идольские игрища

Всё очень просто. Мёртвые почуяли живого.

дышать было тяжело, глоток воздуха входил в грудь со скрежетом и Ждан чувствовал, что его горло стонет так, как раскаленный металл стонал под молотом кузнеца. тяжело дышать… жарко… рубаха прилипла к груди, казалось, вплавившись в тело. трясло… то ли все вокруг, то ли Ждана, он не знал. глаза не желали открываться, они слиплись между собой и слезились каждый раз, когда Ждан пытался ими шевелить. горло что-то сипло закряхтело, моля о воде, но звать было некого, он знал. Господи, помоги… — хозяин? — в бреду услышал он и почувствовал шевеление рядом с собой. ну вот, своими терзаниями Ждан спугнул Ньяля. что-то капризное в его душе заставило священника потянуться рукой по направлению к животному, Ждан почувствовал, как быстро на его движение отреагировали и мягкая, слишком кудрявая шерсть коснулась его трясущейся кисти. — Румяна! — окрик прозвучал слишком громко и Ждан застонал, желая сжать свою голову покрепче, чтобы она лопнула, как переспелый помидор. Ждан не знал, что происходит вокруг, но ему казалось, что все слишком громко, что вокруг слишком жарко. молитва вяло, но отчаянно сорвалась с его потрескавшихся губ. в моменте стало хорошо, его лба коснулось что-то очень холодное, голос над ним мелодично убаюкивал больную голову, Ньяль забрался на взмокшую грудь и заурчал, ослабляя узел, завязавшийся в груди, которую будто изожгли крапивой в середине лета. дышать становилось легче, легкий морозец нежно прошелся по его коже вместе с мурашками, а тихое напевание и мурчание усыпляли. он не хотел приходить в себя, хотел остаться в этой легкой дреме чуть дольше, чтобы чувствовать на своем лбу нежные руки и легкую тяжесть на груди. с этой мыслью он и провалился в глубокий сон, покинутый тревогами.

***

Румяна еле сняла Ньяля с груди Ждана, тот осторожно цеплялся когтями за рубаху и грозно мяукал, пытаясь вырваться. — да что с тобой такое? — русалка шикнула, пытаясь успокоить кота поглаживаниями. Ньяль в свою очередь укусил ее за палец и обернулся в человека, все еще держа плоть в зубах. он смотрел на Румяну обиженным взглядом, словно ребенок, у которого отобрали погремушку. — он ранен, это случилось из-за меня, я не должен оставлять его в уязвимом состоянии, — прикусить язык Румяне оказалось тяжело, когда она чуть не воскликнула о том, что Ньяль ведет себя странно. не так, как привык вести себя дикий волчонок, бегущий от стаи врагов... стаи?.. Румяна замерла. Ньяль в ее руках дернулся к Ждану и тогда лед в голове русалки тронулся, как по весне: оборотень считал священника стаей. у Ньяля никогда не было стаи, волки не желали принимать чужака к себе, а русалки всегда в каком-то смысле были одиночками. но теперь… теперь он наконец-то нашел кого-то, кто заботился о нем. червячок в мертвом сердце Румяны подло заелозил от мысли о том, что не она стала стаей Ньяля, а какой-то смертный человек. она же тоже заботилась о нем, она же тоже любила его, она же тоже хотела быть его стаей. Румяна осекла эту мысль, заметая ее в угол, за печку в своих мыслях. — почему ты пошел за мной вчера ночью? — горечь сквозила в словах русалки, она прикусила губу и сжала кулаки. почему-то было обидно, почему-то хотелось шмыгнуть носом. — я хотел тебя увидеть, — Ньяль смотрел на нее, хмурясь тонкими рыжими бровями – останься он обычным человеком – не просто бы ему жилось в этих глухих деревнях. — я скучал по тебе, — дополнил, не отводя взгляда. вот таким странным он был: открытым до невозможности, но скрытым до глубины – широкая поляна в самом непроходимом лесу. — я хотел показать тебе Ждана, что-то во мне хотело, чтобы ты его увидела, — на последнем Ньяль замялся, зарываясь пятерней в кудри. Судьба. Ждан. Румяна сжала челюсть и отвернулась к окну, за которым шел белоснежный снег, а дети с громким смехом таскали друг друга на санках. священник на печи застонал и Ньяль в этот раз не стал останавливаться и подбежал к нему, убирая темные кудри с бледного вспотевшего лица. — ты нашел в нем стаю, да? — Румяна не смогла удержать этот вопрос за зубами, о чем быстро пожалела, когда позади нее что-то упало. корытце с прохладной водой разлилось, а Ньяль замер с влажной тряпкой на руках. — о чем ты говоришь? — жалость завыла в груди Румяны, когда она поняла, что он все еще не знал, не осознавал, что такое стая. он никогда не чувствовал такой связи, чтобы образовывать семью. — ты и этот священник – вы стая, — Ньяль хмурился и бегал взглядом от Румяны к Ждану. — но тогда ты тоже моя стая, — русалка осеклась на своей следующей реплике, ее сердце сжалось. — я пришел за тобой, чтобы познакомить вас с Жданом, я хочу, чтобы мы были все вместе, я скучаю без кого-то из вас, — Румяна не понимал... Ньяль никогда не говорил, что считает ее своей семьей. — когда я стала твоей стаей? — вопрос звенел, как и голос Румяны. Ньяль опять нахмурился. — когда я позволил тебе называть себя “братцем”, — и тогда Румяна уже не могла сдержать холодную слезу, покатившуюся по белоснежной щеке. это было так давно, это было в самом начале, а Румяна и не знала, а Румяна все эти годы переживала, что Ньяль одинок, считала себя одинокой. оборотень молниеносно оказался перед русалкой и обвил ее плечи, прижимаясь щекой к щеке. — ну какая же ты глупая, Румянушка, — тонкие пальцы зарылись в светлые волосы, аккуратно почесывая чужую тучную головушку. — куда я без тебя, куда же… — бормотал Ньяль, пока Румяна замерла в его объятиях. она подозрительно не шевелилась, вглядываясь Ньялю за спину, пока тот утешал ее. — Ньяль?.. — услышал оборотень голос Ждана и скоро обернулся, думая, что тот опять зовёт его в болезненном бреду. голубые глаза, цветом самого чистого озера, встретились с серыми, какими бывают облака во время бушевания дождя, не просто встретились – столкнулись. Ждан смотрел прямо на своего кота в человеческом теле. Ньяль сжался, его плечи поднялись к ушам, а рот распахнулся в страхе. глаза забегали из стороны в сторону, но лишь на секунду, все-таки одной из постоянных форм оборотня был лис. — господин священник, — почтительно произнес Ньяль, склоняясь в поклоне, но не отрывая взгляда от Ждана. — я лекарь, Румянуш-… Румяна призвала меня помочь вам, — русалка позади Ньяля кивнула, нежно улыбаясь, хотя в горле стоял ком. — вы совершили благородный поступок, дав кров моей подруге на ночь, я вам благодарен, — Ждан все еще просто смотрел на оборотня, он казался ему знакомым, слишком схожие черты с кем-то, кого Ждан уже видел. — спасибо вам, — после этих слов священник закашлялся и Ньяль поспешил подать ему кувшин с теплой водой, лечебные травы с медом уже грелись на огне. — что же, что же вы, поберегите себя и свой голос, — “лекарь” аккуратно провел влажной тряпкой по горячему лбу, а Ждан все никак не мог отвести от него взгляда: рыжие яркие веснушки, медные кудри, голубые глаза и маленькая родинка на щеке, где у одного несносного кота было пятнышко… но, конечно, священник не соотнес своего кота и своего "спасителя", он просто зачесал челку, спадающую на чужой лоб, и прикрыл глаза, расслабляясь под мозолистыми руками. — господин, мне нужно идти, я оставлю вас на Румяну, но еще обязательно вернусь, чтобы осведомиться о вашем состоянии, — Ждан потянулся рукой за уходящим человеком, он сам не знал, зачем это сделал, просто казалось правильным, привычным… Ньяль, видимо, почувствовав уход чужака, уже скоро вернулся на свое привычное место рядом с хозяином, лег, но не замурчал, просто сложил лапки и начал разглядывать священника. Румяна делала тоже самое, сидя на лавке у окна. грудь Ждана медленно поднималась и опускалась, а русалка все еще гадала, почему же он так поступил: помог первой попавшейся. это в нем заговорил духовный сан? или таким уж он был человеком? духовный сан… Румяна хмыкнула под нос. раньше она мечтала стать монахиней, раньше она ходила в церковь каждый день и молилась Господу, берегла свою честь, соблюдала посты, заповеди. вся ее жизнь была пропитана духовенством… жаль, что не у каждого священника было так. Румяне приходилось встречать таких священников, которых ни одна исповедь не спасет перед Божьей карой. по крайней мере, русалка надеялась на это, теперь ее голос Господь не услышит, но она молилась бы на это каждый день. прошло уже двадцать летних сезонов с момента смерти Румяны, она уже не страдала от этого, она не лила слезы над своей судьбой, над тем, как Бог покарал ее за грехи прошлой жизни, но она все еще помнила. ей было девятнадцать лет, когда после воскресной литургии Епископ их церкви подошел к ней, чтобы оговорить милостыню, которую он был готов дать девушке на лечение ее матери. Румяна плакала от счастья, когда тот протянул ей мешочек с деньгами, а уже через несколько минут она плакала, пока ее лишали чести. ее надежда на спасение серьезно больной матери было разорвано, разодрано, опорочено, как девичье платье и сама Румяна: “она давно ему нравилась, а помощь бесплатно не оказывают” – в тот день умерло слишком многое: епископ их церкви, погибший от удара подсвечником, мать Румяны, которая не смогла дождаться своей дочурки с воскресного празднества и сама Румяна, которая не смогла пережить такого ужаса, вернувшись домой опороченная, грязная и грешная и увидев свою мертвую мать, которой девушка принесла мешочек с деньгами. она утопилась в озере рядом с деревней, желая посмертно смыть с себя весь позор, который в ней был. очнулась она уже в окружении сестер-русалок и берегинь. берегиня Алена протянула ей свою белоснежно-прозрачную руку, помогла подняться из воды и обняла, крепко прижимая свою оголенную грудь к ее. русалки обняли ее со всех сторон и зарыдали, громко подвывая и всхлипывая. в Румяне не было слез, она чувствовала, что ее сердце больше не бьется, а дыхание не выходит из груди. Алена провела по ее волосам руками и произнесла тихое: — здесь ты в безопасности, — и Румяна поверила ей, наконец обнимая берегиню в ответ. — здесь ты в безопасности, — произнес Ньяль, опуская свою руку на руку русалки. Румяна не заметила, как Ждан уснул и Ньяль обратился в человека. Ньяль и Алена были похожи – так считала Румяна, когда находила черты своей подруги в братце. они не были знакомы, Алена не “дожила” до этого момента, оставив Румяну совершенно одинокой до встречи с Ньялем, и этого русалка тоже никогда не простит людям, этим бесчеловечным существам, столько раз причинившим ей боль!.. ей, ее подруге и ее братцу. Румяна бросила мимолетный взгляд на Ждана и ее сердце опять сжалось: человечный. — он не такой, — будто прочитав мысли русалки, произнес Ньяль. они оба настрадались от людей: Ньяль вырос в аду на земле, окруженный монстрами, даже не нечистью, носящими маски людей, с него ни раз пытались содрать шкуру уже после обращения, хотели распотрошить и пустить на еду, но Ньяль никогда им не отвечал, только пакостил напоследок и давал деру, Румяна провела неделю в плену человека, когда тот накинул на нее крест (то, что когда-то Румяна считала своим спасением, а сейчас одним из главных страхов) и забрал к себе, ее спас Ньяль, ворвавшийся в дом того мужчины, и сорвавший крест с шеи русалки. — как ты все еще веришь людям? — ты когда-то сказала искать мне человечность в себе, даже если я больше не человек, вот я и решил разглядеть человечность и в людях, чего не делал всю свою жизнь до обращения, — Румяна удивленно смотрела на Ньяля, а тот улыбался. — видеть в них что-то хорошее почти всегда тяжело, но Ждан другой, ты и сама это заметила. Румяна пожелала воспротивиться такому выводу и издала возмущенный ропот, на что оборотень только рассмеялся. — я вижу, что ты изучаешь его, он удивляет тебя, — Ньяль смотрел на нее знающе, мол “я и сам это пережил уже”. — и я рад, что ты видишь это. Румяна не нашлась, что ответить, но Ньяль и не ждал от нее ответа, он нежно поцеловал ее ладонь и протянул гребешок, достав его откуда-то из-за пазухи. — подарок тебе, потом и платье принесу достойное. — своровал? — русалка восторженно покрутила в руках побрякушку, такие вещицы всегда нравились их виду. оборотень хитро ухмыльнулся в ответ на ее вопрос, но лишь подмигнул и обратился в зайца, быстро упрыгивая из горницы по своим плутовским делам.