Сыновья-близнецы дьявола герцогского рода

      В богато обставленной гостиной поместья Виконта Шотворда, что так и бросалась в глаза своей помпезностью, находились Графиня Пауэл и сам хозяин территории.       Мирабель гневно сжимала аккуратными длинными пальцами раскрытый веер с рисунком серебряных цветов, что прикрывал нижнюю часть её лица. Брови женщины чуть опущены, а темные губы плотно сжаты. Её полускрытое выражение лица показывало желание прервать словесную тираду своего собеседника, с которой она была абсолютно не согласна, но правила этикета не позволяли ей совершить подобное.       Пьер всегда вызывал у неё одно сплошное раздражение, начиная от громкого басистого голоса и внешности до его привычек и взгляда на мир. Она считала его наивным дураком, уверенного, что мир именно такой каким он себе представляет. Вечно пытающийся чем-то выделиться, но так и не добившийся особых высот. Несмотря на своё отношение к нему, Графиня была вынуждена с ним сотрудничать ради дальнейшего процветания рода Дантес.       Мать нынешнего Виконта Шотворда была с Западного континента. Её спас экипаж корабля «Элиен», что был единственным кораблём плавающим от их континента до других. Он существовал вот уже несколько тысячелетий. Любой кто оказывался на Северном континенте будучи с другого уже не мог его покинуть, таков уж был закон ради сохранения существования их континента в статусе секретности. Как именно появился «Элиен» мало кому было известно, его экипаж состоял из представителей разных рас, что предпочли жизнь в океане и на других континентах были известными изгоями или же пиратами. Они привозили информацию о государствах с Восточного и Западного континентов, какие-нибудь новинки в плане одежды или литературы. Иногда они наталкивались на тонувших в воде, просящих о помощи, и в зависимости от своего маршрута оставляли в конечной точке. И так получилось, что мать Пьера была такой же спасенной, а путь их тогда лежал на Северный континент. Так девушка из разоренной аристократической семьи, что сбегала из родного государства, оказалась на совершенно незнакомом материке, где ей сделал предложение тогдашний молодой Виконт, влюбившийся в неё, как говорили, с первого взгляда.       Выбора у девушки не было и она осталась в новом месте, которое сильно отличалось от ей привычного. Жизнь в Империи АуЛикта была хороша, она не бедствовала и у неё был любящий муж, но с некоторыми аспектами она смириться не могла. Ей были противны выставляющие фактически на показ аристократами отношения с алыми розами; свободно, не скрываясь, живущие в государствах зверолюди, эльфы, а особенно представители темных рас, с которыми некоторые люди даже состояли в отношениях. Повлиять на это и что-то изменить она не могла, но с самого рождения толковала сыну о том, что всё это неправильно. И Пьер впитывал все слова и наставления матери как губка, ставя их даже выше законов Империи. Его отец не был в курсе всего этого, ибо в воспитании детей мужчины не вмешивались, будучи постоянно заняты территориальными и политическими делами. Вследствие всего этого презрение и ненависть Пьера Шотворда к алым розам и темным расам дали Мирабель Пауэл прекрасную возможность для шантажа его дочери, Агнессы, что как никто другой осознавала возможную смерть от рук отца в случае вскрытия её влюбленности в одну особу.       Четыре герцогских рода Империи АуЛикта, в кое и входил род Дантес, считались четырьмя столпами не только государства, но и всего континента. В уставе почти каждого аристократического рода в самом начале присутствовало своего рода предупреждение:       «Ни при каких обстоятельствах не уничтожать какой-либо из столпов, ибо при таком исходе мир снова познает времена господства тьмы, хаоса и отчаяния. На землю вновь опустятся Древние времена, молитесь, чтобы не ещё более худшие.»       К сожалению или к счастью, большая часть записей дневников и мемуаров о Древних временах были затеряны в потоке времени и люди мало что о них знали. Однако даже того доступного минимума им было достаточно, лишь бы не познать все беды предков того времени. Пусть с Великой Древней войны прошло не мало тысячелетий и у многих мелькала мысль, что возможно ничего не произойдёт, испытывать судьбу никто не хотел и потому выступать против герцогских родов никто не смел. Да и без этой записи, ввиду одного из законов Империи рисковать никому не хотелось.       И всё же многих аристократов раздражала явная благосклонность монархов в отношении рода Дантес. Его представители у многих вызывали смешанные чувства: у кого-то восхищение, у кого-то благовейный трепет, у кого-то зависть вперемешку с ненавистью. К тому же богом-хранителем Дантес был Бог Отчаяния, которому многие хоть и молились, но всё же чувствовали лёгкий страх и опасения по отношению к нему. И вследствие этого вокруг рода ходили не мало легенд и мифов, особенно вокруг их родоначальницы Реликты Дантес, что была Святой Бога Отчаяния. Среди них наиболее популярны о том, что она продала ему свою душу взамен силы Святой и красоты и с помощью этого привязала к себе первого монарха, Императрицу Аурелию, что готова была ради неё на всё. Аристократы верят этому мифу из-за близких взаимоотношений каждого монарха с главой герцогства Дантес своего поколения. И Пьер был одним из подобных.       Шотворду довелось учиться в Академии в одном потоке с двумя представителями рода Дантес — Фредо и Мирабель, братом и сестрой. Пьеру было отвратно признавать, что эти двое вызывали у него восхищённый трепет. При возникновении подобных мыслей он сразу напоминал себе слова матери, что они поклоняются Богу Отчаяния и это неправильно, что они грешны.       Однако день за днём наблюдая за ними, видя, что они ни чем особо от других детей аристократов не отличаются, Пьер постепенно об этом забывал. Фредо и Мирабель так же, как и все, жили в общежитии и учились, общались со всеми и получали иногда травмы. Да, их ставили в пример, они часто занимали лидирующие места в списке самых лучших студентов, но они были не единственными. На тех же Аарона Пауэла, Кристиана Уолдена, Рэйнольда Блэка, Ребекку Дарк тоже достаточно многие студенты пытались равняться. И Шотворд относился к числу подобных.       На протяжении всего обучения Пьер чувствовал к Дантесам одно сплошное противоречие из периодически напоминающей о неприязни к ним матери и зависти вперемешку с восхищением. Ему хотелось быть таким же, как Фредо — часто быть в центре внимания, иметь такую же яркую выделяющуюся внешность, с такой же лёгкостью сдавать экзамены на высокие баллы, быть таким же талантливым, быть тем к чьим словам прислушиваются и у кого ищут совета и идей. Фредо Дантес был идеальным воплощением того, кем он хотел быть. Тем более со временем ему удалось занять небольшое местечко в компании Дантеса.       На пятом выпускном курсе Пьер решился поделиться с Фредо своими мыслями о нужных изменениях в Империи для большего продвижения: о разделении людей и нечеловеческих рас и искоренении отношений алых роз. Этот разговор оставил в его душе крайне неприятный осадок и разочарование. — Ты не в своём уме? — вопросительно изогнул одну бровь Фредо, не сводя свои пронзительные серо-бирюзовые глаза, что заблестели странным непривычным блеском, — Решил вернуться в Эпоху Древних времен и взять пример с тогдашних темных рас?       Не прошла и неделя, а над наследником виконтства Шотворд насмехались все студенты. Он чувствовал себя униженным и опозоренным, обида и ненависть к Фредо захлестнули его. Ведь от кого ещё, как не от этого человека, эти аристократы могли знать о его планах и суждениях. Так называемые друзья и вовсе смотрели на него с презрением и называли «идиотом». Окончательную точку по отношению к роду Дантес поставила сцена на Церемонии второго совершеннолетия Наследного принца Абрахама Сансета, который прямо перед всем высшим светом протянул наследнику рода Дантес, что совсем недавно прошёл своё первое совершеннолетие, букет алых роз. А тот принял его с видом, будто это было самым естественным и ожидаемым моментом в его жизни. Это разорвало единственную оставшуюся нить, что поддерживало в сознании Пьера хоть какой-то положительный образ Фредо. Утихнувшее за время обучения отвращение усилилось.       Шотворд поклялся самому себе, что изменит всё к лучшему, что добьётся своего любыми способами. Но время шло и Пьеру ничего не удавалось. Наследный принц уже стал Императором, Фредо — Герцогом, а он — Виконтом. Шотворду оставалось лишь удивляться тому, как он не замечал в Академии все эти порочности в знакомых ему людях. Все они заключили браки, у них родились дети и те уже выросли. И лишь теперь спустя больше двадцати лет у него появилась возможность претворить свои цели в жизнь. Планируется восстание, революция, Маркиз Кристиан Уолден и Графиня Мирабель Пауэл пообещали, что его идеи будут воплощены в реальность. Но перед этим нужно разобраться с новоявленным Герцогом Дантес и укрепить его, Пьера, положение, что было довольно шатким в светском обществе. Имея в качестве зятя главу рода Дантес, Шотворд мог это исправить.       Только всё шло не согласно плану. Эзтли Дантес хоть и походил внешне и характером на мать раньше, то сейчас его поведение и взгляд напоминал Пьеру не Роксану Дантес — почившую роковую красавицу государства, что была известна своей яркой доброжелательной улыбкой и снисходительным характером, а холодного жестокого Фредо Дантеса, что к своему второму совершеннолетию стал известным, как Кровавая тень нового Императора — Абрахама.       На Церемонии приветствия новорожденных Пьер видел перед собой не Эзтли Дантеса и Альберта Сансета, а молодых Фредо Дантеса и Абрахама Сансета, их отцов. Именно поэтому он не выдержал в их обществе слишком долго, поэтому почти сразу сдался от решения что-либо предпринять и продолжить разговор. — Все ваши слова — просто вода! Я ничего по итогу от этого не получил! Я лишился дочери, общество ещё больше смеётся надо мной! Весь ваш род Дантес состоит из лживых высокомерных тварей, которые неизвестно откуда черпают свою силу! Вы поклоняетесь самому Дьяволу и подобно ему несёте только боль и отчаяние всем окружающим! От вас надо избавиться, как и от всех тёмных тварей! — активно размахивая руками в гневе, кричал мужчина больше 40 лет. Его лицо было слегка побагровевшим от переполняемых негативных эмоций. — Упаси Боги, Пьер! Думайте, что Вы говорите! — негодующе в страхе воскликнула Мирабель, закрывая веер, стоило ей услышать про их бога-хранителя, — Побойтесь гнева Богов! — Бог Отчаяния отвечает за все наши страдания! Боги не могут быть такими! Он — Дьявол! Носитель всего плохого! — не соглашался с ней Шотворд, уставившись разъяренным взглядом прямо ей в лицо. — Не нам судить, какими должны быть Боги! Боги — это Боги! Мы всего лишь жалкие создания по сравнению с ними, — подойдя поближе и ухватившись за край рукава его рубашки, отрицательно качая головой, сказала Графиня. Выражение её лица показывало, что она считает размышления знакомого неправильными и выражало лёгкое опасение, — Да и оскорблять весь род лишь из-за одного человека несправедливо, Пьер. — Лишь из-за одного?! — сердито вскрикнул Виконт, вырывая рукав из женских рук, обтянутых перчатками, и отходя на несколько шагов, — Он твой племянник, сын твоего брата! Фредо тоже до 15 лет был чистым золотом, но после первого совершеннолетия стал монстром! Яблоко от яблони недалеко падает! — Но Фредо никогда не был отце- и братоубийцем! — Мирабель не могла отрицать слова Пьера. Её брат сильно изменился не только в отношении к другим, но и даже к собственной семье. После самоубийства Иолцин — младшей сестры-близнеца Фредо и соответственно старшей сестры самой Мирабель, в день их Церемонии совершеннолетия и получения им родового дара, её брат сильно замкнулся в себе и просто существовал, выполняя пожелания родителей и кронпринца. Но это не беспокоило женщину сейчас, вот уже второй год её терзает вопрос: как именно Эзтли удалось убить Фредо, что прекрасно владел мечом и почти достиг уровня архимага? Из-за проносящихся подобно бушующему шторму мыслей, Графиня Пауэл слегка нахмурила брови, но думать об этом было сейчас не время. — Я уверена, что виной всему Герцогиня Дарк! Вы правы, что эти существа тьмы несут только одни проблемы! До этого я никогда не задумывалась об этом. Но размышляя теперь об изменениях в Эзтли, я понимаю, что всё это началось с их дружбы, — запричитала женщина, выглядя так, будто ей приносят эти умозаключения большие страдания и она сожалеет, что всё так вышло.       Пьер наблюдал за её перекосившимся от страданий лицом. В его выражении читалось торжество, а глаза блестели так и говоря: «Наконец-то вы признали мою правоту!» Хоть кто-то понял его точку зрения, что от тех кто имеет связь с мертвой маной лишь одни проблемы. — Не гневайтесь так больше, Пьер! Подобное вам не к лицу. А что касаемо ваших внуков и дочери переживать не стоит, — Мирабель успокаивающе и как-то ломанно улыбнулась, — На Севере начался сезон ливней, помните? Соответственно наш дорогой Герцог Дантес с большой вероятностью снова заболеет, как и в прошлом году.       Шотворд сразу понял на что намекает его сообщница и нахмурился, скривив рот в презрении. Примерно в это время в прошлом году он и отправил свою дочь в Герцогство Дантес с Графиней Пауэл. Организм Эзтли Дантеса остро реагирует на резкую смену сезонов, а на Севере АуЛикта в начале осеннего сезона наступают резкие холода с сильными дождями, хотя буквально день назад бывало достаточно тепло. Именно этим фактом они воспользовались в прошлом году и Пьер был не в восторге от подобной тактики. Для него это было слишком подло и грязно, но это был единственный способ для достижения желаемого. — Он мой племянник, конечно же, как тётя я должна позаботиться о нём и о делах герцогства. Я позабочусь о восстановлении имени Вашей дочери, тогда, если с Эзтли что-то случится, Вы сможете взять опекунство над внуками, — озабоченным голосом заговорила Мирабель, приложив свободную руку к щеке, под конец она со страхом и взволнованностью добавила, — Да пусть Боги не допустят, чтобы с ним что-то произошло, конечно же. — Не вмешается ли в это дело снова Герцогиня Дарк? — с сомнением поинтересовался Пьер. Графиня собирается избавиться от Герцога Дантес, а став опекуном двух наследников рода Дантес Виконт будет иметь доступ к состоянию и делам Герцогства до их совершеннолетия. Но мужчину до сих пор мучали слова Эзтли Дантеса о том, что Графиня Пауэл ему о многом недоговаривает и, что дочь его имела от него тайны.       От вопроса Шотворда Мирабель помрачнела. Драгнилиана Дарк не в первый раз вмешивалась в их планы. Когда в прошлом году Пауэл пустила слух про Эзтли, что тот якобы не болеет, а на деле погрузился в большие, чем обычно, ублажения собственной похоти, после того как её с Агнессой выгнали из северного замка, Герцогиня появилась на одном из светских мероприятий и призналась, что сама меняет половых партнёров подобно перчаткам в независимости от пола и расы. Никто бы не осмелился на подобное признание и оно произвело настоящий фурор. Общество очень быстро забыло про Герцога Дантеса, при любом удобном случае начиная обсуждать Драгнилиану Дарк и крайне редко лестным образом среди старшего поколения. Некоторые девушки даже тихо признались, что действительно провели время с Герцогиней и были бы не против повторить. Особенно многих интересовало, как же она теперь выглядит, ведь буквально через год та достигнет Второго совершеннолетия, а следовательно все смогут увидеть насколько изменилась Герцогиня внешне. Про Эзтли Дантеса все вспомнили только после новости о рождении близнецов. Мало того, что эта девушка выгнала её из её же родового отчего замка будучи совершенно посторонним человеком, так она ещё и стала лезть в их семейные дела, что в принципе считается неприемлемым и нарушением закона. — Не стоит беспокоиться. В этот раз я позабочусь о ней, — с взглядом полной уверенности и решимости с предвкушающей улыбкой ответила женщина, — Она нам не помешает.       Раздался бой часов, сообщая о наступлении полуночи. Пауэл кинула взгляд в окно, подмечая непроглядную тьму ночи. Шотворд же не сводил с неё взгляда, будто пытаясь понять где кроется ловушка. — На этом закончим наш разговор, мой милый друг. А сейчас я вынуждена Вас покинуть. В ближайшие дни я узнаю о состоянии своего племянника и свяжусь с Вами. До следующей встречи, — Мирабель склонилась в лёгком реверансе, на что получила ответный поклон и покинула гостиную в сопровождении Виконтессы Натали Шотворд, что ждала её в дверях.       Пьер проводил гостью напряжённым взглядом светло-карих с янтарными прожилками глаз. Он не доверяет Графине Пауэл от слова совсем, но соглашается с ней на сделки ради исполнения своей заветной мечты и цели. Хотя прекрасно догадывается, что его используют. Больше всего его беспокоило то, что он не имеет представление в чём заключается цель Мирабель от всех этих действий.       Шотворд начал расхаживать по гостиной. Сложив руки за спиной и обходя мебель, он вышагивал по периметру помещения. На лбу его образовалась складка от усиленных размышлений. Когда раздался звук открывающейся двери, Пьер, не оборачиваясь, бросил: — Натали, ты же знаешь, что я не люблю, когда ко мне заходят после разговора с Её Сиятельство Пауэл.       Однако в ответ ему раздался не кроткий и тихий голос супруги, а звонкий с ясно слышимой насмешкой: — Моя матушка вызывает у Вас настолько сильный мыслительный процесс, что Вам даже нужно уединение, Ваша Милость?       Виконт замер, через пару секунд молниеносно оборачиваясь к дверям. В проходе стоял силуэт в чёрной мантии без рукавов. Волосы скрывал глубокий капюшон накидки, а верхнюю часть лица отбрасываемая им тень. Однако растянутые в усмешке бледные, будто обескровленные, уста без труда можно было разглядеть в свете магических камней. — Кто ты? И кто позволил тебе явиться в мои владения без разрешения? — грозно спросил Пьер, сразу взяв себя в руки. От того, как она назвала Графиню Пауэл уже наталкивало его на определённую догадку, однако верилось в неё с трудом.       Нежданная гостья лишь шире ухмыльнулась, заметив его напрягшееся тело, из-под капюшона блеснули глаза. Она отпустила ручку двери, как следует затворив её, и медленным движением руки в темной перчатке скинула капюшон. Карие с янтарём глаза расширились, а лицо Шотворда замерло в потрясении. Огненно-рыжие локоны, с светло-алым оттенком у корней, вьющимися волнами спадали по спине, достигая середины. В уголках глаз темными пятнами на бледной алебастровой коже выделялся поцелуй Бога Отчаяния, а серо-голубые глаза, слегка прищуренные, напоминали грозовое небо. Под накидкой угадывалась черная со шнурками рубашка и приталенные брюки с высокими сапогами на каблуках под цвет мантии. У Виконта на пару секунд мелькнула мысль, что он вернулся в прошлое. Девушка перед ним слишком сильно напоминала Мирабель Пауэл ещё до своей Церемонии второго совершеннолетия. Ещё юную, полную амбиций и желаний, жаждущую стать магом и главой магической башни, несмотря на запрет для женщин. Именно такой была когда-то его знакомая. Но у этой Мирабель Пауэл волосы были немного другого оттенка, а если хорошенько присмотреться, то можно было заметить небольшие отличия и в чертах лица. Пьер моргнул, осознавая кто стоял перед ним. — Как? — на выдохе и шёпотом спросил он, всё ещё не сводя шокированный взгляд с девушки. — Я узнала, что Агнесса умерла. Мои соболезнования. Честно, как бы сильно она меня не раздражала в Академии некоторыми своими суждениями и наивностью, больше всего на свете я не ожидала, что она будет втянута в игры матушки и умрёт после родов, — с каким-то сожалеющим выражением лица проговорила гостья, будто и не мужчине перед собой, а скорее просто рассуждая вслух, проигнорировав заданный вопрос. — Я спрашиваю, как? — повысив голос, яростно пробасил Шотворд. Ему не нравилась сложившаяся ситуация. Сердце странно сжималось и готово было ухнуть вниз, настолько было ему сейчас тревожно.       Девушка, что смотрела до этого куда-то за его спину, перевела взгляд на его лицо. В серо-голубых глазах мелькнуло разочарование, а губы растянулись в странной слабой улыбке где-то между скорбью и расхолаживанием. Она медленно двинулась к нему, начиная говорить: — Вас не должно это волновать, — с каждым её шагом Пьер отступал спиной назад, желая сохранить дистанцию. На лбу снова выступила напряженная складка. — Стой на месте! Стража! — пригрозив ей, крикнул мужчина во всю глотку. Может кто-то назвал бы его трусом и, что опасаться девушки, которая вряд ли даже меч в руках держала, глупо, но Шотворд предпочел перестраховаться. — Вы только зря время тратите, Ваша Милость. Никто не придёт, — в женской руке что-то блеснуло, заставив Пьера ещё больше насторожиться. Стоило ночной гостье высказаться, как он снова невольно вспомнил разговор с Герцогом Дантес несколько месяцев назад: » — Женщины могут стать прекрасными соперниками. Тем более сейчас, после снятия Его Императорским Величеством запрета для женщин на возможность занимать ответственные и высокие должности. Они могут даже занять место Главы рода. Будете ли Вы так же пренебрежительно к ним относится, когда Ваша жена либо отравит Вас, либо проткнет насквозь? — Вы мне угрожаете?! — Ну почему же? Всего лишь предупреждаю.»       Могло ли быть так, что всё это спланировал он, этот недавний по сути мальчишка? Мужчине в это мало верилось, но никакое другое объяснение в голову ему не приходило.       Виконт стал обходить мебель, двигаясь в сторону распахнутого окна. Девушка снисходительно улыбнулась и крадущимися шагами последовала за ним, не спеша, будто насмехаясь и специально давая возможность уйти. — Ваша Милость, Вы ведь неплохой человек, но почему-то вытворяете глупые вещи. Вы родились и выросли в Империи АуЛикта, но всё же умудрились стать чужим среди своих. Это очень прискорбно, — она остановилась в паре метрах от него, когда до окна ему оставалось расстояние протянутой руки. Пьер не прислушивался к её словам, судорожно размышляя о том, как быстрее спастись. Гостья подняла руку с чем-то сверкнувшим в руке, коем оказалось тонкое лезвие лекарского инструмента для рассечения различных тканей — скальпель. В голове мужчины набатом зазвучал голос Главнокомандующей Запада с пару собраний аристократов назад касательно убийств за последние месяцы в высшем свете: «Женщина… Скальпель…»       По телу Шотворда пробежал холодок. Сердце ушло в пятки. У него не было под рукой ничего для самозащиты. Осознание собственной беспомощности настигло его и он резко кинулся было в окно, но прямо перед его носом оно захлопнулось. Пьер обернулся и заметил свободно приподнятую руку девушки, которую окутывала мана огненного цвета. Она сформировалась в маленький магический круг на кончиках пальцев и все светильники в гостиной потухли вместе с ним. — Ваша Милость, да пусть Вы благополучно попадёте к Богу Смерти и он подарит Вам следующую жизнь, что будет лучше и счастливее этой, — это было последнее, что он услышал, прежде чем почувствовать, как по его шее стекает что-то тёплое.

***

      Прикрытое окно внезапно распахнулось, впуская внутрь холодный ветер, что зашелестел занавесками. Кэйл, сидя в кресле с книгой в руках, оторвался от чтения и повернулся к нему. Осенний ветер холодил кожу и местами пробирался под одежду, слегка раздувая свободные, не собранные в хвост, волосы. За окном темнело, а собирающиеся тучи ясно намекали на скорый дождь. «Они уже должны были вернутся, » — подумал Кэйл и закрыл книгу, откладывая её на столик рядом. Он неспешно встал с удобного мягкого кресла, в котором был бы не прочь провести ещё время. Он подошёл к окну и закрыл створки, прерывая трепыхание занавесок. Стало как-то слишком тихо, что Кэйл почувствовал себя неуютно. Волоски на коже встали дыбом, а сердце тревожно сжалось. Однако на лице его не дрогнул ни один мускул, всё также сохраняя стоическое выражение. Он неспешным шагом прошёл к выходу библиотеки и открыл дверь, ожидая, как и зачастую, увидеть Рона. Но в коридоре было пусто, даже ни одного слуги не было видно, что обычно сновали по коридорам туда-сюда, выполняя различные поручения или прибираясь.       Хенитьюз едва заметно нахмурился. Он вышел полностью в коридор, прикрывая за собой дверь библиотеки, и двинулся дальше, в тайне надеясь встретить кого-то по дороге. Всё-таки за два года в этом мире он привык, что рядом с ним почти постоянно кто-то находится и такая тишина была непривычной. «Почему так тихо?» — он так никого и не встретил пока добирался до своей комнаты, в которой тоже была какая-то странная давящая тишина. За окном тучи полностью заполонили небо и стали раздаваться раскаты грома, от шума которых Кэйл зябко повёл плечами. Чувство тревоги лишь больше усилилось. Он не стал задерживаться в покоях и отправился дальше. Ему хотелось найти хоть кого-то в этом огромном поместье, что за два года стал родным, но сейчас ощущался как чужой. Он отправился во вторую кухню, в которой почти всегда можно было найти Бикроса. — Бикрос? — только там тоже оказалось пусто. — Рон! Ганс! Чхве Хан! Раон! Он! Хонг! Где вы все? — Хенитьюз открывал одну дверь за другой, проверял комнату за комнатой, заглядывал в кабинеты и даже в те помещения, которые никогда не посещал. Лишь шум грома постепенно усиливался, будто он находился не в доме, а стоял прямо на улице. Вместе с тем, как усиливался этот шум, в душе Кэйла всё больше поднималось какое-то странное чувство, что-то сродни страху. Он уже не шагал, а бегал по всему поместью, пытаясь найти хоть кого-то, но никто не откликался. Под конец он выбежал на улицу, широко распахнув главные двери. В лицо сразу ударил промозглый ветер вместе с холодными каплями дождя, шум которого заглушала гроза. «Когда он успел начаться?» — мелькнуло в мыслях юноши, но он тут же забыл про погоду, начиная осматриваться на улице. Было темно, дождь усиливался, а звуки грома становились оглушительнее и оглушительнее. Алые волосы липли к лицу, закрывая обзор, лёгкая одежда, не предназначенная для такой погоды, быстро промокла насквозь. — Раон! Он! Хонг! — что есть сил позвал Кэйл, игнорируя погоду и беспорядочно осматриваясь по сторонам. Страх снова остаться одному затопил всё его естество. Он метался из стороны в сторону, пытаясь уловить хоть какое-то движение в темноте. Раздался очередной раскат грома и сверкнула молния, на мгновение освещая всё вокруг, и Кэйл внезапно обнаружил себя в бесконечной пустоши. Вокруг не было ни души. Лишь гром и молния с дождём на пару с бескрайней травой. Кэйл почувствовал себя покинутым и брошенным, будто во всём мире остался лишь он один. «Всё же было хорошо, так почему? Неужели я снова остался один?» — беспорядочно билась мысль в его голове. По лицу стекали капли дождя и Кэйл не заметил, как к ним присоединились слёзы, заполонившие его глаза и в очередной раз на мгновение ослепнувшие из-за сверкнувшей молнии. Спустя время что-то мазнуло его по щеке, заставив по коже пробежаться приятной дрожи от тепла, а перед глазами мелькнуло что-то алое. Это была красивая бабочка с большими насыщенными красного цвета крыльями и с чёрными узорами на них. От неё исходило едва заметное свечение. Кэйл невольно зашагал за ней и сквозь шум грозы до него донёсся чей-то хриплый шёпот на вроде знакомом и в то же время непонятном языке. На сердце вдруг стало как-то спокойнее и он снова почувствовал тёплое прикосновение к щеке.       Эзтли закрыл открывшееся от сильного ветра и дождя одно из окон детской и проверил окончательно и хорошо ли закрыл его. Рубашка с шалью и волосы успели немного намокнуть, но не настолько сильно, как часть ковролина под окном. На улице стояла непроглядная темень, гроза вовсю царствовала в эту ночь, лишь изредка освещали некоторые места вспышки молнии. Однако громыхания и раскаты грома перестали слышаться в комнате сразу, как окно оказалось закрыто, благодаря вплетенным в стены магическим рунам звукоизоляции.       Дантес расслабленно выдохнул и тут же громко чихнул, невольно наклоняясь вперед. Нос неприятно защипало, а головная боль отдалась пульсацией в районе висков. Молодой человек прислонил правую ладонь к разболевшемуся месту, слегка растирая пальцами, и зябко повел плечами из-за местами влажной рубашки.       Внезапно раздалось что-то среднее между хныканьем и плачем. Это заставило Эзтли на мгновенье замереть и обернуться в сторону детских кроватей. «Не уж то разбудил, » — подумал юноша. Дети до сих пор после рождения ни разу не плакали и слышать, чтобы кто-то из них издавал подобные звуки было непривычно. Он тихо босыми ногами прошагал в ту сторону, по дороге разобравшись, что шум исходит из кроватки темно-красного дерева, что принадлежала Кэйлу. Герцог ухватился за перегородку и склонился над ней. Голубые глаза, успевшие привыкнуть к темноте, разглядели укрытого теплым покрывалом ребенка, крутящегося в беспокойстве и хнычущего. Сверкнувшая молния позволила увидеть крупными каплями стекающие по пухлым щекам слёзы. Эзтли растерянно замер, не зная, что делать и принялся судорожно вспоминать всё, что читал о детях и лекции Драгнилианы. Он сразу позабыл о слегка намокшей одежде и своём предпростудном состоянии. «Он испугался грозы? Но он же точно спал, когда я закрывал окно. Он забеспокоился позже. Стало грустно или что-то опечалило, но он опять-таки спал. Или приснилось что-то? А дети в таком возрасте вообще могут видеть сны? — различные предположения подобно буре проносились в его голове, — А может что-то приносит ему дискомфорт?» — вместе с этой мыслью взгляд его замер где-то в ногах ребёнка. Юноша тяжело сглотнул и несколько раз сжал и разжал руки на ограждении. Наконец решившись и приведя мысли в порядок, он схватился за покрывало. Хорошенько пару раз проведя по нему руками, он удостоверился, что оно абсолютное сухое. Тогда он осторожно провел содрогающейся рукой по простыни под малышом, но и там тоже было всё сухо, лишь в районе шеи и нижней части головы были мокрые пятна от слёз. «Может мне позвать Луизу или Анну? — прикусил большой палец правой руки молодой человек, однако сразу отрицательно замотал головой, снова опуская руку на ограждение, — Нет! Я же сам велел им идти спать. Будет несправедливо, если я позову одну из них спустя полчаса, как отпустил.» — Тшшш… Маленький, ну чего ты? — аккуратно, стараясь не слишком резко дёргать ограждение, Эзтли стал раскачивать кроватку. Хотя движения всё равно были нервными, слишком уж он волновался, что ребёнок не успокаивается. Юноша абсолютно не знал, как обращаться с детьми. Знания теории, к сожалению, не добавляли практики. «Прикосновения зачастую способны успокоить ребёнка. Так они могут понять, что находятся в безопасности, особенно если это кто-то из родителей. Ещё лучше взять на руки. Можно так же попробовать спеть колыбельную, ну или песню, если ничего из первой категории не приходит в голову, » — прозвучали слова Драгнилианы в голове. Дантес не знал понадобится ли ему когда-нибудь данная информация, но всё же старался запомнить всё, что ему рассказывала подруга. И как оказалось не зря. Взять на руки он бы не осмелился, однако от прикосновений ничего плохого не будет, верно. Тем более, что на днях он смог переступить через себя и прикоснуться к Лукасу, хоть и ненадолго. Всё же это уже было для него достижением. — Тшшш… Всё хорошо, маленький, — Эзтли осторожно прикоснулся к заплаканному лицу Кэйла дрогнувшей правой рукой, что была обнажена без привычных перчаток. Малыш замер, прекратив метаться в беспокойстве. Старший большим пальцем в дрожащем движении провел по его щеке, не переставая раскачивать кроватку и попутно вспоминая отрывок старой песни, что слышал и от Драгнилианы во времена в Академии и в детстве от матери ещё до того, как началось его обучение наследника: — «Uh, love, no one's ever gonna hurt you, love I'm gonna give you all of my love Nobody matters like you» — веки Кэйла перестали дрожать, как и слёзы течь. Юноша остановил поглаживания и, не прекращая петь немного сиплым голосом, собирался убрать руку, — She tells him «Your life ain't gonna be nothing like my life — ребёнок интуитивно потянулся головой за теплом руки. От этого вида Эзтли почувствовал что-то странное и щемящее и вновь стал поглаживать младшего по щеке на мгновенье дрогнувшей ладонью, — You're gonna grow and have a good life I'm gonna do what I've got to do» — So, Rockabye baby, Rockabye I'm gonna rock you Rockabye baby, don't you cry Somebody's got you Rockabye baby, Rockabye I'm gonna rock you Rockabye baby, don't you cry Rockabye, no Rockabye-rocka-rocka-rocka-bye Rockabye, oh oh yeah Rockabye-rocka-rocka-rocka-bye… — у юноши уже кончалось дыхание и последние строки вышли прерывистыми и едва слышными. Допев строку, он закашлялся, прикрывая губы левой рукой, которой он покачивал кроватку. Кэйл уже выглядел спокойным и полностью умиротворённым. От подобного его вида у Эзтли дернулся в слабой улыбке уголок губ. Решив, что будет достаточно, он убрал правую руку с лица малыша и уже ей стал качать кровать.       Герцог, поменяв правую руку на левую для удобства, заглянул в соседнюю кровать из белого дерева, в которой должен был спать старший из близнецов и была очень близка к первой. В очередной раз вспыхнула молния и ясно позволила разглядеть Лукаса, вперившего взгляд в потолок. Поняв, что за ним наблюдают, он перевел взгляд своих глаз на лицо старшего, будто спрашивая «что тому надо». Эзтли чуть усмехнулся и одними губами прошептал «спи, маленький». После чего ухватился правой рукой за ограждение белой кроватки и стал покачивать обе, подстроившись под один равномерный медленный темп. Лукас, будто поняв, что ему сказали, покорно прикрыл глаза под мерное покачивание со вспышками молний и тихое хриплое пение.