Не нужно бояться...

Горячая вода обжигала тело. Пенящиеся аккуратные и тонкие пальцы долго и усердно ворошат невероятно длинные волосы, касающиеся худых обнаженных колен. Теплые, жаркие капли стекали по моему лицу, быстро капая на мокрую плитку. Я не отличала капли от слез, беззвучно падавших на плитку вместе со струями кипятка, обволакивающими все тело. Кажется, соленые дорожки сами бежали по щекам, и я даже не обращала на этого внимания, не вникая в то, вода это или слезы. Жар окутал ванную комнату, густой пар поднимался к потолку, хаотично рассеиваясь и появляясь. Пальцы медленно расслабились на коже головы, руки безвольно упали по бокам. Голова сама опустилась под грузом мыслей, душащих разум. Я старалась игнорировать боль в груди. Получалось паршиво. Всю ночь я заставляла себя подавлять эмоции; все же они сами свободно вылились именно сейчас в качестве безмолвных, молчаливых рыданий в ду́ше слишком ранним утром, даже под моим вечным железным контролем и с болью выстроенными ледяными стенами силы и хладнокровия. Пальцы сжались на кране, одним быстрым движением опуская его вниз. Звуки капель воды резко прекратились и исчезли вместе в ощущением течения жидкости по раскаленной и уже чистой коже. Белое полотенце окутало тело, пелена пара на зеркале не дала мне увидеть что-либо. Но мне и не нужно было видеть. Все движения делали себя сами, на автомате, пока мысли витали глубоко во тьме, в самых закоулках сознания, которые жгли и резали, жестоко и кроваво расправлялись сами с собой, заставляя что-то в груди клокотать. Кажется, поход в душ как-то облегчил вес внутри. Смыл с груди воспоминания и голоса прошлого. Но незначительно. Недостаточно. Прохладный шелк одежды приятно остудил горячую и до сих пор слегка влажную кожу. Расческа заученными движениями, мышечной памятью рук водила по мокрым волосам, капли с которых время от времени неслышно падали на пол. Быстро провела по щекам с внутренним презрением, стирая с щек последние свидетельства своей слабости, которой посмела поддаться. Ужас. В последнее время я совсем распустила себя. Позволила крепости силы начать трескаться. Страх из-за глупого очередного кошмара, неспособность оттолкнуть Морока и эти слова Василисы Васильевны, ударявшие каждый чёртовый раз, когда я просто вспоминала их. Сама по себе. Не контролируя даже этого. Значит, письма. Значит, письма опекунам. Значит, письма опекунам или родителям. Директриса говорила что-то про встречу. Значит, встреча и письма. Значит, встреча и письма родителям. Значит, встреча с родителями в колледже с приглашением в виде писем? Значит, мои родители будут в колледже. Эта мысль заставляла чувствовать, будто кто-то положил ладонь на сердце и начал давить. Медленно, насмешливо, издеваясь. Растягивая удовольствие доставления боли. Я говорила о своем происхождении только девочкам; я безоговорочно доверяла им. Тогда почему от директрисы не последовало никаких вопросов по поводу моих родителей? И послала ли она письмо? А может быть, она догадалась обо всем сама, и, следовательно, у нее была информация, куда отправлять вести? Или, вероятно, узнала от знакомых? Есть же вероятность, что… Василиса знает Селесту? Наверняка. В конце концов, наша директриса не какая-то простая женщина. Мозг переваривал всевозможные и невозможные варианты стечения событий. Почему так сложно?.. Расследование в голове переваривалось само собой. Я встала в половину пятого утра. Сама, даже без будильника. Спала всего около пяти часов, но даже такое ощущение, что я выспалась. Обратно ложиться не буду. Вряд ли потом проснусь вовремя. Тем более… Надо подумать. Надо прочистить мысли и побыть наедине с собой, а я так давно этого не делала. Как раз. Идеальный шанс. Небрежными движениями надела первую попавшуюся под руку пару обуви из шкафа. Одежда… И так сойдет. Все равно наряжаться не для кого. Никто и не заметит. Просто… Погуляю по саду. Нормальные студенты в это время спят. Даже небо еще не до конца проснулось, лишь только-только приобретая пунцовый оттенок рассвета. Видимо, только я могу встать так рано. Хотя… С моими нервами по поводу всей этой ситуации с пропажами и письмом родителям… Неудивительно. Так. Надо быть потише. А то спросонья пораньше Аленка может быть… Не самой доброжелательной. Если так можно назвать то, что она каждое утро чуть ли не ломает несчастный будильник подушкой, скидывая его с тумбочки и заставляя заглохнуть. Ну и её поведение полного раздражения и презрения ко всему, что попадается под руку, в том числе и к ее любимым соседкам. Хотя… Кто так не делает? Судя по тому, насколько шумно с самого утра в соседних комнатах, она вовсе не одна так ведет себя. Щелк ручки двери, которую я опустила максимально медленно, чтобы не издать лишнего шума, оповестил о том, что я уже в коридоре. Так пусто… Смертельно пусто. Совсем как тогда, когда я шла в библиотеку. …Надо уйти поскорее. Свежий воздух. Как хорошо. Вдох полной грудью. Давно не ощущала такой свободы. «Свободное время» — что это? С начала учебы для меня это словосочетание перестало быть в зоне достижимости. Но это чувствуется хорошо. Нет ни забот, ни проблем, ни домашнего задания, ни шума, ни суеты, ни пропаж — одним словом — рай. Может быть, мне стоит взять пробуждение раньше в привычку… Я подумаю. Позже. Пока что у меня есть, о чем порассуждать. Миллион обрывков мыслей, и ни одной целой. Пора бы привести этот хаос в порядок. Еще давно. Но как это можно было воплотить еще даже вчера? Нервы, исчезновения, учеба, оценки, девочки, Морок — какого черта он входит в этот список? — новости о родителях, тесты, эмоциональное состояние, обязанности… Слишком много свалилось в новом учебном году. Слишком. Мягкий звук травы, мнущейся под ногами. Листья только начинают терять свой юный ярко-зеленый цвет, превращаясь в золотисто-рыжий вихрь, что через время упадет на землю неровным ковром. Изредка можно заметить огненные и охровые пятна на земле. Трава начинает терять силы и тоже теряет свою окраску… Не люблю осень. Начало учебы, вечные дожди, неспособность приспособиться к списку бесконечных дел, внезапно упавших, как нежданный и беспощадный град, тянущий вниз. Погода, природа, жизнь меняется, не давая шанса на передышку. Хотя… О какой передышке идет речь, если ко всему этому добавились пропажи? Причём такие, что неясно — может, это просто исчезновение? Как будто в воздухе испарились. Надо подумать. Надо хорошенько подумать. Морок сказал не лезть, даже не пытаться. Но… Мало ли, что он сказал! Вовсе вспоминать не хочется. Гордость вспыхнула в груди. Он был так близко тогда. Так, что можно было почти что чувствовать его дыхание, отчетливо видеть каждую вкрапинку ледяного оттенка в глазах, слегка сощуренных от недовольства и… Хватит! Хватит лезть, куда не надо. Хватит думать о всяком бреде. Я пришла сюда не за этим, в конце концов. Пришла подумать и собраться с мыслями. И Морок в это не входит. …Ну-ну. Румянец мазнул по небу, отбрасывая розоватые тени на все вокруг и подсвечивая природу. Облака застилают зарю и не дают увидеть ярко-алое солнце, рассыпаясь по горизонту светлыми серыми и тонкими полосками. Так… Красиво, что почти невероятно, что такое существует. Я… Я еще никогда не любовалась рассветом. Такое ощущение, будто с груди сняли какой-то груз. Прохладный ветер скользнул по лицу, нежно убирая пряди и ласково потрепывая их. Тяжесть на сердце рукой сняло. Это и есть… Свобода? Такое ощущение, будто так и чувствуется это слово; первое, что пришло на ум. Мимолетно и эфемерно, но есть. Эта легкость и холод… Это божественно. Будто бы с плеч убрали свинцовые гири. Еще один глубокий вдох. Свежий, раскалённо чистый мороз впился в легкие, но совсем не больно. Наоборот. Как хорошо. Впервые за столько времени. И почему я до этого не встречала восход солнца?.. Я столько потеряла за все разы, когда считала это бесполезным и спала допоздна принципиально. Ноги сами шли куда-то. Туда-сюда, будто не под моей волей, но я была даже не против. Ветви сада переливались рыжим оттенком встающего светила, покачиваясь на ветру и будто маня, приглашая к себе. Я столько всего не видела в территории при колледже, даже если училась здесь уже который год. Неужели я была настолько занята, что не заметила этой красоты вокруг? Что ж. Идеальная обстановка. Пора подумать и собрать все накопившиеся кусочки воедино… * * * Закрыл очередной ненужный журнал с отчётами. Хлопок глухо разнёсся по стенам небольшого кабинета, выделенного для возможности заполнять эти ненужные вещи хоть где-то. Тихий вздох и пальцы на переносице. Владислав Владимирович взял эту несчастную толстую книгу, которой занимался только что прошедшие полтора часа, в руки. Еще сдавать этот мусор, сто́ящий так много его потраченного времени, Василисе Васильевне, которой обязательно что-то не понравится. Совсем не понравится, но она скажет по-вежливому и попросит переделать как минимум половину того, над чем он сквозь усталость и раздражение. И отвлекающие мысли о Колючке. Так. Это было лишнее. Ни о ком он не думал… Наверное. Ноги ужасно затекли. Конечно, сидеть полтора часа, в может, и больше, подряд — не самое приятное, что может случиться. Зачем директрисе вообще все эти отчеты? Наверное, просто, чтобы нагрузить учителей и не давать им высыпаться. Ну, менее приятный вариант — всеми уважаемая Вась-Вась просто относится к нему чуть более взыскательно в пользу его печально известного прошлого. Ладно, тут Владислав даже не может ее винить. Лишь слегка обидно. Возможно, и не слегка. Неторопливо встал с не самого удобного кресла, опираясь на стол руками. Ещё один вздох — и чувство облегчения накрыло с головой. Почти что хотелось улыбаться, если бы не эта всепоглощающая усталость и потребность добраться до постели, рухнуть на нее в хлам, даже не переодевшись, и просто наслаждаться несколькими сладкими часами сна и отдыха. Морок взял журнал под руку и практически с изнемождённым энтузиазмом подхватил ключи от кабинета, поспешно выходя из этого места ада. Раз оборот, два оборот — комната закрыта. Вот бы больше сюда никогда не возвращаться сюда. Мысль, как в каждый раз, когда приходится задерживаться в этой комнатушке… Мечты-мечты. Казалось бы, какие самые заветные желания могли быть у Бывшего Темного Князя? Не такие уж и недосягаемые, великие и властные. Что ж… Рабочий день окончен. Был. Ещё три часа назад официально, но на самом деле — лишь сейчас. В комнату — и спать! Небрежно поправил потрепавшийся за день пучок. И так пойдет. В коридоре мертвая тишина, не считая твердых звуков шагов учителя боевых искусств. Конечно, все студенты и учителя уже спят. За окном темная, чуть ли не глубокая и мрачная прохладная ночь. Сколько сейчас вообще времени? Часы как назло сломались. Ладно… В принципе, это совсем не важно по сравнению с предстоящей и единственной на данной момент задачей — просто найти свою просто невероятно манящую кроватку. Так и клонит, зовет, тянет в мягкость подушек, податливость матраса, тепло одеяла и привлекательность идеи мгновенного отключения в сон. Размеренные шаги, еле как граничащие со срочностью непреодолимого желания поскорее оказаться в своей маленькой обители, послышались в безмятежной беззвучности темноты. Мысли уже начали смешиваться в одну неясную кучу под влиянием истощения. Так… Надо собраться, а то он уснёт прямо здесь и сейчас, на этом холодном и жёстком полу. Подумай о чем-то важном, подумай о чем-то отвлекающем хотя бы банально от мыслей о том, как же сильно ты желаешь свалиться в свою кровать. Свободная рука ритмично покачивалась сама по себе в такт тяжёлому шевелению ног под звук еле слышного насвистывания какой-то надуманной мелодии, звук которой эхом отражался от стен холла. Мысленно Владислав Владимирович уже находился в… Хватит так часто думать о нежной, сладкой, сногсшибательной — даже в прямом смысле — постели, которая с радостью примет его в свои объятия короткого нездорового и недостаточного сна. Почти дошел до комнаты. Владислав уже было начал радоваться раньше времени, но остановил себя; ему до сих пор надо пройти. Чуть-чуть… Что это? Шаги аккуратно замедлились, как в его поле зрения попал намёк на свет. Свет из женского туалета. Он не знает, сколько сейчас времени, но… Кажется, все должны быть по комнатам. Ладно, быть может, кому-то приспичило прийти сюда ночью, вполне понятная ситуация. Но почему дверь приоткрыта? Причём не щелью, а доброй частью, сквозь которую можно было бы и подсмотреть. Но он не будет подсматривать. Он же до конца в адеквате, чтобы не делать этого, даже несмотря на то, что его неистово клонит в сон? Но, с другой стороны, если кому-то нужна помощь? Он ведь учитель, пусть и мужчина, у него есть полное право зайти или хотя бы просто открыть дверь без плохих намерений. Не в кабинку же. Вот почему ему не сидится на месте и хочется ввязываться во всякие ненужные вещи?.. Любопытство странно распирает, будто предчувствие. Но частица оставшегося даже сквозь слабость переутомления упрямства не пропала просто так. Он же Морок, в конце концов. А Морок никогда не делает чего-то, о чем потом не пожалеет. Спустя еще пару мгновений раздумье было завершено, и ноги остановили свои движения вблизи двери. Прислушался, слегка нахмурив темные брови. Тихо… Почти. Почти? Приглушенные, едва ли слышные звуки, ради того, чтобы услышать которые надо сильно напрячься… Непонятно чего. Может быть, это просто галлюцинации на фоне недосыпа? Вполне вероятно. У Владислава нет идей по поводу того, чем же это может быть. И это лишь подожгло интерес в затуманенном сознании. Почему бы и нет? Он просто удостоверится в том, что все в порядке, и уйдет восвояси с свою соблазнительную сном комнату. Вдох, выдох. Да ладно… Ты делал вещи гораздо более странные, чем просто заглянуть в женский туалет посреди поздней ночи. Пальцам даже не нужно было сжиматься на ручке; дверь и так приоткрыта. Можно подтолкнуть и открыть ее до конца бесшумно. Удобно в этой ситуации. Если эту ситуацию вообще можно назвать удобной в каком-то смысле… Будь, что будет. Тихий предательский скрип, и он может увидеть… Колючку? На мгновение всю сонливость как рукой сняло. Брови сами поднялись в неожиданном удивлении. Кого-кого, но ее он ожидал увидеть здесь… Он вовсе не ожидал. Коленки поджаты к себе. Сидит, прижавшись спиной к холодной стене, лицо было спрятано в себя ровно до того момента, как дверь издала неприятный длинный звук, оповещающий об ее открытии. Широкие аметистовые глаза резко поднялись на Морока. Пришлось сдержать тихое ругательство. Это… Варя. Он бы ее никогда ни с кем не спутал. Только вот что она делает здесь? Тусклый белый свет блестел на, кажется, влажных от чего-то ресницах, а в глазах сверкает что-то, чего он Морок не мог понять. В груди появилось странное чувство… Беспокойства. Будто пинок на сердце. Ранее слабый и усталый ум начал работать живее в попытке понять, что происходит. Что с Колючкой? Варя лишь поджала губы. Морок… Как всегда в самое неподходящее время. И что, черт возьми, ей делать? Срочно придумывать оправдание. Момент тишины. Глаза в глаза — контакт пробирает до самой глубины. Безмолвное непонимание с обеих сторон, но не такое же, как обычно. Не спор и не конфликт, не перебрасывание парой слов — молчаливые слова растерянности и беспокойства. Колючка не нашла бы решения лучше, чем просто встать и поспешно уйти. Все способы избежать этой ужасной и, кажется, практически безвыходной ситуации. Нет, нет, нет… Бежать от проблем, безусловно, это плохо, но сейчас другого выхода нет. Она было порывалась встать и покинуть этот чертовый туалет, оставить Морока без каких-либо ответов за дверью и больше не попадаться ему на глаза. Но не вышло. Звук стука чего-то лёгкого об пол, вероятно, его журнала, и Владислав Владимирович внезапно почти на одном уровне с Ветровой. Сел на корточки, параллельно кладя ладонь на напряженные женские плечи. Нет… Он не до конца понимает, что происходит, и что он сам делает, но дать ей уйти сейчас уж точно не позволит. И без того широкие фиолетовые глаза стали еще больше. Ладонь на плече, он перед собой и невероятная… Близость. Он даже ближе, чем был до этого в библиотеке. Это слишком. Слишком-слишком. На ее щеках… Это что? Что-то поблёскивает, еле заметно, даже в коротком расстоянии между ними. Похоже на засохшие слезные дорожки? Мороку почти что не верится, но он отогнал эту мысль; ему точно показалось. Он… Не пускает ее? Кого он из себя возомнил? И… Эта его рука… Ну… Жар мазнул по бледным щекам, и каштановая макушка слегка опустилась в попытке прикрыть скулы прядями волос. Прикосновение странным образом отозвалось в ее организме. Вспышка возмущения мелькнула в тяжелом выражении лица, прерванная тихим и твёрдым голосом: — Что случилось? Тон, не оставляющий места для возражений, но в то же время намного мягче, чем обычнее. Звучит так, будто его ни капли не смущает все это. Никакого другого вопроса в голову не пришло — ни приветствия, ни учительской строгости, ни особого отношения к Колючке — он слишком устал и, что более странно, беспокоится. Ладно… Может, взаимодействие с ней одной без лишних людей как-то влияет на него. Так, как он не хотел бы признаваться. Варя почти что инстинктивно пыталась отдёрнуть плечо, но слабо. Слабее, чем могла бы. Тщетно. Рука так же твердо лежала, не отпуская. Все так же упрямо молчит, лишь растерянно и отчаянно стараясь придумать способ… Оставила это дело. Пора бы признать, Варечка, отсюда не сбежать. Длинные ресницы застенчиво опустились вместе с ее взглядом. Абсолютная, идеальная тишь, ничем не нарушаемая до того момента, как Колючка не выпустила тихий выдох себе под нос. И лишь Морок пилит ее своим взглядом, будто собираясь держать его вечность. — Ничего. Самое банальное и всё, что она хотела — нет, в принципе, смогла сказать — ответ без ответа. Она не скажет, точно не скажет ему о причине своих ночных одиночных вылазок и эмоциональных выплесков. Не скажет про родителей, беспокойства, тревоги — она недостаточно ему доверяет. Даже если что-то непонятное внутри тянет ее к нему, она никогда не признает. Покажется слишком слабой. Владислав Владимирович чуть ли не закатил глаза в раздражении, но даже оно не приходило полностью за счет слишком сильного истощения. Можно сказать, Варе повезло. Её упрямство — то, что ему безумно привлекало и не нравилось в ней одновременно. Обычно острые черты лица еле заметно смягчились, когда Морок лишь отвел свой, казалось, бесконечный взор в ту же сторону, куда был направлен Варин. Раздумья. Глаза слегка сузились, когда он вымолвил: — Не хочешь говорить. Хватка на ее плече стала чуть слабее. Непонятно: вопрос это или утверждение, но звучало как оба сразу. Влад выглядел… Спокойным. Почти что смирившимся. Что, даже не будет закатывать скандалы по поводу того, что Колючка снова ему ничего не рассказала? Бессловная озадаченность в аметистовых глазах. Он ведет себя не как обычно. Брови слегка нахмурились в замешательстве, но все же… Морок выглядит уставшим. Может быть, он просто устал. А может… Это всё это новообретенное «беспокойство», как он понял. Не похоже сильно на беспокойство, но и на сочувствие… Тоже. Странное и смешанное. В принципе, как и всегда, когда дело касалось Колючки. Ветрова ничего не ответила. Ответить нечего. Да, он прав, она не хочет говорить, и он это знает. Смысла слов неясно. Но она разглядела в его обычно ледяных голубых глазах… Будто какая-то не присущая мягкость. Варя ни разу не видела его таким. Спустя мгновение Владислав Владимирович понял, что это бессмысленно. Держать ее сквозь силу — не лучшее решение. Пальцы расслабились на слишком напряжённом плече, отпуская, но все ещё лёжа там. Вернул взгляд на ее лицо; красивое, как всегда. Но в ее выражении защитность, нежелание говорить и явная тревога. Если он знает, что она не скажет, зачем пытаться? Он бросит эти попытки просто за счет слабости и потребности во сне. На этот раз. — Можешь идти, — выпалил уже более тихим голосом, в котором сочились его усталость и практически обеспокоенность. Еще одно удивление проскользнуло на лице Колючки, прежде чем смениться легкой неуверенностью. Неожиданно. Он… Отпустил? Она и не поняла, что ждала большего. Как же его гордость, его характер? Неловкая ситуация. Почему он смотрит? Просто вперился взглядом снова. Не встаёт, не убирает руку, не отводит глаз, не уходит — ничего. Что делать?.. Но Морок заметил напряжение в воздухе, поэтому решил действовать сам. Чуть отодвинулся от нее, все же небрежно убирая руку и, а затем неспешно вставая и возвышаясь над Варей. Шаг назад. Такой контраст с его прошлым поведением в библиотеке, что это почти что шокирует. Через несколько секунд ошеломленного ступора, все же умудрилась встать и быстро поправить одежду, неловко отводя взгляд. Влад лишь устало вздохнул, тронув переносицу, осанка расслабилась, и плечи опустились. Любопытство все еще распирало; что произошло с Колючкой? Он же не знает об ее происхождении, не знает, в чем проблема, связано ли это с письмами. Но он поприжержал свой интерес. До следующего раза, когда у него бужет больше сил и ясного разума. Колючка просто пялилась куда-то в сторону, не зная, что делать дальше. Наверное, уходить к себе в комнату, а затем она еще всю ночь проведет в раздумьях по поводу того, что произошло. То, как Морок вел себя… Мягко и спокойно, слегка устало и почти что… Заботливо? Прикусила нижнюю губу во избежание всех ненужных мыслей сейчас. Робкий шаг к двери. Сердце колотилось как-то странно быстрее обычного, будто от страха или нервозности. Но она же не чувствует ни того, ни того. От чего это? Странно. Звук тихого прочищения горла за спиной Вари. Морок сказать ещё что-то? Кажется, оно так и есть: — Если надумаешь поделиться чем-нибудь, — он задумчиво начал, глядя вниз на изгиб ее плеч, отвёрнутых от него, — можешь просто сказать. Если в следующий раз тебя кто-то увидит, он может быть менее понимающим, чем я. Напоследок. Если бы ее увидел тот же Крив Кузьмич посреди ночи вне комнаты… Дело обстояло бы совершенно по-другому. А насколько Владислав Владимирович понял и увидел своими глазами — Колючке этого вторжения совсем не нужно. Глянуть только на ее полное испуга и растерянности лицо, когда он зашел сюда. Тонкие пальцы неуверенно смяли ткань юбки. Варя повернула голову, чтобы посмотреть на Морока через плечо. Он сегодня какой-то… Другой. Вовсе другой. Не резкий, не грубый и не насмешливый. Может, это потому что они только… Вдвоём? Тихий звук согласия вышел из ее горла вместе с легким кивком головы на его слова и мгновенным отведением взгляда вперед, на дверь. Осталось лишь открыть и выйти. Зайти в комнату, кинуться в постель, пока девочки уже давным-давно спят… «И бесконечно вспоминать» — мысль проскользнула сквозь разум Вари, не оставляя и шанса на то, что сегодня ночью она уснёт. Не уснет до самого раннего утра, коим сегодня выходила на улицу лишь для того, чтобы прочистить мысли. Но лишь одна эта ситуация заставила всю голову превратиться в кучу несвязных отрывков. Глупый Морок…