Нежно, как в первый раз

В последнее время Гермиона всё чаще размышляла над тем, что Драко Малфой умел быть своим везде и одновременно нигде; его сдержанная манера поведения, казалось, позволяла ему, подобно сквозняку, проникать сквозь двери и окна, куда бы он ни направлялся. Уверенность в себе и непоколебимое спокойствие позволяли ему с лёгкостью вписываться в любую компанию, ненавязчиво заполняя своим присутствием пространство, несмотря на то, что он был из тех людей, которые всегда выделялись в толпе. Она также заметила, что Драко часто погружался в себя, словно выжидал нужный момент, чтобы проявиться. Это позволяло ему всегда быть наготове — будто он заранее продумывал каждую возможную ситуацию, убеждаясь, что нигде не будет слишком выделяться или, наоборот, казаться потерянным. Он был одновременно незаметным и уместным. Из-за этого она всегда думала, что её жизнь в штаб-квартире не изменилась бы, не будь его здесь вовсе. Раз уж он поставил перед собой задачу как можно меньше влиять на окружающее его пространство, то особой разницы и не будет. Теперь она понимает, что ошибалась. Всё ровно наоборот: тишина в доме оглушает, и она ощущает гнетущую пустоту, которую он обычно заполнял. Весь её распорядок дня нарушен. Она больше не просыпается от запаха кофе. Замечает, что по привычке избегает пользоваться ванной в то время, когда он обычно принимал душ. Постоянно поднимает глаза, сидя за столом в кабинете, ожидая увидеть его. Ей требуется несколько дней, чтобы привыкнуть к одиночеству. Наедине с собой каждый день протекает словно по шаблону. Новый распорядок, установленный ею, позволяет воспроизвести привычную рутину, хотя это только сильнее питает её одиночество. Ей приходится проговаривать в голове каждый будничный шаг. Так она тратит дополнительное время на намыливание в душе, напоминая себе, что ей некуда спешить. Она старается придерживаться определенного расписания в приемах пищи, потому что ей нравится, что трапезы служат своеобразными вехами в течение дня – так он делится на три части, и каждая из них является контрольной точкой на пути к цели. Каждые несколько часов она отрывается от исследований и кипятит воду, чтобы приготовить чашку чая. Затем прогуливается по поляне, заходит в лес, но не слишком далеко, чтобы не заблудиться. Ей интересно, какой дорогой обычно ходил Драко и насколько углублялся в лес, что видел по пути. Когда она возвращается, в доме царит жуткая тишина, её шаги эхом разносятся по лестнице, и она решает поработать за столом в своей комнате, просто чтобы сменить обстановку. Ей одиноко, она беспокоится о Драко и скучает по его помощи. Тем не менее, она продвигается вперёд. В ритуале крови, к которому прибегли Певереллы, используется причудливая смесь древних языков, и Гермиона не может точно определить происхождение каждого из них. Несколько дней она проводит над ветхой книгой, вглядываясь в выцветшие чернила, и делает всё, что может, пока её компетенции не перестаёт хватать для расшифровки оставшейся части. Чтобы завершить перевод заклинания, ей снова приходится прибегнуть к помощи книг. Первый день Гермиона посвящает методичному упорядочиванию слов и выписывает те немногие, которые узнала. Некоторые из слов являются производными от других с довольно незначительными различиями, так что их достаточно легко перевести. Она группирует их по схожим значениям, отмечая, сколько раз встречается каждое из них, и отталкивается от этого при переводе. Довольно скоро у неё заканчиваются книги, которые могут ей помочь с переводом. Работа над заклинанием похожа на попытку разгадать строчки шифра — пакетик с ассорти конфет из «Сладкого королевства» — когда приходится минуту другую жевать каждую из них, прежде чем удаётся понять, что это за вкус. Кто бы ни был создателем этого заклинания, он позаботился о том, чтобы книга не была доступна широкой аудитории; чтобы не каждый мог открыть её и получить доступ к ритуалу бессмертия. Теперь легко понять, почему Кадмус Певерелл неверно истолковал заклинание. Она отправляет письмо Дину с просьбой прислать ещё несколько книг и кое-какие документы из архива Министерства, которые она ранее листала ради интереса. Дин привозит книги на третий день отсутствия Драко. Она практически бросается к нему в объятия, прижимаясь всем телом к его груди и обвивая руками шею. Дин тяжело выдыхает. — Я тоже скучал по тебе, Грейнджер, — смеётся Дин, обнимая в ответ и упираясь подбородком в её макушку. — Без тебя в редакции скучновато. Гермиона чувствует, как на глазах наворачиваются слёзы. Она и не осознавала, как тосковала по напоминаниям о доме. Возможно, дело в отсутствии Драко и в том, что она очень рада видеть своего друга. Она приглашает Дина зайти на чай. Они сидят вместе на кухне, пока закипает чайник, и Гермиона ковыряется в пирожном, которое принёс Дин из их любимого кафе рядом с редакцией. — Нарцисса поправится? — спрашивает она, отламывая небольшой кусочек бисквита и отправляя его в рот. Дин кивает, вставая, чтобы приготовить им чай, когда закипает вода. — Не думаю, что там что-то слишком серьёзное. Просто Мадж в курсе, как они близки с Драко, и подумал, что было бы несправедливо, если бы он не знал, что происходит. Но он понимал, что если расскажет ему, Драко захочет вернуться домой, чтобы позаботиться о матери. В тот вечер, когда Мадж пришёл за ним, у него был довольно тяжёлый день. Это в какой-то степени и стало для него решающим фактором. Гермиона благодарит Дина, когда тот передаёт ей чай, и макает в чашку кусочек бисквита. — Я рада, что он так поступил. Семья — это важно. Мне и так немного неловко и жаль, что я так долго держала его здесь, вдали от мамы. — Тебе жаль Драко Малфоя? Боже мой, Гермиона всё-таки неравнодушна к своему заклятому врагу. На её щеках вспыхивает румянец, который она пытается скрыть, делая глоток чая. — Он… не такой ужасный, как я думала. Когда Дин усаживается напротив неё, она наблюдает, как шок на его лице сменяется неверием, а затем весельем, словно волны, накатывающие на берег одна за другой. — Неужели ты признаешь, что ошибалась на его счёт? Она закатывает глаза. — По-видимому, да. Дин улыбается, осторожно потягивая чай. — Это хорошо, Грейнджер. Я пытался сказать тебе, что он не так плох, как ты себя в этом убеждала. — Ты был прав. Буквально одна или даже две сотых части его личности время от времени довольно терпимы, — язвительно замечает она, откидываясь назад в кресле. Её тон резкий, почти саркастичный. Она пытается защититься, не желая говорить Дину то, что, как она знает, он ожидает услышать. Она делает ещё глоток чая, надеясь, что разговор свернёт в другую сторону. На улице жарко. Слишком жарко для чая. Из-за влажности, свойственной середине июля, она открыла нараспашку все окна в доме и постоянно принимает холодный душ, а в самые жаркие часы спасается охлаждающими чарами. — И как? Он хороший напарник? Мадж сказал, что вы двое, кажется, неплохо сработались. Гермиона медленно наклоняет голову вперёд и назад в раздумьях. Она не хочет никому рассказывать о том, что у неё на душе. Даже Дину, которому доверяет почти так же, как Джинни или Рону. Отчасти потому, что эти чувства всё ещё настолько новы и непонятны для неё самой, что она даже не знает, что могла бы сказать, если бы захотела. Она не уверена, что могла бы связно выразить свои мысли, что попытка рассказать об этом не превратилась бы в набор слов и неловких пауз, из которых не было бы понятно ничего вразумительного. В основном, однако, она чувствует, что все изменения, произошедшие между ней и Драко, являются чем-то глубоко личным. Как будто каждое новое открытие, каждый новый шаг в этом исследовании предназначен только для их глаз. Их путешествие кажется интимным — они прошли путь от ненависти друг к другу до того, кем они стали сейчас: в некотором роде друзьями, сердечными врагами. Гермиона хочет защитить созданные ими мир, секреты, признания и доверие и воздвигнуть вокруг стеклянный купол. Заключив всё это словно бы в снежный шар, который можно встряхнуть, подняв белую пелену из пластиковых хлопьев снега, чтобы никто не мог увидеть причудливый ландшафт, созданный ими внутри него. Но она знает, что должна хоть что-то рассказать Дину. Должна признаться кому-то в тех изменениях, что произошли между ними, пусть они со стороны и не особо значительны. — Он… он умный. Иногда мне кажется, что он, возможно, даже умнее меня. И кажется, он так же стремится найти Гарри, как и я. Нам неплохо работается вместе, когда мы не сталкиваемся лбами, что бывает не часто. Но… да. Я думаю, что он хороший напарник. Дин медленно кивает, на его лице мягкое и сдержанное выражение. Мгновение он изучает Гермиону, и на долю секунды прищуривает глаза. Кажется, что он хочет спросить о чём-то ещё, но всё же не решается, затем делает глоток чая и продолжает разговор. — По вашим ощущениям, вы уже близки? К тому, чтобы найти Гарри? Она поднимает голову от чашки чая, чтобы встретиться взглядом с Дином; на шее нервно пульсирует жилка. — И да. И нет. Каждый раз, когда я чувствую, что делаю шаг вперёд, находится ещё тысяча вещей, которые мне нужно сделать, прежде чем я доберусь до следующей контрольной точки. Всё очень сложно. Моё терпение определённо подверглось испытанию за последние несколько месяцев. Дин кивает, наблюдая, как она проглатывает последний кусочек пирожного. Он улыбается, и в уголке его рта появляется милая ямочка. Глядя на него, Гермиона чувствует прилив нежности: Дин — художник, гриффиндорец, который тихо проявляет свою храбрость. Человек, который встал на одно колено и попросил Симуса Финнигана выйти за него замуж. Друг, который так самоотверженно согласился помочь ей найти Гарри. — Мне кажется, что ты иногда забываешь, кто ты, Гермиона. Она озадаченно моргает, глядя на Дина. — Что ты имеешь в виду? Дин откидывается на спинку стула, обхватывая пальцами дымящуюся кружку. — Я имею в виду, что ты иногда забываешь, что твоё упорство — это сила, которую следует сдерживать. Ты всецело сосредоточена на поисках Гарри. И пытаешься оценивать свой успех лишь по тому, насколько близко сумела к нему подобраться. Но ты не можешь позволить себе остановиться, чтобы понять, насколько далеко ты уже продвинулась. Все остальные отказались от него, Гермиона. А ты — нет. Ты думаешь только о том, чего добьёшься, когда дойдешь до конца, и забываешь о том, какая ты особенная, раз сумела сделать так много. Его слова смутно напоминают о том, что однажды сказал ей Драко в ту ночь на крыльце. Я уже знаю, какой ты бываешь умной, упрямой и самоотверженной, потому что всю жизнь наблюдал за этой версией тебя. Но что скрывается под всем этим? Что заставляет тебя двигаться вперёд — какие желания, убеждения, потребности? Кто ты без своей войны? Неужели она могла что-то упустить на своем пути? Дин, кажется, дает ей время поразмышлять об этом. С тех пор, как она переступила порог Штаба, она поняла, что иногда легче решать проблемы, когда рядом есть кто-то ещё. Что собирать пазлы гораздо веселее с напарником под бурные споры. Что ей нравится готовить — для себя, для кого-то ещё, даже если у неё это не очень хорошо получается. Что она может быть той, кто позволяет себе отвлечься от поиска ответов и просто потанцевать. Что да, она любит командовать, но и не против, чтобы кто-нибудь время от времени командовал ею. Что она действительно хочет, чтобы ей дарили цветы, и что она так долго притворялась, что не хочет этого, потому что есть вещи поважнее, чем букет, который завянет через несколько дней. Ей нравятся сюрпризы, нравится пробовать что-то новое, например, бренди и клубничный джем, смешанный с апельсиновым, и путешествовать на поездах по Европе, даже если портключом было бы гораздо проще. Всё это, если задуматься, делает её счастливой. Вещи, которые не обязательно помогают в поисках Гарри, но удивляют и радуют её, даже если в тот момент она не позволяла себе так думать. Они могут быть глупыми, даже банальными, но, возможно, именно в этом и есть вся соль. — Дай себе передышку, Гермиона. Может, никто и не знает, что ты здесь из-за поисков Гарри, но я думаю, что мы все всегда готовы оказать тебе любую поддержку. Всегда. Потому что не верить в Гермиону Грейнджер — всё равно, что не верить в магию. Перед его уходом Гермиона обнимает Дина гораздо дольше, чем нужно. Глядя, как он уходит, оставив пустую кружку из-под чая и ещё одно пирожное для неё, она чувствует, как печёт глаза от подступающих слёз. Следующие несколько дней она проводит, запершись в кабинете. Новые рукописи, которые принёс Дин, значительно ускоряют перевод. Это непростая задача, сложный вызов даже для Гермионы, но зато лингвистическая головоломка отвлекает её от мыслей об отсутствующем Драко и растущего одиночества. На пятый день без него Гермиона снова отправляется на прогулку в лес. В этот раз она уходит за пределы поляны, забираясь в чащу дальше, чем обычно. Она так погружена в свои мысли, бесконечно прокручивая засевшие в мозгу картинки с рунами и письменами на древних языках, что едва не шагает прямо в… озеро. Точнее, пруд, но он достаточно большой и широкий, так что термин «озеро» кажется более подходящим. Она резко останавливается, едва не намочив носки кроссовок. По краям озера — грязь и камни, но вода на мелководье достаточно прозрачна, чтобы разглядеть поросшее камышом дно. Знал ли Драко об этом озере? Бывал ли здесь во время прогулок? Сидел ли под этим деревом, наблюдая, как маленькие птички пикируют в воду, чтобы попить или смочить пёрышки? Здесь царят безмятежность и умиротворение. Гермиона жалеет, что не узнала об этом месте раньше. Она долго сидит у озера и предаётся размышлениям, пока солнце не начинает опускаться за деревья, а затем решает вернуться в дом до наступления темноты. Той ночью Гермиона до самого утра сидит на кухне и переводит заклинание. Дин принёс книгу, которая оказалась крайне полезной для понимания некоторых знаков, и она добивается важного прогресса в расшифровке закодированных морфологических элементов ранней латыни. На следующий день Гермиона просыпается после полудня, сидя за столом и уткнувшись щекой в книгу по древним орфографическим системам. Над её головой всё ещё горит кухонный светильник, приглушенный проникающим в окно солнцем. Гермиона потирает глаза от сна и морщится, выпрямляя спину — мышцы одеревенели и затекли от того, что она заснула, сгорбившись над столом. Она облизывает пересохшие губы и сглатывает кислую слюну, вязкую, как смола, из-за слишком короткого и ужасно некомфортного сна. Ей отчаянно хочется сладкого. Сахарное перо или шоколадную лягушку. На самом деле она сейчас продала бы душу за любое лакомство из «Сладкого королевства». Её всегда тянуло на сладкое, когда она засиживалась допоздна за исследованиями. Как будто тело говорило, что необходимо подзарядиться с помощью чрезмерного количества сахара — привычка, которой она обзавелась, когда вместе с Роном и Гарри проводила долгие часы в Хогвартсе, разгадывая, какие ещё пакости мог подкинуть им Волдеморт. Гарри всегда проносил в библиотеку пригоршни сладостей, и они рассеяно жевали лакричные палочки и волшебные драже Берти Боттс, пытаясь придумать, как защитить Хогвартс от гигантских змей и других опасностей. Решив, что ей пойдёт на пользу выбраться из дома, она принимает душ и одевается, а затем отправляется в Варшаву, намереваясь, исследовать волшебную часть города и, возможно, найти замену «Сладкому королевству» чтобы удовлетворить свою потребность в глюкозе. Найти вход в Волшебную Варшаву, оказывается, не так уж и просто. Это одинокий уличный фонарь в тихом тупиковом переулке в центре города, куда, кажется, больше никто не забредает. Оглядевшись по сторонам и убедившись, что никто за ней не наблюдает, Гермиона достаёт палочку и проводит кончиком по длинной бороздке на чёрном металле. Раздаётся щелчок, а затем звучный грохот, после чего часть тротуара вокруг фонарного столба погружается в землю и превращается в отвесную лестницу вниз. Когда она переходит на другую сторону, то поражена тем, как много там места. Она привыкла к узким мощёным улочкам Волшебного Лондона, к тесным витринам магазинов на Косой аллее и в Лютном переулке, щедрым по характеру, но лишенным простора. У польской Ясна корт, аналогу Косой аллеи, как по популярности, так и по услугам, есть своя особенность: пространство. Гуляя по мощёной улице, она отмечает, как далеко друг от друга стоят магазины на другой стороне. Всё как в обычном маггловском городе, если бы не крупные вывески на польском, рекламирующие котлы, ингредиенты для зелий, волшебные палочки и мётлы. Ведьмы и волшебники в развевающихся мантиях, по одному или компаниями проходят мимо неё, неся стопки свёртков, завёрнутых в коричневую упаковку. Они радушно улыбаются, произнося приветствия с сильным польским акцентом. Совсем как дома. Ей требуется несколько минут, чтобы найти то, что она ищет, — маленькую кондитерскую в неприметном уголке города. На потёртом фасаде магазина, выкрашенном в тускло-зелёный цвет, над дверью нависает громоздкая деревянная вывеска, на которой едва различимы чёрные буквы. Гермиона прикладывает ладони к глазам, заглядывая в витрину, и щурится, пытаясь разглядеть ассортимент лавки. Он оказывается гораздо более скудным, чем в «Сладком королевстве», и не особо впечатляет, но Гермиона замечает полку с сахарными перьями, похожими на те, что она обычно брала дома. — Дания оказалась тупиком… — раздаётся голос позади. Он низкий и скрипучий, звучащий подчёркнуто резко. Гермиона замирает, прижимается лбом к окну, чтобы спрятать лицо, пока продолжает слушать. — Я предупреждал тебя, Мак. Нет на свете волшебника, который знал бы настоящее имя сказочника. Мы гоняемся за чёртовым привидением. Кровь стынет в жилах, и в горле застревает ком. Мак. Должно быть это Макнейр-младший. Наверняка он. Гермиона не верит, что бывают подобные совпадения. — Ну, грёбаный Шмоттер точно кого-то нашёл. Я знаю, что нашёл. Это было написано у него на лице, когда в Праге я загнал его в угол. Гермиона скорее слышит, чем видит, как две фигуры проходят позади неё, их голоса становятся громче и на мгновение делаются кристально чистыми, когда они оказываются напротив кондитерской. Гермиона не смеет пошевелиться, не дышит, не моргает. Она боится, что может что-то упустить. Лёгкие начинают гореть от того, как долго она задерживает дыхание, а пальцы подрагивают, прижимаясь к щекам и к стеклу. Она наблюдает за тем, как в пыльном оконном стекле позади неё перемещаются размытые отражения двух человек. Она боится. Не того, что они заметят её, а того, что она может их упустить. Она видит, что их искажённые отражения исчезают. Фигуры продолжают свой путь по тротуару, который сужается под аркой, её можно было бы назвать каменным туннелем на соседнюю улицу. Убедившись, что всё чисто, Гермиона отталкивается от окна, тратит дополнительное мгновение, набрасывая на себя чары Гламура. — …не очень то хорошо возвращаться… Голос Макнейра обрывается, теряясь в толще стен туннеля, пока Гермиона наблюдает, как удаляющиеся фигуры растворяются в темноте. Она смотрит на своё отражение в окне и убеждается, что её невозможно узнать. Удовлетворённая своим видом, она крадётся за мужчинами, ныряет в широкий проход и прислушивается к эху их гулких голосов, аккуратно переступая кроссовками по булыжнику. Сердце бешено колотится, пульс стучит везде: буквально в каждой клеточке тела. Гарри. Дания. Бард Бидль. В Праге загнал в угол. Её тошнит, словно вот-вот может вырвать. Гермиона сглатывает скопившуюся во рту слюну и продолжает идти, шагая шире и вдвое быстрее, чем обычно. Уже у выхода из туннеля она, наконец, снова замечает их. Если Ясна корт была аналогом Косой аллеи, то сейчас перед ней, безусловно, польская версия Лютного переулка. Внезапно кажется, что они находятся под Кройдонским мостом, в самой убогой части маггловского Лондона — по обе стороны тёмные кирпичные стены, свет просачивается только от конца переулка. Лавки, обветшалые и похожие на лачуги, беспорядочно прижимаются друг к другу, словно ряд кривых зубов. Гермиона пытается прогнать волну страха, медленно и незаметно ступая позади мужчин. — …ничего не поделаешь. У нас есть Камень, а он слишком тупоголовый, чтобы попытаться выследить нас. Но из-за тебя теперь у него мантия и палочка, и он может быть в любой части Европы. Она чувствует панику. Макнейр-младший завладел Воскрешающим камнем? Правильно ли она расслышала? И они нашли Гарри — возможно, какое-то время удерживали его, раз смогли забрать камень. Но он сумел сбежать с волшебной палочкой и мантией. Мужчины сворачивают за угол, следуя по узкому переулку, и её мозг посылает ей сигналы тревоги: Опасность! Опасность! — Единственное, что я хочу сказать, это то, что если он заполучит заклинание, наша задача не станет легче. Ему не хватает одного из Даров. Нам не хватает двух. Гермиона проходит мимо ведьмы, которая очень злобно на неё смотрит: тёмный и зловещий взгляд провожает, когда она проходит мимо. Гермиона понятия не имеет, что делает: понятия не имеет, куда они направляются и чем всё это может обернуться. Всё, что она знает — это то, что ей нужно следовать за ними — нужно заполучить Воскрешающий камень и выяснить, где они в последний раз видели Гарри. Они пересекают переулок, подходя к новой группе лавочек: магазин диковинок, мало чем отличающийся от того, который Гарри посещал в Словении. Когда оба мужчины снова выходят на улицу, Гермиона задерживается, притаившись в переулке, и даёт им возможность немного отдалиться, прежде чем снова следует за ними. Она отчаянно пытается придумать план, но понятия не имеет, где они сейчас или куда направляются, или кто ещё мог оказаться неподалёку, чтобы усложнить ей задачу. Она уже готовится к тому, что за углом может поджидать целая толпа будущих Пожирателей. Ей бы хотелось, чтобы Драко был рядом, тогда вместе они могли бы что-нибудь придумать. А пока ей приходится импровизировать. Крепко сжимая палочку, она делает глубокий вдох, готовясь выйти из переулка. Гермиона понимает, насколько была наивной в ту секунду, когда ступает в проём, после того, как пара сильных рук, фиксируя корпус, перехватывает её на середине шага, а острый кончик волшебной палочки прижимается к виску. — Так, так, так, — рычит голос ей на ухо, — …разве молоденьким ведьмам не известно, что подслушивать нехорошо? Она безрезультатно бьётся в хватке, вскрикивая, когда мужчина коленом выбивает из рук волшебную палочку. Гермиона смотрит, как та катится по булыжнику мостовой и ударяется о стену правее неё. Костяшки пальцев пульсируют от боли, но она не может пошевелить ни кистями, ни предплечьями — они плотно прижаты к бокам и упираются в тазобедренные кости. — Отпусти, — сквозь стиснутые зубы цедит она, наблюдая, как Макнейр-младший со злобной ухмылкой на заросшем щетиной лице приближается к ней. — Милая, не думай, что ты в том положении, чтобы выдвигать требования, — усмехается Макнейр, палочкой приподнимая её подбородок, чтобы она посмотрела ему в глаза. Она дёргается всем телом, пытаясь вырваться из рук похитителя, но его хватка только усиливается. Тупая боль в виске напоминает о палочке, впивающейся в кожу. — Дерзкая, — смеётся стоящий за ней, его горячее дыхание касается щеки. Её мутит от вони изо рта: выпивки и всего, что он ел на обед. — Веди её сюда, — приказывает Макнейр, кивая в сторону ближайшей лавки. Гермиона пытается устоять на ногах: она упирается, отчаянно пытаясь вырваться, когда мужчина тащит её одеревеневшее тело к дверям лавки. Макнейр наклоняется, чтобы поднять её волшебную палочку, засовывает её в карман мантии и следует за ними внутрь. Колокольчик тихонько позвякивает, когда дверь за ними открывается и закрывается. — Ты не имеешь права вот так держать меня здесь! — огрызается Гермиона, свирепо глядя на Макнейра, прислонившегося к прилавку пустого магазина. Здесь никого нет, кроме них, но она понимает, что даже если бы здесь были люди, они, вероятно, не смогли бы ей помочь. — Неужели? Значит, ты просто решила немного прогуляться по Криве Коло и посмотреть достопримечательности? Ни на йоту в это не поверю. Мужчина, удерживающий её, тихонько посмеивается, но ни на секунду не ослабляет хватки. Он очень сильный; его руки грубые и массивные, а предплечья покрыты густой порослью чёрных волос. Макнейр-младший на мгновение прищуривается, словно размышляя. Гермиона вспоминает, как видела его в тот день в Дании, насколько жестоким он выглядел. Это из-за его глаз, думает она — бесконечно чёрные бездны под парой густых, нависающих бровей. Его ухмылка — горькая, удовлетворённая, снисходительная. Он пугает уже одним своим видом, тут нет сомнений. — Думаю, ты шпионка Поттера. Ищешь это? Она прерывисто вдыхает, когда Макнейр достаёт из кармана Воскрешающий камень. Она никогда раньше сама не видела его. Гарри рассказал о нём только после битвы за Хогвартс; тёмный, цвета обсидиана, специфическая форма, которая идеально ложится в центр ладони. — Где ты его взял? — спрашивает она, но голос дрожит сильнее, чем ей хотелось бы. — А ты как ты думаешь, принцесса? — Макнейр ухмыляется. — Пришлось надавать Поттеру по голове. Получил бы и два других артефакта, если бы не его желание умереть, замаскированное под гриффиндорскую храбрость. Когда этот мужчина — каким бы жестоким или пугающим он ни был — признаётся, что видел Гарри, это вызывает в ней бурю эмоций. Насколько сильно они его ранили? Как его поймали и как ему удалось сбежать? — Ты видел Гарри? — спрашивает она, на этот раз её голос звучит увереннее, подбородок вздёрнут вверх, а ноздри раздуваются при каждом прерывистом вдохе. Макнейр наклоняет голову на бок, приподнимая бровь, в его глазах вспыхивает интерес. — Гарри? — голос с насмешкой передразнивает её интонацию. — Значит, ты с ним знакома, верно? Она прикусывает язык, ругая себя за лишнюю болтливость. — Каждый его знает, — быстро и уверенно говорит она, чтобы скрыть свою ошибку. — Я думала, что он мёртв. Но вот ты говоришь, что видел его. Конечно, я удивилась. Гермиона хвалит себя за предусмотрительность, что успела наложить чары. Она внезапно осознаёт, что лишь благодаря чарам эти люди понятия не имеют, кто она такая. Мужчина позади неё кашляет, не потрудившись отвернуться от её уха. Гермиона морщится, отводя голову от его рта. Его пальцы с силой впиваются в её плоть без всякой на то необходимости. Думай, Гермиона. Думай. — Не умер. Но он пожалеет о том, что не умер, — отвечает Макнейр. Он крутит Воскрешающий камень между большим и указательным пальцами, любуясь им с огнём в глазах. Гермиона быстро скользит взглядом к другой руке Макнейра. Та совсем рядом с его волшебной палочкой, но он не держит её. Очевидно, он слишком занят, созерцанием Камня. Или не сомневается, что его спутник в состоянии сотворить быстрое заклинание, если понадобится. Она прикидывает свои варианты. Прошло довольно много времени с тех пор, как она применяла беспалочковую магию — на самом деле слишком много, — поэтому она не уверена, что сможет воплотить в жизнь план, который зреет в её голове, пока она наблюдает, как Макнейр восхищается Камнем. — И где сейчас Гарри Поттер? — спрашивает она, пытаясь отвлечь внимание. Макнейр встречается с ней взглядом и смеётся. — Ну разве это не вопрос на миллиард галлеонов? Вероятность того, что ей удастся всё это провернуть, — один к десяти. За доли секунды она принимает решение. Как можно ниже прижимает подбородок к груди и со всей силы, на которую способна, делает головой мах назад, впечатываясь затылком в лицо своему похитителю. Это хороший удар, она чувствует и слышит, как его нос треснул, ударившись о её затылок, ощущает острую ноющую боль в шее. Не один, а два болезненных стона раздаются в комнате — его и её. Но у неё нет времени думать о том, как это больно или о том, как кружится голова. После этого она одним быстрым и точным движением приводит в действие оставшуюся часть плана. — Акцио Реликвия! — выкрикивает она и разворачивается, чтобы оказаться лицом к мужчине. Он отреагировал именно так, как она хотела: поднял обе руки и схватился за сломанный нос, пытаясь остановить кровотечение или оценить повреждения. Она быстрыми движениями выдёргивает палочку из его пальцев. Слишком отвлёкшись на травму, он потерял концентрацию и перестал беспокоиться о том, как крепко держит собственную палочку. И следом как раз вовремя, она успевает разжать другую ладонь и повернуться, чтобы поймать Воскрешающий камень, который приземляется ей в руку. — Ах ты сука! — выкрикивает Макнейр и тянется за палочкой. Но Гермиона оказывается быстрее; она за мгновение отправляет Оглушающее и следом Ступефай , магия с треском вырывается из незнакомой палочки. Макнейр успевает блокировать заклинания, посылая в неё фиолетовую вспышку. Ей тоже удаётся выставить блок, но у неё есть проблемы посерьёзнее. Второй мужчина приходит в себя и, как разъярённый бык, бросается на неё. Гермиона поворачивается, направляет палочку на Макнейра, чтобы выпустить ещё одно Оглушающее, и при этом замахивается локтём, чтобы ударить мужчину прямо в горло. Он отшатывается и кряхтит от боли, а Гермиона разворачивается как раз вовремя, чтобы пригнуться, избежав пущенного Макнейром заклинания, пролетевшего в миллиметре от неё. — Ты труп, ведьма! — Рычит мужчина за спиной, и Гермиона понимает, что Макнейр бросил ему её палочку. — Круци… — Экспеллиармус! То, что Гермиона уступает в габаритах, она восполняет скоростью. Она уже поняла, что творит заклинания намного быстрее, чем они, даже если не так точна. Она на несколько долей секунды опережает своего оппонента, и вот уже её палочка летит к ней, оставляя мужчину с пустыми руками. В её сторону срывается луч красного света, который она успевает блокировать, когда мужчина снова бросается на неё. — Импедимента! Заклинание попадает ему прямо в грудь. Движения становятся замедленными, на его красном, перекошенном злостью лице застывает оскал. Она блокирует очередную атаку Макнейра, отпрыгивая за стойку в качестве укрытия, пока готовит свою контратаку. По магазину проносятся разноцветные вспышки, они оба с одинаковым успехом пускают друг в друга невербальные заклинания. Гермиона снова скрывается за прилавком, отползает влево и направляет палочку в застывшего мужчину: лучше убрать его с дороги, чтобы сосредоточиться на Макнейре. — Петрификус Тоталус! Мужчина окончательно застывает, а спустя мгновение горой мышц и в складках ткани мантии опрокидывается навзничь. — Выходи, ведьмочка. Достаточно игр! — кричит Макнейр с другого конца магазина, воздух густ и пахнет дымом от выпущенных ими заклинаний. — Ступефай! — Круцио. Бесконечный поток проклятий. Красные и зелёные вспышки, дым и следы взрывов по всему магазину. Лёгкие Гермионы горят, сердце колотится, а голова раскалывается от удара, который она нанесла затылком. Она тяжело дышит, в очередной раз спрятавшись за прилавком. — Хватит прятаться! — кричит Макнейр, заклинание врезается в стену прямо над головой. Острые края Воскрешающего камня впиваются в ладонь, она разжимает её и смотрит. Думай. Думай. Гермиона принимает решение раньше, чем успевает взвесить все плюсы и минусы своей идеи, логика сейчас не самое главное. Это как игра в угадайку. Важно сделать ход. А её время истекает. Затаив дыхание и послав краткую молитву Мерлину, Гермиона раскрывает ладонь. Камень выкатывается из-за прилавка. Она так поступила в надежде, что Макнейр отреагирует инстинктивно, а не рационально. Заполучить камень для него настолько важно, что он может хотя бы на мгновение отказаться от своей стратегии. Всё, что ей нужно — один миг. Камень громко и звучно катится по деревянному полу, приземлившись, вертится на месте, после чего замедляется и полностью останавливается. Три. Два. Один. Она слышит его шаги и знает, что в ту же секунду, как он отрывает ноги от земли, то бросается к камню. Используя все оставшиеся силы, Гермиона подскакивает, перегибается через стойку и направляет палочку на бросившегося к камню Макнейра. — Ступефай! Его обездвиженное тело с громким стуком падает на землю. Она не теряет времени: не тратит ни секунды на ликование. Кто знает, как быстро он придёт в себя, и что в таком случае может случиться. Выскочив из-за прилавка, Гермиона на трясущихся ногах подбегает к Макнейру, вырывает Камень из его ладони и засовывает поглубже в карман мантии. В магазине царит беспорядок; полная разруха, если не сказать ещё хуже. В воздухе завеса дыма, Гермиона вдыхает резкий запах от заклинаний, большинство стеллажей повалено, сломанные и погнутые товары валяются у её ног. Крепко сжимая волшебную палочку, Гермиона накладывает на обоих Инкарцеро, надеясь, что оно надолго задержит их, чтобы она успела кому-нибудь о них сообщить. Заперев за собой двери лавки, Гермиона быстро и как можно более незаметно покидает это место. Сейчас не стоит привлекать к себе внимание. Ей нужно поскорее вернуться домой. Она выбрасывает обе чужие волшебные палочки в урну на соседней улице, поспешно возвращается тем же путём, каким пришла. Избегает зрительного контакта с прохожими, пока снова не окажется в безопасности. Гермиона чувствует на себе взгляды; она уверена, что выглядит ужасно. Чувствует как из брови стекает теплая струйка, должно быть, кровь из-за отлетевшего в неё заклинания. До ближайшей точки аппарации она почти бежит, то и дело спотыкаясь на ходу. Бросает тоскливый взгляд на кондитерскую, которую ей пришлось оставить, и, наконец, сжимает в ладони портключ. Она ещё никогда в жизни не была так счастлива увидеть их убежище. С пульсирующей головной болью она почти втаскивает себя внутрь и даже всерьёз подумывает о том, чтобы поцеловать пол, когда переступает знакомый порог. У неё получилось. С трудом фокусируясь, она смотрит вниз и вытаскивает из кармана чёрный камень с зазубринами. Воскрешающий камень. Она помнит времена, когда считала Дары смерти мифом. Теперь она держит один из них в руке. Голова раскалывается от боли, как будто кто-то воткнул кинжал ей прямо в череп. Гермиона думает, что может потерять сознание, если в ближайшее время что-нибудь не предпримет. Но ей нужно отправить весточку Дину. Она даже не уверена, имеет ли смысл письмо, которое она пишет, но всё равно отправляет его: предупреждает о том, что в Варшаве столкнулась с Макнейром-младшим и о том, что он охотился за Гарри. Просит послать кого-нибудь за ним, пока он не успел сбежать. Ей не терпится получить ответ. Гермиона не помнит, как поднялась по лестнице: подозревает, что заползла. Но как только она оказывается в своей постели, ей кажется, что это уже не имеет никакого значения. И она берёт обратно свои слова о кровати в комнате для гостей у Тео. Когда она падает в свою, тело измучено, кровь засохла на щеке, но она не сомневается, что нет никакого другого места, где бы она предпочла сейчас оказаться.