Justice of digital

      — Йодо?! — голос Шикадая потонул в добравшемся до кабины гуле. Он начал подозревать что-то нехорошее уже в тот момент, когда его стало сильно трясти и внезапно вдавило в обшарпанное кресло так, как будто бы он получил удар от Чо-Чо под дых, да еще и ее рукой после Техники Частичного увеличения тела. А когда до него дошло, что значит слово «Форсаж», то только самообладание шиноби, тренированное годами, удержало парня от того, чтобы машинально не освободиться от ремней безопасности и не упасть на пол.       Но зато теперь Шикадай был точно уверен, что они удирают от противника на высокой скорости!       — Преодолели звуковой барьер, господин наследник. Теперь они не смогут нас догнать. Как и предполагал Шинки, Машины Марса не приспособлены к прохождению сквозь плотную атмосферу нашей планеты на высоких скоростях, — Йодо каким-то образом удалось надеть на него наушники и сохранить самообладание.       Шикадай же не переставал следить (и восхищаться!) за ее уверенными движениями — машину Йодо пилотировала безупречно! В них пока еще ни разу не попали, хотя для этого ей приходилось совершать очень крутые маневры. Секунду назад небо с землей поменялись местами, а вот теперь, судя по стремительному уменьшению размеров быстро удаляющейся вправо Конохи, они поднимались, стремясь достичь облаков!       Внезапно подъем-перевороты «Саранчи» прекратились. Наступила настоящая тишина. Давление на организм стало ровным, и Шикадай взглянул на Йодо с нескрываемым восхищением.       Золотоволосая девушка сняла наушники и, предоставив «Саранче» самой перестраивать и подбирать маршрут до Суны, откинулась на кресле пилота и, заложив руки за голову, закрыла накрашенные розовыми тенями глаза. Шикадай успел заметить капельки пота, покрывающие ее лоб, и мелко подрагивающие мышцы рук.       Так же выглядела его мать после длительных тренировок с Мирай или другими шиноби и куноичи Конохи, которым она помогала развивать Стихию Ветра. В Деревне Скрытого Листа ей обладали немногие, но, так как изучению Футона, как и техникам владения другими природными стихиями стало уделяться особое внимание только во времена Седьмого Хокаге, на мать свалился огромный пласт работы еще и кроме той, что ей надо было успевать сделать по дому и в угодьях клана Нара. Хорошо хоть, что бабушка всегда была на подхвате.       Шикадай краем уха слышал, что поначалу Ёшино-сама недолюбливала маму за ее песчаное происхождение, и, в конце концов, дошло до того, что прямо перед родами Темари собрала свои нехитрые пожитки и рванула обратно в Суну… но по дороге попала в песчаную бурю и вынуждена остановиться. Буря шла прямо на незащищенное крепкими стенами поселение, которое было важным перевалочным пунктом на пути караванов с товарами, курсировавшими между Страной Ветра и другими Великими странами. У матери же не было ни времени, ни средств связи, чтобы предупредить об опасности, и поэтому она рискнула попробовать самостоятельно перенаправить летящие на поселение тонны песка при помощи одного лишь веера! Наверное, ей было очень тяжело принимать подобные решения, особенно будучи на последних месяцах беременности. И особенно, зная, что роды убили ее собственную мать…       — Мы могли погибнуть. Ты… могла погибнуть! — резонно заметил Шикадай, про себя подмечая, что из-под полузакрытых глаз, опушенных внезапно густыми черными ресницами, Йодо все же внимательно наблюдает за приборами. — Как вообще эти железяки прибывают сюда?       — Через порталы, созданные еще древними Ооцуцуки много сотен тысяч лет назад. Арая исследовал это и пришел к подобными выводам. Но тут у них с Шинки нет единого мнения, — Йодо все-таки вернулась к приборам, внутри себя немного расслабившись и решив, что, раз уж Шикадай в курсе всего, что происходит, от Боруто, то она может выдать ему и кое-какую не слишком важную, но в целом полезную информацию. — Шинки считает, что Машины непрерывно обучаются, и уже узнали о Земле достаточно, чтобы полностью освоиться на ней.       — Боруто предупреждал меня о подобном, — в задумчивости Шикадай потер подбородок, и потом снова взглянул на Йодо с нескрываемым восхищением. — И все же… не ожидал от тебя, что ты рискнешь всем, чтобы мы ушли от преследователей.       — Это был мой долг по отношению к Сунакагуре и семье Казекаге, — легонько поклонившись Шикадаю, ответила Йодо.       Она не лукавила. Пятый Казекаге еще в детстве просил ее присмотреть за Шинки и Араей. А узнав в ответ, как Йодо восхищается его сестрой, господин Гаара только усмехнулся и заверил, что с ее упорством Йодо еще превзойдет Темари. Тогда юная девушка с жаром поклялась в верности еще и семье своего Каге, чем вызвала у того искреннюю улыбку и даже некоторое смущение.       «— Клянусь Вам, что с сегодняшнего дня и впредь буду защищать жизнь и честь членов Вашей семьи, — торжественно произнесла тогда Йодо, упав на колени и склонив голову.       — Тогда… я объявляю тебя Надеждой Скрытого Песка и Хранительницей семьи Казекаге. Встань, пожалуйста, мне неловко, когда ты так делаешь.       Йодо встала. Ее голубые глаза встретились с светлыми глазами Казекаге Гаары.       — Просто присмотри за этими двумя оболтусами, которые всегда с тобой, чтобы они не натворили дел в мое отсутствие, — увидеть улыбку Пятого Казекаге можно было так же редко, как и идущий в пустыне дождь, но в последнее время то ли климат Страны Ветра стремительно менялся, то ли Гаара стал чаще улыбаться, глядя на то, как растут и крепнут его воспитанники. — А леди Темари будет рада, если ты хорошо повлияешь на ее сына, Шикадая»       А уж сейчас-то, когда Шикадай, был, скрипя зубами, но объявлен наследником Советом старейшин Сунакагуре, на Йодо лежала двойная ответственность за то, чтобы доставить его в скрытую деревню без задержек и проволочек.       Шикадай все смотрел на Йодо и почему-то думал о матери, которая точно так же, исполняя свой долг Принцессы Суны и защитницы Страны Ветра даже несмотря на страх… нет, не за себя, а за будущего ребенка, все же не смогла отдать поселение с сотней жителей на растерзание стихии. Множество крепостей и деревень засыпали бури с начала времен, хороня людей под толщами песка заживо, и совсем не шутил дядя Гаара, назвав свои техники «Песчаный гроб» и «Песчаные похороны».       Темари тогда удалось если не остановить, то отвести основной удар бури от поселения. Но, как и следовало ожидать, из-за большого выброса чакры у нее начались роды. Со слов матери, ей пришлось рожать самой, и она мучилась около суток — от заката до заката. Шикадая она практически выдавила из себя, буквально выцарапала из лап смерти. Обессиленная и потерявшаяся в буре, Темари бы не выжила в пустыне, если бы не доползла до недавно засыпанного песком оазиса и не выкопала сухих фиников, обеспечив себе хотя бы какую-то еду. Чтобы вымыть себя и новорожденного сына, Темари, собрав последние силы, ударила ветром в песок и освободила из-под подземной толщи тонкую струйку чистых подземных вод. Отец некогда рассказывал ей о подобном, и Темари, обливаясь слезами и вспоминая об этом, воздевала руки к небу, а потом — била и била ветром по поверхности, пока не почувствовала, как ее лицо заливает чистая, поднявшаяся из-под земли вода…       В это же время отец вместе с Саем Яманака носился на его нарисованной птице над всей Великой Пустыней, не имея никакого плана и просто прочесывая местами ровную как стол, местами — пересеченную обглоданными ветром скалами и дюнами местность, моля всех известных и неизвестных богов, чтобы Темари оказалась жива. Примечательно, что, быстро окрепнув, она самостоятельно добралась до поселения, где ей помогли, а потом, уже в пути вместе с караваном, идущим в Суну, ее нашел обалдевший Шикамару!       Шикадай улыбнулся, вспомнив, как мать рассказывала, что она специально вышла с самым медлительным караваном, чтобы Шикамару нашел ее первым. Иначе приди она к воротам Суны одна с ребенком, это бы вызвало просто неописуемый гнев молодого Казекаге, все-таки обожавшего до крайности свою старшую сестру!       И поэтому-то, сейчас наклоняясь к Йодо и поначалу решив воспользоваться своим правом будущего Казекаге, о котором любил с придыханием трепаться дядя Канкуро, и властно и с нажимом поцеловать девушку, потому что такая красавица…такая сильная… такое золотце…       В конечном итоге Шикадай ограничился просто робким поцелуем в щечку, потому как перед глазами внезапно всплыли светлые образы Шинки с его железными кулаками и Араи с его куклой-копией, наверняка содержащей внутри приблуды похлеще, чем у дядьки Канкуро.       Йодо, почувствовав на своей щеке чужие губы, охнула и вспыхнула пунцовым цветом. Щеки ее запылали, и окрыленный такой реакцией Шикадай, закрыв глаза и наплюнув на все, потянулся уже к ее губам. Примечательно, что Йодо грубо не отпихнула его, только в смятении отодвинулась, но выпущенные из рук Шикадая тени удержали ее от внезапного падения с пилотского кресла. Наконец, парню удалось поймать ее губы и крепко прижаться к ним.       Смущенная, Йодо не знала, что делать. Ей было очень неловко, ей надо было доставить не «этого дурака Шикадая Нара», а наследного Принца Суны в целости и сохранности, а тут… в общем, когда пальцы Шикадая запутались в ее волосах, а потом принялись ласкать мочку уха, Йодо сомлела.       Шикадай же про себя довольно улыбнулся, мысленно почувствовав себя по-настоящему великим стратегом из клана Нара, потому что довольно быстро догнал, где у этой бесстрашной (или безбашенной) девушки эрогенная зона…       А тем временем предусмотрительная «Пустынная Саранча» включила на фоне целующейся парочки одну из самых любимых любовных песен во всей Суне.

Надо же, надо же случилось как —

Я везу вам такой подарок!

Правду говорю, он прекрасен.

Это не пустые слова, ясно!

И если кто не верит мне,

То пусть придет и убедится сам.

Не спешите с выводами,

Ведь это действительно чудеса!

Мой любимый, ты не ждал,

Что ты будешь мне дорог так.

И я сама примчусь к тебе,

Покорюсь своей судьбе.

Но опасностей много на пути.

Тернии, враги — мне быстро не дойти.

Но обещаю, я дойду

И тебя скорей найду.

Мой любимый, нежный мой!

Влюблена в тебя давно.

Если кто нас разлучит,

Наша любовь соединит!

Надо же случилось как —

Я везу себе такой подарок!

Правду говорю, он прекрасен.

Это не пустые слова, ясно!

***

      Сарада точно помнила, что заснула не где-нибудь а в собственной постели, в своей комнате главного дома обновленного клана Учиха. Она выпроводила доставшего ее Шикадая Нара, едва не подравшись с ним, до этого выпроводила вон Сумире, едва не отпинав ее, спасибо чисто учиховскому хладнокровию и благоразумию, выпроводила еще и отца, как всегда толсто намекнувшего на ее нерациональность и непоследовательность, а также легкий суновский акцент. В целом день для главы клана Учиха закончился успешно, поэтому Сарада свалилась на футон едва ли не поленом подмены, подкидывать противнику которое их научил сам Шестой Хокаге.       И ведь последнее, о чем думала Сарада перед сном, была предстоящая инаугурация Девятого Хокаге, которым, с одной стороны к ее великому неудовольствию, но, с другой стороны, к ее большой радости за бывшего сенсея, становился Конохомару Сарутоби. Все возвращалось на круги своя, и Третий-сама в Чистом мире мог быть абсолютно спокоен за любимую деревню. Так, думая о предстоящем большом событии в жизни Конохи, Сарада и заснула, даже не сняв очки.       Проснулась она от ощущения, что кто-то осторожно проник в ее комнату.       — Потуши шаринган и убери сюрикен, даттебаса, — через мгновение прошипело у Сарады где-то за спиной, а дальше умелые и такие знакомые руки попытались аккуратно снять с нее белую шелковую сорочку, которую Сараде подогнала Чо-Чо, пожаловавшись на то, что она ей все же маловата в бедрах. Сорочка, к несчастью, не поддалась, поэтому ее порвали к екаям и навалились на Сараду, выдыхая ей в ухо про то, как некто сильно соскучился по ней. Чьи-то сильные руки по-хозяйски взялись за талию, и Сарада зашипела, когда они очутились у нее на груди, нагло и чувственно лаская.       — Ты хоть знаешь, сколько сейчас время, — попыталась повернуться и строго сказать она, но ее губы перехватили горячие, чуть сухие губы Боруто.       И тут Сарада вдруг поняла, какая жажда мучила ее до этого часа. Раз за разом она наливала себе чай — лучшие сорта, культивировавшиеся в клане еще со времен Мадары были теперь к ее услугам селекционными стараниями тети Каруи. Но даже такой элитный напиток казался ей то остывшим, то прогорклым, то потерявшим вкус и аромат. И сколько бы Сарада не выпивала чашек — она все равно не могла напиться. Потому что одним из самых светлых воспоминаний о Боруто было то, что когда на миссии ей хотелось пить, но Сарада упорно игнорировала подступившую к ней жажду, стараясь переносить лишения со стойкостью, которой ее клан славился в Конохе со времен ее основания, раздолбай Боруто внезапно нагонял ее и со словами «у тебя губы потрескались, пить хочешь, даттебаса!» протягивал ей свой термос, в котором плескался ароматный чай с травами, заваренный руками Хинаты-сама. И эти воспоминания вдруг нахлынули сейчас, в самый неподходящий момент, запахом любимого и желанного человека, когда рука Боруто так умела довела ее до исступления, что Сарада, кажется, громко закричала… и проснулась от собственного голоса, на автомате отвечавшего что-то спрашивающей ее из коридора матери!       «Вот уж и правда, мать твою! Интересно, в кого я такая горячая? В матушку? Но ведь Стихия Огня — это додзюцу отца, так что…»       — Сарада, ты не проспишь инаугурацию сенсея Конохамару, — певучий голос Сакуры доносился теперь из кухни, откуда пахло яичницей и свежеприготовленным острым соусом. Ошарашенная, Сарада заглянула на кухню и не поверила своим глазам.       Мама действительно хозяйничала на кухне, быстро-быстро шевеля посудой и открывая или закрывая крышки. Только вот вместо яичницы, салата и риса на тарелках Сарада увидела… нечто, похожее на водоросль или лишайник!..       Во-первых, Сарада ущипнула себя за руку. Расцветший на месте щипка красный синяк и боль были признаками того, что это не сон. Во-вторых, она активировала шаринган, и то, что она увидела, ее не обрадовало.       Да, это была Сакура. Ее мама. И одновременно это было нечто, которое уже нельзя было назвать человеком, потому что течение чакры в ней указывало на то, что ей манипулировало что-то животное, что-то бессознательное. И будь Сарада с менее крепкими нервами, то ее бы сейчас вырвало.       — Отойди отсюда, пожалуйста, — Сарада внезапно услышала знакомый голос.       Мицуки??? Но как?       — Сарада, мне горько это говорить, но твоя мама подверглась заражению Грибницы, — голос Чо-Чо уже по-настоящему вывел Сараду из транса. Она оглянулась, и увидела подругу в новейшей защитной экипировке, видимо, из разработок Мицуки.       — Сарада, не беспокойся. С твоей матерью все будет в порядке. Мы поместим ее в стазис в одном из убежищ моего родителя, — впервые за долгое время отсутствия голос Мицуки не успокаивал, а как раз наоборот, настораживал Сараду. — Саске-но-доно знает, и сам санкционировал эту операцию.       — Что с ней? — только и могла выдавить из себя Сарада.       — Мы точно не знаем? — снова печально вздохнула Чо-Чо. — Кроме того, мы не знаем, какими силами Грибница наделяет шиноби, поэтому… сейчас тебе лучше уйти отсюда.       — Ну уж нет! — в Сараде внезапно начала нарастать ярость. И бессильная злость по отношению к себе. Надо же! Пока она собирала и буквально по крупицам восстанавливала клан Учиха, периодически мечтая о том, как они с Боруто рано или поздно будут вместе где-то на задворках ее не привыкшего к пустым мечтам и созерцанию сознания, ее родная мать была в опасности! — Я лично возглавлю эту операцию!       — Сарада… — Мицуки хотел ей что-то сказать, но внезапно тысячи липких клейких нитей непонятной субстанции со всех сторон ринулись на них.       Зажегся мангекё шаринган с рисунком солнца. Сарада невольно сжала свой медальон и тоже бросилась в атаку.

***

      Бывший глава клана Хьюга уже битый час пялился на переданный ему одной из кукол Ооцуцуки свиток.       В свитке не было ничего интересного. По крайней мере, ничего из того, чего бы не ожидал Хиаши Хьюга. Но, как оказалось далее, писавший ему Тонери Ооцуцуки имел хорошую память, а память у любого человека на то, в чем его обнесли, всегда становится отличной.       «Достопочтимый и глубокоуважаемый глава клана Хиаши…»       Хиаши охнул и едва не выронил пенсне, подаренное ему в знак доброй воли еще кем-то из уважаемых джоунинов Кирикагуре кто бы вспомнил на какую дату. Он взглянул на мнущуюся рядом в красивейшем традиционном наряде Ханаби, которая давным-давно уже была новой главой клана. Ладно, пусть будет так, тем более что у Ханаби сегодня большой день — ее Конохомару-чан наконец-то станет Хокаге и, может быть, они, наконец, перестанут обжиматься по углам как дети.       Светлый, как у невесты, наряд, внезапно выгодно подчеркивал пышные формы дочери, что, учитывая ее уже почтенные для невесты клана тридцать лет, было совсем не мудрено. У женщин клана Хьюга по какой-то непонятно природной причины все росло как на дрожжах. Видимо, поэтому они вечно были в центре внимания, но Хиаши сейчас беспокоило совсем не это.       «… кроме того, что справляюсь о Вашем здоровье, хотелось бы также знать и как дела у моих дорогих племянников — Боруто и Химавари-чан…»       Хиаши усмехнулся. Тонери и правда надеялся, что он если и знает, то сдаст ему, где сейчас Боруто? Надо же, оказывается, Ооцуцуки тоже могут стареть!       «…Особенно переживая за Химавари-чан, наверное, уже вошедшую в пору своей прекрасной девичьей юности…»       Так-так-так. Это уже что-то новенькое. Хиаши напрягся. Читаем дальше.       «…Мое сердце любящего дяди…»       Врешь, нет у тебя такого сердца! Все твои действия, Тонери, были всегда продиктованы твоей собственной выгодой!       «…Мое чувствительное сердце любящего дяди просто не может остаться в стороне после того, как девочка практически осталась сиротой. Поэтому, я считаю, что Химавари будет лучше, если она окажется под покровительством уважаемого в наше время человека. С Вашего разрешения, я бы хотел, чтобы Хима-чан стала моей женой. В моем уютном доме на Селене…»       Ками-сама! Опять он за свое!       Хиаши едва не выронил свиток, схватившись за голову. В последнее время он стал сдавать, но не настолько же!       Вот значит, что задумал Тонери, этот расчетливый сын побочной ветви Ооцуцуки! Ему внезапно снова понадобился, как бы сказала продвинутая в этом деле Хима, апгрейд своих способностей! Неизвестно, знает ли он, что Химавари является джинчуурики и последней хранительницей чакры Девятихвостого Курамы, но пока она в безопасности, у Конохи есть хоть какой-то шанс бороться с засилием этих инопланетных богов или кто они там! Хиаши еще не выжил из ума, чтобы заключать договоры с тем, кто до этого похитил и едва не уничтожил обеих его дочерей, и поэтому… нужно было найти какой-то способ отказать Тонери так, чтобы не навлечь на себя кару от его высших соплеменников.       Хиаши долго жевал губами, недовольно смотрел на Ханаби, крутившуюся вокруг зеркало и тщательно поправляющую прическу и наряд, как будто бы она действительно собирается на свою несостоявшуюся свадьбу, вспомнил почему-то о том, как некогда юный Конохамару посмел явиться к нему и с жаром поклялся защищать Ханаби… Стоп! Кажется, решение найдено!       Хиаши улыбнулся про себя! Точно! Как это он мог забыть, что клин клином вышибают, как говаривают на просторах Ледяных Пустошей мира шиноби.       Однажды он стал свидетелем посещения своего непутевого зятя его такими же непутевыми друзьями из деревни Скрытого Песка. В свое время Хиаши посмеивался над дружбой между Наруто и Гаарой, которого он считал чокнутым, особенно после нападения Песка на Коноху. Но время шло. Гаара стал уважаемым человеком, только вот уж то ли слишком набожным, то ли слишком разборчивым в плане женщин, поэтому в конечном счете он взял себе в сыновья мальчика, которого нашел в пустыне. Хиаши как раз и видел тогда этого мальчика рядом с Казекаге, но особо не приглядывался. Он бы вообще не обратил внимание на этих песчаных, если бы на шутку Наруто о том, что он переживает за свою маленькую дочку, мальчишка в железном плаще с жаром не поклялся защищать Химавари! Хиаши еще подумал тогда, что тот свято верил в то, что говорил.       Но сейчас дело принимало немного другой оборот. Хиаши Хьюга был в курсе, что поставленный в Суне для надзора наместник из клана Ооцуцуки был жестоко побит бандой каких-то местных бунтовщиков, главарем и идейным вдохновителем которых, опять же по неподтвержденным слухам шпионов АНБУ, являлся этот самый парень. Лишившись отца, в глазах господствующих Ооцуцуки он превратился в изгоя и опасного преступника, тем не менее, здорово достававшего их имущество своими вылазками. Находившаяся под покровительством Ооцуцуки деревня Скрытого Песка громко отстранялась от него, но тут уже читая доклады собственных шпионов, Хиаши узнал, что множество людей, в особенности молодежи, негласно, а кое-когда даже в открытую поддерживают этого Шинки Сатецу.       Шпион также озаботился достать фотографию этого наглеца. Хиаши сначала мельком взглянул на нее, а когда взглянул на нее еще раз и более внимательно, то одобрительно покачал головой. Да от одного вида такого великана, да еще и с окутывавшим его железным плащом, по желанию легко превращавшимся в какие угодно металлические предметы, а также обладающим сильнейшей стихией магнетизма и в буквальном смысле способного метать молнии, у любого бы подогнулись ноги! Кроме того, исходя из его успешной борьбы с машинами Ооцуцуки было ясно, что мужчина довольно умен. А если он унаследовал еще и пыл и дух Гаары, который ради Наруто в свое время поднял на уши весь мир шиноби, то как знать, как знать…       Хиаши улыбнулся и машинально потер руки друг об друга. Может быть, удастся обернуть дело так, что формально-то они не откажут, но вот реально у Тонери скоро начнутся большие проблемы в Скрытом Песке, в который, как следовало из начала письма, его по милости достопочтимых Высших родственников теперь отправляют в качестве наместника.       Хиаши убрал пенсне и довольно улыбнулся. В свидетели Хамуру и Хагоромо, он еще не разучился пока плести интриги, и, если повезет, эти двое мужчин сцепятся насмерть в схватке за малышку Химавари, которую тем временем спрячет ее жених Иноджин, с кланом которого было давно все оговорено.       — Ханаби, дай мне два свитка и печатку, — потребовал он. Хиаши Хьюга уже давным-давно вставал с постели только при крайней необходимости.       И когда все необходимое уже стояло перед ним на столике, Хиаши написал два коротких письма.       Одно предназначалось Тонери и написалось довольно быстро.       «Глубокоуважаемый Тонери Ооцуцуки! Учитывая наше и Ваше нынешнее положение, я просто не могу не удовлетворить Вашу скромную просьбу. Моей любимой внучке совсем не помешает Ваше покровительство, поэтому считайте, что все уже решено. Свадьба будет назначена, как только скажете»       Пришлось наплевать на все обычаи с омиай и прочими расшаркиваниями, ну да ладно.       Следующее письмо было положено в непроницаемую капсулу, и Хиаши заставил своего доверенного шпиона проглотить его, чтобы оно ни в коем случае не было найдено и обязательно дошло до адресата.       Содержание его дословно было следующим.       «Повелитель Суны!..» С титулом Хиаши предпочел не мелочиться, иначе на его просьбу просто бы не обратили внимания. Итак…       «Повелитель Суны! Клан Хьюга из Конохи обращается к Вам с просьбой выполнить Ваши устные договоренности по отношению к его молодой химэ. Как ни прискорбно это признавать, но мою единственную и горячо любимую внучку принуждает к кровосмесительному браку человек из клана Ооцуцуки, имеющий определенную долю связей и власти. Это наш дальний родственник, но, в свете последних событий, даже я как некогда сильнейший представитель клана Хьюга, не могу повлиять на него. Однажды Вы поклялись ее отцу, Седьмому Хокаге-сама, перед большим количеством уважаемых шиноби, в том числе и перед Вашим собственным отцом, что будете защищать ее честь и достоинство от всяких посягательств. Но сейчас, когда Вы так нужны, Вы почему-то забыли о ваших клятвах, а меня, старого человека, вынуждают отдать бедную Химавари самому отвратительнейшему и гнусному созданию, способного не только посягнуть на ее девичью честь, но и вырезать глаза.       Поэтому прошу Повелителя Железного песка прострить свою суровую карающую руку на голову Тонери и восстановить справедливость»       — Отец, — Ханаби внезапно возникла перед ним, и не было сомнений, что она была в курсе содержания обоих писем, ибо бьякуган. — Отец, ты его видел?       Ханаби ткнула аккуратно наманикюренным по последней моде ногтем на фотографию.       — Этот огромный мужик просто сожрет Химу-чан!       Хиаши еще раз и более внимательно взглянул на фото, сделанное шпионом, прикинувшимся наемным рабочим и проникшим таким образом в Суну.       Высокий широкоплечий молодой мужчина с иссиня-черными растрепанными волосами, спускавшимися крупными завитками по крепкой, привыкшей к тяжелому физическому труду спине, правил слетевшие с петель Главные ворота деревни, подняв их своими Железными руками. Да и собственные руки у него — мускулистые в предплечьях и одновременно жилистые, привыкшие, кажется, более к молоту нежели к кабинетным трудам (ходили слухи, что он раньше был кузнецом деревни) — почему-то внушал Хиаши куда больше доверия, чем льстивые речи Тонери, несмотря на все его клятвенные заверения о раскаянии и исправлении.       — Если он действительно считает себя сыном и наследником Казекаге, то нашей Химе-чан ничего не угрожает, — определенно ответил Хиаши Хьюга, опускаясь на свое любимое спальное место и с чувством выполненного долга закрывая глаза.       — Ну да, — восхищенный взгляд Ханаби снова упал на фотографию и, задержавшись на плохо пропечатанных на снимке рельефных квадратиках живота, ниже по поясу предусмотрительно перебинтованных тканью от таких вот любопытных взглядов, — Скорее, этому парню следует опасаться излишнего внимания нашей дорогой художницы, которая обожает рисовать с натуры!