Splinters

***

Казалось, время в убежище остановилось. Каждый день был похож на предыдущий: тихий, удушающий и… взрывоопасный. Бункер из безопасного места превратился в поле боя. Я словно вернулась в прошлое, когда любое неверное движение могло обернуться катастрофой. Напряженная, подозрительная, уставшая, я чувствовала, что начинаю сходить с ума. И, что самое отвратительное, паранойя была только у меня одной. Все остальные чувствовали себя просто прекрасно. Особенно Куода. Годжо, этот засранец, сумел-таки очаровать моего брата. Мальчик буквально был готов есть с его рук. Куода смотрел на мага с неподдельным восхищением. Так, как раньше он смотрел только на меня. Они проводили уйму времени вместе, и, к несчастью, в большинстве случаев это была инициатива ребенка. Например, как сейчас. Из гостиной снова раздался взрыв смеха. — Годжо, смотри! — Куода, радостно улыбаясь, показал магу узел, который он смастерил из старого веревочного ремня. — Ого, у тебя неплохо получается, малыш, — с легкостью ответил Годжо, наклоняясь ближе, чтобы рассмотреть ремень. Будто ему это было действительно интересно. — Ещё немного — и сможешь перевязать меня, если вдруг ранят. Хотя, конечно, это вряд ли случится. Я же почти неуязвим. — бахвалясь, прокудахтал маг. — Тия тоже так умеет, — сказал Куода с сияющими глазами. — Это она научила меня делать такой узел. Напряглась. Внутри поднялась волна раздражения. Конечно, я это умею. Это я научила брата всему, что знаю! Я, а не какой-то там маг. — Твоя сестра такая разносторонняя. Умеет почти все на свете, — наигранно похвалил меня Сатору. — Почему почти? — растерянно переспросил ребенок. — Потому что прячется она очень и очень плохо, — с усмешкой протянул маг, косясь на меня краем глаза. Разочарованно зарычала. Да, я пряталась под дверью, чтобы застукать его с поличным. И что? — Тия, ты проснулась! — радостно закричал брат, бросаясь ко мне, — Смотри, я учил Годжо делать крепкий узел. Не понимаю, как он раньше жил? Почти ничего не умеет, представляешь?! — Сам в шоке, — зевнул маг, лениво сгибая в ноги. Эта двухметровая дылда с комфортом разлеглась на полу, практически занимая все место. Не понимаю, он вообще японец? Убежище не рассчитано на подобных амбалов. С трудом удержалась, чтобы не рявкнуть грубость в ответ. Всё в этом придурке раздражало. Его манеры, голос, внешность, существование. Успокоилась, только глядя на радостного Куоду. Малыш выглядел таким счастливым, что я не посмела разрушить этот момент своим недовольством. — Ты хорошо справляешься, Куода, — произнесла мягко, стараясь скрыть недовольство в голосе. — Но запомни, такие вещи лучше показывать мне, а не ему. — Не знаю, заметил ли брат мой укор, но Годжо точно заметил. Мужчина лишь ухмыльнулся, будто всё происходящее его развлекало. — Почему? Ты же уже умеешь делать такие узлы, а он нет, — наивно спросил Куода, поворачиваясь ко мне. — Потому что ему это не нужно. Он же маг помнишь? Пусть делает узлы своей волшебной техникой, — едко сказала, пытаясь подавить вспыхнувшую ревность. Годжо громко фыркнул. Не в силах удержаться, бросила в его сторону злой взгляд. Он, как всегда, выглядел абсолютно расслабленным и безмятежным. Его непробиваемая невозмутимость лишь подливала масла в огонь. Ведет себя так, словно все здесь принадлежит ему одному. Я постоянно ловила себя на том, что слежу за ним. Его движения, его слова, любое действие было подозрительным. Каждый его жест — напоминание о тех, кто когда-то держал меня в цепях. Я видела в его лёгкой улыбке отголосок жестокости Наои, в его уверенной походке — силу Гето. Каждый раз, когда Годжо приближался, мое тело напрягалось, ожидая худшего. Казалось, что вот-вот он покажет свои истинные намерения. Сделает что-то, что разрушит наше укрытие, нашу жизнь. Не удивительно, что я ходила за ним, как Цербер. Кажется, весь мой день теперь состоял из таких вот мелких проверок. Проверок Годжо, его поведения, намерений, и, главное — того, как он влиял на Куоду. Мальчик тянулся к нему как к родителю, и это злило меня больше всего. Стоило мне отвернуться хоть на минуту, как этот маг уже успевал втереться в доверие моего брата ещё глубже. Меня трясло от одной мысли, что ребенок мог так легко доверять кому-то вроде него. — Этот знак значит «смотреть» и читается как «ми». Видишь, похож на глаз на ножках? — сказала, ткнув пальцем в кандзи на странице книги. Да, из-за Сатору мне пришлось ускоренно учить брата чтению. Куоде понравилось учиться, поэтому теперь он стал требовать ежедневные занятия. К сожалению, я все еще не раздобыла бумагу. Проклятые раны не затянулись до конца, а просить мага о помощи я не хотела принципиально. — Но разве «ми» не выглядит по-другому? — переспросил мальчик, прищурившись. — Ты говоришь о хирагане, — встрял вечно ошивающийся рядом Годжо. — А это кандзи. Не хочу ставить под сомнения твои методы, — лениво ухмыльнулся он, толкая меня в плечо, — но разве не лучше выстроить систему, а не хаотично перескакивать с одной темы на другую? Куода до сих пор не выучил алфавит, а ты уже пихаешь в него иероглифы. — Да что ты знаешь о преподавании? — поморщившись, отошла в сторону. Достал. Почему он не может просто молчать и сидеть в углу, как предмет мебели? «Зачем кому-то такая бесполезная мебель? Только место занимать» — после прихода Годжо, мы с внутренним голосом обрели единодушие во многих вопросах. — К твоему сведению раньше я был педагогом, — он фыркнул, гордо ткнув себя в грудь. — Да ну? — скептически подняла брови. Он и преподавание — слова антонимы. — Педагогом чего? Волшебных полетов в вашей волшебной школе? — Нет. Скорее всего и сразу. Но я также учил детей естественным наукам. У меня к ним талант, — продолжал он хвалиться, как обычно пропуская критику мимо ушей. Этого парня ничто не способно вывести из себя. — Ты учился в волшебной школе?! — встрял Куода со звездами в глазах. — Конечно. Я же рассказывал тебе про своих учеников, помнишь? — Но я не знал, что была целая школа! Как здорово! Какие предметы там были? Сжав кулаки, вклинилась между этой сладкой парочкой. — Куода, продолжай заниматься, — строго сказала, отдергивая мага в сторону. — Ого, сама Тия-сама решила поговорить со мной с глазу на глаз?! И чем я заслужил такую честь?! — саркастично взвыл мужчина, картинно прижимая руку к груди. — Куода, если я не вернусь, помни меня! — Молчи! — приказала, дернувшись. Достал. Мало того, что влез в нашу семью, как какой-то паразит, так еще и вечно ерничает. Такое чувство, что он просто не может перестать дурачиться. Шумный, противный, опасный. Я была сыта им по горло. Заведя его в спальню, резким шепотом приказала. — Не рассказывай моему брату о магах так, словно это что-то крутое. Не заинтересовывай его своими мистическими штучками. Я смирилась с тем, что ты находишься здесь, но не желаю слышать, как ты промываешь ему мозги. Прекрати! Годжо мерзко улыбнулся. — А что, по-твоему, я должен ему рассказывать? Что все маги — чудовища, которых нужно бояться? — в его голосе прозвучала нотка насмешки. — Правильно, — ответила с напускной восторженностью, — молодец, все правильно понял. — А если я не согласен? Что ты сделаешь? Те маги, которых знал я, не все, но многие, были хорошими людьми. Людьми, которые жертвовали своими жизнями ради таких как ты. Твои проблемы с магами остаются твоими, но я не буду оскорблять память своих коллег и учеников, — серьезно сказал он. — Понимаю, — прошипела, зажмурившись, — но Куода — мой брат, — с нажимом произнесла я. — И я буду воспитывать своего брата так, как считаю правильным. Может, ты и не желаешь нам зла, — скрипнув зубами, выдавила я, — но что насчет будущего? Что если он вырастет, встретит мага и будет убит из-за этого? Не забывай, ты тут не навсегда. — Разве все маги не мертвы? — иронично спросил он. — Ты была в этом так уверена. — Все, кого я знала. — холодно отрезала. — Но ты можешь пойти поискать других. — В магическом техникуме, да? Только после тебя, — поддел он, вспоминая мою недавнюю уловку. «Клоун», — вынес вердикт голос в голове. Сатору прищурился. — Я знаю, что ты что-то скрываешь. Лгунья из тебя так себе. Не обольщайся. Я в любой момент могу допросить тебя, но не делаю этого только из уважения. Уважения к тебе и твоему брату. Чтобы ты обо мне не думала, — вкрадчиво прошептал он, — я не считаю обычных людей за мусор или каких-то… животных. Отшатнулась, словно получив удар под дых. Сердце замерло. Перед глазами пронеслись вспышки воспоминаний. Какие знакомые слова. Знакомые до боли.

— Тиэми, — мягкий голос, такой обволакивающий, почти ласковый. — Тебя же так зовут? Хочешь, чтобы я называл тебя по имени? Скажи, хочешь? — Наоя смотрел на меня с легкой улыбкой, такой теплой и нежной, что мои щеки обдало жаром.

— Вы можете называть меня как угодно, господин. — застенчиво прошептала я, опустив глаза.

— Какая послушная девочка. Тогда я буду называть тебя по имени. В конце концов, ты человек, а не животное.

Забавно, но тогда, в свои семнадцать, я не понимала как именно устроен мир. Тогда я еще жила в иллюзии, что проклятья — временное явление. Верила, что вот-вот, еще чуть-чуть, и все вернется на круги своя.

Я, маленькая избалованная девочка, никогда не державшая в руках ничего тяжелее телефона, вдруг оказалась на правах рабыни, зверька, на закрытой магами территории. Я практически не видела своих родителей, занятая тяжелой работой и прислуживанием господам. Другие женщины, жившие со мной в одной комнате, не горели желанием общаться. Все они были убиты собственным горем.

Отсутствие общения, любви и поддержки, да даже банального человеческого обращения по имени убивало. И когда я совсем отчаялась, появился он. Наоя Дзенин.

И я влюбилась как дура.

Светловолосый мужчина с идеальными чертами лица и властным голосом казался мне спасителем. Я уже почти поверила, что всегда была не более чем обезьяной, но он вытащил из меня человека. Каждый раз, когда он произносил «Тиэми», я чувствовала себя значимой, важной. В безопасности.

Наоя называл меня «Тиэми», и я верила, что он видит во мне равного. Личность.

Как глупо.

— Ты так много работаешь, Тиэми. Бедняжка. — говорил он, прикасаясь к моей щеке, изучая как реагирую на его касание.

Я смущалась и тянулась к нему. Верила в его искренность, в его чувства. Мечтала об отношениях, даже строила планы. Не знала, что за его улыбкой скрывается настоящий монстр.

Его теплые руки оказались наручниками, а имя, которое он шептал, стало клеймом.

— Тиэми, неужели ты правда думала, что я считаю тебя чем-то большим, чем собакой? — он смеялся, глядя в мои заплаканные глаза. — Думала, что я брошусь тебе на помощь против других магов? Твои родители получили по заслугам, так что просто смирись. У тебя все еще осталось красивое личико и моя заинтересованность, будь благодарна.

Я помню, как упала на колени, задыхаясь от стыда и боли. И как он ухмылялся, насилуя меня. Осознание того, что кровь моих родителей еще даже не остыла, доставляло ему особое, садистское удовольствие.

Я ненавидела Гето за то, что он сделал. Ненавидела других магов за равнодушие и безразличие. Ненавидела свое имя, как символ моей наивности. Но Наоя… Наою я ненавидела больше всего на свете. Человек, который заставил меня поверить в чудо только ради того, чтобы ударить больнее всего. Именно о его искореженном трупе я мечтала, сбегая от магов. О его мертвом, застывшем в испуганной гримасе лице.

Ублюдок получил по заслугам.

Но этого все равно недостаточно.

Я получила желаемое. Но когда умер Наоя — умерла и Тиэми.

И осталась только Тия.

И Тия не совершит ошибок Тиэми.

Вспоминая все это, я стояла перед Годжо, застыв как статуя. Он сказал, что не считает обычных людей животными? Правда? С губ сорвался смешок. Как будто я когда-нибудь снова наступлю на те же грабли. «Они все одинаковые. Уроды.» — с ненавистью выплюнуло внутреннее «я». — Я прекрасно знаю, кем являются маги на самом деле, — прошептала, не сводя с него мертвого взгляда. — И твои напыщенные слова ничего не меняют.

***

Сатору глубоко вздохнул. Напряжение в комнате было практически осязаемым. Он сразу понял, что с Тией будет непросто. Рядом с ним она была как натянутая струна. Постоянно в ожидании подвоха, недовольная его присутствием и в принципе его существованием. Не самая приятная компания после конца света. Но, несмотря на ее злость, Годжо не мог уйти. Или, вернее, не хотел. Какая-то его часть, возможно, извращенное чувство вины или вечная склонность к спасению людей, не позволяла просто исчезнуть, оставив её и Куоду на произвол судьбы. Изначально он собирался просто дождаться полного выздоровления девушки и отправиться в родовое поместье, но передумал. Внутренний голос просил остаться подольше, проследить за ними еще немного, повысить их шансы на выживание. Он позволил себя запечатать и лишился всего мира. Если он оставит их одних, они не продержатся и недели. К тому же, приказной тон Тии и требование уйти — бесило. То, как она посмела указывать ему… Он обязан остаться хотя бы просто из принципа. Сделать все наперекор. Пусть думает, что Сатору решил остаться на неопределенный срок. Когда он уйдет, он сделает это по своим правилам. На самом деле, в основном ее грубые замечания не задевали. Было даже весело выводить девушку из себя, наблюдая за ее реакцией. В бункере были только он, Тия и Куода. Он брал максимум развлечений, которые мог получить. Насмехаться над Куодой немного затруднительно, малец стал искренне нравиться Годжо. А вот Тия, с ее агрессией, напоминала маленькую злую чихуахуа. Безвредную собачку, которая больше лает, чем кусает. Такую грех не поддеть. Но последнее замечание о магах выбило Годжо из привычного спокойствия. Хотя Сатору редко принимал всё на личный счёт, когда дело касалось его прошлого и учеников, в нём что-то вспыхивало. Злость на себя и свою беспомощность. Ненависть к ошибкам. Горе и вина. Он до сих пор не может осознать, что его оплошность привела к разрушению целого мира. Жизнь с этими двумя создавало хоть какую-то иллюзию нормальности. И Тия невольно вырвала его из этой иллюзии. — Не одна ты потеряла все, — высокомерно сказал мужчина. — Я могу понять твою ненависть к магам. Правда, могу, — Годжо усмехнулся, наблюдая за ее недоверчивым лицом. — Большинство из нас жуткие ксенофобы. Наше общество четко разделено на касты и не дай Ками кто-то попытается нарушить выстроенные веками традиции, его сразу же уничтожат. Нами управляют старые идиоты, изо всех сил цепляющиеся за власть. В глазах девушки затаилась тень сомнений. — Я терпеть их не мог, — продолжил он, лениво наблюдая за застывшей девушкой. — Знаешь, почему я, со всей своей силой, стал всего лишь учителем? Чтобы все изменить. Я хотел заложить правильные идеи в головы подрастающим магам. Показать им другой путь. Дать им выбор. Сделать мир дзюдзюцу лучше. Сев на кровать, Годжо откинулся на подушку, стремясь создать дистанцию. Девушка стала раздражать. Вечно одна и та же заезженная пластинка. Маги плохие, ты плохой, уходи и бла-бла-бла. Достала. Ведёт себя как грёбаная лицемерка. Сатору знает, как выглядит страх. Он миллион раз видел неподдельный ужас на лицах своих врагов. И Тия его не боялась. Скорее, она считала его источником проблем, бомбой, которая рано или поздно взорвётся. Её полное игнорирование его личности злило. Она не видела в нём человека. Все что она видела — это символ, собирательный образ. Символ того, что когда-то разрушило её жизнь. Или еще хуже — она видела в нем тень кого-то другого. И это уже выходило за грань. Он привык, что само имя «Годжо Сатору» было многим. Его боялись, боготворили, ненавидели, восхищались, любили. Но никто и никогда не смел думать о нем, как о тени кого-то другого. Как о ком-то меньшим, кем он есть на самом деле. Это выводило его из себя. Сатору всегда был первым, всегда выше всех. Он был уникален, неповторим. «В небе и на земле лишь я один достойный.» Это не было просто фразой для него — это было фактом, его сутью. Но здесь, в этом проклятом бункере, перед этой упрямой девушкой, он ощущал себя невидимым. Она смотрела на него, но не видела. Словно он был лишь очередной фигурой в её безрадостном мире, очередной преградой на пути. Пустым местом. И это раздражало. Нет, это бесило. Никто не смел видеть в нём пустое место. Да, он слабее, чем был раньше. Да, его сила больше не ощущается так, как прежде. Но он всё ещё Годжо, чёрт возьми, Сатору. Всё ещё тот, кто несёт на себе бремя ответственности, даже когда не обязан. Тот, кто спасал, менял мир. Он не нуждался в том, чтобы ему кланялись, но хотел хотя бы каплю уважения. А она смотрела на него, как на урода. В прошлом его бы это не беспокоило. Если бы их дороги случайно пересеклись, Сатору вряд ли бы обратил на девушку внимание. В его голове не нашлось бы места даже для случайной мысли о ней. Но сейчас рядом нет никого. Ни старых знакомых, ни людей в принципе. А он есть. И Тия не смеет пытаться стереть его существование, она не должна видеть в нем осколки других. — Думаешь, я просто очередной маг, да? — его голос был тихим, почти ленивым, но в нём закипала злость. Он не любил, когда его так явно принижали. — Очередная угроза, которую ты должна по наитию бояться? Тия не повернулась. Её спина была прямой, упрямой. Он прикрыл глаза, пытаясь подавить раздражение, но оно лишь росло. Она его даже не слушала. Какая разница, что она думает? Сатору все равно на нее. Она просто девушка, которую он по прихоти решил защитить. Миссия. Но... Он находится с ней круглые сутки. Заперт в непосредственной близости. Она - единственный взрослый человек, с которым можно поговорить. Единственный, кто может что-то знать. Он целую неделю лично заботился о ней и, наверное, это что-то значило. Откровенная, слепая ненависть, начала утомлять. Он закрыл глаза, пытаясь взять себя в руки. Часть его хотела просто уйти, оставить девушку в покое. Но другая, упрямая и гордая, не позволяла. Она хотела закричать. Хотела встряхнуть ее и заставить понять. Годжо открыл глаза и пристально посмотрел на неё. Тия стояла, отвернувшись, снова погружённая в свои мысли, как будто его и не было здесь. Словно он правда был никем. Её игнорирование казалось слишком демонстративным. Она не говорила напрямую, но её отношение, ее действия вопили об этом. — Ты меня вообще слышишь? — процедил он сквозь сжатые зубы. В голосе мужчины прозвучала лёгкая усмешка, но глаза горели тихой яростью. — Ты думаешь, что я очередной маг, не так ли? Символ, собирательный образ твоих воспоминаний. — Сатору насмешливо хмыкнул. — Ты нихрена не понимаешь. Я не символ, не тень кого-то, не абстракция, за который ты сможешь меня спрятать. Я, блять, человек. Настоящий, живой человек. Со своими ошибками, провалами и потерями. Его голос становился всё более резким. Годжо не привык, чтобы кто-то настолько игнорировал его личность, сводил к клише, к образу, который сам себе напридумывал. Он был больше, ярче, лучше чем они все думали. — Меня всегда было много, знаешь? Люди знали это, ощущали. Но ты… Ты видишь лишь свою историю. Свою боль. А всё, что выходит за рамки этой твоей картины мира, тебе неинтересно. Тия напряглась, его слова явно задели её. Но она не обернулась. Он продолжал говорить, зная, что добьётся своей цели, заставит её увидеть. — А что, если я не такой, как ты думаешь? — голос его стал мягким, но в нём звучала угроза. — Что, если я не оправдаю твоих ожиданий? Тогда ты придумаешь для меня новый образ? Втиснешь меня в другую рамку? Годжо улыбнулся, но в этой улыбке было больше яда, чем веселья. — Только вот есть одна проблема: я не вмещаюсь в твои стереотипы. — Чего ты от меня хочешь? — наконец спросила она дрожащим голосом. — Зачем говоришь все это? — Перестань искать во мне кого-то другого. Я не придуманный тобой враг. Мне нет смысла вам вредить. Я не хочу остаться один. — Сатору подкинул ей лживую мотивацию. — Всё-таки человек — существо социальное, — он фыркнул, откидывая со лба налипшую прядь волос, — вокруг полно опасностей и без меня. Тишина окутала комнату. Годжо закрыл глаза, давая ей время. Он знал, что разговоры с Тией — это ходьба по минному полю. Каждый шаг может быть последним, но если двигаться аккуратно, можно избежать взрыва. — Ты слишком много болтаешь, — наконец сказала Тия, вздыхая. — Раздражаешь. Она выглядела усталой, измученной своими внутренними демонами. Неожиданно, Сатору почувствовал к ней жалость. Наверняка раньше она была обычной девчонкой. Когда появились проклятия, сколько ей было? Пятнадцать, восемнадцать? Была ли она школьницей или студенткой? В любом случае, она не могла быть старше его учеников. Тия, возможно, тоже была бы одной из них, если бы её жизнь сложилась иначе. Если бы у неё был шанс. Зачем-то он представил это. Тия, с лицом, не отягощенным страданием. Улыбающаяся, смеющаяся. Занятая мыслями об учебе или очередном романе. Жалующаяся на строгих родителей. Веселящаяся с друзьями. Обнимающая Куоду перед детским садом. Обычная девушка, коих миллионы, которая не знает о жестокостях мира. Прекрасная, нереалистичная фантазия промелькнула и угасла, уступая место реальности. В реальности стояла все та же Тия, худая, бледная, поникшая, вынужденная нести на себе всю тяжесть прошлого. Она пристально смотрела на него, сжав губы. И в ее больших глазах он вдруг увидел свое отражение. А разве он сам лучше? В грязной помятой одежде, с взъерошенными волосами и пустотой внутри. Сатору всегда, с самого детства знал кто он такой и какое место занимает в мире. Он был уверенным, гордым, сильным. Нерушимый образ, который он только что пытался заставить Тию увидеть. Но был ли он таким теперь? Мир, который нужно было менять, пропал. Ученики, которых нужно было учить, утеряны. Привычные техники и привилегии остались в прошлом. Все исчезло. Лопнуло как мыльный пузырь. «В небе и на земле лишь я один достойный» — эта мысль казалась далеким эхом, не имеющим никакого отношения к тому, кем он был сейчас. Вместо гордого образа всесильного мага перед ним стоял простой, одинокий человек, вцепившийся в первых встречных. Пытающийся спрятаться от реальности в этом несчастном бункере. Годжо понимал это, но только сейчас, глядя на Тию, он осознал, насколько сильно изменился. Его привычная роль, которую он так старался сохранить, больше не существовала. Он больше не был уверенным магом, вершащим судьбы людей. Теперь он выглядел как человек, потерявший всё и всех. Это осознание ударило по нему с силой. Он был так поглощен попытками сохранить старые привычки и привычную картину мира, что не заметил, как этот мир исчез. Он никогда не считал себя трусом. Он всегда был уверен в своей силе и правоте. Но теперь, стоя перед Тией, он столкнулся с этим странным, незнакомым отражением себя — человеком, который уже не мог поддерживать привычный фасад. Внутренне съежившись, Годжо первым отвел взгляд. Он никогда не видел себя таким уязвимым, не знал, как справляться с этой новой реальностью. Исчез привычный образ сильнейшего мага. Он оказался лицом к лицу с тем, что сам когда-то считал уделом других людей: своей собственной уязвимостью и страхом. Сатору ощутил себя по-настоящему потерянным. Он потерял главное: уверенность в собственной ценности. — Я никогда не причиню вреда тебе или Куоде. — сказал он, лишь бы прервать тишину. Только бы избавиться от этого тянущего чувства в груди. — Клянусь памятью своего лучшего друга. Лицо Тии исказилось в странной смеси страха, недоверия и слабой надежды. — Доверие — это роскошь, — ее голос дрогнул. — И я не уверена, что все еще умею это делать. Ее слова были пронзительно тяжелыми, скованные многолетней внутренней болью. — Доверие не дается просто так. Но мы оба можем начать с малого. Тем более, — Сатору встал, стремясь закончить диалог. Эмоциональные моменты никогда не были его коньком. Он был душевно вымотан, разговор вышел слишком личным. Ему захотелось сбежать. — Тем более, что и я пока что тебе не доверяю. — Годжо натянул улыбку, быстро направляясь к выходу. Остановившись рядом с Тией, он поддался порыву, стремясь хоть как-то облегчить гнетущую атмосферу. — Подумай о моих словах. — шепотом сказал он, — И перестань ходить с такой угрюмой физиономией. Куода волнуется. Конечно, пока что я успокоил его соврав, что у тебя запор. Но скоро это оправдание перестанет действовать. — по-детски дунув ей в ухо, он вышел из комнаты. — Ты сказал ему что?! — сзади раздался возмущенный крик. Сатору усмехнулся, довольный ее реакцией. Но тяжесть в груди никуда не делась.

***