Выбор Адель

Адель настороженно развернулась ко всем присутствующим и тут же споткнулась об ехидный взгляд господина Шнайдера. Нотариус тем временем вытер платком лоб и продолжил читать: — «В случае, если Адельхайд фон Остен умрет до или в течение восьми месяцев после дня оглашения завещания, все мое имущество, должно перейти к Юлиану и Катарине в равных долях. В случае если Юлиан и Катарина оба умрут, то все мое имущество прошу передать на благотворительность». Снова повисла неуютная тишина. Адель огляделась. Катарина смотрит в пол. Кажется, что если она поднимет глаза на кого-нибудь из присутствующих, то он моментально превратится в камень, как от смертоносного взгляда василиска — таким страшным сделалось выражение ее побледневшего лица. Юлиан сидит, затаив дыхание. Он сосредоточил все свое внимание на Адель; на его лице — лишь глубокая печаль, но нет ни злобы, ни удивления, ни зависти, будто он и не сомневался в таком исходе. Тетушка Маргарета уставилась куда-то вдаль бессмысленно-тупыми оловянными глазами. Вид у нее такой, словно ее вот-вот хватит удар — похоже, необычное завещание ошеломило ее, выбило почву из-под ног. Она замерла в напряженном ожидании, в тщетной надежде, что чтение еще не закончено. Графиня Вильгельмина и Альберт, загадочно переглядываются. Их лица при этом выражают тревогу и опасения, но вместе с тем потаенную надежду. Рука графини, стиснутая на веере до побелевших костяшек, выдает то напряжение, в котором она пребывает. — Нет. Это не настоящее завещание. — вдруг сказала тетушка Маргарета. — Действительно, очень странное… — дрожащим голосом подхватила Катарина. — Ошибки быть не может? Нижняя губа у нотариуса задергалась, он прокашлялся, одновременно что-то мямля. — Фройляйн Катарина, — нотариус снова вытер платком лоб. — Эта бумага подлинная и удовлетворяет всем законным требованиям. Так же в нем нет никаких формальных ошибок, которые сделали бы его недействительным. Если вы желаете оспорить подлинность этого завещания, то можете обратиться в суд, но, скорее всего, это ни к чему не приведет. «Значит завещание настоящее?» Адель была до крайности растеряна. Она словно погрузилась в транс. Она чувствовала себя осенним листом, сбитым сильным порывом ветра. … Завещание, наследство, кровь, смерть, ссора, подозрения… все перемешалось и огромным черным колесом вращалось в ее голове. Она с силой сжимала пальцы, балансировала на грани истерики и снова делала над собою страшное усилие, пряча в самую сокровенную глубину души свои истинные эмоции. Ей стало вдруг невыносимо находиться здесь, среди этих людей, среди тяжёлого внимания, направленного на ее персону. Извинившись, она покинула гостиную так быстро, словно ее приговорили к казни, а затем помиловали. Однако, уединиться ей не дали. Не успела она отойти далеко, как ее догнал Кристиан. — Фройляйн Адель, прошу прощения. Наверное вам хотелось бы побыть одной, но прошу уделить мне еще несколько минут. — Что ж… Я собиралась прогуляться по саду, можете составить компанию. Вечернее солнце, затянутое плотными облаками, тусклым диском висело у горизонта. Дул лёгкий ветер, принося запахи мокрой земли и цветов. Сад — небольшой, в классическом стиле, с ровными рядами живой изгороди — содержался в идеальном порядке. Адель медленно пошла по дорожке. Кристиан поравнялся с ней. Вместе они зашагали вдоль аккуратных кустов. — О чем же вы хотели поговорить? — спросила Адель. — О завещании. Оно выглядит необычно, — произнес Кристиан. — Наследство, точнее большую его часть, почти всегда оставляют мужчинам. Но почему-то фрау Августа выказала явное пренебрежение к своему внуку и была так благосклонна к вам. Адель не могла не согласиться с кажущейся странностью завещания. У фрау Августы было два сына: Клаус — отец Юлиана и Катарины и Вильгельм — отец Адель, оба давно умерли. Получается, Юлиан действительно оставался последним наследником по мужской линии, и вроде как все наследство должно было перейти к нему. — Вы хотите знать, почему она не оставила наследство Юлиану? К сожалению, этого уже никто не скажет. Фрау Августа никогда не объясняла причины. Но я думаю… повторюсь, это лишь домыслы, дело тут в личных отношениях. Фрау Августа была женщиной с весьма своеобразными предпочтениями: она прохладно относилась к своему старшему сыну Клаусу — вполне приличному человеку, и души не чаяла в младшем, хотя тот и был бесконечно далек от идеала добродетели. Вильгельм, отец Адель, был кавалеристом, какое-то время служил в столице, кроме того, он был писателем, который прославился не своими произведениями (которые считались весьма паршивыми), а общественными скандалами, непристойным поведением и чудовищными попойками. От маленькой Адель, конечно, пытались скрыть выходки ее отца, но все без толку: она видела бесконечные кутежи, и многочисленных любовниц, которые без стеснения наносили визиты. Вопреки здравому смыслу, фрау Августа испытывала самые нежные чувства сначала к Вильгельму, а затем к Адель. Напротив, свою невестку Маргарету Фрау Августа сразу же невзлюбила. Августа по какой-то неведомой причине вбила в голову, что Маргаета обманом вышла замуж за ее сына. Обо всем этом Адель рассказала в общих чертах, умалчивая о совсем неприглядных вещах и приукрашивая то, что можно было приукрасить. — Мне думается, фрау Августа просто недолюбливала Юлиана, потому что он сын Маргареты. — Была ли ещё какая-нибудь причина? — Наверное. Юлиан не оправдал ожиданий фрау Августы. Она всегда считала, что единственная достойная карьера для мужчины — военная. Она считала, что мужчина должен обладать твердым характером, решительностью, упорством, но Юлиан… он же полная противоположность. У него мягкая чувствительная натура, он нервный впечатлительный юноша, увлекается музыкой и искусством. Фрау Августа всегда говорила, что эти увлечения подходят какой-нибудь глупой девице, но никак не молодому человеку. Она постоянно уговаривала его то поступить в военную академию, то посылала воевать в колонии, то просила хотя бы выучиться на юриста, но куда там. Юлиан все это ненавидел: армию, колонии и судебную систему. Вообще, он хотел стать музыкантом, но фрау Августа строго запретила ему заниматься музыкой. — Другими словами он не оправдал ожиданий фрау Августы и она лишила его наследства? — Вероятно. — Не мог ли Юлиан, так скажем, желать зла фрау Августе? — Абсолютно исключено, — уверенно заявила Адель. — Я знаю Юлиана с детства, у него прекрасная душа, он редкой доброты человек, не способен даже случайно причинить кому либо вред, такого просто не может быть. — Понятно. Вы уж простите, фройляйн Адель, что задаю такие личные вопросы. Но сами понимаете. Ещё у меня к вам будет небольшая просьба. Если вы увидите или вспомните нечто странное, немедленно сообщите об этом мне. Или, возможно, есть нечто такое о чем вы не пожелали рассказать господину Шнайдеру? Его глаза, очень спокойные и очень синие, поймали ее взгляд, словно в ловушку. — Я уже все рассказала как есть, — ответила Адель, не вполне понимая, к чему он ведет. Кристиан едва слышно вздохнул. — О, нет, я ни на что не намекаю. Я искренне верю, что вы не причастны к этому происшествию. — Очень рада, что вы так думаете. Но почему? Кажется ваш… кхм… начальник, господин Шнайдер, считает по другому. — Можете смеяться, но мне подсказывает интуиция. — Отчего же я должна смеяться? В некоторых ситуациях, быть может, полезно прислушиваться к интуиции. Кристиан вдруг едва ощутимо коснулся ее руки. В этом прикосновении не было ни жадности, ни равнодушия — так прикоснулся бы хороший друг. — Хорошо. Но если вы все же что-нибудь заметите или вспомните, обратитесь, пожалуйста, ко мне. — Как же мне вас найти? — спросила Адель. — Я остановился в гостинице в городке неподалеку. Пошлите мне письмо, если потребуется. — Да, кажется, я знаю эту гостиницу, она стоит на противоположном берегу озера. Кстати, об озере… конечно, не очень прилично оставаться нам наедине, но раз уж мы здесь, позвольте вам кое-что показать. Она привела своего спутника к небольшому мосту, с которого открывался прекрасный вид. Озеро замерло в почти полном спокойствии, лишь мелкая зыбь, вызванная ветром, то и дело пробегала и рассыпалась по его лазурно-зеленой поверхности. На противоположной стороне был виден городок: разнокалиберные дома, пристани, лодки. Закатное солнце пылало на стеклах и окрашивало стены в теплые, приглушённые тона, столь приятные глазу. Если бы Адель рисовала пейзажи, она непременно изобразила этот этюд акварелью, настолько нежными и прозрачными казались цвета. — Вам нравится? — спросила она с некоторой гордостью, будто полновластная хозяйка этого моста. Впрочем, она теперь вполне могла считать себя хозяйкой. — Вид действительно чудесный, — отозвался Кристиан. В тот момент Кристиан был похож на наивного мальчишку. Наверное, он и являлся таким — простодушным юношей, который верил, что девушка с ангельской внешностью не способна ни на что дурное. А может быть, под маской простачка, располагающего к себе, скрывался пытливый ум и холодный расчет. Адель прекрасно понимала, что так бывает часто. В конце-концов она сама носила за маской добродетели, нечто совершенно иное. — Я люблю приходить сюда, — сказала Адель. — Люблю кататься на лодках. Это озеро необычное, коварное. На первый взгляд кажется, что это мелкое, теплое озерцо. Но на самом деле глубина здесь большая и из под земли бьют ледяные ключи... Они поговорили ещё немного, после чего Адель вернулась в дом. Когда она поднималась в свою комнату, то застала у дверей Юлиана в предобморочном состоянии. Руки его дрожали, лицо стало почти белым, а губы беззвучно шевелились. — В чем дело? - удивилась Адель. Юлиан молчал. Адель открыла дверь и впустила его в свою комнату. — Это из-за завещания, да? Я не виновата, что… — Нет, Адель, нет. — Что же тогда? Юлиан нервно сжимал и разжимал ладони. Адель знала, что в таком состоянии кузен не способен сказать ничего внятного и нужно дать ему успокоиться. Она заставила его сесть на кушетку, примостилась рядом с ним, подвинулась ближе и обвила руку вокруг его шеи. Положила его голову на свое плечо и прижала к себе. Капли дождя стучали по стеклу. Стучали так спокойно. И цветы в маленьком садике цвели пышно, невинно, и ничто в мире, казалось, не переменилось… Наверное, прошла целая вечность, пока Адель сидела вот так, под безразличный стук дождя, поднимая со дна души бесплодно-жгучие сожаления и воспоминания. Воспоминания, о спокойной жизни, которая закончилась, Адель и сама знала, что ни в чем не виновна, но все равно нынешнее положение представлялось ей незавидным. Наплыло тёмное бессилье, сковывающее и волю, и разум. Она испытала чувство весьма близкое к отчаянию. Но нет, отчаиваться было нельзя. Не теперь. Пальцы Адель мягко коснулись руки Юлиана. Она медленно провела ладонью по его запястью и потом уже более уверенно погладила тыльную сторону его ладони и переплела их пальцы. — Я имел крайне неприятный разговор с господином Шнайдером, — наконец произнес Юлиан. — Догадываюсь о чем. О твоих отношениях с фрау Августой. — Да, Адельхен. Я такого наговорил. Я так прямо и сказал, что я ненавидел порядки этого дома и ненавидел ее.