Полгалактики за даму сердца

Прошлые войны приносили не только страдания, смерть невинных людей и потери с выжженными дотла звездными системами. Они создавали сильнейшие, спаянные на века союзы могущественных кланов, что роднились между собой не раз, связывая друг друга самой сильной в этом запутанном мире субстанцией — человеческой кровью. Фениксы и драконы, как два бесконечных крыла от одного мощного, неостановимого никем смертоносного монстра, раскинулись несдвигаемым оплотом, закрывая свою часть галактики. В те далекие славные времена никто к ним не смел сунуться даже близко. Те же золотые грифоны облетали широким кругом, наматывая бесконечные световые лета по весьма запутанным траекториям только для того, чтобы избежать этого смертоносного союза. Но, как и всегда, в тот момент, когда мнимое равновесие начинает рушиться, сдвигаясь в ту или иную строну, появляются те, кто пытается взлетевших на недостижимую высоту опрокинуть наземь. Гомеостаз галактики, который всегда плавал между высокородными родами, дал сильнейший крен, и нашлись кланы, что подставили широкое плечо золотым грифонам, давно с аппетитом облизывавшимся на богатые системы черных драконов. Аша Всевидящая, последняя дама сердца драконов, предвидела сей скорбный исход. Она предупреждала своего родного старшего брата Оддмунда Мудрого. Однако если женщины могли управлять из-под полы в собственных кланах, и весьма умело, то в межклановые дела не смели сунуть даже кончик любопытного носа. «Настраивай связи между мужами и женами, создавай брачные союзы для рождения здоровых детей и крепких линий. На этом все!» — осадил Ашу в который раз Оддмунд. И та под данным ей предлогом обязала его заключить с Адельгейдой Совершенной, а именно: с прошлым главой клана Белоснежных Фениксов, ее младшим братом Аре Миротворцем, временный союз для рождения дочери на стороне. Адельгейда к тому времени утеряла предыдущего супруга по контракту в очередной военной стычке и считалась дамой свободной, вполне в силе выносить еще одного ребенка. Все очень надеялись, что это будет девочка, тайно спрятанная у фениксов, которая, если что, сможет возродить черных драконов из обжигающего пламени ада. Однако предположения не оправдались, последним ребенком Адельгейды оказался сын, которого нарекли Стефаном Держащим Корону. Последующие попытки не привели ни к чему хорошему, дети от Оддмунда еще умирали в утробе Адельгейды, и договор подвис в воздухе. Золотые грифоны затаились, наступило затишье перед роковой бурей. А нежеланный Стефан, ненужный по большому счету ни тем, ни другим, оказался на попечении белоснежных фениксов, практически на свободных хлебах. Им никто не интересовался и не занимался, о нем попросту подзабыли на неопределенное время. — Почему плачешь, ты что, слезливая девчонка? — Первая встреча с Густавом в пышном розарии среди благоухающих цветов запомнилась Стефану как нечто яркое и недостижимое. Этот прекрасный молодой мужчина с белоснежной россыпью тяжелых волос смотрел на него пасмурными океанами темно-синих глаз внимательно и требовательно. Для него Стефан в то время казался сопливым, изгвазданным мальчишкой, запуганным вороненком с подрезанными крыльями, которого за дикий норов осуждали за глаза все кому не лень, в том числе и вездесущая челядь. К этому добавлялся нехарактерный для клана черный окрас волос, полное отсутствие интереса к нему родной матери и тот факт, что его отец из черных драконов. Одним словом — чужой. — Они все ненавидят меня, — попытался он защититься, упиваясь соплями и слезами, получив в ответ не жалость, далеко нет, а суровую правду жизни. — А ты сделал хоть что-нибудь, дабы они тебя полюбили? Хоть самую малость? Сам подумай, за что тебя любить? — обрушился на него ледяной поток слов. Густав, высказав все, что думал на этот счет, совершенно не жалея мелкого брата, удалился прочь сияющим в белых одеяниях непостижимым совершенством. И вот именно в этот момент где-то у Стефана что-то щелкнуло глубоко внутри. Действительно, он вообще не разговаривал с теми, кто за ним терпеливо ухаживал, кормил, одевал, следил, чтобы он не заблудился в лесу и не утонул в бурном морском заливе, что располагался рядом. Он не здоровался со слугами, не обращал внимания на воинов, охранявших огромную клановую резиденцию, широко раскинувшуюся среди прелестей дикой природы далеко от столицы. Здесь чаще всего охотились, отдыхали, крайне редко устраивали средней торжественности балы, объезжали водяных и горных драконов, приручали и выращивали огненных фениксов. Так что мать он не видел годами, она вообще редко покидала столичный свет. Отца знал только по голографическим фото, всеми остальными родственниками вообще не интересовался. Тогда он вытер слезы с соплями заляпанным рукавом и осторожно последовал за Густавом, исподтишка следя за ним. И чем больше он наблюдал, тем сильнее удивлялся. Густав так же, как и он, отличался от всех остальных, и весьма сильно. Здесь чаще всего население щеголяло рыжими, медными или пшеничными космами, отец же Густава, будучи высокородным мужем из герцогского рода Стеклянных Волков, подарил своему сыну белоснежные, прозрачные, словно лед, волосы. Однако глубокая темная синь глаз сияла такая же, как и у Стефана, наверное, это единственное, чем братья походили друг на друга. И, несмотря на все на это, было прекрасно видно, что Густава обожают все: от объездчиков драконов и воинов до последней старенькой служанки. К каждому он обращался по имени, каждому говорил что-то приятное, спрашивал кучу мелочей, по большей части по хозяйству загородной резиденции, но и не забывая о личном. И люди тянулись к нему в ответ, дарили искренние улыбки, пылкие рукопожатия. Этот сезон цветущих роз Стефан запомнил на всю оставшуюся жизнь. Он, словно дикий волчонок, невидимым хвостом везде следовал за Густавом, что производил инспекцию по распоряжению главы клана своего дяди: подсчитывал расходы и прибыль, а также оценивал экстерьер выращенных фениксов и объезженных драконов. — Хватит прятаться, если что-то хочешь спросить, говори! Однако невидимость оказалась мнимой, и когда Стефан, залегая за открытым окном библиотеки на мощной ветке дерева в плотной листве, подглядывал за читающим книгу Густавом, его все же поймали на горячем. Пришлось вылезть из укрытия и, перепрыгнув на широкий подоконник, предстать во всей «красе» с наливающимся фингалом под глазом. — Ух ты, где же ты нашел столь славный кулак? — усмехнулся Густав, хотя не мог не отметить, что с прошлого раза этот никчемный братец перестал лить слезы и сопли, даже несмотря на боевые ранения. Прошли две стандартных недели, как старший сын Адельгейды Совершенной отдыхал в любимом охотничьем поместье, совмещая приятное с полезным. — Свалился с дракона, — важно ответил Стефан и даже выгнул тощую грудь колесом вперед. И вообще он такой же герцог, как и Густав, чего это перед ним надо держать марку и лицо? Обойдется! И тем более он никогда не признается, что недавно подрался с пасынком служанки, обзывающим его громко на все лады «чужаком», «бешеным» и «чумным черным псом». — Хм… — лукаво усмехнулся Густав. — Ты вообще хоть раз на них катался? Думаю, вряд ли. А вот с челядью кулаки распускать последнее дело. Просто покажи им себя с лучшей стороны. Они открытые, незамысловатые люди, на добро ответят добром и быстро забудут все ваши старые дрязги. Стефан потупил взор, почему-то врать Густаву он не мог. А следующие вопросы его вообще повергли в полный шок и отчаяние. Да как он сможет измениться к лучшему, даже если очень сильно захочет, ведь не знает и не владеет самым элементарным? — Ты читать умеешь? Сколькими языками владеешь? Каким наукам обучен? Что знаешь об окружающем тебя мире?.. — И это была самая малая толика всего озвученного здесь и сейчас. Ужасно, как ни посмотри, так как всех учителей, что все же присылались главой белоснежных фениксов, несмотря на ненужность Стефана, он выводил из строя, словно ненужную ему заразу. — Мне доложили, что ты не хочешь учиться. — Это неправда! — Однако согласиться с въедливым Густавом он никак не мог. — Первый сломал ногу, когда внезапно выпал из окна, и хорошо, что это был лишь второй этаж. Следующий лишился волос и получил ожог на всю голову, так как случайно почему-то набрел на загон с разъяренными драконами, что обычно спят в послеобеденное время, но в тот раз — о чудо — бодрствовали как никогда. Третий оказался голым, привязанным ловушкой из ремней к дереву в саду, спасибо, что не в лесу, где полно хищников… Мне продолжить? Едкость, с которой выкладывались факты по вытравливанию из среды обитания Стефана несчастных учителей, можно было намазывать, как сливочное масло на корочку поджаристого хлебца. — Знаешь, даже мои избалованные дети так не ведут себя, как ты… — начал было Густав, как увидел округлившиеся от удивления очи Стефана, тот даже разлепил заплывший фиолетовым подбитый глаз. — Как, у тебя уже есть дети? Почему-то ему казалось, что у этого белоснежного во всем человека, практически божества, которые чаще рисовались на картинах с крыльями, у этого ангела во плоти не может быть человеческих страстей, пороков и желаний. Густав, увидев столь непосредственную реакцию неуемного пострела, в голос рассмеялся: — Я давно состою в брачном контракте с будущей дамой сердца алых львов. Так положено всем старшим сыновьям, однако я прилетел не для того, чтобы рассказывать о своих семейных проблемах. У меня их по большей части нет, в отличие от тебя. — Густав поднялся с кушетки и величественно встал напротив восседающего взъерошенным воробьем удивленного Стефана. — Что, хочешь остаться на всю свою жизнь неучем-иждивенцем и безвылазно сидеть тут, в охотничьих угодьях, на всем готовом? Быть никем и абсолютно не нужным никому? Разве ты с этим согласен? — Нет! — грянуло яростно и громко. Стефан подпрыгнул на подоконнике так, что чуть не свалился в сад с третьего этажа, хорошо, что Густав отреагировал молниеносно, схватив мальчишку, как проказливого котенка за шкирдяк. — Договорились. С завтрашнего дня начинается твоя учеба, пока же я проверю твои способности и возможности, затем разработаю нужную программу обучения и сам выберу тебе педагога. И не дай бог, если с него упадет хоть волос! Учти, это последний шанс для тебя, дабы выбиться из дикарей в люди. И Стефан ухватился за него обеими руками, до боли в костяшках, до скрежета эмали зубов, до звездочек в напряженных глазах. Именно за Густава, кто, в отличие от остальных взрослых, решил из него сделать настоящего человека. Последующую неделю он гонял его и в хвост и в гриву. И если Стефан толком не умел ни читать, ни писать, то счет знал хорошо, просто великолепно, да и физически был развит замечательно для своего мелкого возраста. Видя, что братья стали ладить между собой, и челядь начала относиться к Стефану куда мягче. А когда он с подачи Густава стал элементарно благодарить слуг по любому поводу, и вовсе все вдруг переменили к нему общий вектор. Женщины, что постарше, тут же взяли над брошенным ребенком материнскую опеку, те, что помоложе, привели все его порванные вещи и комнату, в которую он никого не пускал до последнего момента, в блистающий порядок. Мужчины подсказывали по делу: как правильно держать меч, чтобы не сломать при лобовом столкновении запястье и не выбить плечо, накладывать стрелы на лук и выдерживать нужную стойку, разбирать и чистить любое оружие, настраивать лазерные клинки у метательных ножей и многое другое. Ну а обуздать водяного дракона, как и огненного феникса, — это вообще оказалось целое захватывающее искусство и настоящее чувство свободы. Того несчастного пацана, подбившего ему глаз, его же приемная мать притащила к ногам изумленного Стефана за шкирку, заставив искренне извиниться перед молодым герцогом. Но тут стоящий за ним Густав втихую подтолкнул в спину застывшего камнем мелкого братишку и… Стефан все понял. Он принял извинения и ответно принес свои за то, что отреагировал неправильно для своего высокородного статуса. Таким образом, у него появился первый друг среди ровесников. И хотя Ириан обладал вздорным нравом и язвительным языком, махать в сторону Стефана кулаками перестал, да и перед другими выказывал именно к нему дружественное отношение. Так что жизнь наладилась даже после того, как сам Густав уехал. А чуть позже прибыл новый обещанный учитель, что оказался более дотошным, внимательным, а главное, ему было не впервой объезжать диких отпрысков великих герцогов. По сути, Густав был сам куда несносным ребенком в юности, чем Стефан, отчего педагог только хитро кхекал в усы, вспоминая былые деньки, и умело гасил необузданную энергию, направляя ее в нужное русло. Что ж, за всеми этими бесхитростными занятиями пролетело тринадцать стандартных лет. Стефан выучил ряд языков, прочитал большую часть огромной библиотеки в поместье, что занимала обширную залу и примыкающую к ней башню, да и вытянулся на славу, представляя теперь вполне себе возмужавшего прекрасного юношу. Он вжился в простой незамысловатый образ жизни, вовсю носился на личном фениксе под небесами и на прирученных драконах над водной гладью морей, помогал по хозяйству, сам вел весь бюджет и, более того, после того как учитель покинул его на совершеннолетие, выдав все необходимые бумаги, продолжал впитывать знания как губка, стараясь черпать их дистанционно. Местные простушки-девицы поглядывали на него с большим интересом. Но Стефан, помня наставления сурового педагога, что с безродными лучше не скрещивать ноги, а если и скрещивать, то практиковать исключительно анальный и оральный секс, не сильно-то и рвался в бой. В его голове все чаще всплывал образ недоступного прекрасного мужчины с белоснежными волосами. Как он сиживал в полдень на софе, укрываясь от жара светила в библиотеке, как посматривал на него с интересом, не испытывая презрения, как подсказывал во всем, ставил цели и задачи, а после строго требовал их полного выполнения. Таких беловолосых и блистательных среди местных, конечно, не было даже близко. Его неунывающий друг Ириан к тому времени спортил уже не одну местную девку, и за ним постоянно носились то недовольные отцы с палками наперевес, то разъяренные матери, вооруженные сковородками или скалками. — Снова прячешься? — После того как он помог отогнать погонщикам новое стадо диких драконов в дальнюю гавань, Стефан загорал на покатой крыше сеновала, жуя сладковатый кончик выдернутого из свежего стога колоска. Коров и коз держали у них целое стадо, так что сена всегда было вдоволь. Вообще их семья, кроме водных, разводила еще и горных драконов, а именно в соседнем поместье, в котором Стефан не любил бывать по ряду причин. В том числе и потому, что эти драконы шли, чаще всего, союзникам, а именно: его клану по отцу. И там, в другой звездной системе, использовались испокон веков как летающий военный транспорт, в отличие от здешних изысканных нравов, где путешествовать по небу благородные мужи из главной линии предпочитали на ослепительных, полыхающих белым огнем благородных фениксах. Драконы и фениксы в первую очередь — это высокий статус и дань моде, пронесенной через время, традиции, присущие герцогам, простые же люди, чаще всего, использовали флаеры, впрочем, как и высокородные дамы. Конечно, в пышных платьях с кринолинами, рюшами, корсетами и прочей мишурой не сильно-то и полетаешь. — Я не ты, мы баб в задницы не трахаем, — ответили снизу из-под растрескавшихся досок, зашуршав душистым сеном, выдергивая Стефана из витающих в голове пространных мыслеформ. — Да и свои зады другим мужам не подставляем. Девок простых у нас много, в отличие от благородных родов. Так что сам понимаешь, вот и огребаю. — Какая от тебя уже беременна? Может, стоит выбрать одну? — усмехнулся Стефан. Ириан хоть и опять язвил, но злой умысел в слова не вкладывал совершенно, и он давно привык к его острому, мелящему порой полный вздор языку. — Зачем? Коль и так дают. Я слишком молод, чтобы брать на себя такую обузу. Ты хоть не поучай, а? Матери приемной вполне хватает выпиливать мне мозг на полную. Я ж тебя не ковыряю, почему ты все еще в девственниках ходишь. Ну, не можешь ты ей в лоно присунуть, коль не по вашим гребаным правилам господских байстрюков плодить, трахни тогда в зад. Не хочешь девку, выбери себе парня посмазливее, на тебя многие посматривают, сам видал, и не раз. Или все по тому бесцветному сохнешь? Ха, говорят, у черных драконов союзы между братьями вообще норма. Им-то совсем не повезло, в отличие от нас, фениксов, любые девки напересчет, что благородные, что простые, как и мы, челядь. Стефан и так все это знал со слов того же учителя, да и в сердце давно хранил светлый образ Густава. Однако, услышав из уст Ириана правду, что пытался скрыть даже от самого себя, залился краской. Меж тем побитый друг детства вылез через откидной створ к нему на крышу. И, заметив краснеющие скулы Стефана, с тяжелым вздохом улегся под боком, бездумно уставившись в лазурную высь. — Что, не можешь с другим? — Голос звучал сочувствующе, без тени издевки. — Понимаю, может, тоже, когда найду себе такого человека, чтобы навсегда и вовеки веков, но пока резвлюсь. Наукам, как ты, я не обучен, обуздывать похоть не умею, да и не привык к подобному. Коль встает, иду и трахаю любую, которая даст… Стефан, тяжело вздохнув, чуть прикрыл глаза, но даже так он видел высокое небо и далеко в нем, на грани восприятия, пролетающую белоснежную стаю диких фениксов. — Слушай, а ведь Густав скоро приедет сюда вместе с супругой и сыновьями, может, попробуешь, а? Сколько ж можно себя мариновать! — Ириан перекатился, кряхтя, на отбитый палками бок и требовательно воззрился в загорелый лик Стефана, даже побои не сказывались на ушлом засранце. — А что? Я не знаю слухов, чтобы он кого себе заводил среди мужей в последнее время, как это делают другие герцоги. Погонщики говаривали, что у него кто-то был по юности из высокородных, когда он еще учился в межгалактическом университете и собирался заключить союз с первой своей женой. Но связь продлилась недолго, уж больно громко они расставались по заключительному экзамену, чуть ли не все кланы подняли на уши. Еще бы, только вступил в брак — и тут такое, не позавидуешь. — Ты-то откуда знаешь, м? — Стефан и сам перекатился к нему на бок, даже щеку подпер дланью, чтобы удобно лежалось. Соломинка задралась игриво вверх, он невольно улыбнулся рассуждениям друга, зажимая ее в зубах. Лучи светила начали припекать через рубашку и ткань штанов, все же лежать на крыше с Ирианом было душевно. — Отец рассказывал, он тогда в погонщиках при Густаве состоял, за его личным фениксом ухаживал. Ну вот сколько раз он застукивал, когда молодые герцоги непотребствами в хозяйских постройках занимались. Говорил, что Густав в сексе вообще зверь, если попасть под него — выебет по полной. От таких грязных слов и картин, что тут же нарисовались в мыслях, у застенчивого, не привыкшего к подобному Стефана сперло дыхание. Нет, конечно, он натыкался и тут на молодцев, которые где зажимали девок в полях аль в кустах, задирали им подола и, приспустив с мягких задниц панталоны, засаживали только так. Но так чтобы его самого загнули и кто — его давнее вожделение, облапали, подчинили чужой воле и взяли на полную, Стефан никогда не представлял ранее. Ириан же, рассмеявшись, кивнул игриво на вздыбившиеся спереди похабной палаткой штаны господина: — Ну вот, и вовсе ты не импотент, как многие тут бают. Так что дерзай, не попробуешь — не узнаешь. А если масть не пойдет, как переболеешь им, найдешь себе кого другого. И эти слова простого человека от земли тогда Стефану показались самой истиной мудрого пророка.