Ложь под доспехами

Утром меня разбудил громкий храп главнокомандующего Двалина. В комнате царила тишина, только этот противный, отрывистый звук нарушал покой, как будто кто-то намеренно и безжалостно терзал мои нервы. Было ещё достаточно рано, и я хотела подольше поваляться на кровати: я долго ворочалась, перекатывалась с боку на бок и закрывала уши подушкой, но всё безрезультатно. Находиться в нашей комнате было просто невыносимо, поэтому я решила найти спасение на завтраке, в надежде, что в трактире не будет слышно этого храпа. Перед уходом я огляделась: Двалин сидел полулёжа в кресле, запрокинув голову за спинку и открыв во сне рот, Фили и Кили теснились на матрасе неподалёку, а прямо рядом с ними стояла кровать Торина, мирно и совершенно беззвучно спящего на ней. Я мысленно усмехнулась этой картине и принялась настойчиво толкать спящих молодых гномов, предложив им вместе спуститься покушать. Они лишь отмахнулись, и я еле успела увернуться от летящей в меня подушки. – Мы полночи укладывали дядю в кровать, – произнес Кили так жалостно и сонно, что я не смогла сдержать смешок. Фили тоже проворчал что-то себе под нос, прогоняя меня: – дай поспать, Дарси! Их слова, полные искренней просьбы, не заставили меня почувствовать себя излишне настойчивой или одинокой, наоборот же, я даже ощутила некое облегчение от того, что могу побыть наедине сама с собой. Когда я спустилась вниз, я обнаружила, что людей, гномов и хоббитов – посетителей трактира – было куда меньше, чем вчера вечером, поэтому я без труда отыскала свободный столик для меня одной. За завтраком у меня было очень много мыслей, смешавшихся в одну кучу, и я решила расставить всё по полочкам. Во-первых, Торин Дубощит помнил о существовании отказавшей ему однажды женщины, но ни её имя, ни ее внешность не отложились в его памяти. С какой-то стороны моя неприметность и заурядность были невероятной удачей, беря во внимание то, что они фактически спасли меня от казни. Но король далеко не глуп, и любое необдуманно сказанное слово могло помочь ему сложить два плюс два и разгадать мою тайну. Из-за этого с каждой минутой мне прибавлялось всё больше забот и переживаний, вплоть до неприятного нарастающего ощущения тревоги внутри. Во-вторых, не менее поразительным открытием для меня стали мои же чувства к Торину. Почему моё сердце так трепещет в его присутствии? Почему ревность душит меня каждый раз, когда другие женщины флиртуют с ним? Почему для меня его глаза такие бездонные, а губы – желанные? Нет ничего более опрометчивого, чем полюбить короля. Я старалась утешить себя тем, что эта симпатия возникла лишь из-за моей скуки в походе и не имела никаких серьезных намерений. Но почему же тогда Дубощит приснился мне в гадальном сне? Так много вопросов, а ответы, словно линия горизонта в дали, не приближались ко мне ни на шаг... Одно я знала точно: я должна была избавиться от этих чувств как можно скорее, пока они не стали моей смертью. Чтобы отвлечь себя от угнетающих тревожных мыслей, я решила начать думать о чем-то отвлечённом и более безмятежном. В голове почему-то возникли образы леди Дис и господина Двалина. Я уже не раз размышляла о них, как о потенциальной паре. Мужчина, приснившийся моей подружке в гадальном сне, удивительно точно подходил под описание главнокомандующего. А учитывая тот румянец, который разгорался на щеках Дис, когда я касалась этой темы до начала своего похода, не возникало сомнений: она тоже так считает. Двалин статный, широкоплечий, да и должность у него лучше некуда – влиятельнее, наверное, только сам король. А Дис – одна из самых красивых и мудрых женщин, которых я знаю, и на моём личном опыте я уже понимала, что невозможно не ощутить желания восхищаться ею. Рано или поздно он в нее влюбится, если уже не влюбился. «Они были бы красивой парой», – решила я, ухмыляясь своим же мыслям. Тем не менее, исходя из вчерашнего разговора, мне стало понятно, что однажды возлюбленная Двалина, чья личность пока что остаётся для меня загадкой, отвергла его предложенные чувства, и этот отказ был очень болезненным для него. И, что более важно, Дис тоже не была свободна, ведь у нее был муж, потеря которого была самым большим трауром на моём веку. Это было небольшое, но ощутимое сходство между их судьбами: оба когда-то уже испытали высокие чувства и страдали из-за них, но могли бы дать любви второй шанс ради того, чтобы быть вместе. Правда, Дис придётся терпеть невыносимый храп главнокомандующего каждое утро... Когда я думала об этом, лёгкая улыбка не покидала моих губ. Это были одни из наиболее приятных размышлений за последнее время. – Доброе утро, Дарси. Уже на ногах? – вдруг вывел меня из задумчивости голос Балина, подсевшего ко мне за столик. Вместе с ним пришёл Гэндальф Серый, величественный маг с большой дымящей трубкой, из которой клубился густой дым, словно скрывая его вуалью таинственности. Я немного растерялась из-за неожиданности. Потом пролепетала что-то вежливое – что именно, уже не вспомню. Я так сильно задумалась и погрузилась в свои размышления, что совершенно забыла про свой завтрак: каша осталась нетронутой и даже успела остыть за это время. Волшебник, заметив пробегающую мимо подавальщицу, остановил ее и с доброй улыбкой попросил принести им две порции того же самого. Мне нравился Балин, он был хорошим, вежливым и добросердечным стариком, однако по отношению к Гэндальфу у меня были смешанные чувства. Даже в детстве, когда мама рассказывала нам сказки, полные магии и волшебства, вся эта сказочность пугала меня. Конечно, на словах она казалась чарующей и завораживающей, но от самой мысли о том, что это всё существует на самом деле, мне становилось жутко. Так и сейчас, сотню лет спустя, общение с волшебником вызывало у меня смешанные чувства: было в этом что-то притягивающее и отталкивающее одновременно. – Вы с Торином добрались до комнаты без приключений этой ночью? – вежливо поинтересовался Балин. И хотя в его глазах светилась отеческая забота, из-за этого вопроса у меня мурашки пробежали по коже. В голове сразу всплыли воспоминания о том моменте, когда я хотела поцеловать короля, и как он был близко к тому, чтобы вспомнить меня. Я почувствовала, как кровь прилила к моим щекам от смущения, но, думаю, при таком плохом освещении в трактире, этого никто не заметил. – Да, без приключений... легко и быстро... – вымолвила я, хотя неприятное ощущение усталости всё еще пронзало мои плечи, помнившие тяжесть королевского тела. – Ну и славно! – воскликнул старый гном, его лицо расплылось в улыбке, и он начал рассказывать Гэндальфу о наших вчерашних посиделках в этом месте. Пока мы ели (точнее, они ели, а я ковыряла ложкой холодную, застывшую, а оттого и невкусную кашу), у нас завязался небольшой разговор. И если сначала я стеснялась говорить, то чем дольше мы болтали, тем свободнее я себя чувствовала. Скромность ушла на задний план, уступая место моему нескончаемому любопытству. – Балин, а что это за история любви такая у господина главнокомандующего? – внезапно вырвался из моих уст вопрос, который, как я думала, я не решусь задать никогда. От моих неожиданных слов за столом воцарилась недолгая тишина. Седой гном взглянул на меня со старческой усмешкой, и даже в глазах Гэндальфа блеснула заинтересованность. «Мое неукротимое любопытство сведёт меня в могилу», – подумала я, в миг сожалея о заданном вопросе. – Гномы говорили об этом вчера за выпивкой, и мне стало интересно, – поспешила оправдаться я. – О, мой юный друг! — с легкой улыбкой произнес Балин. – Это уже старая история, известная всем в нашем кругу. Двалин, бесстрашный воин, за всю свою жизнь любил лишь одну женщину. Однако, увы, она выбрала другого. Вот так бывает в жизни, поистине: он готов был сделать все ради нее, в то время как она предпочла другого мужчину. – Кто эта женщина? – не унималась я. – Сестра короля Торина. Ложка с грохотом выпала из моих рук от удивления. – Леди Дис?! – воскликнула я. Балин, кажется, не обратил внимание на моё потрясённое выражение лица. Его глаза, полные мудрости и печали, засияли новым светом. Он углубился в рассказ, словно охваченный воспоминаниями, которые перенесли его в далекое прошлое. – Это было много лет назад... возможно, даже до того, как ты родился, дружок, — глубокомысленно произнес он, замолчав на мгновение, подбирая нужные слова. Сейчас я, будучи с короткими волосами, выглядела очень юной, поэтому, произведя некоторые математические вычисления в уме, я догадалась, что Балин рассказывает о временах, произошедших до рождения Фили и Кили. Тогда Ирис ещё была незамужней гномкой, а я и вовсе – подростком, поэтому мы не были знакомы с Дис. – Леди Дис – действительно необыкновенная женщина, – продолжал Балин, его голос был полон восхищения. – Но не только красота ее отличает: она также обладает редкостной добротой и умом. Как королевская дочь, она получила хорошее образование и во многих вещах разбирается гораздо лучше мужчин. А вот Двалин... бедняга! Стоило ему только увидеть ее, как он сразу же пал в плен любви. Она была настоящей принцессой, а затем стала сестрой короля — женщина благородных кровей. Поэтому Двалин был полон решимости достичь больших высот в военных делах, занять высокую должность и стать достойным, чтобы просить её руки. Я затаила дыхание в ожидании продолжения. Вот же засранка эта Дис! И ведь и намёка не дала про романтичность главнокомандующего! – Но леди Дис любила другого, – не останавливался Балин. – Её мужем стал простой гном, небогатый ремесленник. Король Торин знал о чувствах Двалина и о мотивах его военной службы, поэтому сперва не давал сестре благословения на брак. Он много проверял ее избранника, предлагал денег и даже угрожал казнью, чтобы проверить искренность их любви. И только когда влюбленные прошли все преграды и уверили его, что их чувства настоящие и нерушимые, Торину пришлось одобрить этот союз. "Так вот какова была настоящая причина недоверия короля к мужу Дис!" – поняла я. Он не был убежден в том, что все жаждут заполучить богатства и статус его семьи, он просто переживал, что Дис может сделать неправильный выбор. И конечно, чувствовал обиду за разбитое сердце лучшего друга. А как великодушно он поступил, разрешив леди Дис быть счастливой! Не знаю, к счастью или к сожалению, король Торин становился всё прекраснее и благороднее в моих глазах. – Неужели господин Двалин никогда не пытался бороться за своё счастье? – спросила я, тщетно пытаясь скрыть волнение в голосе. – Для него любовь не должна была приносить страдания другим, мой друг. Он всегда ставил счастье Дис выше своего собственного... это, разумеется, привело к тому, что в его сердце осталась глубокая рана, которая за все эти годы так и не зажила. Иногда мне даже кажется, что пост главнокомандующего ему в тягость. Двалин стремился заполучить его только ради леди Дис, а в итоге, это оказалось безрезультатно. Когда Балин замолчал, я всё ещё находилась под впечатлением от его рассказа. Моё отношение к господину Двалину переменилось: я считала его чёрствым и бессердечным, а он оказался великим воином с сердцем, полным любви. Сила мужчины не всегда заключается в том, чтобы заполучить то, что ты хочешь, или обрести победу в битве. Нередко настоящая храбрость проявляется в умении пережить утрату и оставаться верным своим принципам. Двалин решил, что лучше отпустить свою возлюбленную, чем привязывать её к себе цепями собственных желаний. Он понимал, что счастье Дис во многом зависит от её выбора и её уверенности в том, что она идёт правильным путём. Я попыталась представить себе Двалина в моменты одиночества и раздумий. Как сложно ему было жить, любя безответно, и наблюдать, как любимая женщина выбирает другого! «Какое же это испытание...» — подумала я, и моё сердце впервые преисполнилось искренним состраданием к нему. Но моё отношение переменилось не только по отношению к Двалину: король Торин тоже проявился для меня в новом свете. В Залах Торина ходило много слухов про бремя безумия и алчности, лежащее на всей королевской династии, но, как оказалось, я была чрезвычайно предубеждена. Мое прежнее предвзятое представление о короле было ошибочным, как и многие из моих беспочвенных страхов, связанных с ним. Теперь же мне стало очевидно: Дубощит не был жестоким и бездушным правителем, а напротив — воплощением искреннего благородства, которое я ценила в мужчинах превыше всего. Тем не менее, помимо одухотворения от услышанной истории любви я ощущала также раздражение и злость на леди Дис. Как могла она намеренно умалчивать о том, насколько близко они знакомы с господином Двалином?! Ведь, наверняка, она не рассказывала нам с Ирис об этом специально и с трепетом хранила свой секрет. Какова злодейка! А с каким мастерством она притворялась, что не догадывается, что за мужчина ей приснился, – настоящая актриса! Я решила, что как только вернусь из похода, тут же устрою ей взбучку. А потом посоветую Дис, наконец, выйти замуж за нашего главнокомандующего. Только я подумала об этом, как мой взгляд упал на Двалина, спускающегося по лестнице и зевающего на ходу. В это время Балин, закончив свой завтрак, откланялся и двинулся навстречу своему брату, покачиваясь в стороны и весело выкрикивая приветствия. Я осталась одна за столом с Гэндальфом Серым, который не сводил с меня своих проницательных глаз. Я немного смутилась и потупила свой взгляд в тарелку, делая вид, что очень увлечена отвратительным видом застывшей каши. — Один мудрец, знакомый мне, когда-то сказал: "Иногда вовремя разоблаченная ложь, мой друг, может принести больше пользы, чем преждевременная истина", — начал Гэндальф, и хотя я не видела его лицо, я чувствовала его загадочную улыбку. — Сначала эта мысль показалась мне странной: как ложь может быть полезнее истины? Это ведь звучит как полный абсурд! Но благодаря тебе, Дарси, я понял её смысл. Во мне вновь возникло тревожное ощущение. Я подняла взгляд на волшебника, но он лишь усмехнулся, его улыбка скрывала больше, чем могла выразить его речь. — Что это значит? — спросила я, стараясь сохранить голос ровным. — Это значит то, что я одобряю твою ложь, Дарси. Однако ты должна помнить, что путь благородного лжеца очень тернист. Тебе придётся приложить усилия, чтобы не сойти с праведного пути и не кануть в бездну подлого обмана. – Как вы узнали? – С трудом смогла проговорить я. Сердце стучало, как бешеное, а мои же губы меня не слушались. – Я Гэндальф Серый. Я вижу то, чего другие не замечают, вот почему я знаю то, о чём другие не догадываются. Я сжала руки под столом в кулаки от нервов и напряжения. Уже четыре участника отряда (включая меня) знали мой секрет, а четыре от шестнадцати – это уже целая четверть. Страх перехватывал моё дыхание – тот самый страх, который шептал о том, что если правда сейчас раскроется, беде не миновать, и тогда все мои старания будут напрасны. Я никогда ещё не была так близка к смертной казни, как сейчас. – Не переживай, девочка, – сказал Гэндальф по-доброму, – они ничего не знают. Я догадывался об этом и раньше, подмечая некоторые детали в тебе, что казались мне странными и не свойственными для гномов-мужчин. Но окончательно я убедился только сейчас, услышав, с каким любопытством ты расспрашивала Балина о сердечных делах гномов. Когда ты задала вопрос об истории любви Двалина, и за столом воцарилась тишина, что-то в моей черепушке щёлкнуло и я сказал себе: "Всё так и есть! Дарси не может быть мужчиной". "Мое неукротимое любопытство сведёт меня в могилу", – подумала я во второй раз за последние полчаса. – Я безнадёжна, – пролепетала я, прикрывая рот рукой от ужаса. – Нет ничего глупее, чем выдать свой секрет подобным образом... Волшебник поспешил меня успокоить: – Разумеется, соврать каждый дурак сможет. Но вот для того чтобы долго и толково хранить свою тайну так, как это сделала ты, нужен определенный ум и находчивость. У тебя благородные цели, Дарси. Я верю, что твоя ложь сыграет важную роль в истории Эребора. – Да будет так, – сказала я, выдыхая, хотя тревога всё ещё не покинула меня до конца. – Господин Гэндальф, прошу не рассказывайте ни о чём Торину! – Я далеко не гном, а значит, Торин Дубощит – не мой король, – с лёгкой ухмылкой сказал маг, его голос звучал с едва заметной самоуверенностью. – Я не обязан служить ему верой и правдой, как и не обязан выдавать твой секрет. – Какой секрет? – внезапно послышалось сзади. Я обернулась, и вмиг мой пульс участился от ужаса: я обнаружила перед собой мощную фигуру короля Торина. За его спиной стояли Балин и Двалин, и оба с выражениями лиц, полными недоумения и настороженности. Как долго они уже стояли здесь? И что именно успели услышать? – О чём был ваш разговор? – твердым голосом спросил Дубощит, и сверкнул на меня глазами, полными злости. – Не молчи! – Торин, наверное, это какое-то недоразумение... – начал Балин, но король даже не дал ему договорить. Его рука, словно молния, стремительно метнулась к поясу, извлекая из ножен сверкающий меч, готовый к действию. – Говори, Гэндальф! Иначе не сносить тебе головы! – Ну-ну, успокойся, мой вспыльчивый друг, – сказал волшебник, улыбаясь, но я смогла уловить едва заметное волнение, затаившееся под его маской спокойствия, – здесь нет ничего такого, за что можно было бы устраивать казни. – Какой же секрет вы обсуждали? – продолжал настаивать Торин, его голос, все еще напоминающий раскат грома, был полон решимости и недовольства. – Господин Дарси поведал мне о том, что… – Гэндальф, нет! – воскликнула я в ужасе. Двалин тоже протянул руку к своим боевым топорам, чтобы быть наготове. – Господин Дарси поведал мне о том, что он ужасно мечтает увидеть эльфов, – продолжал волшебник не обращая внимания на нарастающую напряжённую обстановку, – и попросил, чтобы наш путь лёг через долину Имладрис, где, как мы все знаем, живут высшие эльфы Ривенделла. – Что за дела у тебя с эльфами? – взгляд Дубощита метнулся ко мне. – Ты что, их сообщник? – Вовсе нет! – выпалила я на пороге отчаяния. – Никаких дел! Я просто всю жизнь провёл в Эред Луин и видел эльфов только на картинках в книгах. Всем известно о вашей неприязни к остроухим существам, король Торин, поэтому я попросил Гэндальфа оставить наш разговор в секрете... – попыталась объяснить я, выдумывая на ходу, чтобы лишь отвести от себя подозрение. Выслушав, Дубощит, наконец, убрал свой меч от шеи волшебника и спрятал его в ножнах. Гэндальф облегчённо выдохнул. – Спроси его, Торин, – вмешался Двалин, кивнув в мою сторону. – Ты не вызываешь у меня доверия, Дарси, сын Дрегга, – продолжил король, теперь уже напрямую обращаясь ко мне. – В день испытания ты сказал мне, что получил навыки владения мечом от своего отца-военного. Так? Я неуверенно кивнула, ощущая, что осталась совершенно беззащитной под напором трёх пар гномских глаз. – В тот же день я попросил Балина навести справки о всех известных нам военных Белегоста и в конечном итоге узнал, что ни у одного из них не было сына, осмелившегося отправиться в поход на Эребор. Как ты объяснишь это? Я впала в недоумение, не зная, как выкрутиться из ловушки, которую сама себе же и устроила. – В чём ты соврал, малец? – выкрикнул Двалин, впившись в меня требовательным взглядом. – Говори! – Я думаю, нам всем следует успокоиться... – начал было Балин, но я его прервала. – Моего отца не оказалось в списках военных Белегоста, потому что его больше нет в живых, – вылетело у меня первое, что пришло на ум. – Он пал в бою, сражаясь с вами в одном строю, король Торин. Трактир погрузился в тишину после моих слов. Я даже могла слышать тяжёлое дыхание Торина, чья грудь всё ещё высоко вздымалась от гнева. – Тела погибших гномов просто сжигали, ибо строительство каменных гробниц заняло бы слишком много времени, – с печалью произнёс Балин. – Значит, его предок был Сожжённым гномом. К моему удивлению, лицо Торина смягчилось, и, с искренним сожалением, он положил руку на моё плечо, словно хотел поддержать в этот момент. Я знала, что быть потомком Соженного гнома среди нашего народа – это повод для гордости и скорби, но всё равно не ожидала, что мои слова так легко усмирят его пыл. – Прости меня, Дарси. Я был слишком суров с тобой. Доверять другим бывает трудно, особенно когда на твоих плечах лежит такое тяжелое бремя ответственности. С дрожащим голосом я пролепетала, что все в порядке, хотя на душе у меня было очень скверно, словно разыгрывалась буря. Несмотря на то, что мне удалось выпутаться из неприятной ситуации, я чувствовала себя ужасной дочерью. Я соврала о том, что мой отец (на самом деле живой и здоровый) пал в бою. Да простит меня мой папа! Я не могла придумать отговорки лучше в тот момент. С каждым днем удерживать свою тайну становилось всё сложнее и сложнее. Мысли о том, как выбраться из паутины этой лжи, безжалостно терзали меня, но я понятия не имела, как мне правильней поступить.