Выбор

— Папа, а почему эти люди смеются? — Кэйа жмется к отцу, цепляясь за него обеими руками. В Ли Юэ кипит жизнь — бурлит по венам города тропа нескончаемой суеты: один за другим мимо проносятся миллелиты, завлекают в свои лавки торговцы, работают в порту моряки и отдают приказы сотрудники Департамента по гражданской защите. Одежда здешних жителей ошеломляет маленького каэнрийца своими красками и узорами. Он впервые видит, как обычные люди проводят будние дни: тихие прогулки, веселые игры, спокойно работающие взрослые и сияющие счастьем глаза детей, — Кэйа к этому не привык. — Потому что они другие, — отец останавливается, когда один из миллелитов обращает на них внимание и направляется в их сторону. Кэйе страшно; он прячется за папину спину и утыкается в нее лбом. Отцовская рука успокаивающе треплет его волосы: «Все будет в порядке.» Что значит — другие люди? Что хочет сказать этим отец? «Другие» — это плохие? А, может быть, плохие — это они с папой? — Простите, сэр, вам нужна помощь? — миллелит стоит перед отцом. Кэйа чувствует чужой неотрывный взгляд и, неловко выглянув, отмечает, что юноша перед ним добродушно улыбается и кажется по-настоящему искренним. — Если вам негде остановиться на ночь, я могу провести вас к недорогой гостинице. Она тут рядом. Миллелит достает из кармана леденец на палочке — тот самый, который Кэйа минуту назад пожирал глазами. Ярко-красная, в сверкающей на солнце обертке конфета нравится ему еще больше, и он тянется за ней. Детский восторг, дичайшее наслаждение — руки действует быстрее головы. Кэйа правда помнит — штудировал правила, написанные отцом, ночи напролет, — но все равно забывается, и только тяжелая отцовская рука, больно ударившая по пальцам, отрезвляет. Обида и горькое разочарование остаются послевкусием обрушившихся надежд: леденец остается в руках молодого миллелита, а они с отцом вновь несутся прочь от города — подальше от людей и пристальных взглядов. Кэйа заливается слезами и почти вырывается из жесткой хватки отца, когда они подходят к воротам из города. Как мог папа отказаться от помощи? Как мог ударить его и отказать в приятной сладости? — Я никуда не пойду! — Кэйа плачет, не собираясь стирать влагу с щек. Он обиженно смотрит исподлобья и щурит красный от слез глаз, выпячивая губу вперед и надувая щеки. — Я хочу конфету! Конфету! Он топает ногой по земле. Раз. Два. Три. Его поношенные туфли покрываются пылью в мгновение ока, старенький замок на них скрипит и еле выдерживает неожиданную встряску. Отец молчит и наблюдает, будто издеваясь, — его лицо безэмоционально и не выражает абсолютно ничего. Кэйа знает, — это принесет им кучу проблем. Но Кэйа не будет останавливаться: ему не купили конфету. Они не успели уйти далеко. Рядом с воротами стоит караул; наверняка, наблюдают издалека. Кэйа упирается пятками и кричит еще сильнее — сказывается многочасовая дорога без передышки. Он хлюпает носом и садится на корточки, пряча зареванное лицо в ладонях. Отец опускается рядом, опять поглаживая по голове. — Я знаю, что ты чувствуешь, — он говорит мягко и тихо; голос спокойный, — но мы и они — совсем разные. Кэйа икает и поднимает взгляд; глаза отца — два черных омута — две бесконечные спиральные бездны, которой когда-то боялась измученная проклятьем мама и которая забрала у них всех — и до сих пор пытается отобрать остальное. — Как это? — Эти люди, — папа указывает в сторону города, — находятся под защитой богов. Богов, которые сотворили с нами такое, — он прикасается большим пальцем к повязке на правом глазу — отметка проклятья останется с Кэйей навсегда. — Но… разве имеет значение, откуда мы родом? Разве, не все люди — одинаковы? — Кэйа ждет ответа от родителя. Пока он не понимает, в чем разница. — Почему эти боги не могут защитить и нас? Тот человек не казался мне злым. И леденец… Что мы сделали не так? в чем виноват я?  — Кэйа, — голос отца внезапно становится строже. — Сколько раз я тебе говорил: нельзя расслабляться с тейватцами. Если дашь слабину и они прознают о твоем наследии, жди беды. Селестия разрешила им жить в мире и благоденствии. Думаешь, они будут рады поделиться с нами своими богатствами? Кэйа не верит. Мама говорила о другом: сказочные дворцы, богатые украшения и добрые поступки, — таким она представляла Тейват. Разница во мнении о чужом мире папы и мамы огромна, и Кэйа все еще обижается. Отец видит неверие в его скованных движениях и выраженной неохоте на лице, когда они вновь поднимаются и направляются вперед. Они идут молча около получаса, пока в тени деревьев не раздаются шорох и чьи-то крики. Кэйа распознает среди звуков бьющегося льда и звона копий родной каэнрийский. Рука отца непроизвольно сжимается сильнее. Волнение взрослого передается сыну. — Папа? — Кэйа встревоженно вглядывается вперед и тянет отца за рукав куртки, привлекая к себе внимание. В знакомой речи слышатся мольба о помощи и пощаде. Отчаянье полнится в этом голосе и переливается через край, заставляя задержать дыхание от затаенной безнадеги. — Пойдем, мне нужно кое-что тебе показать, — отец подхватывает его на руки и идет туда, где происходит трагедия — чья-то вера в спасение с каждым шагом осыпается прахом. Деревья в Ли Юэ большие с мощными стволами отлично скрывают их двоих за своей листвой. Кэйа обнимает отца за шею и вцепляется ручками за воротник застиранной рубашки. Поляна — сцена для развернувшейся драмы, солнце — прожектор, миллелиты с копьями и маг бездны с крио щитом — актеры, играющие в жизнь. Кэйа видит, как два миллелита с пиро глазом бога нападают на мага бездны. Ледяной щит разбивается на мелкие осколки. Сердце в груди мальчика щемит от тоски и неверия — человек, недавно протягивающий ему желанную сладость, теперь убивает живое существо. «Поднимайся, скорее!» — вопит он про себя, когда к магу сзади подбираются ещё двое. Кэйа закрывает рот рукой и замирает: острое копье пронзает насквозь его сородича — возможно, далекого родственника. В глазах рассыпающегося пеплом мага — искренний ужас и неверие в происходящее; в душе Кэйи — неподдельный страх: его мама тоже стала такой — осознанный взгляд и отраженное в нем отчаяние. Люди Тейвата и вправду другие. Они убивают тех, о ком не знают ничего. Они управляют жизнями без капли сожаления, как собственные боги, уничтожившие целые нации непокорных. Каково божество, таковы и люди, поклоняющиеся ему. Селестия — не предел мечтаний, но они выбрали ее своей путеводной звездой в океане таких же — более ярких и чистых. Отец притягивает его к себе и отворачивает от страшного зрелища: Кэйа уже увидел самое важное. — Они — не такие как мы. — Они — чудовища, — Кэйа не плачет и лишь стискивает зубы посильнее, чтобы не закричать. Больно — жить в мире иллюзий. Еще больнее — осознавать, что человек, живший ими, больше никогда не узнает, как глубоко заблуждался и существовал во лжи много лет. Маленький Кэйа Альберих сжимает в кулачках синюю звездочку — последний подарок матери, семейное наследие, — и обещает не сдаваться и отомстить. Слово «месть» рождается в его голове неосознанно, он слышал его от силы пару раз от взрослых. Кэйа делает свой осознанный серьёзный выбор в первый раз. Тейват получит по заслугам.