Hassliebe

«Я просто хочу быть кому-то нужным. Нужным и необходимым. Мне нужен кто-то, кому я мог бы отдать всего себя – все свое свободное время, все свое внимание и заботу. Кто-то, зависимый от меня. Обоюдная зависимость» «Удушье» Чак Паланик

Жаркое летнее солнце, нагревшееся за утро, к обеду безжалостно печет. Вокруг огромная территория, за спиной густой огромный лес, а впереди небольшая открытая местность, усеянная сочными травами. Дыхание берется под полный контроль, а глаза неотрывно следят за конкретной целью. Мгновение, рывок и меж деревьев, что хоть как-то защищают от лучей, пролетает нечто огромное и черное, несущееся на добычу, не успевающую среагировать из-за чужой скорости и умению быть бесшумным. Прыжок, и зубы впиваются в плоть, рвя ее, сжимая челюсть плотнее. Теплая кровь сочится, впитывается в черную шкуру охотника, пока жертва трепыхается в жалких попытках спасти собственную жизнь. Безумный страх в глазах совсем не помогает, не умасливает хищника, а потому постепенно тускнеет блеск жизни в зрачках, вынуждая жертву окончательно завалиться на траву. Косуля прекращает любые движения, потому что ей не спастись от этого волка, но все еще медленно бьется ее сердце, пока плотно смыкают челюсти, перекусывая горло, останавливая работу сердечной мышцы. Находиться в лесу одному опасно, особенно травоядному животному, особенно, когда на охоту выходит он. Огромный черный волк, чья морда покрыта шрамами, как и половина тела, но этого уже не видно из-за длинной лоснящейся шерсти, что блестит на солнце и переливается. Прячет под собой изуродованное тело, позволяя видеть лишь мощность и внушительные размеры зверя. Тушу выпускают из пасти только в тот момент, когда она оказывается на территории стаи, где стоит привычный домашний шум от постоянной работы каждого ее члена. За добычу принимаются сразу, унося в отдельный дом, предназначенный для всего, что связано с запасами стаи и с готовкой. Альфе уже нет до этого дела, свою работу он выполнил: выследил, поймал, приволок домой. Детские любопытные взгляды полностью игнорируются, вскоре их не будет, стоит волчатам подрасти лишь еще немного, и их родители расскажут им историю этого загадочного альфы. Он знает, что именно интересует детей, и это точно не его размеры или чистая ухоженная шерсть. Шрамы на морде привлекают их внимание, пробуждают интерес, но свирепый вид не позволяет проявить хоть какую-то активность, кроме взглядов в сторону уважаемого стаей мужчины. Обличие человека принимается только в собственном доме, который чуть ли не на окраине поселения находится. Подальше ото всех, потому что так комфортней, так лучше для себя самого. Так чувство безопасности охватывает с ног до головы. Целиком и полностью. Как бы хорошо к нему ни относились в стае, одному в полной тишине, на своей собственной территории гораздо лучше. В этом доме нет ни одного чужого запаха, здесь пахнет исключительно им, новой мебелью, что в небольшом количестве, свежестью и лесом. Этот альфа тот самый тип людей, который сам ходит в гости, но к себе не зовет. Это место пропитано его мыслями и воспоминаниями, ненавистью и болью в душе, только чувствует это лишь хозяин дома. Остальные могут ощутить лишь пустоту и одиночество, приписать к этому отсутствие омеги и добавить, что от того альфа вечно хмур. Но это лишь для смеха, ведь каждый прекрасно знает настоящую причину этой «хмурости». Прохладные капли дневного душа после охоты стекают по вечно горячему телу, пытаясь остудить хотя бы снаружи. Безрезультатно. Этого альфу подпитывают постоянные чувства ненависти и гнева к одной конкретной стае, а в особенности к конкретному оборотню в ней. Никогда не охладеет, потому что шрамы никогда не сойдут с его тела, воспоминания не сотрутся, а душа не освободится от вечно сдавливающей грудь боли. Он сам вечное напоминание о том, как жестоки могут быть оборотни, как сильно может преобладать волк над человеком, и к чему это может привести. Острый слух улавливает чужое приближение к дому, вынуждая поторопиться с душем, зато отвлекает от вечно накатывающей ярости, что сопровождает его всю жизнь из-за отвратительных мыслей и воспоминаний. — Я подожду на кухне, — слышит голос Хосока, входящего в дом без стука. — Незачем ждать, — встречает прямо на пороге в широкой белой футболке и черных шортах. — Что-то срочное? — промокает мокрые волосы сухим полотенцем, смотря на друга. Взгляд ледяной, не сочетающийся с расслабленным тоном голоса, к такому не привыкают. Там таится вечная ненависть ко всему миру, нежелание жить и отчетливое желание оставить всё позади, упокоившись с миром. Но ему в глаза смотрят, потому что не пугаются, хоть и ходит слух среди молодняка, что можно нарваться на проблему, если смотреть куда-то кроме глаз. И взгляд этот ледяной не от того, что неприятны все вокруг, все совсем не так. — Сегодня обход, ты принял решение насчет новеньких? — уверенный и ровный тон. Один из немногих, кто ни капли не страшится разговаривать с альфой на равных, кто не тушуется перед ним. Потому что знает и понимает, что сам по себе этот мужчина не суровый и злой, что испытывает эмоции, как и все, но открыто показывает их далеко не со всеми. И если бы все члены стаи относились к нему без осторожности, не смотрели с сочувствием, не жалели, то ему самому жилось бы куда легче. Эта жалость не облегчает жизнь, а наоборот напоминает о том, что случилось с ним в детстве. Она, жалость эта, как дрова, что подкидывают в огонь, чтобы не потух. Разжигают, не дают забыть ни на минуту. — Донгиль и Гёнхи с нами, остальные слабоваты ещё, — без лишних слов, исключительно по делу. Устал. Хочется остаться одному, хочется проспать весь оставшийся день до очередного наступления ночи. — Понял, — кивает головой, оглядываясь по сторонам, изучая новый дом друга. — Пустовато у тебя, не собираешься обставлять мебелью нормально? Было бы уютнее. В этот дом он переехал всего четыре месяца назад, но в планы изначально не входило создавать здесь семейное гнездышко. Это самое настоящее холостяцкое жилище. Понятно невооруженным взглядом, что омег, а тем более детей, здесь не бывает. Обставлено все по минимуму, исключительно нужная мебель, ничего лишнего. Да и приходит он сюда только чтобы отоспаться, помыться и переодеться. Незачем тратиться лишний раз. — Ты закончил? — игнорируют желание завязать разговор. — Тогда увидимся на обходе, — кивает в сторону двери, выпроваживая незваного гостя. — Даже чаем не угостишь? — со смешком в голосе, а в ответ тишина, лишь пристальный взгляд, ожидающий, когда его оставят одного в собственном доме, чтобы можно было пойти выспаться после ночи без сна. — Ладно, понял. До вечера. Дверь закрывается сразу же, стоит Чону переступить порог. Никто понятия не имеет, насколько тяжело раньше давалось смотреть всем в глаза, держа голову прямо. Сейчас – обыденность, раньше – конец света. Все пугаются не только этой жгучей ненависти, которой буквально веет от альфы, но и тусклого светлого глаза, который и не видит ничего. Детство каждого должно быть ярким, запоминающимся, счастливым, но этот альфа не может подобным похвастаться, оно оставило слишком много травм, сломало его совсем мальчишкой, заставило ненавидеть всё вокруг, себя в том числе. Не все, что «должно быть», происходит, хоть и обязано, и мы ничего не можем с этим поделать, кроме как ругаться на несправедливую судьбу, что успела повернуться спиной даже к маленькому волчонку, не понимающему «за что?» и «почему?». Время быстротечно, но оно не стирает воспоминания, не облегчает боль, все это ложь и сказки. И всё это отражается во взгляде, пугает незнающих, вынуждает осторожничать и обходить стороной. И альфе даже лишний раз смотреть на себя не нужно, чтобы понимать, как он выглядит со стороны. В волчьем обличии видно лишь морду со шрамами и тусклый глаз, а вот на человеке все куда плачевнее. Два длинных и глубоких шрама тянутся от левого глаза вниз по всему лицу, до середины шеи. Взрослые оборотни в стае давно привыкли к его лицу, даже если смотрят с сочувствием иногда, а вот молодые и дети, это отдельная история. Они все проходят этот этап, чтобы в итоге, привыкнув, лишь иногда проявлять жалость и осторожность, которых альфа не хотел бы видеть. Но это нормально. Давно свыкся с этими взглядами, ведь и ему самому иногда жаль самого себя за собственную судьбу, что была так несправедлива к шестилетнему ребенку.

* * *

Солнце начинает постепенно опускаться за горизонт, включаются фонари, а атмосфера становится более уютной. Не в доме, нет. В нем никогда не бывает уютно, со стороны иногда может показаться, что там никто не живет даже. Уютно на улице. В стае становится тише. Волчата все дома, вероятно уже готовятся ко сну, а их отсутствие делает обстановку гораздо спокойнее. Время предоставляется подросткам и парочкам, выбирающимся погулять и поболтать. И никто не знает, что некоторые в это время ощущают ноющую в груди тоску, тщательно скрываемую даже от самого себя. Зависть и желание жить нормальной жизнью, как весь этот молодняк, живущий в хорошей стае и не знающий, что такое страх к ней же. Но эти тишина, негромкие разговоры и чужой смех позволяют чувствовать себя лучше, позволяют ощутить, что делается все возможное ради благополучия и счастья для каждого члена этой большой семьи. И искренне в глубине души альфа благодарит каждого здесь, кто заставляет чувствовать себя живым, кто переключает свое внимание на себя, не давая утонуть в омуте отвратительных воспоминаний и мыслей. Когда стрелка часов показывает десять вечера, у дома на окраине собираются альфы, чтобы выслушать план действий на сегодняшний обход территории в связи с изменениями, а точнее с наличием молодых парней в группе, отвечающих за защиту стаи. Все уже в животной ипостаси, внимательно следят за каждым действием их главного, вслушиваются в каждое сказанное слово пронесшееся в голове, запоминая, кому в каком направлении идти, с кем пойдут новички, а точнее, кто будет за ними присматривать сегодня. Стая растет, волчат становится больше, а это значит, что нужно все это беречь. Кто-то отходит от дел, следовательно нужны пополнения в отряде. Да и в каждом ремесле их стаи. Молодые мыслят иначе, они шустрее, иногда даже умнее, стоит им лишь поднабраться опыта. Вечерний обход – одно из самых важных ежедневных дел стаи, как и ночная охрана. Бережется сон каждого, сохраняется покой и благополучие. Даже если стая не родная, в ней не родился, но прожил основную часть своей жизни. Этот альфа является ее частью, отдает всего себя для защиты, жизнь отдаст в благодарность каждому ее члену за принятие и любовь, которую, как сам он считает, не заслуживает. Выходили почти что мертвого волчонка, что мечтал уже, наконец, издать последний вздох, но ему не позволили. Не позволили умереть от лап собственного разъяренного отца, что намеревался прервать жизнь сына. Не добил, не нанес последний решающий удар. Территория большая, просторная, волчонку заблудиться легко, но взрослые альфы знают каждый закуточек, каждый куст и дерево. Пробираются через лес протоптанными ими же тропинками. Осматривают всю местность, даже если нет и намека на чужой запах. Перестраховка никогда не будет лишней. Теплый летний ветерок приятно обдувает, сглаживая шерсть. Обход как правило занимает около часа, осматривается досконально каждый сантиметр территории. Но вот парочка волков остаются на своих заранее обговоренных местах, принимая свою очередь охранять стаю ночью. Один единственный никогда ни с кем не меняется, дежурит каждую ночь, и не просто так он их главный. Когда с его стороны появляется ощущение чужого присутствия, никто не задает вопросов, все прекрасно всё знают и не лезут, но всегда готовы сорваться на защиту. Ведь беда никогда не приходит одна… — Ну как же вы суровы, главный страж! Прям как цербер ей богу, — каждый раз одно и то же, каждый четверг этот омега приходит к нему во время охраны и пытается вывести из себя на протяжении длительного времени. Буквально насмехается над ним, в голосе озорные смешинки. — Хоть показали бы эмоцию какую, что ли, — голос наглый, с нотками издевки, язвительный. — Иногда мне кажется, что вы совсем безэмоциональный, — встает напротив, не переступая границу чужой стаи, вглядывается в чужие глаза своими человеческими. Единственное, что изначально действительно удивляло этого альфу, так это то, что в его кровной стае в охране присутствует омега. И, как выяснилось позже, не один. Он не задавал ему вопросов, потому что этот болтливый парень сам все рассказывает, словно мысли читает. Этот омега сын вожака, догадался с первой же встречи по чертам его лица – безумно похож на обоих своих родителей, разве что как-то худоват. Вызывает ненависть, ничего для этого не делая. — Не нравится, когда называю тебя стражем? — склоняет голову к плечу, снова выстраивая зрительный контакт, перестав разглядывать шрамы на морде. — Обращаться к тебе по имени? — неожиданно перешел на неофициальный тон. — Тэхён, — слетает с губ, что искривились в язвительном оскале. Если бы не натренированное терпение, давно бы перегрыз глотку этому смельчаку, что каждый раз всё наглее. Ведет себя как избалованный щенок, хотя разница в возрасте у них и не сильно большая. Тэхён не заговорит с ним, не покажет, как бесится, не произнесет его имени. Пускай рассматривает его изуродованную морду, каждый раз словно наслаждаясь этим зрелищем. Еще не придумали вид пыток, способный вывести из состояния внешнего покоя этого альфу. — Так терпеливо охраняешь чужую стаю от своей собственной, — усаживается на траву под ногами в позе лотоса. — Раз так ненавидишь, мог бы не стоять на этой границе, — задирает голову, вглядываясь в ночное небо, усеянное звездами, что отражаются в глазах. Иногда кажется, что младший и не шутит вовсе, не язвит и не дразнит. Ощущение, словно пытается надоумить альфу на нечто большее, чем просто ежедневно ненавидеть и гореть от ярости. Словно хочет заставить действовать. — Или напал бы уже, наконец. Прикончил бы своего любимого отца, — усмехается, не оборачиваясь. — Моих родителей, что не встали на твою защиту, как и половина стаи, — возвращает взгляд к морде внушительных размеров. — Хочется, да? И не можется, — усмехается. Снова. Тэхён никогда не понимает сути монолога этого парня, скачет от одного к другому, словно ходит вокруг да около. Каждый раз одно и то же – пытается взбесить до налитых красным глаз. Но этот альфа настолько благодарен своей стае, что никогда не сделает ничего из того, что принесет ей вред. Дело не в том, что «не можется», потому что его ненависти хватит на каждого, кто не встал на защиту маленького мальчика, которого истерзали у всех на глазах, кто не оттащил взбешенного волка от собственного сына, которому едва ли исполнилось шесть. Дело в том, что в нем души не чаят с момента появления в новой стае, которую он считает родной и единственной. Его буквально достали с того света, когда нашли изуродованного волчонка, что смог доползти до границы чужой территории. Здесь его любят, здесь о нем заботятся и всегда встают на его сторону, всегда защитят и помогут. И Тэхен бы ответил этому омеге, да не заслужил, чтобы с ним разговаривали. — Интересно, сколько в тебе от него? — будничным тоном. — Столько же желчи и ненависти? Тебя не боятся в этой стае? — смотрит серьезно, словно искренне интересно. — Или они не знают, кто твой отец? И словно что-то не договаривает. И если честно, то это единственное, чего боится альфа. Боится увидеть страх к нему, как к сыну оборотня, срывающегося с цепей, способному в порыве злости разорвать на кусочки собственную омегу. Тэхён действительно достаточно крупных размеров, он часто охотится в одиночку, у него отличные качества бойца, именно по этим причинам именно он является главой отряда охраны, именно он в случае чего будет самым первым, кто пойдет в битву, если начнется война между стаями. И все убеждены, что он способен в одиночку разобраться с половиной врагов, даже если их будет несколько десятков. Тэхен до ужаса боится стать таким же, как его отец, ведь никогда не угадаешь с генетикой. Но стая знает, чьим сыном является Тэхен. И его продолжают уважать и заботиться. А этот омега всегда чувствует, какие именно слова заставляют мужчину думать, вглядывается в глаза, пытаясь разобрать эмоции, которых казалось бы и нет. Эту чертову связь с кровной стаей разорвать полностью невозможно, и это раздражает, потому что парень интуитивно чувствует смену настроения, обращает все свое внимание на него. — Так вот оно что, — негромко, словно сейчас раскроет великую тайну человечества, всего этого мира. — Не они тебя боятся, а ты их. Боишься разочаровать, потому что в тебе течет кровь твоего папаши? — усмешка на лице сопровождает слова. — Не хотел бы я быть на твоем месте. Зубы почти скрипят от того, насколько сильно альфа стискивает пасть, мечтая вцепиться в чужую глотку. Он бы никому и не пожелал оказаться на своем месте, даже такому, как этот омега, выросшему в отвратительной стае, но в любви и заботе. Тэхен отчетливо его помнит, потому что маленького волчонка съедала зависть от того, как все окружали вниманием совсем крошечного щенка, родившегося незадолго до того, как маленький альфа покинул стаю. Но никто не обращал внимания на бедного мальчишку, ходившего в вечных синяках, зашуганного и голодного. Он был словно изгоем стаи, хотя являлся сыном брата вожака. Этому паршивцу бы вырвать язык, чтобы говорить не смел о том, чего не знает. Словно сам все видел, словно может пересказать чужую жизнь с рождения и до шести лет. Ни черта не знает, а болтает без умолку. — Не забывай, что он твой родной дядя, — впервые говорит с ним, но больше похоже на рык, нежели на слова. А этот омега его двоюродный брат. И в глубине души зависть сжирает его, потому что несправедливо, потому что они оба были всего лишь детьми. Но одному досталось все, а второму ничего. Тэхен взбешен, но прекрасно знает, что не сорвется, не посмеет навредить ни одному омеге, даже если он из ненавистной стаи, это принцип. И дело не в том, что они якобы слабее, нет, он так не считает. Но в сравнении с самим альфой этот мальчишка действительно мелкий и хиленький, совсем разные. Чужая шея спокойно поместится в его ладони, даже проверять не нужно, это видно невооруженным взглядом. У альфы настолько много травм, что не пересчитать, а от того и принципов множество. Ни за что на свете не сделает ничего из того, что делал его отец. Все, на что тот способен, это быть безжалостным, жестоким и чертовски невыносимым. С этим оборотнем невозможно даже просто поговорить, потому что выходит из себя по щелчку пальцев. Тэхен таким быть не хочет. Но, что действительно странно, так это ухмылка на чужом лице и полнейшая тишина в ответ. За всю ночь младший больше не сказал ни слова, изредка лишь посматривал на альфу, от которого все же отошел на пару метров. Словно одним лишь своим ответом мужчина заставил о чем-то глубоко задуматься этого парня, чьего волка он ни разу еще не видел, словно Тэхён в чем-то глубоко ошибается. Он приходит всегда на границу своей территории на своих двоих, вместо четырех. Не то чтобы это вызывает интерес, но это как минимум странно, ведь инстинкты все же работают гораздо лучше в звериной форме, нежели человеческой. Тэхен на него не смотрит, не изучает, не разглядывает. Ему этого не нужно, достаточно одного лишь присутствия, чтобы разгонять кровь по венам еще активнее, потому что мысли сжирают изнутри. Ощущение каждый раз такое, словно судьба продолжает находить способ, чтобы поизмываться над ним. Ищет лазейки, подкидывает ему новые воспоминания, что будут каждый раз выводить из себя. Словно содрали корочку на заживающей ранке. И она все никак не зарастет. Эти ночные встречи с четверга на пятницу высасывают все соки, ни минуты покоя, потому что просто невозможно сконцентрироваться на чем-то еще кроме сидящего неподалеку омеги, что является его родственником. Каждый член кровной стаи всегда будет вызывать жгучую ненависть и желание перегрызть глотку. И каждое утро пятницы Тэхен облегченно вздыхает, когда в шесть часов приходят сменять его на посту. Это единственный раз в неделе, когда он не наслаждается временем, которое обычно он с радостью проводит в одиночестве, думая о том, что тревожит израненную душу, о том, как все же ему повезло стать частью стаи, в которой действительно заботятся о каждом, искренне и с теплом. Ведь на самом деле этот омега должен находиться не рядом с ним, у них совершенно разные основные точки охраны, но тот все равно нарушает правила, и это могут почувствовать все. Тэхен уверен, что парень пользуется своим статусом. Сын вожака как никак, и черт с ним, что альфа племянник. Летний утренний лес имеет особый запах, как и в каждое время года. Запах деревьев и свежести бодрит, несмотря на бессонную ночь хочется прогуляться, возможно даже искупаться в еще прохладной небольшой речке в глубине леса. Массивные лапы давно вытоптали тропинку до этого чудесного места, но сюда все равно редко приходят. Как-то так вышло, что это стало его личным убежищем, стая знает где искать альфу, если вдруг его нигде не видно, особенно в пятницу, но мало кто приходит сюда просто насладиться покоем и журчанием воды. Забравшись на давно упавшее дерево, что покрыто мхом, альфа укладывается поудобнее, вглядываясь в даль. За этой речушкой, начинается свободная территория, никому не принадлежащая. Тэхен еще никого там ни разу не видел, чтобы сидели так же, как он, и наслаждались видами их природы. Многие уезжают в город, путешествуют по миру, выбирают себе жизнь среди людей, с огромным количеством возможностей, пряча свою настоящую сущность, запирая волка надолго, если не навсегда. Но сам альфа ни за что на свете не променял бы свою жизнь в стае на что-то другое. Его место здесь и нигде больше. Он связан с лесами, с природой, с людьми, которых считает семьей. У него нет ни причин, ни желания, чтобы куда-то уезжать. Даже несмотря на то, как близко находится его кровная стая, как его выводят из себя каждый вечер четверга и утро пятницы, как ярки его воспоминания из детства. Не уедет и не оставит свой дом. Эта атмосфера убаюкивает, вынуждает сильного не только телом, но и духом, альфу расслабиться, притупив инстинкты. Глаза соловело закрываются, не имея больше сил держаться открытыми. Листва деревьев шуршит, проигрывая собственную музыку, не нарушая покоя. Любой организм когда-то да устает, даже если кажется, что батарейка все еще полна энергии. Сон накатывает мгновенно, погружая в темное царство кошмаров и ужасов. Зеленые глаза смотрят из темноты, заглядывают прямо в душу, вызывая в теле дрожь. Эти глаза знакомы, никогда не забудутся, потому что именно они являются к нему во снах с самого раннего детства. Вселяют ужас в маленького волчонка, эмоции которого все еще живы в теле взрослого мужчины. Они следуют по пятам, они везде, найдут, где бы ни был. Рык. Утробный, наполненный ненавистью. Направленный на сына. Тэхен бы хотел, чтобы он не помнил ничего из того, что пришлось пережить. Мечтает забыть обо всем до того, как очнулся в чужой стае, к которой полз из последних сил. Но эти зеленые глаза закрывают спиной. Тонкий изящный силуэт, что всегда прекращает эти кошмары, что всегда защищал от чужой ненависти, не позволяя обижать волчонка. Но он никогда не видел лица. Глаза распахиваются, они горят алым, дыхание бешеное, тяжелое, а по ту сторону реки чей-то силуэт скрывается среди деревьев, не позволяя себя увидеть. Тэхену требуется время, чтобы прийти в себя после очередного сна, которых хотелось бы не видеть, потому что после них тяжело дышится весь день, после них не чувствуешь себя живым. После них он жалеет, что выжил.

* * *

— Тебя довго не быво, дядя, — маленькая девочка четырех лет смотрит снизу вверх и тянет ручки, чтобы ее подняли. Глаза грустные-грустные, словно сейчас заплачет. — Я скучава, — она ютится у альфы на шее, обхватив ту обеими ручками. — Я тоже скучал, маленькая принцесса, — Тэхен гладит девочку по волосам, что рассыпаны по спинке. В глубине души он хотел бы когда-то стать отцом, но признаваться в этом страшно. Страшно оказаться плохим родителем, страшно стать таким же, как его собственный. Но эта девочка его личная слабость, в которой он не может себе отказать. Дочка Хосока действительно очаровательная, невероятно умная и воспитанная, она растет в любви и заботе. В этой семье именно та атмосфера, которая должна быть в каждом доме. И от этого настолько же завидно, насколько и радостно, что есть счастливые дети, не знающие, что такое боль и страх к стае и родителям. — Где твой отец, не подскажешь мне? — оглядывается вокруг в чужом доме, не находя нужного ему мужчину. — Они там, — указывает пальчиком в сторону прозрачных дверей, не отводя глаз от любимого дяди. — Мои юбимые цветочки тоже там, — и улыбка во весь рот, показывая отсутствие некоторых зубов, что умиляет взрослого альфу. — Они вкусно-вкусно пахнут и теперь будут с нами жить, — в глазах блеск и счастье. — Тогда пойдем и поможем им, да? Поможешь ведь родителями посадить твои любимые цветочки? — с девочкой, что активно кивает головой, на руках направляется к двери на веранду, что выводит на заднюю часть дома, где как раз и имеется небольшой цветочный сад и небольшой огород. Семейную пару застают за поцелуем, который прекращает звонкий смех дочки, которая спешит слезть с рук и побежать к родителям, чтобы оказаться в объятиях. Их семья для Тэхена, как пример для подражания. Когда смотрит на их взаимодействия, в голове всегда возникает мысль «моя будет такой же», даже если отрицает желание создать свою собственную семью из-за страхов. В их стае многие убеждены, что альфа будет самым лучшим мужем и отцом, о котором только мечтать. Но сам он в это не может верить. И очень сомневается, что когда-то будет не то что отцом, а мужем. — Ты искал меня? — Тэхен, сложив руки на груди, с любопытством смотрит на альфу, который чуть ли не всю стаю на уши поднял из-за какой-то срочности. — Дело столь важное, что ты не удосужился зайти в мой дом, но сказал всем, что я срочно нужен тебе? Хосок отходит от пары, предварительно что-то прошептав, и чем ближе он к Киму, тем страннее его выражение лица. Словно случилось что-то действительно важное, не терпящее отлагательств. Почему-то заводит обратно в дом, закрывая двери, ведущие в сад. Чужое поведение вынуждает напрячься самому, атмосфера в миг изменилась, невозможно не поддаться. Тэхен такое ненавидит, нахождение во встревоженном состоянии приводит к потоку отрицательных мыслей, в голове всплывают различные догадки, от которых потом крайне сложно избавиться. Подобное в принципе ни к чему хорошему не приводит никогда. На стол ложится конверт с неизвестным содержимым, взгляд друга странный, не получается прочитать его, но в то же время, Хосок словно сомневается. Что в этом конверте такого, из-за чего альфа ведет себя совсем иначе. Последний раз его видели таким растерянным и загруженным, когда его омега рожал, а роды были не из легких. У Тэхена ни единой догадки, какую информацию может нести то, что лежит перед ним на столе. — Я знаю, что ты будешь не в восторге, когда откроешь конверт, — Хосок в глаза смотрит уверенно, знает, о чем говорит. — Скажу лишь, что я давно занимался этим, все мои частые выезды с территории стаи были связаны с этой информацией. И я бы хотел, чтобы ты узнал о своих родителях больше, чем знаешь сейчас, — атмосфера становится агрессивной в считанные секунды, стоит только произнести одно чертово слово. У Тэхена нет родителей, кровные давно мертвы, оба. В его собственной голове мертвы оба. Он бы хотел стереть себе память и никогда не помнить своего детства. Эту тему запрещено поднимать. Всё, что угодно, но не тему его кровной семьи и детства. Слишком много сил тратится на то, чтобы избегать мыслей и воспоминаний, но невыносимо, когда сверху еще и вынуждают думать об этом целенаправленно. Все это знают, но Хосок решил потрепать нервы. — Я не могу сказать, что понимаю тебя. Потому что никто тебя не понимает, никто не жил твоей жизнью и не знает, как сильно ты страдаешь из-за прошлого. Мы этого не чувствуем так, как чувствуешь ты сам, — несмотря на ощутимую агрессию, исходящую от друга, продолжает говорить. — Я очень долго собирался с мыслями и силами, размышлял, действительно ли тебе нужно то, что я искал. На самом деле я знаю об этом уже несколько месяцев, но только этой ночью принял решение, что ты обязан знать правду, — подталкивает конверт ближе к альфе. — Ты можешь не открывать его сейчас, но забери домой, подумай. Я считаю, что это должно ответить на множество вопросов, которые роятся в твоей голове. — И ты зовешь себя моим другом? — голос негромкий, но ощутимая аура опасности давит. Словно удар в спину. Волна ярости накатывает, контролировать себя не получается, а перед глазами словно пелена, пока в голове яркие картинки сменяют друг друга одна за другой. — Да, Тэхен, я зову себя твоим другом, я считаю себя самым близким твоим человеком, — не ломается под напором, он стопроцентно уверен в своем решении. — И именно по этой причине сейчас перед тобой конверт с информацией о твоих родителях, о тебе. Ты многого не знаешь, Тэхен, а я уверен, что тебе необходимо узнать правду, потому что она облегчит тебе жизнь. — Эта правда не изменит того факта, что все мое тело изуродовано, что я слеп на один глаз, что даже мое лицо с уродливыми отметинами от моего папаши! — повышает голос, кричит на него со всей злобой, забывая, что одна маленькая девчушка находится в саду с папой, что он всегда хотел быть для нее самым хорошим дядей, показывая лишь свою светлую сторону, быть примером того, какие люди должны ее окружать. Мечтал стать частью ее ярких и светлых детских воспоминаний. — Ничто не изменит того, что я выжил чудом! Как и то, что я всегда буду чувствовать себя чужим, лишним, ненужным! Ничего, блять, не изменится! — кулаки сжаты до побеления костяшек, вены на шее вздулись, а лицо покраснело от ярости. — Я не стану другим человеком только от какой-то жалкой информации, которую ты на кой-то хер старался раздобыть! Детский плач врывается в затуманенное сознание, вызывая огромное чувство вины и стыда перед маленьким ребенком. И хорошим отцом он тоже никогда не станет… Границы стираются, стоит кому-то близкому поднять тему о его кровной стае, о его родителях. Подобные разговоры уже происходили, это ни к чему не приводило и не приведет. Тэхен не хочет ничего знать, потому что элементарно, как сейчас, его моментально выводит это из себя. Он забывает, где находится, кто вокруг, что говорит или делает. Его целиком и полностью обволакивает яростью, ненавистью. К самому себе. Он может ненавидеть человека, которого называют отцом, может ненавидеть всю стаю. Но больше всех их он ненавидит себя лишь за то, что появился на свет. Он сам для себя одно сплошное напоминание о том, что произошло. Никогда не сможет забыть, это никогда не сотрется из его памяти. Никакая информация не облегчит ему жизнь, потому что шрамы с тела не сотрутся, а детские воспоминания так и останутся кошмаром навсегда. — Тэхен, — вздыхает Хосок, бросая взгляд на удивленную пару за прозрачными дверьми, что успокаивает испугавшуюся криков дочь, отводя подальше. — Ты не чужой мне, никогда не был и не будешь лиш… — Я испугал Ёнсу, мне очень жаль, — обрывает чужую речь, не позволяет договорить, разворачивается и уходит из чужого дома, оставив проклятый конверт на столе. Если бы боль имела физическое обличие, то Тэхен был бы ею. Он как сплошной ее сгусток, каждый шрам на теле печет, напоминает о себе. Себя хочется стереть с лица земли, исчезнуть и никогда больше не рождаться. Потому что жить эту жизнь безумно тяжело, мучительно больно. И он убежден, что если перерождение существует, то судьба никогда не будет на его стороне. У него есть обязанности, работа, но каждый, кому он попадается на глаза, уже заранее знает, что этой ночью этот альфа охранять их не будет. Его бы кто защитил от собственных мыслей, от фантомной боли, что преследует его чуть ли не ежедневно. Тэхену нужно спасение, но никто не в силе ему помочь, пока он сам не захочет принять ту помощь, которую ему предлагают. Все знают, где искать, но никто не ищет. Этого альфу следует оставить на несколько дней в покое. Даже если все волнуются и переживают, даже если в нем нуждаются. Шелест листьев не успокаивает, в голове каша из эмоций и мыслей, хочется отключиться, забыться. Хочется не помнить этого разговора, не помнить о существовании таинственного конверта. Но Тэхен помнит, а от того и остыть не может. В собственном теле некомфортно, из него бы вылезти, сменить. Нажать бы на паузу, перестать чувствовать, остановить поток воспоминаний. Но чужие зеленые глаза смотрят на него, вынуждая шрамы на теле гореть с новой силой, а горло словно сжимает мужская большая ладонь. Он в собственном аду, в собственном детстве. Дышать становится тяжело, сердцебиение отчетливо ощущается в висках, шаг назад, еще один, и он упирается в ствол дерева, медленно присаживаясь на землю. — Это все нереально, — шепчет одними лишь губами, широко распахивая глаза. — Это нереально, ложь-ложь-ложь, — оглядывается вокруг, пытаясь сконцентрироваться на чем-то одном, пока глаза бегают от одного предмета к другому. Тревожность затуманивает рассудок, совсем не хочет отпускать, пока руки пытаются зацепиться за траву под собой. Глаза на мокром месте, а вздохи редкие и хриплые, в горле сухо и словно вот-вот задохнется. Через реку появляется силуэт, за который взгляд цепляется моментально, как за спасательный круг. Волосы светлые, глаза даже не удивленные, смотрят в ответ, изучают, рассматривают. Но Тэхену сейчас плевать, кто перед ним, единственная задача – успокоиться, сделать нормальный вдох. Даже если это ненавистный ему человек. Он подумает об этом позже, а сейчас у него получается сконцентрироваться, получается восстановить дыхание, но не имеется сил, чтобы подняться или отвести взгляд. Смотрит пристально, но не может разобрать эмоций, даже не пытается. Этот человек определенно умеет лишь насмехаться и изводить. Садится в похожую позу, смотрит в ответ, словно показывает, что вот он здесь, не оставит его сейчас и побудет рядом, даже если от этого неприятно. Даже если сегодня не ночь с четверга на пятницу. — Ненавижу, — обессиленный шепот. И на том свете тоже будет ненавидеть. Всегда. Без исключений. Только вот жаль, что не может сейчас попить воды из-за отсутствия сил. Может лишь вымученно прикрыть глаза, расслабляясь окончательно после сильной встряски его нервной системы. А глаза с другой стороны берега все еще чувствует на себе.