time is up

Антон приподнялся и довольно пошагал в сторону кухни. Пока он шел, думал обо всем, что произошло за эти полтора суток: ничего не понимал, хотя относился к этому с великим любопытством. Каким образом все так сложилось? Так совпало? А что будет дальше-то?  В голове парня промелькнула странная, но приятная мысль: А что если он тот, кто мне нужен?  Однако быстро отогнал ее и занялся самокопанием, все, как он любит:  Что за бред мне уже в голову приходит?! Я вроде спал нормально, в трезвом уме вдобавок. Да если и так, то для чего нужен? Просто нужен? Не бывает такого! Это бред. Я, конечно, многого не знаю, но все же могу в чем-то разобраться сам?  С кухни раздался крик:  — Антон! Ну где ты там застыл? До кухни несколько шагов!  — Я бегу.  — Я вижу!  — Да иду я, иду!  Его шаги прервало уведомление. Антон быстро подбежал к телефону и решил проверить, от кого же сообщение. Если честно, он сразу подумал о его друге, забив на чье-то отправленное смс.   — Винс еще не забыл про меня, надеюсь… Ведь так?… От него не было уведомлений. Ни одного.   Внутри все трескалось: он не мог принять, что забыл про человека, который впервые за долгое время ему так сильно приглянулся. Да еще он наверняка думал о том, что Антон просто игнорировал и не писал, потому что ему это неважно.  Навязчивые мысли Антона о самом себе были сильнее разума. Он схватился за голову, а потом виновато закрыл ладонями глаза.  Арсений выглянул из-за стены. Увидев, что Шастун сидит в растерянном виде рядом с телефоном, он оставил чайник на столе и пошел напрямую к юноше.  — Что случилось?  Антон огорченно посмотрел на учителя, а тот в свою очередь устроился рядом с ним, Шаст ответил коротко и ясно: — Ничего, все как обычно.  — Мама?  — Нет, но это неважно.  — Тебе, как мне кажется, очень важно.  — Не могу рассказать особо. Разве что, в двух словах.  — Как хочешь, я послушаю. Если это возможно, постараюсь помочь.  — У меня есть друг, правда он не живет в нашем городе, мы виделись только в начальных классах, потом перестали общаться, в итоге, все равно в один день списались. Мы общались почти каждый день по несколько часов. Мне кажется, это тот, ради кого я мог не спать всю ночь, лишь бы подольше посидеть поболтать. Но я все испортил: я не писал ему, а он не писал мне. Ведь я просто физически не мог ему написать!  Глаза Антона засверкали и грустью, и злостью.  — А я думал, что важен ему! Видимо он общался со мной только когда было скучно. Говорил, что занят и занят: на то, чтобы спросить, как я и что у меня в жизни творится, он отводил максимум 5 минут, и то, я не успею спросить, как там у него дела, сразу же сливался. Что я делаю не так? Почему он не побеспокоился, что я не написал ему ни единой строчки, хотя бы, что я в сети не был уже день!  Парень снова схватился за голову, прижав колени ближе к себе.  — Антон.  — Да, я понимаю, Вам совсем неинтересно, наверно. Я просто скучный, и любые взаимоотношения с людьми мне даются плохо. Я сильно переживаю за то, что не так сказал, возможно показались мои слова обидными, я не интересен собеседнику.  — Антон, послушай. Ты не думал, что он реально занят, ты себе уже надумал, что он там с «кем-то лучше тебя».  — Почему он тогда не писал? Хотя раньше тоже было несколько раз: он пропадал из сети.  — Ну вот. В этот раз точно.  — Может у него что-то случилось? Боже, надеюсь, что нет. Мне стоит написать ему. Да! Так и сделаю, прямо сейчас.  — Хорошо, что ты понял. Умница.  Арсений медленно встал и опять ушел на кухню, дабы налить чай ученику и себе заодно. Шаст, как только отправил сообщение, оставил телефон и побежал к хозяину квартиры.  Усевшись поудобнее, Антон поднял кружку, но его остановил Арсений Сергеевич.  — Будешь пирожные? Там в холодильнике, может видел, стоят. Я буше люблю, надеюсь, ты их ешь.  — О да! Еще как! Одни из самых лучших, как по мне!  — Тогда бери — не стесняйся.  Парнишка все равно не мог взять нормально пирожное, ведь тряслись руки. Он не может есть с малознакомым человеком, хотя казалось, что тут ничего такого страшного не произойдет.  Арсений долго смотреть на старания Шастуна не смог, в итоге, он вытащил буше и протянул его парню.  — Спасибо…  — Не за что. Почему ты все еще так реагируешь?    — Я не знаю… Мне просто стыдно как-то.  — Чего ты боишься?  — Да ничего, наверно…  — Знаешь, я…  Раздался телефонный звонок. Арсений выглядел обеспокоенным, сорвался с места и пошел в коридор.  Антон даже не знал, что и думать:  Что-то случилось на работе?  Что-то случилось с близкими?  Что могло случиться?!  Парень затрясся еще сильнее, чем до этого. Глаза бегали, словно маленькие котята, когда их выкинули на улицу, и приходилось бегать от собак, не в качестве игры, а чтобы хоть как-то выжить. Антон не знал, что ему и думать: неизвестность убивала его изнутри. Промелькнула мысль большим баннером, который он увидел прям перед глазами.  — Почему я так реагирую?  Ответа не последовало. Голова была полностью пуста.  Дверь громко хлопнула. Парень быстро среагировал и подбежал к выходу, чтоб  хоть немного понять, что происходит.  Еле слышно, как Арсений Сергеевич отвечал коротко только «я не понимаю», «да» и «не знаю». Шастун отошел от двери, все еще не выяснив ровным счетом ничего.  Антон не успел уйти на кухню как на всю лестничную площадку разнесся крик: «Да что я мог сделать?! Каждый на моем месте поступил бы так же!». В этот момент парень явно понял, что это его мама развела этот скандал.  Шаст напряг челюсть, ведь понял, что случилось: — Димка, проболтался, козел! Тоже мне друг! Блять, надо отойти от двери быстрее. Учитель с грохотом закрыл дверь.  — Не притворяйся, что ничего не слышал.  — Я…но что… — Собирайся. Ничего не говори. Живо.  Шастун понял, что сейчас лучше замолчать и не раздумывая собраться.  Они не проронили ни слова. Дойдя до лифта, они переглянулись. Сказать можно было много, но нужно ли это сейчас? Антон всё-таки не выдержал: — Простите, что так вышло.  — Я зол, но не на тебя, а на эту ситуацию. Мне стоило сразу сообщить твоей маме. Кстати, как друг? Не ответил?  — Нет.  Он огорченно замолчал. Преподаватель не стал ничего говорить: было бесполезно, возможно разговор только усугубит ситуацию.  Сев в черный автомобиль, Антон посмотрел на Арсения Сергеевича щенячьими глазками. Он как обычно чувствовал себя виноватым. Мысли в голове посыпались градом, причем таким крупным.    — Почему я сразу не мог написать и извиниться? Все бы было нормально, а тут я его расстроил. Я не знаю, что делать, я правда чувствую себя виноватым. Почему я такой?  Рассуждения продолжались, точнее кололи его одним из самых тупых ножей, нанося еще глубокие ранения. Шаст сам себя заедал, отрывая каждый раз какую-то важную детальку от его души.  Антон практически все время смотрел в окно. Оно и понятно: погода была такая же, как и его внутреннее состояние — беспросветное небо, где даже нет намека на какой-то пробивающийся луч. Хотя Шаст задумался, но боковым зрением он видел взволнованного Арсения Сергеевича. Он несколько раз поворачивался, чтобы посмотреть на ученика. Казалось, что его лицо стало бледным, как луна.  Подъезжая к дому, на светофоре, который всегда горел единственным цветом, сколько Антон его видел. Шастун хотел уже что-то сказать преподавателю, но они синхронно повернулись. Их глаза встретились. В обоих лицах читалась, с одной стороны, детская беспомощность, с другой, — сдержанность. Сзади послышался громкий звонкий звук машины. Арсений понял, что эта минута была долгой, и все машины, которые он пропускал, давно проехали, а за ним — еще автомобилей пять.  Машина резко поехала так, что парнишка вдавился в сиденье.  Спустя некоторое время они остановились. — Приехали.  — Спасибо, Арсений Сергеевич.  — Удачи, Антон. Не спались только, что курил!  Преподаватель подмигнул. Шаст вышел, стараясь аккуратно закрыть дверь. Перед ним стоял «дом», который и не хочется называть настоящим домом. В этом месте всегда царили хаос, хоть здесь и было всё убрано, стояло на своих местах, и напряжение, но только это явно не единственные неприятные ощущения, которые Антон чувствовал, даже не входя в квартиру. «Дома» всегда происходило что-то из вон выходящее: здесь каждый вечер, когда он был еще совсем маленьким мальчишкой, примерно в классе четвертом-пятом, после школы, мама учила с ним уроки, обвиняя его в тупости и нежелании учить математику, здесь он впервые попробовал царапать руки до крови и синих следов от ногтей, здесь он пострадал от пули, выпущенной из пистолета собственным отцом. Как бы Шастун не жил здесь целых 18 лет, никогда не понимал, что с «домом» не так.  Антону все же надо было зайти в квартиру — мама всё-таки ждет.  Взволнованная женщина стояла в коридоре, выслушивая шаги ее сына. Дверь открылась. На лице мамы появилась улыбка, которая переросла в слезы счастья.  — Я сильно боялась, что ты где-то в беде, а еще сильнее скучала по тебе.  Антон виновато посмотрел на нее и обнял. По щекам потекли соленые капли. — Все хорошо, мам. Я тут. Со мной всё в порядке.  — Ты бы знал, как я тебя люблю!  — Я тоже тебя люблю.