Молчание вдовы

***

Её родные места было не узнать. Реки иссякли, деревья иссохли, остались только безжизненные горы. Арвен в траурных одеждах казалась олицетворением самой смерти в подобных декорациях, если бы не её пусть и бледный, но божественно-прекрасный лик. Даже зверьё покинуло увядающий без эльфов Лориэн. Дева дошла до того самого места, где они встречались с Арагорном, устало присела на покрытый мхом валун, пытаясь заглушить неистовую боль потери, как вздрогнула от хрустнувшей позади ветки. Она обернулась и увидела охотника. О, Эру! Он так жесток с ней в последние её мгновения перед увяданием, устроив встречу на пути с человеком почти как две капли воды напоминавшем её почившего супруга. — Леди? — он учтиво поклонился, забросив лук за спину. — Я решил, что вы призрак этих мест. — Я и есть призрак Лориэна, это мой мир, в который мне уже не вернуться вновь. — Она скинула капюшон с головы, поразив охотника своим прекрасным ликом. — Леди Арвен? — человек отшатнулся от неожиданности и не сумел скрыть отвращения. «Даже этот юноша ненавидит последнего бессмертного эльфа» — решила она. Но это был не человек, а тот образ Саурона, который полюбился Галадриэли и разбил ей сердце. Его никто не успел в то время запечатлеть, и потому Арвен не смогла бы узнать в человеке, похожем на её мужа того злодея, которого её муж когда-то сверг. Однако Саурон быстро нашёлся и предложил ей развести костёр, на что получил ответ, что эллет не нуждается в заботах. — Но вы всё ещё моя королева, — улыбаясь произнёс охотник. — У меня тут за спиной кролик, как насчёт лёгкого ужина? Как же он сейчас напоминал ей любимого. Такой же взгляд круглых лукавых глаз, задорное лицо, непослушные каштановые пряди спадающие на лоб. Твёрдое очертание губ и упрямый небритый подбородок. Что их отличало, так это более крепкая на вид фигура юноши. Сердце эллет стало предательски часто сокращаться и, кажется, «передумало» умирать. Арвен могла бы распознать в Сауроне врага, но в этот момент её физическая оболочка была истощена горем, а образ возлюбленного, о сходстве с котором в юности Саурон так же не предполагал будучи лишён большей части своих привелегий майа, этот его взгляд отогревал застывающую Фэа эллет. И она не желала вникать в то, что подозрительно встретить отшельника столь далеко забредающего от своих, не страшащегося опасностей и стихии, ведь человек слишком слаб перед природой. — А народ знает, что королева ушла умирать? — подбросив валежника в разведённый костёр, присел на корочки и взглянул на прекрасное «изваяние» эллет Саурон. — Я устала. Пережила всех, я больше не могу оставаться. Мой последний внук ещё мал, но у него есть хорошиая мать, она станет регентом вместо меня, если поймут, что я больше не вернусь. — грустно произнесла Арвен в ответ, наблюдая за отблесками пламени в человеческих лазах незнакомца. — А кто ты? Саурон секунду размышлял, пытаясь подобрать имя поприличнее, но остановился на привычном. — Халбранд. Интересно, рассказывал ли ей Элронд о его человеческом имени? Скорее всего позор Галадриэли скрыли. Как могла дева полюбить и не распознать в любимом врага? Такого нельзя было даже представить. Иначе Галадриэль считалась бы его пособницей. — Почему ты один, Халбранд? — спросила дева, принимая кусочек прожаренной крольчатины. — Я изгой. — Ты что-то плохое сделал? Кого-то убил? — Очень многих убил. Они встретились взглядом. Но Арвен смертью не удивить. — Ты был жесток или оборонялся? — Я оборонялся. Так получилось, что никто не мог меня понять. Никто не желал прислушаться, а когда выходило по-моему, обвиняли в своих огрехах меня. Называли предателем, когда сами пытались отделаться от меня подло занося меч над безоружным, призывали помочь в борьбе со злом, когда я хотел исправиться и заниматься ремеслом, но отворачивались от меня с омерзением, когда я оказывался сильнее этого зла. Меня не любят, леди Арвен. — усмехнулся Саурон. — Мне кажется, вам стоит вернуться. — И что? — улыбнулась дева. — Сидеть в башне и давать советы потомкам? Меня ненавидят за то, что я всё так же молода, как и была до свадьбы с их господином. — Чепуха, — хохотнул майа. — Они любят сказки, я знаю. Ты должна вернуться. Он томно прикрыл глаза и заглянул во взволнованное сердце эллет. Проклятое человеческое лицо Халбранда и в этот раз сработало лучше любой магии. И почему эльфийские девы безоружны перед ним? Понимая, что он может ей манипулировать, Саурон поставил на себе магическую защиту. Эльф не должна догадаться кто он на самом деле. А похоже, что кроме неё уже больше распознать его никто не сможет. Люди бестолковы в таких вещах. — Но, — начала возражать королева. — Умереть всегда успеешь. А вот мне ты могла бы помочь, а я бы стал твоим верным слугой, моя королева. Почему-то дева воспряла духом от того, что почувствовала себя нужной этой молодой копии её короля. — Решено, завтра седлаем коней и возвращаемся в Гондор, — ответил за неё Халбранд.

***

Когда два всадника, мужчина и женщина в лиловом плаще с надвинутым на лицо капюшоном, проехали в главные ворота, их постигла жуткая новость о кончине… не королевы, а её единственного прапрапраправнука. Ребёнок заболел и умер в горячке за два дня. Арвен едва не свалилась с лошади, Халбранд быстро спешился, поймал её и невесомую пронёс мимо стражи, узнавшей в ней их королеву-регента. — Я могла его спасти, — прошептала дева, окутанная горем и тоской, вновь нахлынувшими и разрушающими её тело. — Я виновна в том, что Гондор остался без правителя… — Злой рок, королева, указал тебе на то, что ты не должна решать за народ, удаляться тебе или жить пока есть хоть какая-то сила. — стиснув зубы в досаде на ускользающие возможности, процедил Саурон, склонившись у её постели. — Сил больше нет, я увядаю, — произнесла дева, теряя сознание. — Ни за что! — прошептал он и жёстким взглядом показал слугам, что как друг и спаситель королевы должен остаться с ней наедине. Все удалились. Майа собрал в себе всё, что ему удалось восстановить в себе за последние века прозябания в горах и бродяжничая повсюду отшельником, не позволявшим даже касанием к нему отнимать крупицы ценной энергии. Наклонился над приоткрытыми губами Арвен и вдохнул в неё свой искажённый дух. Он сделал это из своих личных эгоистичных побуждений, но у Валар в Валиноре по шкале роста зла в Средиземье стало видно, что один затерявшийся айну (как он затерялся — вопрос) спас эльфа от смерти, тем самым понизив рейтинг зла наполовину. Успокоив фрейлин и лекаря в том, что их королева не умерла и ей нужно только некоторое время полежать в покое, Халбранд примостился в кресле рядом с ней и прикрыл глаза. Дух Майа всегда бодрствует, даже когда кажется, что он спит. Он парит черным вороном над физической оболочкой и оберегает ее покой. Сидя на флюгере самой высокой башни дворца, ворон Саурона своим зорким глазом мог наблюдать окрестности, а так же заглянуть вглубь Арды и иногда мог пробиться в Пустоту. Связь с Мелькором не прерывалась с того времени, как его осудили. Саурон мог навещать виновника своих мытарств и осквернённой души. Мог говорить с ним на понятном им наречии, но помочь выбраться не то, чтобы не мог, но и не пытался об этом думать, будучи сам в весьма сомнительно положении. Вот и сейчас его наставник шептал ему песнь, из которой следовало, что эльфа нужно убить после того, как ее народ подчинится ему, Саурону. «Она кроме своего горя ничего не видит, зачем ее убивать? Почему ты всегда меня толкаешь в крайности?» «Потому что ты всегда на что-то надеешься, эльфы крепкий народ, они не станут с тобой церемониться, как только обнаружат твою суть» «А чем моя суть дурна? Уж не тем ли, что прислушивается к тебе? Я не хочу распрей в этой стране. Наоборот, хочу их укрепить в то единое, что уже создано Арагорном. У него много наследников, в основном девочки, но судя по тому, что это потомки Галадриэль, они смогут порвать государство на части. Теперь, когда единственный прямой наследник мертв, Арвен должна взять правление на себя» «Благие намерения? Ты никогда не сравнишься с Арагорном, внешнее сходство зыбкая субстанция, и когда-то она посмотрит в твое сердце и поймет, какой ты на самом деле красавец. А ты сейчас покажись ей истиным собой — змеем, пожирающим своих детей. Скоро будешь прозябать здесь со мной» «Как же ты меня утомил» Таковы были грёзы Майа в тот момент, когда он заботливо находился у ложа быстро восстанавливающейся эллет.

***

Арвен резко приподнялась на локтях и, широко распахнув свои прекрасные глаза, воззрилась на Халбранда. — Арагорн? — ошеломлённо произнесла она. — Не совсем, — мягко, как умел, улыбнулся Халбранд и погладил ее по руке. — Кто-то из правнуков моих дочерей? — она вопросительно посмотрела на него. — Возможно, твой род весьма плодовит моя королева. Она протянула к нему руки и обняла. — Я вспомнила, ты меня спас, Халбрант. Я больше не страдаю. Ты чародей? — Скорее знахарь. Мои силы не велики. И поэтому, ты должна соблюдать покой. Халбрант заботливо укрыл её пледом из тонкой шерстяной материи и впервые за долгое время позволил себе удалиться. Он убедил слуг, чтобы те не навредили королеве, напомнив о случившемся горе с её наследником, и на похоронах решил присутствовать от её лица. Те восприняли его слова с пониманием, посчитав, что он прав, кем бы он ей не приходился. На вид незнакомец был как обычный скиталец, но опрятен и очень уж похож на их великого короля, судя по изображениям на монетах и фресках. Они решили, что это один из дальних отпрысков Арагорна от какой-то из его дочерей. Принесли еду, согрели воду, чтобы путник смог смыть дорожную грязь. Он воспользовался гостеприимством, однако всегда спешил в покои Арвен, проверить как она. Он наложил заклятие, чтобы дева не думала о своих утратах и покорил всех своим добродушием. Арвен не могла оставаться без его общества ни на минуту. Однако злые люди стали шептаться, что королева колдунья, и ходила она вовсе не искать забвения, а заниматься некромантией. Принесла в жертву внука и воскресила Арагорна, который теперь снова с ней. «Это всё потому, что её отец эльф когда-то встречался с самим Сауроном, вот и набралась там всякой нечистой магии. Этот Халбранд — нечистое создание. Королева — некромант! Это чёрная магия! Она погубит нас всех!» — звучало со всех углов дворца. Халбранду слухи были на руку. — Моя королева! Среди твоего народа появились те, кто сеет раздор и подрывает твой авторитет, прикажи назначить меня своим поверенным, и я быстро заткну рот сплетникам! — резко заявил он в одно утро, когда она была готова выйти ко двору. — Мне нет дела до них, лучше прими мою руку и отведи в тронную залу. Я хочу сделать объявление, — ласково взглянув на Халбранда, ответила Арвен. — Нет, ты должна дать мне власть уничтожить подстрекателей. Это заходит слишком далеко. Они собираются усторить переворот, свергнуть твою власть и усадить на трон нового героя, — взволнованно продолжал Халбранд. — Ну так я усажу его сама, — улыбнулась ему Арвен. Халбранду ничего не оставалось, как принять её руку и последовать к подданным, перед которыми он предстал во всей своей красе. Действительно, он не мог больше взять образ майа или эльфа, это были редкие расы в нынешнем Средиземье, остался только образ человеческий или тот, которым он являлся — бестелесный пламенный дух со зметиными глазами. Так что он постарался одеться как можно проще, но дороже. Светло-серая тога, вышитая серебром, тёмно-синий плащ и яловые сапоги. Как пришёл он с ней во дворец охотником, так решил им и остаться. Постоянно спадающие на глаза волосы средней длины он зачесал назад и собрал в узел, что придало бродяге более собранный вид, выгодно выделяя его высокие скулы и лукавые глаза, твёрдый рот обрамляли усы и ухоженная бородка. Сама Арвен будто расцвела от его заботы. Её глаза излучали любовь и нежность ко всем, на кого она смотрела, алебастровое лицо светилось внутренним теплом, чёрные волосы, собранные в косу достигали поясницы, а на лбу её кудри укрощал серебряный венец. На этот раз она выбрала голубое платье, струящееся шёлком по безупречной фигуре. — Я благодарна за вашу любовь и терпение, — обратилась она к подданным, толпившимся у подножия трона. — Вы заслужили лучшего правителя, чем была я. Мне претит власть. Но в свои последние, как мне казалось часы, я встретила того, кто сможет заменить вам славного короля Арагорна. Он перед вами. Халбранд — воин, охотник и лекарь. Он обладает мудростью и состраданием, и я в этом убедилась. То, что я всё ещё с вами — полностью его заслуга. Как он заботился обо мне, так он будет заботиться о королевстве. Но Саурон отошёл, отнял руку и встал перед ней на одно колено. — О, моя королева, я не достоин такой чести и не соглашусь принять корону, если ты не примешь предложение стать моей супругой. Теперь пришла её очередь смутиться… Снова смерный? Но он так похож на того. Почему бы и нет? Сердце Арвен заколотилось, ускоряя принятие решения. — Я согласна, стать твоей королевой, — наконец произнесла она, протягивая ему руку для поцелуя. В затаившей дыхание толпе пронёсся ропот то ли разочарования, то ли восторга — пятьдесят на пятьдесят. Незнакомец многим казался выскочкой, и к тому же, никто толком не знал его родословную. А тут вдруг из грязи да в князи. Совсем сбрендила эта эльфийка. Брожения в народе нарастали. Саурон любил усмирять толпу. И с нетерпением ждал подобного развлечения. Но впереди его ждала свадьба и коронация. Было чем занять себя и без того. А пока он поднялся с колена и трепетно приобнял свою королеву.      

***

      Находясь в Мордоре, когда приходилось выживать после поражения в Войне Кольца, как ее все называют, он развоплотился, как все считали тогда, окончательно. Да, но он научился воссоздавать себя в физической оболочке без помощи сил, дарованных Эру. На поле боя легко было насытиться падалью, что он и делал. Смерть — опустошение, за ней приходит новая жизнь, обремененная осознанием собственного бессилия перед толпой объединившихся против него одного «букашек». Нет, конечно, Гендальф отнюдь не был букашкой, но и он, со всей своей любовью к хоббитам, был гораздо слабее даже Сарумана, а самонадеянные эльфы не щадили своих жизней ради его уничтожения.       Человеку проще, он не живёт вечно с памятью о своих унижениях, но он не был человеком, и ему было больно, когда, заходя к кузнецу, чтобы собственноручно подковать свою лошадь, он вздрагивал от ругательств, брошенных простолюдинами в досаде: «Чёрт тебя раздери!». При том, что это имя, ставшее нарицательным, придумали они же. Да и слушать пошлые анекдоты о себе и Морготе, совокупляющихся во все, кстати, человеческие, отверстия, было омерзительно. Вот и всё, чего он добился в вечности, став посмешищем для смертных. Время шло, и он привык не задумываться о прошлом. Одиночество, казалось, научило смирению: дальше себя не прыгнешь. Но новый соблазн настиг его в образе Арвен.       Поэтому он ужаснулся, узнав в ней черты одного из своих самых непримиримых врагов. Развенчанный майа решил выместить нарастающую от бессилия и позора злобу на ней. В то же время Арвен очаровывала его своим совершенством. И это её достоинство он и возжелал исказить. Как завистливый мальчишка комкает идеальной красоты глиняный сырой горшок, сотворённый более талантливым товарищем, он решил скомкать ту память, что ей дорога, и сбросить её с пьедестала, олицетворяющего благородство, в пропасть, откуда даже Эру её не достать.       В ней было всё — красота, смирение, мудрость, самопожертвование. Если бы он представлял, что такое совесть, то корил бы себя за жестокость. Но ему изначально не было дано в себе сомневаться. Арвен, забыв о трауре, который не снимала после смерти мужа и который нужно было бы соблюдать после безвременной кончины внука, выглядела так, будто находилась под влиянием чьих-то чар. Так оно и было. Грубая, низкая магия подавляла её разум, вызывая безумную страсть к своему новому избраннику.       Свадьба их состоялась в скромном окружении самых преданных Арвен людей. Халбранд не хотел привлекать внимание к своей особе. Для эльфа вдовство до скончания века нормально, а вот новый брак больше сродни человеческим традициям.        Оставшись в покоях наедине, покинутые прислугой, одетые по человеческим традициям в свадебные рубашки для первой совместной ночи, ни разу не прикосавшиеся устами друг к другу молодожёны казались смущёнными. Арвен верила, что к ней вернулось прошлое, и подошла к возлюбленному, закинула руки ему за шею и протянулась навстречу его плотно сжатым губам. Они не отвечали, были холодны, хоть Халбранд и старался не испоганить свою роль такой малостью, но от него разило неприязнью, его тело, вскормленное падалью, не подвластно любви. Выдававшее себя за человека существо не имело понятия о внутреннем трепете и огне, пылающем в сердце. Существо привыкло испытывать наслаждение лишь от беспрекословного подчинения своей воле и заискивающей покорности.       Глаза Халбранда, секунду назад полные нежности, вспыхнули адским огнём, зрачки превратились в узкие щелки, а радужка напоминала цвет расплавленного золота, в котором Арвен показалось, мелькнуло отражение бесконечных мук, будто он смотрел не на эллет, а в себя.       Руки его неожиданно взлетели, рывком он разодрал её рубашку, расшитую эльфийскими, ненавистными ему, глифами, сбросил лохмотья тонкой ткани с её обнажённых плеч. Так с ней бывший муж не обращался. Халбранд подхватил остолбеневшую от неожиданности эльфийку и грубо бросил на широкое ложе, занёс её руки за голову, грубо терзая другой рукой обнажённую грудь. Он не целовал её благоухающую нежным ароматом луговых цветов шею, не ласкал тёплой ладонью изгибы бёдер, он хватал её плоть и, не рассчитывая сил, наслаждался её болезненными вскриками, стараясь при этом заглянуть в глаза.       Арвен ужаснулась. Бледная кожа Халбранда начала темнеть, стала грубой и горячей, проступили темные вены, похожие на корни деревьев, появились серебристые волоски, сначала маленькие и незаметные, потом всё более крупные и острые. Внезапно милый её сердцу образ жутко изменился. Мышцы суженого стали быстро расти, разрывая на нём одежду, скелет трешал, меняя пропорции. Размеры Халбранда увеличились, превращая его в гигантскую нависшую над ней тень. В комнате раздавался треск костей, рвущейся плоти, скрежет разогнувшегося серебряного венца на его голове, дыхание Халбранда стало тяжелым и прерывистым.       Губы его растянулись в хищном оскале, обнажая неестественно длинные и острые зубы, и над ней нависла слюнявая пасть огромного волколака, с которой текла слюна, капли которой обжигали кожу Арвен, как кислота.       Острые клыки лязгали перед её лицом, не давая возможности отвернуться в сторону. Из его горла вырвался животный рык, голос стал глубоким и грохочущим, заставляя вокруг вибрировать воздух. Затем раздался низкий, протяжный вой, от которого кровь стыла в жилах. Комната наполнилась звериным смрадом, от которого у Арвен закружилась голова.       Только теперь всё очарование с незнакомца как рукой сняло. Но былоуже поздно. Он прижал когтистой лапой её к постели, не позволяя даже дёрнуться. Арвен хотела закричать, но её голос застыл где-то внутри ещё на вздохе. Зверь видел ужас в её глазах и терял контроль, выплёскивая злобу. С каким удовольствием он сейчас содрал бы с неё её прозрачную алебастровую кожу, слизывая струйки эльфийской крови из разверзшихся ран. С каким наслаждением он сорвал бы эти густые длинные волосы с благородного черепа, обезобразив их прелестную хозяйку и превратив её в очередного монстра, с которым он и Моргот забавлялись, поддерживая в ней жизнь. Но она пока ещё его королева, без неё у него могут снова возникнуть проблемы… Арвен зажмурилась. Жаркое дыхание зверя парализовало её тело, делая безвольным.             — Лат пракх, албаи , — язык чуловища был ей понятен. — Гаакх . — Ты можешь осквернить моё тело, но фэа никогда не будет твоим, — прошептала она, чувствуя скатывающиеся по щекам горячие слёзы, впитываюющиеся в шёлк простыни. — Шакх у улима. Лат кримп фаус ша таб бурзум. — волкалак слизнул её слёзы и, зарычав, грубо овладел ею в своём зверином образе.             В этот момент Арвен вспомнила свою несчастную мать, подвергшуюся насилию в плену орков и не сумевшую продолжить жить дальше с её отцом в Лориэне. Обычный человек в их местах не знает чёрного наречия. И орки давно истреблены даже в самых дальних уголках Арды. В последний момент, почувствовав по его виду, что наступает пик его удовлетворения, с уст эльфийки вырвалось ненавистное ему — Саурон. И зверь в отместку полоснул когтями по её белоснежному плечу.       Арвен потеряла сознание, рана кровоточила, а Халбранд, приняв человеческий образ, обнажённым вышел на террассу и с ухмылкой подставил себя под проливной дождь, услужливо смывающий с него остатки содеянного им вместе с клочьями волчьей шерсти. — Туг шакх у улима. Дождь хлестал Саурона по лицу, смешиваясь с каплями крови Арвен на его руках. Он не чувствовал угрызений совести, лишь холодное удовлетворение. Словно ядовитая змея, обвившая некогда прекрасный цветок, он отравлял все, к чему прикасался. Арвен, очнувшись, ощущала в душе кроме боли еще и гнев, но внешне старалась не показывать виду. Саурон, видя ее состояние, решил действовать на опережение. Он понимал, что грубой силой ее не удержать, нужен был другой подход — хитрость и манипуляции, инструменты, которыми он виртуозно владел веками. Он начал с нежности. Вернувшись весь мокрый, он схватил шёлковый халат, предусмотрительно подготовленный прислугой и сложенный на видном месте, запахнулся в него и, виновато косясь в сторону жены, неуверенно подошёл к их брачному ложу. — О, я не нахожу себе оправдания, — он трепетно коснулся её кровоточащего плеча. — Прости, я так давно никого не любил, животные чувства вырвались наружу без моего желания. Это последствие проклятия, наложенного на меня Морготом. Но я клянусь найти способ снять его, умоляю, дай мне шанс доказать свою любовь. Арвен слушала его речи с ледяным спокойствием. Слова Саурона отдавались пустотой в ее сердце. Придя в себя она испытывала ужасающие чувства шока и неверия, леденящий душу страх и полное отчаяние. Видя преображение Халбранда, она поняла, что оказалась в ловушке чудовища, скрывавшегося под маской любви. Ее охватило чувство предательства и беспомощности. Она ощутила себя пойманной зверем, лишенной воли и возможности сопротивляться. Осознание того, что ее тело и душа осквернены, принесло ей невыносимую боль. Воспоминания о матери, пережившей насилие, усилили ужас. В этот момент Арвен потеряла последнюю надежду, понимая, что попала в лапы к беспощадному и злобному существу. Единственным слабым утешением осталась возможность сохранить внутреннюю свободу и не дать Саурону сломить свой дух. Боль в плече отозвалась ноющей пульсацией, напоминая о его «ласках». Встав, она увидела на простынях пятна крови — свои и его, звериные, чёрные… В воздухе витал еле уловимый запах серы и тлена. — Оставь меня пожалуйста, — ответила она, так же накинув халат и решив во что бы то ни стало уйти от него подальше и найти спасение, призвав к себе в помощь верных слуг. — Нет ты не уйдёшь! — процедил он сквозь зубы. — Ты ранена, я должен твою рану излечить. Подойдите к своему мужу, миледи. В его голосе сквозил ледяной холод и предупреждение. Арвен знала, он не искал ни любви, ни сочувствия. Ему нужна была лишь власть, и он получил ее, пусть и такой ценой — унизив и сломив ту, что была для него воплощением ненавистного прошлого. Она смиренно приблизилась к нему и передёрнулась, когда он приложил к ране свою влажную руку, холодную, как и он сам. На самом деле рана довольно стремительно затянулась. Очевидно, он сумел за это долгое время, пока его считали сгинувшим, найти способ накапливать силы в себе. — Ну вот и отлично. Мне кажется, миледи, народ не поймёт ваших мотивов. То вы сами венчаете на трон бродягу, каким, когда-то слыл ваш муженёк, публично даёте согласие на брак, после того, как вас уже практически похоронили, увядшую от горя потери любимого, эльфийку. То вы хотите сейчас сказать народу, что будучи дочерью Элронда и внучкой Галадриэль, не смогли распознать в возлюбленном (которого, к слову, у вас не должно было появиться) оборотня? Это как? Кому поверят? А если вы сообщите людям, что этот оборотень сам Саурон, кольцо которого развоплотило его навсегда, то вы поставите под сомнения и подвиг своего мужа, и подвиг малыша Фродо. Милая, вас сочтут безумной. И более того, я постараюсь убедить всех, что это вы подняли из склепа прах своего супруга, творили над ним чёрные обряды, возродили меня несчастного, ну а чья там фэа вселилась в дорогое вам тело, кто разберёт? Вас сожгут, дорогая моя леди… на костре… это так нравится людям. Подумайте, может стоит поразмышлять над своим импульсивным поведением? — Это всё ты… Ты выставил меня в их глазах падшей… Ненавижу тебя! — она плюнула ему в лицо. Саурон с ухмылкой кончиком языка слизнул капли слюны попавшие ему на губы. — Предлагаю перемирие. Ты не трогаешь меня и даёшь мне полную власть, я не трогаю тебя. И ты продолжаешь оставаться моей цветущей королевой. По рукам? Она отвернулась. Арвен знала — путь назад, в безмятежный мир эльфов, для нее отрезан. Она осквернена, запятнана тьмой. Но в ее глазах теперь не было страха, лишь холодная решимость. Саурон разбудил в ней не только боль, но и силу, о которой она и не подозревала. Силу противостоять злу, даже ценой собственной жизни. Она найдет способ отомстить за себя, за мать, за всех, кто пострадал от его деяний. Пусть даже цена этой мести будет — ее бессмертная душа. Арвен оказалась в опасной игре, где ставки невероятно высоки. Саурон мастерски использовал против нее ее же сильные стороны — благородство, честность и сострадание. Чтобы вырваться из ловушки и разоблачить его, Арвен придется действовать решительно, но осторожно. — Так что? — снова спросил он убирая мокрую каштановую прядь с лица и самодовольно ухмыляясь. — Я подумаю над твоим предложением Саурон. Но у меня будет одно условие. Оставь образ человека, похожего на Арагорна и провозгласи себя майа. Предстань в своём истинном обличии перед своим народом. Или ты трусишь? — заявила она, пронзительно взглянув на супруга. — Твоя цель обезопасить себя от обвинений в колдовстве мне ясна. Вроде бы как ты и не пыталась воскресить прежнего мужа, в чем тебя обвиняют. Если я выйду в образе Майрона или Аннатара, то тебя вроде бы как не в чем обвинить, и это я тебя обманул, не так ли? «В проницательности ему не откажешь» — Я приму свой прежний лик, хоть Эру меня и лишил его, но знаний и сил я накопил достаточно, чтобы восстановиться без его помощи. Кольцо не расплавилось, как полагал ваш любитель лохматой мелочи Гендальф. Я по-прежнему бессмертный. Но будь тогда готова к войне, дорогая. Валар придут за моей распрекрасной шкуркой, как только узнают о моём возрождении. Он притянул её, взяв за затылок к себе и вдруг неожиданно нежно поцеловал её сжатые в полоску губы. Когда Арвен открыла до этого рефлекторно зажмуренные глаза, перед ней был уже не Халбранд, а существо высшего порядка с овальным, с правильными чертами бесполым лицом, длинными, отливающими золотом волосами, острыми, как у неё ушами и кожей, светящейся изнутри лунным светом. Она отшатнулась от него в ещё большем ужасе, чем тогда, когда он был волколаком. Этот образ страшил своей обманчивой красотой, вгонял в оцепенение холодным взглядом тусклых глаз обращённых в безвременье. На неё смотрел свет мерцающих звёзд, безразличный к её страданиям и мыслям. Погибнет Средиземье, иссякнет и потухнет жизнь Арды, а звёзды будут продолжать мерцать, так и этот взгляд вечности якобы обеспокоенный властью, ревностью и местью, на самом деле пытается обратить на себя внимание Эру, который давно отвернулся от него, как впрочем и от своих других созданий. — Не нужно, оставайся Халбрандом, — промолвила она едва шевеля губами. Наваждение на её глазах растворилось, и перед ней возник тот же образ обычного человека. — Мне тоже кажется, что человеком быть гораздо интереснее. Больше приключений на одно место, но не рассчитывай, что это тело уязвимо, — беспечно по-человечески добродушно рассмеялся оборотень. — Уже рассвело. Прости, я правда не ожидал от себя такой жестокости. Одичал. Арвен встала и направилась в купальню. Ей предстояло обдумать, как спасти народ Средиземья от воскресшего Зла. В обновлённом дворце с высокими стенами и глубоким рвом, построенном на случай неожиданных набегов, развернулось противостояние двух судеб. Саурон, поняв, что лаской не добиться желаемого, изменил свою тактику. Он стал демонстрировать свою мощь: наладил торговлю, ввел обучение магии в школах как обязательный предмет, и по всей округе открывал фехтовальные залы, где не успевшие покинуть Средиземье эльфы обучали боевым искусствам. Благодаря этому, казна королевства увеличилась в несколько раз, а правильное распределение налогов принесло процветание. Саурон окружил Арвен роскошью, осыпая её подарками, на которые она реагировала с холодным равнодушием. Более того, она продавала эти дары и раздавала вырученные деньги малоимущим, укрепляя при этом своё положение в глазах народа. Общественное мнение о королевской чете росло, и всё больше людей начали видеть в Сауроне благодетеля, способного принести процветание и благополучие. Но немногие осознавали истинные мотивы его щедрости и лишь немногие проникали в тайные планы, которые скрывал в своём сердце сам Саурон. Он вёл во дворец знатных гостей — людей и тех немногих эльфов, кто поддавался его чарам. На пирах с восторгом говорил о своей любви к Арвен, восхвалял её красоту и мудрость. Люди, завороженные харизмой и мощью нового правителя, впитывали его речи, их сердца плотно обвивались иллюзией. Саурон устраивал великолепные банкеты, привлекая всё больше знатных гостей, его слова о любви и преданности звучали как мелодия, пленяя слушателей и укрепляя его власть и авторитет. Однако самым невыносимым испытанием для Арвен было делить с ним ложе. Да, теперь он больше не превращался в волколака, и был изысканно нежен с ней, его обходительность порой зашкаливала. Но она ощущала, что его нежность была напускной, а желание обладать ею наполнено холодным расчетом. Арвен понимала, что он делает это не по любви, и задавалась вопросом: что скажет народ, если король станет ночевать вне спальни королевы? Оба осознавали нелепость своего мезальянса, но не говорили об этом. Однако любопытные горничные шептались о том, что в постели королевы творится нечто худое. Они обнаружили пятна крови, оставшиеся от телесных повреждений, полученных во время их первой ночи, и испугались. Разнёсся слух о том, что они оба чернокнижники, овладевшие искусством, недоступным для обычных смертных. Но услышав такие разговоры, Саурон быстро пресёк их на корню. Девушки стали исчезать, и вскоре их тела были найдены в вновь выкопанном рву, разодранные на части. В округе снова пошёл слух, но уже об оборотне, накрывающем королевство как тень. Арвен посмотрела на мужа с нескрываемой ненавистью, разочарование наполняло её. — Ты ими лакомился? — спросила она, лёжа на королевском ложе, стараясь не выдать свой страх перед мужем. — Не люблю тупых языкастых товарок, — резко оборвал разговор Саурон и, сняв с себя рубашку, в очередной раз продемонстрировал идеальный торс воина, показывая, что он не будет считаться с чувствами своей жены. Каждым его движением он напоминал ей о том, что сейчас он — верховный властелин, а она всего лишь королева, зажатая между долгом и ненавистью. — Ты чудовище, — прошептала Арвен, отворачиваясь от него. Её голос дрожал от отвращения и страха. Саурон замер, на мгновение его лицо исказила гримаса ярости, но он быстро взял себя в руки. Спокойно, с ледяным спокойствием, он приблизился к кровати и сел рядом. — Ты не понимаешь, — тихо произнес он, его голос, лишенный привычной властности, звучал непривычно мягко. — Я делаю всё это ради их же нашего будущего. Он коснулся её плеча, но Арвен отпрянула, как от ожога. — Разве ты не знаешь, что люди по своей природе глупы и коварны? — продолжал Саурон, игнорируя её реакцию. — Они шепчутся за твоей спиной, плетут интриги. Они никогда не примут нас, пока не будут уверены в нашей силе, в моей способности защитить их. Арвен повернулась к нему, её глаза горели презрением. — Ты ошибаешься, Саурон, — произнесла она с горечью. — Люди прекрасны. Твоя жестокость порождает лишь ненависть, а не уважение. Он резко встал, его терпение было на пределе. — Ты не понимаешь ничего в политике! — процедил он сквозь зубы. — Мир жесток, и чтобы выжить, нужно быть сильным, даже если это означает быть безжалостным. — Сильным? — рассмеялась Арвен, но в её смехе не было радости, только боль и разочарование. — Ты называешь это силой? Убивать невинных девушек из-за сплетен? Разве это не проявление твоей собственной слабости, твоего страха перед тем, что люди узнают правду о тебе, о том, кто ты есть на самом деле? Слова Арвен, как кинжалы, вонзились в сердце Саурона. Он застыл, ошеломлённый её словами. Неужели она права? Неужели его жажда власти, его стремление контролировать всё и вся, действительно проистекают из страха? Саурон молчал, пытаясь найти слова, которые могли бы опровергнуть обвинения Арвен, но не находил. Впервые в жизни он усомнился в правильности своего пути. Тишина повисла в комнате, тяжелая и напряженная. Саурон, ошеломленный словами Арвен, смотрел на нее с непривычной растерянностью. Впервые за долгое время он увидел себя ее глазами — безжалостным тираном, сеющим страх и страдания. Слова Арвен проникли сквозь броню его высокомерия, пробудив сомнения, которые он так старательно подавлял. Он опустил взгляд, пытаясь собрать мысли в кучу. Неужели он действительно зашел слишком далеко? Неужели его стремление к власти, его жажда контроля превратили его в то самое чудовище, которым его считали все вокруг? — Ты действительно веришь в это? — тихо спросил он, не решаясь поднять глаза на Арвен. Она молчала, но ее молчание было красноречивее любых слов. Саурон увидел в ее глазах не страх, а печаль и разочарование, и от этого ему стало еще тяжелее. Он подошел к окну и посмотрел на раскинувшийся внизу город. Когда-то он мечтал править этим миром, принести ему порядок и процветание. Но какой ценой? — Что мне делать, Арвен? — прошептал он, чувствуя, как его решимость тает, словно снег на солнце. — Как мне искупить свою вину? Арвен медленно подошла к нему и положила руку ему на плечо. В ее прикосновении не было ни страха, ни отвращения, только сострадание и желание помочь. — Начни с правды, Саурон, — тихо произнесла она. — Скажи людям правду о том, что произошло. Признай свои ошибки. Покажи им, что ты способен на раскаяние. Саурон повернулся к ней, в его глазах теплился огонек надежды. Неужели еще не поздно все исправить? Неужели он сможет вернуть доверие Арвен, доверие своего народа? — Я сделаю это, — прошептал он, и в его голосе послышалась непривычная теплота. — Ради тебя, Арвен. Ради нас. Он взял ее руку в свою и нежно поцеловал. В этот момент он принял решение, которое изменило не только его судьбу, но и судьбу всего королевства. На следующее утро Саурон собрал совет старейшин и главнейших представителей народа. Он, отказавшись от пышных одежд и короны, предстал перед ними в простой тунике, как равный среди равных. — Я собрал вас, чтобы признать свои ошибки и просить прощения, — начал он свою речь, и его слова, лишенные высокомерия, эхом разнеслись по залу. Он рассказал о своих страхах, о своем стремлении контролировать все и вся, о том, как он ошибался, пытаясь силой удержать власть. Он признался в смерти девушек, подчеркнув, что это было проявлением его слабости, а не силы. Слова Саурона, полные искреннего раскаяния, поразили всех присутствующих. Они увидели в нем не жестокого тирана, а человека, способного признавать свои ошибки, которые они пусть и не готовы были сразу ему простить, но в силу того, что он сознался в своей истинной сущности олицетворения, обезоруженного когда-то, всемирного зла, люди решили не призывать короля к ответственности. А ни то вдруг он передумает и начнёт всех мочить направо и налево. Народ изумлённо притих. Разговоров на неделю… Их король — само Зло! Раскаявшееся Зло. Это сложно переварить. Но они боялись шептаться, вспоминая участь девиц им растерзанных. Арвен, стоявшая рядом с ним, видела, как он меняется на ее глазах, став тем, кем всегда должен был быть — мудрым и справедливым правителем, заботящимся о благе своего народа. С этого дня в королевстве началась новая эра. Саурон, следуя советам Арвен, правил мудро и справедливо. Он вернул доверие своего народа, а вместе с ним — и любовь Арвен, которая увидела в нем не того монстра, с которым она обвенчалась, а человека несмотря на то, что он им не был, но похоже старался им стать. Валар долго судили беглого преступника, не вызывая его в Валинор, закрытый навечно для него материк Арды. В результате прений ему поверили и за него поручились Ауле и Арвен. Тогда и Валар решили оставить его под домашним арестом до скончания дней самой Арды, которую он всё же в тайне от всех желал исцелить и усиленно искал способы прервать её увядание.