. Бессмертный накинулся на Царевича, как на давнего хорошего друга. Я шуточно закатила глаза, скрестив руки, и наблюдала за сценой. — Кирилл! Вот же выросло дитятко! Какими же дрожжами вас тут откармливают! — мужчина еле-еле приподнимал парня, отрывая его от земли и по-отечески растрепал волосы и пригладил предплечья. А Кирилл, не будь собой, улыбался во все тридцать два, почти сияя от самодовольной радости, впитывая комплименты.

Двенадцать месяцев: Май

Комната вверх тормашками: лежал на кровати, головой припадая к полу. Странное ощущение. Всё вроде как всегда, но совсем по другому. Даже не сразу понял, что профессор Леший открыл дверь. Вернее, понял, но пришлось несколько пораскинуть мозгами. Мгновенье: и профессор оказался ко мне нос-к-носу, а я крикнул, башкой ударившись о кровать. — Прохлаждаетесь, молодой человек? Встряхнул головой, приводя мысли в вертикальное положение. — Профессор… — и сам не понял, поприветствовал или подтвердил увиденное. Старичок измерил шагами комнату, проверил стол на наличие пыли или грязи. Довольно отряхнул ладони и убрал руки за спину. — Растения сами собой не переедут. Обречённо распластался на кровати, давя на жалость. — Ну попросите кого-нибудь, профессор… Вон, там сколько народу понаехало. Несправедливо. Почему участь «обучения» выпала именно на долю весенних месяцев? Ладно, будет куда конкретнее, если уточню по поводу себя. За что? За красивые глаза, судя по всему. Брх! Царевич Горох командовал керамическими гномами вдоль фасада. Апрель ехидно хрюкнул, заметив, как Леший сопровождает меня. Утерев рукавицей нос, опёрся о лопату. А Март… Кажется, Март как всегда избежал чёрной работы. — Будь оно всё неладно… — проворчал в нос, поправляя безрукавку. Леший покосился, наверняка услышав моё бормотание. Между выкапыванием синих и белых цветочков Апрель как всегда достал неведомо откуда леденец на палочке и лязгал им о зубы. Улучив момент, выхватил его конфету и закинул себе в рот. — Фу, — засвидетельствовал Слава Горох, и все гномы повернулись в мою сторону как по команде. Смакуя леденец, распробовал и, скривившись, выплюнул. На вкус как таблетка от кашля. Апрель хохотнул и достал точно такой же откуда-то из ниоткуда, как фокусник. Закончили с цветочками, принялись за тонкие корешки, что не сразу и в глаза-то бросались. Зачем они нам? Впрочем, долго это не продлилось. К нам подошла (подкатилась? Подползла? Не уверен…) обезьяна и что-то жестами передала Лешему, который, наравне с нами, орудовал лопатой. Профессор кивнул и сказал Апрелю: — Ступай к Айболиту. Нужно передвинуть клетки. Названный братец обречённо вздохнул, ведомый обезьяной. А я усмехнулся. Так ему и надо! — Кхм, кхм! — кашлянул Леший, указывая на многочисленные горшки, в которые мы пересаживали цветочки. — Не дрейфь, помогу, — предугадывая мою обречённость, подбодрил Слава, взяв самый маленький горшок с верха. Гномы, встав друг на друга, подхватили несколько растений, и кучковато направлялись следом за «предводителем». — Блеск, — и сам не понял, утешился или утвердил неизбежное.

Цветочная Фея

Ромашки и незабудки в нынешний сезон особенно разрослись. Что не очень нравилось некоторым моим гостьям. Они считали, что их обделяют. Завидуют, не иначе. Мимолётом пришлось нянчить раздосадованных фей сорных трав, чьи права неизменно были нарушены. Их воля расти там, где хочется, но ровно до момента, пока они не разрастаются на чужие соцветия. — «Моя госпожа!» — кто-то навязчиво одергивал за ухо. — «Госпожа!» Я отмахнулась предельно деликатно, даже несмотря на столь недопустимое поведение. Нахмурилась, фокусируясь. Сильф, воздушный дух, которому было велено приглядывать за Глиндой, позволил себе неслыханную дерзость! — Во-первых, покидать свой пост — недопустимо. Во-вторых, так грубо щипать меня ни с того, ни с сего! Вы огорчаете, сильф. Дух послушно склонил голову, сжав плечи, но робко продолжил: — «Госпожа, если моя служба вам в тягость, я готов покинуть свой пост и ваше общество, но, прошу, перед тем, как примите это решение, требуется ваше безотлагательное внимание!» Выдохнула, мирно приводя мысли в порядок. Зачем же так вспылила! Дух повёл напрямик, заведя за крыло академии. Направил до высоких кустов с лучевыми острыми листьями. — «Здесь, госпожа!» В ветвях что-то лежало. Упросила кусты расправить ветки и предоставить то, что они скрывали от чужих глаз. Это была сорока. Опасливо осмотрела её, усомнившись, не игрушка ли это иль чей-то дурной розыгрыш? Дух припал ладонями к тушке птицы. — «Жива, моя госпожа!» — уточнил воздушный друг. Живая, но будто не живая. Значит, заколдованная. Чуть погодя припомнила эту птицу, кажется, она, наравне с некоторыми другими пернатыми, вызвалась помогать нам с Глиндой… — Хм… — приставила пальцы к подбородку медленно поднимая взгляд. Странное совпадение: на верхнем этаже, ровно над местом, располагался спальный корпус, и чьи-то окна. — Спасибо за бдительность, сильф, давайте отнесём птицу в мою комнату, и снова заступайте на пост… Дух низко поклонился и, поднырнув в нижние ветви, упёрся в сороку, приподняв её в воздух.

Гингема

Уже скоро. Этот торжество бахвальства и пиршество тщеславия. Бросила взгляд на время: еще полчаса. Некоторые одноклассники, попадавшиеся по дороге, уже принарядились в свои чистенькие костюмы, кафтанчики и жилетики. Тьфу! Сплюнула вслед одному из них, слюна зашкварчала, булькающими пузырями разъедая палас. Куда я так тороплюсь? Что ж, кому-то не повезло попасться под руку самой зловредной королеве из ныне живущих и драить ледяной класс злодейства, а также его подсобку… Передёрнуло. Кто знает, сколько чужих харчков и прочих не самых приятных жидкостей я сегодня лицезрела и оттирала… — Гингема, дорогуша! — столкнулась с Крёстной феей. — Вы еще не одеты. — Еще не одета, — отпихнула старуху в сторону. Старательно игнорируя любые её наставления. До чего тошно. Только завернула в домашний корпус, как с ног сбила Длинный Чулок, взбудораженная похлеще Бармалея, когда тот в один присест смёл с десяток банок газировки разных вкусов. Её смешное платье напоминало чашку, она приземлилась на юбку, как на воздушную подушку. А волосы хоть и были некогда убраны, теперь растрепались. Неистовый взгляд восприняла как первый признак бешенства и оскалилась, старательно обходя девчонку по стенке. Подобрав юбку, она так же буйно сиганула прочь, сверкая высокими ботинками со шнурками разного цвета. В коридоре у моей спальни существовала долгожданная тишь да гладь. Как же прекрасен покой, хоть и недолговечный. Хотя, минуту… Что за гадкие хныканья? Зашла в спальню, а там картина маслом: Софья рыдала над искромсанным платьем, как Золушка. Она обернулась в мою сторону с неприкрытым испугом. — О-о-о… Какой трагичный сценарный ход! — одновременно зловредно и нервно расхохоталась. Не знаю почему, но полегчало. Ну есть же в мире справедливость! Ни всё же мне одной страдать на этом свете! — За что она так со мной… Столько лет вместе… — превозмогая сопли, шептала Софья. — Будет уроком, не стоит никому доверять! — мысли вслух. Должна же девчонка хоть чему-то научиться в своей жизни! Тем временем распахнула воротник своей величественной накидки и водрузила на голову ведьмовскую шляпу. Кожу покалывало приятным холодком от струящийся ткани. Подол платья вспыхнул, расправляясь. Мамин костюм сел по фигуре, придал невиданной внутренней силы. Я посмотрела в зеркало на боковине шкафа и улыбнулась. Такой вид никогда не устареет! — Знаешь, подумалось мне, что, наверное, могу помочь, исправить твою щепетильную ситуацию… — снисходительно повернулась в сторону добренькой соседки, не скрывая улыбки. Внутри зажглась идея, жаркая и столь упоительная, что даже голова пошла кругом. Софья подняла заплаканное лицо, не решаясь заговаривать с такой обворожительной колдуньей. Я сделала несколько шагов навстречу девчонке, пока моя тень полностью не накрыла её.

Синюшка

Лена Медная проявила какое-то особенное расположение: передала мне чёрную, как колдовской кот, водолазку. Велела примерить, и, чуть я продела голову в узкую горловину, одёжка вытянулась, прикрыв ноги чуть выше колен. Ткань с хрустом разорвалась на плечах. Фыркнула: в очередной раз, и в том же самом месте! Рукава неизменно приспустились, прикрыв пальцы. Фактура игралась синим перламутром, выдавая рисунок, слишком очевидно отсылающий к коже ящерок. Короткие тёмные волосы пригладились, завитками прильнув к ушам. Я поблагодарила, но Эллен отстранённо холодно сказала: — Не стоит. Оставь при себе, — сложно было сказать, что именно «оставить» рекомендовала девушка. Платье или благодарность. А бабушка всё не унималась. Пыталась шепотом её утихомирить, отойдя в сторонку, но куда уж там! Мстительный дух упорно велел вернуться в спальный корпус. Пришлось повиноваться. Чуть не застигла врасплох Валю, обсуждавшую с миловидным и смешным енотом какие-то хозяйские мелочи. Не ожидала её увидеть, праздник официально считался начатым, хоть мы и были вольны приходить когда пожелаем. Енот нёс в лапах какую-то игрушечную жабу, внимая словам сестрицы Алёнушки. — …отнеси, я сейчас вернусь… — переговаривалась Валя, убредая прочь из корпуса. Дверь в её комнату осталась приоткрыта, бабушка резво проскользнула внутрь. В чужой комнате было таинственно, но тихо. Промелькнул оранжевый огонёк куда-то прочь, на улицу. Кровати заправлены, но оставшиеся предметы: стулья, вещи, тарелки и кружки, пребывали в лёгкой суматохе. Бабушка нависала над подоконником, где лежало несколько книжек, но дух повернулся в сторону конкретной. «Директора или Магистры Сказочных Наук» — прочла название и схватила. — Надеюсь, больше не станешь докучать… — сдержанно проворчала, выглядывая в коридор, но неслышно охнула, испуганно отпрянув. Там светил точечный голубой свет, снисходивший откуда-то сверху. Что это могло значить, терялась в догадках. Пыталась вспомнить или представить, что следует после такого загадочного явления, но пытливость взяла вверх. Вышагнула, проследив, в какую сторону сверкает таинственный луч. Он следовал за Крёстной феей, которая неспешно открывала дверь в другую спальную. Тише мыши наблюдала за наставницей, сжимая книжку. А бабушка-Синюшка взвинтилась, опять куда-то подзывая. Я рассерженно нахмурилась, намереваясь вначале унять любопытство. Волшебница впорхнула в комнату, оттуда доносились странные булькающие звуки. Прошлась до места и заглянула внутрь. Сине-белый свет грустно обволакивал пространство, как книжную иллюстрацию. Разорванное платье, под которым сидела птица и хлюпала клювом. Плакала? — Мать моя старушка, — вырвалось совершенно внезапно, хоть я и сказала тихо, прикрыв рот. — Дорогая, — томно и грустно пригладила лебедя Крёстная. — Что же здесь стряслось? — наставница огляделась и заметила меня в проходе, но не придала значения и коснулась палочкой платья. Оно окуталось блёстками, засверкало и бесшумно вспыхнуло, подняв ввысь блёклый столп света. Платье стало как новым, вернее, оно наверняка приобрело какие-то новые, волшебно-прекрасные черты, поблёскивая в приглушённом освещении. — Вы поможете, госпожа? — негромко взмолилась лебедица. Меня осенило, так это же Софья! Гадкий утёнок… — Какие сильные чары… — гладила птицу Крёстная. — К сожалению, мне не под силу снять столь мощные проклятья, но… Кто-то может попытаться… — наставница обратилась ко мне. — Я… Я… Не думаю, что смогу помочь, — отрицательно мотала головой, испуганно обнимая книгу. Софья вначале посмотрела шокировано, будто увидела неминуемую опасность, но, судя по всему, наш взаимный ужас нивелировался, и теперь лебедица смотрела с немой надеждой. Крёстная умиротворённо ожидала, пока приму решение. — Я ведь не добрая фея, чего вы… Ждёте? Крёстная пригладила птицу за шею. — Необязательно быть злым, чтобы совершать плохие поступки. И необязательно владеть светлой магией, чтобы творить добро… — наставница подошла ко мне, еле коснувшись плеча. — Может быть, еще успею найти директора, но ничего не могу обещать, мои дорогие… — и неспешно ушла. — Не очень-то вы и торопитесь, — буркнула вслед. Софья понурила голову, утеревшись крылом. Вздохнула, и присела на колени, рассматривая птицу. Лебединые перья были такими длинными, ровно, как и лебединая шея. Стены вокруг впитали зелёные чародейские разводы: грязная магия. Сотворивший чары не стеснялся заявить о поступке. — Гингема, — утвердила для себя, почесывая книгой нос. Её рабочее место в классе злодейства покрывали похожие пятна и кляксы. Софья косилась на меня одновременно с подозрением и надеждой. Я вздохнула. — Всё верно? — лебедица кивнула. — Она окончательно меня добила, но перед этим… Пришла Полина. По правде… — птица посмотрела на сияющий наряд. — Отдала бы ей это платье, лишь бы всё было как прежде. Бабушка-Синюшка была недовольна промедлением, зависнув напротив и всем своим пакостным видом пыталась привлечь внимание: выворачивала шею, руки, и гримасничала. Я насупила нос. Ничего, пять минут потерпит. — Что Полина сделала? — Разорвала моё платье. — Зачем? — Не знаю, она в последнее время обвиняет меня во всём, ревнует… — Вот как, — приподняла бровь. Мне сложно давалось сочувствие, но любопытство… Пожалуй, это было любопытно. Софья немногословно поведала про свою ситуацию с Соловьями и Полиной. — Очень сомневаюсь, что братьям приглянулась Чулок или ты, только без обид, — говорила негромко, трогая птицу. Софья смиренно кивнула, ей это было понятно и без меня. Наблюдала реакцию, и встала, поправляя прилегающее платье. — Давай попробуем что-нибудь сделать, — всё еще держа книгу в руках поставила ноги на ширину плеч. Хлынул поток воздуха, предвещая теперь уже моё заклинание. Люстра заходила ходуном, побрякивая. Софья наблюдала с осторожностью. Ветер всё выл, обжигая кожу. Какие сильные чары, неужели Гингема способна на такую исчерпывающую магию? Запнулась, дёрнувшись назад. Ветер нехотя ослабевал. На ногах обозначились порезы. — Не могу снять проклятье… — заключила, утирая щеки. Лебедица смиренно уставилась в пол, безропотная пташка! Я прошлась взад-вперёд, не унимаясь. — Может, поступить умнее? Как поступали не столь сильные, но хорошие феи в старых сказках? — Я не понимаю… К чему ты клонишь… — девушка интонировала еле слышно. Я посмотрела на поблёскивающее маленькими звёздами платье. Положила на него руку и вдохнула, насколько хватило лёгких. Даже сквозь закрытые глаза ощутила свет, что озарился от моих магических манипуляций. Проклятье ведьмы пусть сильно, Снято не будет в этот день, Но крайним словом будет то, Что я скажу, лишь в то поверь. Лебяжья шкура на тебе — Чуть от полуночи часы. Людскую стать найдешь в себе — Чрез пору сумрачной росы. Закончив причитание, отошла от платья. Из вороха блёсток воспряла Софья. Она осмотрела себя осторожно, боясь спугнуть добрую магию. Я же наблюдала как мои руки медленно теряют свет. Светлая магия такая безобидная! — Так… Получилось? — снискала поддержки Софья, пребывая в пижаме. — Человеком ты будешь становиться на время, к вечеру, и до момента, как пробьёт полночь, — уточнила собственное предзнаменование. — Спасибо, — Софья обняла меня внезапно, я почти вздрогнула. Испытала смесь эмоций: удовлетворение, смущение и лёгкое замешательство. — Ты ведь поняла, что чары не сняты? — на всякий случай уточнила, ибо слишком уж сильно обрадовалась Гадкий утёнок. — Для меня уже это ценно, — отмахнула прядь длинных тёмных волос Софья, волнительно моргая. Удивительное не заканчивалось: девушка отказалась надевать платье и выходить на бал. Хотя, вероятно, я могу представить почему. Слишком много недоброжелателей можно встретить этим вечером. Бабушка стояла в коридоре, неизменно подзывая…

Царевна Лягушка

Даже не замечала, как много в школе отражающих поверхностей и зеркал. Катя не пропустила ни одно. Платье сделало её такой утончённой, такой… взрослой. Не в последнюю очередь из-за длинной юбки с весьма откровенным разрезом, оголявшим ногу. Не знаю, как со стороны смотрелась я, главное, что ткань шорт не стесняла движений. — Да глянь же ты! — Катя не удержалась, и приставила меня к очередному зеркалу. Сквозь греческое одеяние просвечивал бинт, и смотрелся настолько уместно, будто являлся частью образа. Убранные в пучок волосы. Смущали сандалии с высокими завязками: удобно ли в них бегать? Катя залилась смехом. — Какая же ты забавная, морщишь нос, жмёшь губки бантиком… — Ох, Катя… — помотала головой, терпеливо выдерживая все эти шуточные нападки. Попадавшиеся по дороге ученики почтительно кивали. Даже как-то не по себе. — Где все девчонки? — усомнилась я, стоило нам подойти к вратам зала, предназначенного для урока королевской дисциплины. — Опаздывают, — рассудила Катя вслух, ей было будто всё равно. Но через мгновенье подругу осенило, она схватила меня за предплечья: — Идём наверх, спустимся в зал с лестницы! Как эффектно будет! Я рассмеялась. — Ну уж нет, Катерина Елисеевна, это предложение выше моих сил! — Что ж, — Катя соблазнительно развернулась. — Тогда желаю приятного просмотра, — и мы хохотнули вдвоём. Нет на белом свете другой такой Кати! Зал королевской дисциплины преобразился: дурацкие ученические троны канули в Лету — туда им и дорога! — светомузыка сделала из средневекового убранства красочный карнавал. Возле колонн стояли сторожевые в латах, а в каменных нишах располагались полукруглые столики со всякими вкусностями: фруктами и напитками. — Лягушки, чтоб их, квакушки, — ухмыльнулся Кирилл, сверкая острыми зубами. Ему очень шёл официальный костюм! Манжеты, галстук, шершавая ткань жилетки. Ко всему прочему, на плечах Бессмертного накинут плащ. — Господин Дракула? — первая ассоциация вышла довольно близкой к правде. — Может быть, может быть, — Кирилл подхватил за руку и указал вглубь зала. — Вот там смерть твоя, если желаешь, могу укрыть под своим кр-рылом! — найдя направление увидела, что Кир намекает на Оловянного Солдата и Айболита. Первый был в красном праздничном мундире, разве что без головного убора, а второй в подогнанной рубашке и жилетке. — Спасибо, Кирилл, — хихикнула в нос. — Катя разве не с тобой? — наконец, унял свой игривый тон Бессмертный. — О-о, Катя появится с минуты на минуту, — протянула, заинтриговав друга. Он подмигнул и отошёл, дав свободу действий. Я быстро осмотрелась, в общей гуще событий подметила считанные единицы девчонок, среди которых особенно выделялась Гингема: её кожа переливалась магическим зелёным цветом. Нашла одного из Соловьёв, Гордея. Его глаз прикрывала повязка, на пиратский манер, а жилет льстил и без того атлетичной фигуре. Жарыныч угрюмо опёрся о фуршетный стол, скрестив руки. На нём была обычная серая рубашка, просто, но со вкусом. Бессмертный подошёл к нему, заговаривая, и отвлёк от каких-то хмурых мыслей. Мимо меня вырвалась Огневушка-поскакушка. Задорная девчушка подхватила седьмого козлёнка и, приговаривая «Не стоит стесняться!» чуть ли не поставила его копытцами на столик с закусками. Интересно, что по этому поводу скажет Микулишна… Таня столь суетливо пронесла Тимку, что, пожалуй, приковала к себе множество взглядов. В том числе и Артура с Русланом. Отвлеченные парни осмотрелись и обнаружили меня, но я уже успела подойти первой. — Официант, подайте что-нибудь греческой богине, — внезапно прикольнулся Руслан. Еле удержала смешок, придерживая ладонью лицо. Теперь и я видела в лощеном образе Айболита официанта. Ко всему прочему, у Артура, как и у его друга, надеты белые перчатки. Айболит медленно скрестил руки, стараясь принять вид глубоко рассерженного человека, но не сдержался, и скривил губы в улыбке, отворачивая голову. — Вы так хорошо выглядите! — рассматривая мелкие детали, пуговицы, ткани, рассеяла я подступающую неловкость. — Точно не лучше вас, Царевна Лягушка, — перевёл в официальный тон Оловянный. — Сказал игрушечный солдатик, и был таков, — встроился Артур, с опозданием, но парируя друга. Словесная дуэль оборвалась, взор ребят приковало что-то в стороне. А там, как и следовало ожидать, предстала Катя. Она спускалась с верхнего этажа, как и планировала, а её платье сверкало куда сильнее, чем ранее, в школьных коридорах. Мы втроём (хотя, вероятно, правильно будет сказать все присутствующие) проводили взглядом Мёртвую Царевну, вплоть до подножия лестницы. В её завершении стоял Трубадур в свободной рубахе и монотонно брынькал по гитаре. Когда Катя прошла мимо, они зацепились парой слов, но, в конце концов, парень приподнял края губ, опуская глаза, а девушка отмахнулась, подняв подбородок. Тут то её и настиг Бессмертный. — Не желаешь пригласить её на танец? — хитренько процедил Артур, намереваясь поддеть друга. — Не доставлю тебе такой радости, — обнажил зубы Руслан, приподняв бровь, и, откланявшись мне, отошёл к столику, где Огневушка скармливала бедняжке козлёнку целую вазу фруктов. Парень мягко перевёл тему и, убрав руки за спину, жестом предложил маленькому зверьку сматываться. От Тани это не удалось утаить, но она раскраснелась, поняв навязчивость собственных действий. Тимка, просеменил прочь, в охапку с полной вазой яблок, персиков и ананасов. — Прости, что замешкался, — извиняющимся тоном начал Артур. — Не думал, что одеяние может быть настолько к лицу… Выглядишь невероятно. — Если и существует в мире что-то более неловкое, чем внезапное знакомство с родителями, так это разговоры про наряды и красоту, — произнесла негромко и взяла Артура за руки, рассматривая его перчатки. — Я к балу не готовилась, это делали слуги. Но ты… Одет с иголочки! — А как иначе? — Артур накрыл мою ладонь своей. — Не мог же я ударить лицом в грязь.

Буратино

Хорошо же устроились королевские отпрыски! Мы сидели в душном кабинете, величиной с полвершка, а у них был целый тронный зал в личное пользование! Впрочем, уже неважно. Акустика хорошая, и местом своим, можно сказать, горжусь, поставили за диджейский пульт, где видно было всё действо целиком. Присутствовала, по ощущениям, половина учеников, понял это как минимум по единственному брату Соловью и отсутствию сестры. Как только увидел её голубые волосы, поставил прокручиваться ненавязчивую мелодию и вышел с места. Она довольно кивнула, осматривая мой официальный видок, но не удержала свой максимализм в узде: — Где твой галстук? — Эллен нигде не видели? — спросил у нас Денис Мастер, обрывая на полуслове. — А Славу? — Надеюсь и не увижу, сдались они нам… — сестра с силой пихнула в живот, обрывая честное откровение. Но парень испарился, вот и молодец. Внезапно поймал взор Жарыныча и сглотнул. Он наблюдал за нашей не начавшейся перебранкой и угрюмо поднялся, что-то сказав Бессмертному с Царевичной, которые хохотали рядом. Гора упала с плеч: ящер миновал, и ушел восвояси. Уж было подумал, сейчас и он начнёт учить жизни. Судя по всему страшила просто не в духе.

Дровосек

Гуляли в официальных нарядах на улице, посматривая на кареты, лошадей, и немногочисленные сборы. Микулишна разоделась, как по мне, чрезмерно вызывающе. Длинное платье в азиатском стиле открывало обе ноги, но, по заверению подруги, было весьма удобственным. Что ж, её право, моя критика всё равно её не разуверит. Морозко с Сетрицей Алёнушкой успокаивали енота, силившегося вырваться из экипажа. Забавный зверёныш. — Всё хорошо, мы справимся, почти все вещи уже перенесли, — объясняла ему Сетрица по новому кругу. А совсем рядом разворачивалась другая «трагедия». Несмеяну отправляли в родное королевство, и девушка, оправдывая прозвище-имя, плакала широкими слезами, растекавшимися по щекам не каплями, а целыми линиями. Провожали её Царевич Горох вместе с неизменной лучшей подругой — Хозяйкой Медной Горы. Змейки — немые наблюдатели — грудой окружили троицу, как галька поблёскивая в вечернем свете. — Как-то неспокойно, — пригладила локти Микулишна, туфлей давя на колесо ближайшей кареты: та просела куда сильнее, чем мне думалось. — Почему бы нам не отправиться завтра, что за спешка, — вслух пробасила я, легонько отряхивая сарафан от мнимых пушинок грязи. — Нужно уточнить у Дуная, он точно знает. — Я бы уточнила у директора, но даже предположить не могу, где он быть может… — Ох, Дунай! — указала подруга. С главного холла вышел богатырь в сопровождении какого-то воеводы. — Чудо-чудное, — ворчливо буркнула. Прям таки по мановению, по своему хотению! Но богатырь не ответил нам прямо. Он и сказал то лишь: «Не беспокойтесь», исследуя взглядом подругу с головы до пят. А вот дядька-воевода, которого Дунай назвал Булат, грубовато хохотнул, чем вызвал у меня куда большее расположение. — Сказка ложь, да в ней намёк! Богатырь метнул на воеводу красноречивый взгляд, мол, не болтай, но дядька переметнулся с Миры на меня, и обратно, а после выдал: — Подзовите друзей, пусть держатся этого места. Хороший дядька, не то, что этот немногословный богатырь.

Царевна Лягушка

— …как странно, — Артур рассматривал витражи. — У тех окон стыки и примыкания. Логичное окончание, плинтуса. Здесь же толстые щели. Я отставила в сторону высокий стакан с гранатовым соком и подошла к парню, нагибаясь. Снизу поддувала. Раньше не замечала, возможно, ссылаясь на холод каменного пола. — Что ты делаешь? — озиралась по сторонам, будто мы делали что-то противозаконное. Артур приложил руку к окну, после — плечо. И начал налегать, силясь сместить, подвинуть или… Я шагнула назад, удивлённо ухватившись за забинтованное ранение. Витраж открылся, как дверь, пустив внутрь лёгкий вечерний воздух. Айболит поднял голову, и, в чём-то удостоверившись, провернул то же действие со вторым витражом. — Лягушки-квакушки, — обозначила этими словами вскрывшийся балкон. Артур взбудоражено улыбнулся, отряхиваясь. И подозвал, протянув руку. — Ты чего! А вдруг нельзя! — Именно поэтому всем настолько безразлично, — хохотнул парень, откинув волосы. — Идём! — Если начнут ругаться, буду всё отрицать! — снизошла до шепота. Полукруглая ниша с толстыми каменными перилами. — Там второй балкон! — Ну… Нам и одного достаточно, — произнёс Артур и, осматривая фасад, зациклился на чём-то сверху, прилегая к перилам. — Прошу прощения? — громко огласил парень и скрестил руки, приняв недовольный и серьёзный вид. На декоративном элементе под крышей сидели два крупных ворона. Замечание Айболита они восприняли в штыки, распушив оперение, но нехотя взмахнули широкими крыльями, убравшись прочь. — Кому-то уже не терпится заселиться, — наблюдал полёт Артур. — Сколько тут учимся — впервые узнаю, что в зале есть выход на балконы! — провела по камню, пытаясь отряхнуть, но, похоже, грязь уже въелась в гранит. — А я библиотеку посетил в первый раз, — Артур прямо гордился этим откровением! — Ну да, как же, — закатила глаза, легонько подпрыгнув и усевшись. — Нет, правда! — парень взял меня за руку, встав напротив. — Я не вру. Выудила ладонь, стараясь не смущаться слишком сильно. — Я не в ладах с парочкой библиотечный гномов, — продолжил Артур, скрашивая образовавшуюся паузу. — Среди них есть несколько вполне добродушных и неприхотливых, но остальные… — Дай угадаю… — игриво нахмурилась и начала загибать пальцы. — Грубые, неотёсанные и хитрые? — Так ты их знаешь… — наморщил нос парень, довольный моей догадливостью. — Они ни разу не попались мне в читальном зале, может, кому-то стоило хоть разочек туда заглянуть, любопытства ради? — как же много в моём тоне было самолюбования! По заветам Катерины Елисеевны, не иначе. — Может, кому-то очень сильно повезло? — парень придвинулся близко. Слишком! Хотя… Кажется, это я поддалась навстречу… — В таком случае, я самый везучий человек во всей Тридевятой, — говорила всё тише, всё размереннее. Мир вокруг так затих… Не знаю, как так приключилось, что мы с Артуром так стремительно сдружились. Так быстро сблизились… — Прости, — парень оборвал не случившийся поцелуй, отдалившись, и виновато уставился вниз, поглаживая мои пальцы. — Так нельзя, я не в праве лишать тебя этой силы… — Артур? — так тихо вырвалось у меня. Он поднял взгляд, печально улыбаясь. — Мы не знаем, что может случиться. А это… — он приложил мою руку к губам. — Самые мощные чары нашего мира. Нельзя относиться к ним так беспечно. — Ох, Артур… Ни в моей сказке, ни в твоей, нет такого условия… — Откуда ты знаешь? — прищурился Айболит, а я лишь утвердилась, насколько он прозорлив не по годам. — Наши сказки что, уже завершились? Я скромно помотала головой, не в силах спорить. — Какая жалость, что мне слишком везёт, Артур. Лягушки-квакушки, — хихикнула. — На порядочных людей. — Идём, а то от скуки даже последнего ханжу потянет целоваться, — неохотно, но миролюбиво подозвал он.

Жарыныч

Видение! Вот же чёрт, прямо в коридоре, при свидетелях. Скривил лицо, стараясь не привлекать внимания. Распахнул глаза: Лес. Директор с разномастными солдатами окружают… Шайку разбойников. Костёр освещает главаря — Крысолова. Грязно выругался, тряся головой. Почему они так рискуют, когда мы всё еще в школе, безмятежно развлекаемся? Разве что, рассчитывают на эффект неожиданности. Как же всё это не вовремя. И куда делась эта скромница, черт возьми? Вроде бы, условились встретиться на празднике. Немногочисленные стражники, попадавшиеся по пути, кидали подозрительные взгляды. Нужно подавить пыхтение, некоторые расценивают его в агрессивном ключе… В собственной спальной комнате девчоночки не оказалось. Во всём девчачьем корпусе пустовало. Спугнул пушистый комок какого-то чёрного зверя, он бросился наутёк в сторону улицы. — Куда ж ты делась, на ночь глядя, — щурился, ступая прочь. Поинтересовался у тех же стражников, что уже заприметил. Каждый из них нехотя, но указывал направление. Хоть какой-то прок с этих охранников! — Эй! — окликнул Микулишну, Древорубову и козлёнка в главном холле, у входа. На удивление, они мне ответили. Можно сказать, дали почти что чёткие координаты. — Картинная галерея. Вряд ли Синюшка интересовалась высоким искусством именно в эту минуту. Вероятно, она направилась в злачное место склада артефактов? Проверил свою догадку: замок не вскрыт, внутри ни звука. Но оттого, что прислушался чрезмерно сильно, всё-таки услышал что-то. С улицы. Подвал? Хлопнул крыльями в взмыл в окно: сразу нашёл девушку, она шла навстречу, вместе с Гадким утёнком. Я приземлился, преграждая путь. — Интересная у вас компания… — подумал вслух. Синюшка резко остановилась, ойкнув. Одной рукой она сжимала книгу, второй что-то прятала, какую-то игрушку. Не придал значения. — Выглядишь очень… Утончённо. Что не сказал бы про тебя, — говорил как на духу. Саша оделась в простое, но элегантное платье, Софья же пребывала в пижаме. — Тут стряслась небольшая неурядица, прости, что не подошла… — как всегда тихо произнесла Синюшка. — Уже неважно, идёмте, пора убираться отсюда, — допускающим тоном поторопил их.

Буратино

В зале появился Антон и громко, настойчиво огласил, хлестнув рукой: — Валим отсюда! Вы все! Бегом! — для убедительности подбежал ко мне, ударив по музыкальному пульту: — Вырубай! — его змеица зашипела, расправляя жвала. Да я, в общем то, и не пытался противиться. На улице раздались фанфары. — Бегом! Бегом! Бегом! — подзывал старший Соловей. Народ хоть и пребывал в лёгком недоумении, слушался беспрекословно. Бармалей хихикнул как-то одновременно зловредно и нервно, Антон не оставил это без внимания, ухватил его за шкирку рявкнув: — Без выкрутасов! Варька аж ойкнул от такого напора. Напоследок Соловей несильно, по-братски, похлопал по спине Гордея (который выглядел как пират-аристократ) и произнёс: — Разбойников атакуют, будьте на чеку. Садимся в экипажи и сматываемся!

Хозяйка Медной Горы

Пребывала в карете, ожидая попутчиков. Теряем время! С улицы донеслись звуки некоторой ссоры или перебранки. Древорубова силком заталкивала внутрь сопротивляющуюся Микулишну. Дине также потворствовал некий богатырь. — Я могу быть полезна, разрешите помочь, Дунай! — обратилась девица к нему, стоило только шлёпнулась задом на обивку. — Всё в порядке, — мужчина сжал её колено, контролируя ситуацию. — Разрешите нам выполнить свою работу, юная леди. Мы правда в силах справиться. Микулишна колебалась но, нахмурившись, повержено кивнула. Дунай стукнул её по колену, вероятно, стараясь утрамбовать для большей надежности, и улыбнулся, удаляясь. Следом в мою карету закинули Царевну Лягушку. — Мой будильник! — спохватилась она. Внук Айболита фыркнул, отпихивая её обратно в салон, и сказал: — Ты сейчас серьёзно? Она сконфуженно и опечалено пригладила лоб. Парень захлопнул нашу дверь, и мы незамедлительно тронулись. Я недовольно смотрела на попутчиц, допустим, что дозволяю нахождение в своём экипаже, но так вести себя! Дикость! Брезгливо рассматривая их, спросила негромко: — Почему нельзя было подготовиться к отправке без спешки? — обратилась преимущественно к царевне, но в её взгляде увидела лишь недоумение. — Тогда вас бы силком не втискивали в чужую карету, да и вещи вполне можно успеть собрать… — О чём ты? Разве отправка не была назначена после бала? Я прищурилась. — Разве директор не сказал тебе? Про штурм. Она подняла брови. — Они штурмуют? Сейчас?! — царевна отмахнула шторку, но там был лишь безмятежный пейзаж. Я хмыкнула. — Лишний раз утверждаюсь, что наш директор мудрейший человек. Знает что и кому доверить. Еще бы наломали дров… — мельком глянула на бунтарку Микулишну. Она скривила рот, неодобрительно на меня глазея. — Но тогда о чём вы говорили? Света замешкалась, но ответила: — Он рассказал мне про договорённости с вами, и про… «Смену рода Кощеевых». — Хорошо, — кивнула, выпрямляя спину. — Про род Кощея со мной тоже был разговор. Знает, как располагать сведениями. Мира внимала нашему разговору но так, словно ей это было противно. Раздраженная её взглядом, процедила: — Вульгарный наряд тебе весьма к лицу. — Ах ты мерзкая… Но Царевна Лягушка её ухватила, старательно сдерживая рукоприкладство. Карету качнуло: и они свалились с мест, повеселив меня. — Мира, прошу, пощады. Я не смогу удерживать тебя вечно! — О, дорогая, на это я и рассчитываю! — хрипнула Микулишна, но её самоуверенный пыл несколько ослаб, когда хвостатые прислужники, занимавшие всю мою половину кареты, блеснули малахитовыми глазками из тени. — Дорогуша, не могу не отметить твоё сближение с Дунаем… Ты вообще в курсе, как богатыри становятся вольными? — продолжила разговор. — Тебе-то какое дело, с кем сближаюсь, скользкая язва? — В вольные богатыри подаются вдовцы, потерявшие жён, — сказала монотонно и чуть повернулась, заговаривая с царевной. — А ты? С кем ты водишься? Ну, ладно, вот эта, боярская бестолочь. — Какая же ты гадостная… — Разве я не права? — оборвала Микулишну, и снова переключилась. — Заводи связи только с высокородными. Будь ответственнее. В конце концов, обучение подойдёт к концу, и политика обрушиться тебе на голову. Света сжала губы и обречённо хмурилась. — Ну ты-то свои дела уже несомненно поправила, — огрызнулась Микулишна. — В том даже не сомневайся.

Муромец

Мы с другом — сыном Емели — просочились близко к сцене, намереваясь смотреть выступление с лучших мест. Стоило заметить пионера — мальчугана в очках с толстыми стёклами, появившегося в школе на днях — который облизывал большое мороженое, не сдержались и рассмеялись. Он так комично бултыхал ногами на высоком зрительском кресле! — Мальчики, — промолвила Госпожа Элиза — учительница музыки — неподалёку. Преодолевая зрительские сидения, она намеревалась настигнуть нас, но мы убежали, шаловливо хихикая. — Смари! — указал Ефим. — Как это называется, блин… — Кулисы, — сдерживая хрюканья, пихнул в бок друга, и сиганул в за открытую штору, где горел тусклый свет. Восторженно озираясь, приставил палец к губам. Емелич понял и затих, широко улыбаясь и смотря по сторонам. Старшие уже приготовились к представлению, восседая или разминаясь, держа сценарий или переговариваясь. Нас заметил Железный Дровосек, хоть мы и старались спрятаться за каким-то смешным манекеном. Я даже не сразу понял кто это: его костюм напоминал одновременно квадрат, хижину и глупое помпезное одеяние. Не сдержавшись, хоть и пытался, я прыснул, на пару с Ефимом. — Эй! — улыбнулся парень, но раздалась предвещающая музыка. Представление началось. — Хулиганы, — он понизил громкость и потряс нас за плечи. — Сидите тихо, договорились? — Есть! — отдал честь Ефим, выпячивая губы, а я крякнул со смеху. Мимо прошёл Щелкунчик, Попович и один из братьев Никитичей. Все втроём они были огромные, и все в одинаковых костюмах с высокими сапогами, шпагами и голубыми мантиями. Ефим указал на поросячьи хвосты, заставив меня сдерживать сильный порыв хохота. Железный Дровосек посматривал на нас с довольным лицом, будто ожидая такой реакции, и дополнил: — Сейчас, погодите, то ли еще будет! Богатыри вышли на сцену и каждый из них, начиная реплику, говорил «Хрю». Мы хохотали, силясь делать это не так громко. — Мой выход, не шалите! — наставительно заключил Дровосек. На сцену вписались трое: он, Рыбак и Портняжка в самых глупых одеяниях, что можно вообразить. Голос рассказчицы — Капризной принцессы — уточнил, что это хижины трёх поросят из разных материалов. Каждый из поросят-мушкетёров зашёл в костюм соответствующего вида, и теперь из этих нелепых конструкций выглядывало по две головы. Мы прикрыли руками рты, не в силах сдержать раскат гогота. — Вот вы где! — игриво нахмурилась Госпожа Элиза, и мы пустились наутёк обратно в зрительный зал. Сцену посетил Мышиный король в красной мантии и с гримом волка, указал поочередно на каждый из домиков. И показался огромный Серый Волк, ему даже костюм не требовался. — Сюда! — подозвал Емелич за другую сторону занавеса. Мы юркнули внутрь портьеры. Застигнутые, ойкнули три девушки: Принцесса на горошине, Царевна Лебедь и двенадцатая танцующая Принцесса. У них были смешные головные уборы и по театральному накрашенные щеки. — Проказники! Рот на замок! — шикнула дочь Звездочёта, держа в руках планшет с бумагами. В зале раздались аплодисменты и три загримированные «актрисы» вышли на сцену. — Три поросёнка и три поросихи, — надул щеки Емелич, издавая булькающие звуки смешков. Моё хихиканье прервала учительница музыки, поймавшая нас за руки. — Попались, мальчики! — Сдаюсь! — Ефим поклонился в пол. — Неисправимые! — благоговейно протянула учительница и указала на скамейку рядом. На ней уместились только мы с другом, но, похоже, Госпожа на то и рассчитывала. — Нравится представление? — Во! — Емелич продемонстрировал большие пальцы, на пару со мной хихикая. — А правда, что у вас двенадцать заколдованных братьев? — Правда, — тихо кивнула Госпожа. — Но чары уже давно сняты. — А зачем? Разве превращаться в лебедей не круто? — почесал щеку друг. Я рассудил: — Тебе прям всё так просто! Может, им не нравились лебеди! — Да здорово же было проводить время в чужом обличье! — Проводить время в перьях! — Хе-хе, ну да, наверно, всё равно лучше того, чтобы целыми днями валяться на печи, дел и нет! — На что это ты намекаешь? — буркнул я. До друга долгие секунды доходило сказанное и он испуганно помотал головой: — Да я же про себя, честно! Само как-то вырвалось! — Мальчики, — негромко одёрнула нас Госпожа. Но внезапно с потолка посыпалась штукатурка, а невдалеке кто-то крикнул. Учительница прикрыла нас рукой, оценивая обстановку. В зрительный зал вбежало несколько разодетых по-варварски людей, с щитами и копьями. — Спартанцы?! — недоумённо вслух высказала Элиза. — Мы пришли за Атлантой, — басом огласил самый первый в ряду чужаков. — Госпожа? — шепотом искала поддержки дочь Звездочёта, наблюдая за творившимся в зале хаосом из-за широкой шторы. Учительница осмотрела нас с Ефимом, и хладнокровно опустила ладонь: — Спокойно, нам ничего не угрожает…