From different worlds

Его татуированная рука прижимается к дверце шкафа, которую он только что закрыл прямо перед тобой. Твое дыхание щекочет костяшки его пальцев, когда он спешит спрятать банку от твоего взгляда, который ты уловила лишь мельком. Зажатая между ним и предметом мебели, ты встречаешь его виноватый взгляд. - Упс... прости, - пробормотала ты, едва заметно улыбнувшись ему. Ута слегка вздыхает, качая головой с милым и спокойным выражением лица, - Нет... извини, я забыл, что они там были. Ты наблюдаешь, как он наклоняется, чтобы открыть ящик и найти кожаные ремни, которые он просил тебя достать, и вскоре возвращается на свое рабочее место. Там были пальцы? Магазин уже давно закрыт, и, хотя ты никогда бы не сказала об этом вслух, это тебя радует. Ведь это не совсем хорошо, когда ты всегда готова сорваться, чтобы спрятаться в туалете, ожидая, пока уйдут его покупатели. Такое случалось не так уж часто, но в один из таких раз ты услышала, как Ута оправдывает присутствие твоего запаха тем, что это "его следующая еда". В этом был смысл, но все же нельзя было не заметить дрожь, пробежавшую по позвоночнику. Несмотря на все моральные ожидания, с тех пор как ты узнала, что этот парень - гуль, ты стала общаться с ним гораздо больше, чем раньше. Это что-то общее. Теперь, когда пугающий мир постучался в твою дверь, тот, кто показал тебе его, стал твоей безопасностью и защитой, и точно так же, как Ута встает на твою защиту с беспокойством и, в конце концов, с легким чувством вины, это щекочет его душу, облегченную просто тем, что больше не нужно прятаться от тебя. Даже если теперь ты осознаешь, кто перед тобой, динамика между вами все еще хрупка, и прежде всего хрупка динамика между тобой и твоими внутренними страхами. На следующий день после трагического и одновременно сладкого вечера, который открыл перед тобой совершенно новую для тебя реальность, он сразу же позаботился о том, чтобы дать тебе необходимые рекомендации: если кто-то просит тебя о чем-то, любой человек, ты абсолютно точно должна мгновенно забыть, что он гуль. Поначалу ты даже обиделась. Неужели он думал, что ты настолько глупа, чтобы рассказать кому-то об этом? Неужели он думал, что ты станешь подвергать его опасности? Но вскоре до тебя дошло, что он так беспокоился не за свою безопасность. Он боялся за тебя. - Это очень опасно, - говорил он тебе, - если со мной что-нибудь случится, никто не должен знать, что ты знаешь, хорошо? Если со мной что-нибудь случится. В тот момент ты не могла сказать ничего умного, поэтому просто кивнула, но в сердце зародилось что-то горько-сладкое. Он опасен и в то же время находится в опасности. Ты в опасности от того, что находишься рядом с ним, во многих отношениях. Кто-то скажет, что ты совершаешь преступление, что ты не права, что ты заслуживаешь наказания только потому, что тебе нравится его общество. Но ты не можешь чувствовать себя виноватой. У тебя так много вопросов к нему, но за те дни, что прошли с момента откровения, ты не задала ему ни одного. Тебе так трудно понять, что ты чувствуешь. Он убивает, ест людей - это теперь известно. Он один из тех монстров, о которых так много говорят в новостях, один из тех монстров, которых нужно уничтожить. И все же сейчас ты находишься там, наблюдая за пустыми, плачущими глазами маски за витриной. Должно быть, он сделал это недавно, ведь видишь в первый раз. Но все равно ты там, в потайном магазине, где, открыв ящик, рискуешь найти коробку с человеческими глазами, и больше всего тебя пугало то, что до недавнего времени ты не могла добиться той реакции, которую от тебя ожидали. Ты продолжаешь смотреть на маски и на него, как и до прошлой недели, хотя знаешь. Ты не говорила ему, но все это не давало тебе покоя по ночам. Ты всегда думала об этом, каждое мгновение тратила на то, чтобы найти выход из того клубка мыслей и эмоций, которые проносились в тебе и в его присутствии, и в его отсутствие. Примириться с собой было трудно, почти страшно, но в конце концов ты приняла это. У тебя не было другого выбора, кроме как принять это. Он ест таких, как ты, но если бы он этого не делал, то не смог бы существовать... - Мне нравится эта маска, - так грустно, так страшно, душа несчастного дьявола в аду. - Правда? Я недавно сделал ее. Но знаешь, если честно, она вызывает у меня странное чувство. Даже если он не смотрит на тебя, он внимателен к тебе. Даже если он сидит на своем табурете, где ты стоишь, он слушает тебя, он воспринимает тебя гораздо больше, чем ты его. Теперь ты знаешь... кто-то в этом жестоком мире должен умереть, и ты не хочешь, чтобы этим кем-то был Ута, несмотря на цену. Да, цена, та цена, которую ты не заплатила. Теперь тебе предстоит решить еще одну проблему с собой, признать что-то еще, такое хрупкое и такое сильное вместе. Ты подходишь к нему, чтобы посмотреть, над чем он работает, точнее, чтобы увидеть его. Каждый раз, глядя на него, ты сразу вспоминаешь, что он гуль, но в то же время как будто забываешь о нем. Вы уже много времени проводите вместе, но каждый раз тебе хочется большего, и тебя не волнует, насколько это неправильно. - Послушай, - его спокойный голос быстро отвлекает тебя от мыслей, - Ты была довольно тихой в последнее время. Ты хорошо себя чувствуешь? Его руки ни на минуту не останавливаются, чтобы работать, создавать. У него, конечно, есть сроки, в которые нужно уложиться, но то, что он делает - это не просто работа, это искусство. Ты ощущаешь привилегию наблюдать за его работой. - Прости, ты прав, в последнее время я слишком много думаю. Ты просто смеешься, немного смущаясь и немного странно и искренне забавляясь таким поворотом событий. Пока ты рядом с Утой, ты снова можешь улыбаться, несмотря ни на что. Ты придвигаешься ближе, чтобы получше рассмотреть его пальцы, переплетающие ленты и ремешки. Кто знает, как он это делает. - Неужели это такая большая проблема, что я гуль? Его слова обрушиваются на тебя, как холодный душ, прерывая все размышления, но с его стороны они были необходимы. Ута тоже испытывает странное удивление. Его умелые руки прерывают искусство, удивляясь тому новому сомнению, которое до сих пор он игнорировал. Нет, на самом деле он не игнорировал его. Просто оно всегда представлялось в тысяче других формулировок, которые никогда не задавались таким спокойным вопросом. Он испытывал это клеймо, это исключение из красоты мира тысячью болезненных способов, но никогда так, как сейчас, с тобой. И снова возвращается тот мир, который бежит слишком быстро для него, тот мир, который "любит только людей", но в своем эгоизме он молится в стороне, чтобы ты смогла отказаться от этой любви, которую дарит тебе этот великолепный мир, чтобы остаться там неподвижной, с таким Пьеро, как он. На мгновение Ута не знает, как поступить: продолжить работу, чтобы избежать твоего взгляда и защитить себя, или рискнуть взглянуть на тебя, открыв твои эмоции. Но прежде чем он успевает принять решение, он чувствует твое движение. Ты даже не знаешь, что на самом деле делаешь, просто понимаешь, что по какой-то причине в этот момент тебе нужно почувствовать его как можно лучше, чтобы понять, чтобы разобраться в себе. Стоя на коленях на холодном полу, в интимном уединении закрытого магазина, ты без страха позволяешь своим рукам обхватить его талию. Твоя голова лежит у него на коленях, прижавшись к нему настолько, насколько это возможно. Он никак не реагирует, просто смотрит на тебя, не отрываясь. Внезапно он чувствует, как в нем поднимается злобное беспокойство. Что ты делаешь? Он не может прочитать, что это значит? По какой-то причине он не чувствует твоих объятий, словно не видит их среди возможных вариантов. Ты обнимаешь кого-то другого. Прижимаясь к его животу, ты приближаешься к человеческим жертвам, похожим на тебя, а не на него. Между вами нет моста, в это невозможно поверить. Не может быть, чтобы ты, маленький хрупкий человечек, действительно мог принять что-то настолько большое, он не может просить тебя об этом, думает он... и все же... - Мне нравится, - твои слова легкие, робкие и даже пугливые. Страх перед масштабом того, что ты говоришь, перед тем звериным признанием, которое ты открываешь, - Что ты - гуль... Мне это нравится... И это суровая правда. В нем есть что-то такое, что привлекает. Привлекает осознание того, что эти нежные губы могут укусить тебя и завладеть твоей плотью, что эти легкие руки могут разорвать тебя на части. Это ощущение опасности, которое он дает тебе, заманчиво, и то доверие, которое ты ему оказываешь, заставляет тебя наслаждаться этим осознанием. Тебе трудно это признать, но ты не можешь игнорировать это, не можешь оставить его в неведении. И снова твои слова переворачивают его сцену, разрушают ее и перестраивают в соответствии с новыми требованиями. Он удивлен, ты чувствуешь это по его дыханию, которое на мгновение замирает, прижимаясь к твоей щеке. Ему нравится в тебе одно: он не может не верить тебе. Неважно, насколько эти слова могут противоречить всему, чему его научила жизнь, но если говоришь ты, значит, для него это правда. Его нежные пальцы переплетаются с твоими волосами, легкие, почти стеснительные. Его рука ласкает тебя терпеливо, осознанно, почти как ласкают ребенка, пока он держит тебя в сладостном сжатии. - Правда? Его спокойный вопрос о нем - это не просьба о подтверждении, а желание услышать от тебя те слова, которые он никогда не может сказать. Ты поднимаешься со своего места, вставая на ноги, но неожиданно тебе не дают отойти от него. Теперь его руки обхватывают твою талию, и ты оказываешься зажатой между его коленями и руками, но не сдавленной. Его глаза внимательно смотрят на тебя, его причудливое лицо не выражает ничего, кроме спокойного самообладания - которое совсем не отражает колебаний его сердца. - Я думаю... это часть тебя, иначе ты не был бы прежним. Мне это нравится. Ты не знаешь, с какой смелостью ты произнесла эти слова, такие уверенные и искренние. Ты не смущаешься, возможно, потому, что вы оба любите тот маленький мир, который принадлежит только вам, где вас никто не видит и не слышит, то, что находится за кулисами цирка жизни. И именно твое видение реальности нравится ему, именно оно ему нужно. То, что ты ставишь Уту перед гулем, то маленькое и естественное подтверждение, которое ты всегда ему даешь. Именно это все еще дает многим надежду - существование такого человека, как ты, который умеет видеть вещи в том порядке, в котором их следует видеть. Это тот принцип, по которому существует любовь между людьми и гулями. Легкая и ласковая улыбка, нарисованная на его губах, - лишнее тому подтверждение, ничего больше. - Я мог бы съесть тебя... - Я знаю, - но ты этого не сделаешь. Ты должна быть для него едой, ты и есть еда. Ты - возможная еда, но ты также и человек. Ты кто-то. Ты говоришь, смеешься, шутишь, плачешь, злишься... и со временем он научился хотеть сохранить все это, потому что ему нравится, какая ты есть. Хотя ты можешь быть для него источником жизни, одна мысль о том, чтобы питаться тобой, становится для него болезненной. Мысль о том, что он может поглотить тебя, поглотить тебя, заставить тебя исчезнуть из мира, проглотить твое тело, твой смех и слезы, твой голос, зовущий его по имени... стала чрезвычайно болезненной. И он также уверен, что ты не совсем понимаешь, что говоришь, он уверен, что ты хотела бы многое изменить в нем, если бы только знала, но пока что все в порядке с тем, что ты знаешь только эту драму. Действительно, нет, это не сцена. Ута - это Ута, целиком и полностью. То, что ты знаешь - это настоящий и истинный фасад Уты, который ты заслуживаешь знать, в этом нет ничего плохого, и он уверен, что ты это знаешь. Все люди строят отношения по образцу, и ты тоже, но это не значит, что с ним ты меньше правдива, чем с другими. То же самое относится и к нему, и, несмотря на это, он понимает, что привязанность, которая связывает его с тобой, не изменится, когда он будет разговаривать с Ренджи, и даже когда он окажется в центре аукциона. Ута - это всегда Ута, а ты - это всегда ты, независимо от того, где ты и с кем ты. Два чрезвычайно сложных существа, монстр и жертва, которые все же разделяют нечто столь глубокое и в то же время твердое и конкретное. Его губы слегка изгибаются в неясном выражении скрытой сладости. - Хорошо. Его рука скользит по столу, когда он встает, но ты не замечаешь этого, слишком сосредоточенная на том, чтобы убедиться, что другая рука не перестала касаться твоих бедер. Только когда что-то падает тебе на лицо, ты просыпаешься. Ты не сразу понимаешь, что это, но маска, по-прежнему белая и безымянная, теперь на тебе, поддерживаемая им. Прежде чем ты успеваешь что-то сказать или попросить объяснений, Ута оказывается рядом с тобой, так близко, что ты чувствуешь, как твердый материал слегка вибрирует на твоих щеках под его дыханием. Еще слишком рано, все слишком деликатно, чтобы произносить между вами определенные слова, давать волю глубоким и примитивным чувствам, в которых нет ничего запретного, хотя общество хотело бы, чтобы ты в это поверила. Не из страха, что ты не признаешься в том, что известно вам обоим, а просто ради удовольствия насладиться этим моментом, тем, что было до него, тем, что сладко хранит ласковую тайну. Именно поэтому поцелуй приходится на жесткие и холодные губы маски - легкий барьер, отделяющий нежность прикосновения от тебя. Поцелуй, который не возбуждает ничьего аппетита, а лишь молчаливое признание чего-то очень большого. И как маска появилась, так она и исчезает, возвращаясь на свое место, оставляя тебя обнаженной и недоверчивой. Ута тоже уходит, возвращаясь к шкафу с запасами, оставляя тебя неподвижной и ошеломленной перед этой почти сказочной ситуацией. - Ута? - Да? Его ответ всегда готов, пока он роется в рулонах ткани. - Что это было? Его спокойное лицо поворачивается к тебе, и ты достаточно хорошо его знаешь, чтобы заметить легкий веселый блеск в его глазах. - Что это было? - Вот это! Ты знаешь! Его легкое веселое фырканье дает понять, что ответа ты не получишь, - Наверное, ты размечталась.