Полгалактики за даму сердца

Ту сказочную первую ночь между ними он запомнил навсегда. Из личной комнаты Густава наверх вела витая лестница на крытую прозрачным куполом круглую, широкую площадку, она возвышалась на самом высоком шпиле замка, открывая прекрасный вид на спокойное море и рассыпанные сверху гроздьями мигающие звезды. Именно на ней они расположились со всеми удобствами. Погода позволяла, и Густав убрал часть купола, давая легкому ветру и тихому шуму волн разбить их уединение. Он не торопил Стефана, позволяя ему самому проявить инициативу. Мягкие шкуры грели им спины, пока они, лежа бок о бок, разглядывали ночной небосвод, иногда целуясь и говоря обо всем, что раньше было недосказано между ними. Но вот поцелуи стали продолжительными, а касания рук более настойчивыми. — Не бойся и доверься мне, я подготовлю тебя… — шептал Густав, и Стефан верил ему, так как сам, кроме теории, был неопытным девственником. — Сейчас, подожди… Его нежно поцеловали, а после оставили на время, чтобы вернуться с вместительной корзиной в руках. Там оказался небольшой стержень с округлыми краями, несколько глиняных сосудов, два бокала, влажные полотенца и бутылка неизвестного вина. — Это слабый афродизиак, он поможет расслабиться и уменьшит боль от проникновения. Не волнуйся, просто отпей глоток, — налили ему чуть-чуть в бокал, — много не стоит, иначе потеряешь себя. Стефан робко взял бокал, ожидаемо спросив: — А ты? Густав только усмехнулся столь наивным речам. Он, перехватив свободную руку Стефана, прижал ее к своей промежности. То, как там все было налито, впечатляло, заставляя полыхать скулами и ушами. — Думаю, мне не стоит пить, иначе я до смерти укатаю тебя. Хрипловатый голос бархатно прошелся по нервным окончаниям, сделанный глоток вина распалил и так горячую кровь. Стефану стало жарко, и он взялся расстегивать на себе измятую к тому времени их совместными усилиями рубашку. — Погоди, не снимай ее, оставь на плечах… — Торс дрожащего Стефана жадно огладили, заныривая под легкую струящуюся ткань умелыми ладонями, а затем, скользнув на вязь пояса, взялись за брюки. Стефан полез целоваться сам, вжимаясь в грудь Густава своей, и тот, накрывая ласковым ртом его распахнутые губы, притянул ближе, чуть заваливая на себя. Плотные брюки соскользнули с ягодиц Стефана вниз, и он почувствовал, как пальцы брата осторожно оглаживают его нежный вход, играясь с ними и дразня. — Ну-ну, не жадничай, потерпи немного, сейчас все будет. — Губы Стефана отпустили, и он от нахлынувшего стыда уткнулся разгоряченным лицом в ворот Густава. Ведь там еще никто его никогда не касался, действуя столь развратно и уверенно, не наносил осторожно масло из припасенных крынок, не ласкал пальцами и после не погружал в него тот столь странный стержень. — Я… ох… — То, что проникло внутрь него, начало слабо вибрировать, и Стефан, откровенно застонав, вцепился в плечи Густава побелевшими пальцами, снова требовательно потянувшись к его нежно улыбающимся губам. Ему ответили более яростным поцелуем, уже беря рот на полную, подтрахивая языком и упиваясь совместной слюной. — Можно я коснусь тебя? — еле шептал Стефан, но ему не позволили. — Прости, но пока не стоит, боюсь сорваться и наделать глупостей… — Тихий голос Густава показался слишком хриплым и чужим. — Потерпи еще… если не можешь, то не стесняйся, кончай… Теперь штаны стянули и спереди, член Стефана, выпроставшись из промокшей от предсеменной жидкости мягкой ткани, закачался, призывно алея головкой. Густав, перехватив его, начал поддрачивать, усиливая постепенно нажим и амплитуду. Конечно, Стефан не был святым и, когда прижимало, вспоминая облик белокурого Густава, читающего в библиотеке, вручную справлялся сам. Однако эти прикосновения чувствовались совсем иначе, нежели собственные. Его хватило ненадолго, действие вина, игрушка, что осторожно продолжала разминать его сзади, и то, что творили с членом, наложилось друг на друга. Густав только успел нагнуться над членом любимого, чтобы ртом поймать обильно прыснувшее семя. Стефан выгнулся у него в руках, громко застонав, невольно выталкивая игрушку из себя и после схлынувшего сильнейшего оргазма замирая у Густава в руках потным и изможденным. — Как ты? — нежно огладили его раскрасневшееся лицо. — Хорошо, но как же ты? — М-м-м, сейчас сделаем так… — Стефана крутанули влегкую на бок и, прижавшись к его смазанной маслом заднице, скомандовали: — Сожми сильнее бедра. И, когда он невольно выполнил приказ, толкнули высвобожденным членом по смазанной промежности. Густав не проникал внутрь Стефана, он усиленно терся об его нежную кожу между бедер, подпирая снизу подобравшуюся мошонку. Сейчас ему хватало даже этого, чтобы усиленно кончить, а после, накрывшись шкурами, дать отдохнуть как Стефану, так и себе. Они провалялись в забытьи примерно с час, а после Густав снова предложил отпить Стефану вина, перед тем как опять в него ввести все тот же вибрирующий стержень. Время тянулось медленно, и он никуда не спешил, решивши теперь уж точно дойти до самого конца. Полностью обладать выбранным человеком хотелось до безумия, почувствовать, как член проникает в тесную плоть до упора, до ярких вспышек перед глазами. Тем более Стефан не отталкивал его, вино снимало робость, распаляло, при этом не затмевало взор, не окунало разум в забытье. Он сам тянулся к Густаву и, пытаясь поддрачивать ему и так перевозбужденный член, даже немного дулся, когда его руки терпеливо отводили в сторону от подрагивающего на неумелые прикосновения налитого древка. — Давай в коленно-локтевую, знаешь как? — подтолкнули руками, стягивая окончательно с него свалившиеся до колен штаны. Теперь Стефан оставался только в расстегнутой рубашке. — Знаю, — похвастались начитанностью, но Густаву пришлось корректировать его кривую стойку, оглаживая жадно руками. — Стыдно-то как, я совершенно ничего не умею толком. — Не страшно, научу… — сглотнул рвано Густав, он заставил шире раздвинуть колени и сильнее выпятить зад на себя, прогнуть спину, лаская разгоряченную кожу под тонкой тканью, а когда Стефан встал правильно, уткнувшись себе в руки полыхающим от смущения лбом, потянул наружу вибрирующий в нем стержень. — Не дергайся, я сам проникну в тебя, старайся не зажиматься. Если и будет боль, то небольшая, вино и фаллоимитатор должны были расслабить тебя в полной мере. Просто потерпи немного… пока я полностью не окажусь в тебе. Хорошо? — Да-а-а… — выдохнул протяжно Стефан, чувствуя, как в него медленно погружается что-то куда толще того несчастного вибрирующего стержня, а главное, не прохладное, а горячее, неотвратимое и беспощадное. — …А-а-а… Густав замер в нем, осторожно оглаживая тяжело дышащего Стефана, прогнул еще сильнее, корректируя позу, а после продолжил натягивать на себя предоставленную ему в полное распоряжение поджарую задницу. Теперь пошло куда быстрее, Стефан заскулил от бессилия, но тут почувствовал, как к его распахнутым ягодицам прижался теплый пах Густава. — Умница, сейчас продолжим, я полностью в тебе. Ну что, готов? — Да… — ловя нутром первые пробные толчки, стараясь не слушать постыдные хлюпающие звуки, что издавал двигающийся в нем член. Уши горели, лицо полыхало больше от стыда, чем от желания, хотя все же вино начало действовать. Неприятные, саднящие ощущения уходили на задний план, тело накрывало похотью, а когда рука Густава услужливо перехватила болтающийся конец Стефана и задвигалась на нем в такт глубинных толчков, и вовсе все поплыло. О чем ему там говорили? Кажется, о звездах… Да, вспышки какие-то точно мерцали перед глазами, особенно когда после тягуче-плавных откатов напирали резкими глубокими выпадами, мешая установленный ритм. Густав словно затачивал Стефана под себя: учил, создавал, порой даже ломал… чтобы чуть позже вновь собрать в единое целое. Сцеловывая губами бисер выступившего пота, прикусывая выраженными клыками в основании шеи раскрасневшуюся бледную кожу, дыханием согревая расцветшую душу Стефана. Бедра Густава усиленно вбивались в распахнутый только для него зад, член пошло хлюпал по обильной смазке, яйца шлепались о другие, что, уже подобравшись, собирались выпустить вновь накопленное семя. Еще несколько совместных вдохов и выдохов, еще пара движений в такт и без него на грани безумия, и… В этот раз, изливаясь на шкуры, Стефан отключился на время, а когда пришел в себя, оказался уложенным на груди расслабленного и до невозможности довольного Густава. Над морем наливался алыми всполохами рассвет, ночь подошла к концу, но у них впереди был еще целый день, только для них двоих… *** Конечно, после бывали ночи куда и пожарче, много их случилось в их совместной жизни. Однако эту единственную Стефан всегда вспоминал с долей стыда и некоего трепета. Да, да, две первые жены Густава ему здорово потрепали нервы, с третьей, последней, он даже его не делил. Последний фиктивный брак после рождения дочери Густав заключил с дамой из разоренного клана и прикрылся ею словно ширмой, тем самым останавливая официальную возможность заключать с собой временные союзы для рождения благородных ценных детей. Тем более у него уже появились столь необходимые внучки от старших сыновей. И Стефан даже немного вздохнул спокойно, теперь не было нужды подстраиваться под высокородных дам, быть перед ними учтивым и всепонимающим. Так уж вышло, что первая, Астрид, приняла выбор Стефана, однако так и не простила до конца за своего старшего сына Фредерика. Последний же до сих пор не нашел себе постоянного партнера для создания устойчивого мужского союза, перебиваясь короткими связями на стороне, порой влипая в очередные громкие межгалактические скандалы, что явно не шли на пользу всему клану. И этот самый пункт Астрид напоминала Стефану по любому поводу, когда могла. Последняя, София, имея определенные свободы при живом фиктивном муже, по-мудрому меж Густавом и Стефаном не лезла. Ей хватало нескольких молодых и сильных любовников, которых она порой меняла, словно шелковые перчатки под разный цвет и фасон бесчисленных платьев. А вот вторая, Хельга, его открыто не терпела, можно сказать, даже ненавидела. Именно она настояла после заключения временного союза, чтобы Стефан покинул и больше не приезжал в резиденцию белоснежных фениксов, вынудив мужчин встречаться на стороне. Запретить же полностью отношения в мужском союзе ни одна дама была не вправе, однако вставлять палки в шестеренки и мутить пространство между звездами сколько душе угодно. И как бы Густав ни препирался из-за этого с Хельгой, последнюю невозможно было исправить. Наверное, поэтому Стефан не сильно любил детей Хельги. Особенно столь важную для клана девочку из близнецов, уж больно та напоминала ему ее цветом волос и глаз, мальчики же больше смахивали на самого Густава, особенно Алрик. И Стефану было искренне жаль, когда пришли известия о его скоропалительной смерти. А теперь он собственноручно подготовил Тико для этой смазливой девчонки Хельги, сам натаскал его, научил всему, чтобы тот прошел рыцарский турнир и стал ее женихом. Вот же ж, привратница судьба. Причем все это делалось втайне от самого Густава. Стефан не хотел показывать своему любимому, что все же прогнулся под отца, возможно, даже отчасти простил его. Тем более если союз удастся и от совместного брака появится дочь, то он, наконец-то, покинет черных драконов и снова окажется под крылом главы белоснежных фениксов. Это же неплохо? Хотя недосказанность в их столь длительных отношениях немного напрягала. Он тосковал по Густаву, а еще больше по своей птице, что оставалась на главной планете белоснежных фениксов рядом с собственной парой. Все же с Густавом они периодически виделись, но не потащишь же личного крылатого спутника, с которым обменялся частью души, в космос, тем более в закрытое пространство корабля, где порой даже не работает искусственная гравитация. Правда, после смерти сына глава фениксов все же немного отдалился от Стефана, и хотя это еле улавливалось, но последний тут же почувствовал нутром, что его любимый сильно напряжен и эмоционально измотан, можно сказать, даже истощен. Конечно, Стефан все негативные перемены в Густаве списал именно на эту трагедию, все же ранний уход ребенка — это страшная беда для любого родителя, и старался не копать где не нужно лишними расспросами. И так понятно, что рядом с ним Густав отдыхал как душой, так и телом, и это для Стефана было более чем достаточно. Его также не удивило и то, что, переживавшая тяжелую болезнь и смерть брата, Алрика открыто избегает встречи с ним. Близнецы с подачи матери, если честно, не жаловали Стефана изначально. Впрочем, как и старший сын Хельги Вендель вечно прожигал серо-голубым блеском глаз, лишь только он имел неосторожность неподобающе приблизиться к нему вне обязательных уроков. Последнее очень печалило Стефана, возмужавший Вендель с каждым днем все больше напоминал Густава в юности, хотя природа наделила его иным цветом волос и глаз. Но что это он? Совсем погряз в сладких воспоминаниях, отлеживаясь в каюте. Пора прекращать витать на радужных небесах и спуститься в грешную рутинную реальность. Тико еще не победил в турнире, Густав пока не сдался в противостоянии с Оддмундом, ну а эта красивая кукла Алрика, посаженная вместо его почившей умнейшей и влиятельнейшей матери Адельгейды, пока еще не принесла черным драконам столь желанную дочь. Все казалось в столь зыбком плавающем состоянии, балансирующем на тонкой грани, один легкий перекос не в ту сторону, и… Черные драконы так и останутся свергнутым, забытым всеми никчемным кланом, надолго, если не навсегда застрявшим под крылом сияющих белоснежных фениксов. А значит, он так и не сможет вернуться к тому, кто значил для него куда больше его собственной жизни.