Комплекс провинциала и синдром самозванца

***

— Да, мам... Да, поем сейчас, не переживай. — Слова сорвались с языка почти машинально. Я застегнул молнию на куртке и подтянул шарф повыше. — Да, я тебя тоже люблю.       Только это «люблю» снова ушло в пустоту. На том конце линии уже были гудки. Этот привычный утренний диалог всегда заканчивался одинаково: мама торопилась на работу , а я — куда-то подальше от этих стен. Я её не винил. Её смены, усталость и постоянная гонка — всё это позволяло мне иметь хоть что-то: еду, крышу над головой и мелкие деньги на карманные расходы.       Время было 7:20. Автобус должен был подъехать к восьми, но я и не думал ждать. Деньги на проезд, которые она оставила утром ,я сжимал в кармане куртки.       Ноябрьский холод встретил меня у дверей. Первая ступенька подъезда чуть не стала для меня последней — нога скользнула, и я еле удержался, ухватившись за перила. "Хорошее начало дня," — мелькнуло в голове.       Снег лежал во дворе толстым слоем, сверкая под редкими лучами солнца, но всё это лишь маскировало обледенелый тротуар.       Дорога до школы была унылой и безликой. Всё вокруг дышало провинциальной скукой. Однообразные дома, редкие машины, закутанные в тёмные пуховики прохожие. Этот город отличался от Казани, но по-своему напоминал её. Серость была здесь такой же удушающей.       Я остановился у облезлого ларька с мутным стеклом и стал размышлять , стоит ли оно того. Внутри, за прилавком, сидела женщина лет пятидесяти. Вечное недовольство читалось в её хмуром лице. "Мама так старается собрать копейки в кучу, а я их на эту дрянь меняю," — пронеслось в голове.       Эта мысль заставила меня опустить взгляд. В мутном стекле витрины отразился парень. Рыжие волосы торчали из-под капюшона, взгляд был каким-то уставшим, будто выжженным. Мне стало не по себе. "Мерзко. Но ведь не нужно убегать от себя, да?"       Стиснув зубы, я опустил глаза и постучал в окошко. — Здравствуйте, мне "Петр Первый".       Я протянул ей фальшивый паспорт. Продавщица посмотрела на документ через запотевшие очки, хмыкнула, но ничего не сказала. Пачка сигарет перекочевала ко мне. Я сунул её в карман, чувствуя облегчение и стыд.       К школе я подошёл ближе к восьми. Вся площадка перед зданием была покрыта льдом, и я пару раз чуть не рухнул. Скрип входной двери приветствовал меня холодом. — Эй, ты новенький? Даня, да? — донёсся голос.       Я обернулся. Передо мной стоял худощавый парень с тёмными растрёпанными волосами. — Илья. Я с больничного, ничего не знаю про расписание. Поможешь? - парень любезно протягивал мне руку. "Неплохое начало," — подумал я и пожал его руку. В конце концов, новые знакомства могли пригодиться. — Ну да. А ты-то откуда знаешь? — У нас тут народ всё на уровне слухов разносит. Я только с больничного, но уже все новости успел собрать.       Не успели мы толком познакомиться, как нас прервала консьержка — пожилая женщина с цепким взглядом и надменным лицом. — А где сменка? — она уставилась на меня, будто я украл что-то. — Нет у меня её. — Непорядок! Ты в каком классе? Запишу тебя! — её голос был словно скрип не смазанной двери. — А если я просто так пройду? — рискнул я. — А если я сейчас милицию вызову?       Илья тихо хихикнул за моей спиной, но тут же получил свою долю. — А ты чего лыбишься? Выйди на улицу и посмотри, что ты там натоптал!       С горем пополам мы прошли мимо неё. Я ждал Илью, пока он переобувался. — Галина Викторовна... — начал я, невозмутимо ругаясь в её адрес. — Вот кого давно не трахали.       Илья захохотал. — Согласен. Она как музейный экспонат. Не удивлюсь, если скоро рассыпется на пыль. — Тогда она станет неплохим наполнителем для кошачьего лотка.       Илья снова рассмеялся, а я невольно улыбнулся. Но его смех оборвался, когда окно первого этажа с грохотом распахнулось. Мы оба замерли.       В окно залез парень — высокий, худой, с острыми чертами лица. Его тёмные волосы, коротко остриженные под горшок, аккуратно обрамляли лоб, а почти чёрные глаза скользнули по нам равнодушным взглядом, будто нас не существовало.       Сняв куртку, он медленно повесил её на вешалку. — Это что сейчас было? — спросил я, пытаясь осознать происходящее. — Тебя ебать это не должно, — бросил он, не удостоив меня даже взглядом.       Я хмыкнул. — Справедливо.       С грохотом дверь за ним захлопнулась, и мы остались в тишине. — Так... — Илья отвёл взгляд от окна. — Какой у нас урок? — Литература. А это кто, собственно, был? — Да это звезда местная, не обращай внимания.       Класс оказался типичным. Серые стены, покосившиеся парты. Илья провёл меня к самому заднему ряду. — Вот, святое место - станок Мазеллова. — Илья показывал ладонью на абсолютно обычную парту , сбоку которой красовался маленький рисунок мужских гениталий. В прочем , ничего удивительного. — Почему парта называется "Мазеллов"? И почему " станок"? — Это моё второе имя, — с усмешкой пояснил он,- а станок , потому что я здесь батрачу каждый день ради этих сранных пятёрок.       Я только хотел что-то сказать, но учительница хлопнула журналом по столу. Её взгляд сразу остановился на мне. —Так, а ну-ка, представился бы нам лучше , а не шум разводишь. Тебя я здесь не помню.       Я развернулся и прошёл к доске , чувствуя, как на меня уставились десятки глаз. — Всем привет. Я Данила Кашин. Мне 15 лет. Я из Казани.       Повисла напряжённая пауза. Все явно ждали продолжения, но слов у меня не было. — Ладно, садись, Даниил, — махнула рукой учительница. — Я Данила, — пробормотал я себе под нос, раздражённый, что она перепутала моё имя.       Первые минуты в новом классе прошли, но странное чувство не отпускало. Казалось, будто всё вокруг смотрит на тебя с вопросом: "Что ты здесь делаешь?"

***

      За этот день не произошло ничего необычного. Школа как школа: серые стены, затхлый запах коридоров и чужие, равнодушные взгляды. Примерно половина внимания досталась моим волосам. Рыжий — словно клеймо. Но я привык. В классе меня, вроде как, приняли. Кто-то косился, кто-то перешёптывался, но, в общем, ничего нового — везде одно и то же. Некоторые девочки отличились и уже под конец уроков, хихикая, попросили проводить их домой. Ага, размечтались. Я усмехнулся и отвернулся, мол, не до вас мне.       Сумерки накрыли город рано. Я вернулся домой, уже горели фонари. Даже не переодевшись, я уселся на кухне за старый, шаткий табурет. Сквозь окно дул холод, стекло тонко звенело от ветра. На подоконнике стоял потрёпанный чайник, который я когда-то перекрасил в чёрный цвет. Теперь краска облезала на носике и ручке. "Мама вернётся поздно," — мелькнуло в голове. И, как ни странно, это успокоило.       Время тянулось медленно. Домашку никто не отменял, а учебники молчаливо лежали на столе в комнате, ожидая, пока я их разберу. Я же откладывал момент снова и снова, не спеша делать что-то полезное. В прошлой школе выкрутиться было легче. Можно было сослаться на забывчивость, списать или вообще отмолчаться. Здесь такой фокус не пройдёт. Здесь я "новенький", и мне придётся набивать себе репутацию прилежного ученика. Статус "трудолюбивого и доброго" парня — это, конечно, не то, о чём я мечтал, но пока другого выбора не было.       Чайник зашипел и захлебнулся шумом кипящей воды. Я поднялся с тяжёлым вздохом и залил кипятком кружку. Чёрный чай по скидке — напиток богов. Без сахара, конечно. Не потому что я его не люблю, просто зачем тратить деньги на сладость, когда можно обойтись и так? Чай был горьким и обжигающим, но его терпкий вкус каким-то образом меня успокаивал.       Сидя на кухне, я смотрел на тёмный квадрат окна. Свет фонарей подсвечивал снегопад, превращая падающие хлопья в что-то похожее на пыль. Мой взгляд скользнул по отражению в стекле. Невыспавшийся парень с рыжими вихрями, усталым лицом и уже без искры в глазах смотрел на меня в ответ. Куда же пропали те огоньки? Те, что раньше загорались даже от самой мелкой ерунды: от игры с пацанами во дворе, от ночных походов по Казани, от бесконечных разговоров на крыше многоэтажки с теми, кто казался чуть ли не братьями. Казань.       Где-то внутри что-то кольнуло. Я не привык скучать по родному городу, потому что всегда казалось, что там нечего ловить. Унылые улицы, одни и те же лица, бомжи на остановках, греющиеся водкой. Но сейчас, сидя в этой убогой кухне, я поймал себя на мысли, что даже они — часть чего-то привычного и родного. В Казани я знал каждый двор, каждую тропинку. Там, под жёлтым светом фонарей, не было ощущения, что ты чужой. Казалось, что если и убежать от самого себя, то именно туда — в знакомые дворы и под шум ветра над Казанкой.       Снег продолжал падать. Я отвернулся от окна и сделал ещё один глоток чая. Горький, обжигающий — как раз то, что нужно.       Аппетита не было уже давно. Так, время от времени я ел что-то "чтобы не рухнуть", но ни особого желания, ни удовольствия от этого не получал. "Это не проблема," — успокаивал я себя. "Просто так вышло. Меньше жрёшь — меньше проблем."       Остаток вечера тянулся бесконечно. Я открыл тетради, вперился в задачи, но мысли блуждали где-то далеко. Тишину квартиры нарушало лишь тихое тиканье старых часов на стене и редкие стоны ветра за окном. Где-то в соседней комнате завалился кот — зашуршал пакетом и замолчал.       Я вздохнул и наклонился над тетрадкой. Мама позвонит и я спрошу, как дела. Она ответит , что всё в порядке , но я знаю что она устала, как никто другой. Работает ради нас обоих. Ради этого дома, этих учебников, этого чая по скидке. Мелькнула мысль: "Она старается, а я что? Меняю её копейки на сигареты и бесцельно гоняю по гололёду к этой проклятой школе?" Но я сразу отмахнулся. "Не сейчас."       Чернила расплывались на бумаге под тусклым светом лампы, а я просто сидел и слушал тишину.       Сделав уроки, я плюхнулся на свою берлогу — скрипучий диван с продавленным матрасом, на котором стоило только лечь, и спина тут же начинала молить о пощаде. Но сейчас мне было плевать. Я лежал, уткнувшись в потолок, и думал о том, что день, несмотря ни на что, выдался обычным.       Не дождавшись мамы, я почти уснул в этой почти гробовой тишине. Где-то в соседней комнате жалостливо заскулил кот. Васян. Я бы, конечно, обычно разозлился — терпеть не могу, когда меня выдёргивают из сна. Но с Васей всё по-другому. Он единственная моя утеха в этой жизни. Ну, помимо музыки.       Поднявшись и натянув на себя старый свитер, я поплёлся в сторону кухни, попутно бормоча: — Что, мой малыш, проголодался, м? Сейчас поешь чего-то, не плачь.       Кот, кажется, всё понимал. Он тёрся об мои ноги и заглядывал снизу преданным взглядом. Такой родной, такой живой — его мягкие лапки на линолеуме были единственным звуком в этом доме, который не резал слух.       Насыпав еды в миску, я понаблюдал за ним несколько секунд. Васян принялся уплетать корм, а я в это время вытащил телефон из кармана.       Экран засветился — десяток уведомлений. Сообщения. Кто-то явно хотел что-то выяснить. Я фыркнул и проскроллил их одним движением пальца. — Щас же час ночи, я сплю. Не мешайте, — буркнул себе под нос, хоть и понимал, что никто не услышит.       Чтобы хоть чем-то занять себя, я навёл камеру на Васю и щёлкнул пару фотографий. Он даже глазом не повёл, всё так же сосредоточенно хрумкая кормом. Я посмотрел на фото и криво улыбнулся. У меня вообще почти нет фотографий себя. Если кто-то где-то случайно красиво снимет — ну ладно, пусть будет. Но селфи? Нет, не про меня. Галерея моего телефона — это сборище фоток Васи, школьного расписания и глупых мемов, которые почему-то спасали от тоски на уроках.       Чай на кухне давно уже остыл, но это не проблема. Я прошёл мимо и присел на подоконник . Темнота комнаты была уютной, как одеяло, а за окном разыгрывалась настоящая снежная буря. Снег, бешено кружащийся в воздухе, как будто сливался с жёлтыми фонарями, создавая что-то неестественно красивое. Улицы были пусты, снегопад заглушил даже редкие шаги прохожих.       Я долго смотрел на этот пейзаж, ощущая, как время будто бы остановилось. Словно весь мир там, за окном, вымер. Только я, мой Васян и эта непрошибаемая тишина.       В какой-то момент я поймал себя на мысли, что мне нравится это состояние. Никакого шума, никаких людей, только пустота и снег, кружащийся в свете фонарей. Мерзко? Может быть. Но ведь не нужно убегать от себя, да?       Выйдя из кухни в коридор, я на ходу щёлкнул выключателем, оставляя позади себя комнату в полной темноте. Проходя мимо вешалки, я машинально дёрнул свою курточку с капюшоном и принялся рыться в карманах. Пальцы нащупали что-то знакомое, хрустящее. Пачка.       С минуту я просто стоял на месте, сжимая её в ладони. В голове снова промелькнуло: Мама так старается собрать копейки в кучу, а я их на эту дрянь меняю. Я вздохнул и, бросив взгляд на мутное зеркало в прихожей, поморщился. — Мерзость, — тихо выдохнул я и быстро прошёл в гостиную, словно пытаясь сбежать от собственных мыслей.       Здесь было всё так же темно и холодно. В углу стоял старый диван, на котором лежал плед, а рядом тускло светился экран часов. Они показывали 01:27. Я подошёл к окну, щёлкнул замком и с усилием распахнул форточку. Холодный ноябрьский воздух тут же врезался в лицо, колючий, как мелкий осколочный снег. Я поёжился, но это не остановило меня.       Зажигалка быстро сделала своё дело — огонёк вспыхнул и тут же угас, оставив лишь тусклое тлеющее пятно на кончике сигареты. Я вдохнул. Первый затяжка, как всегда, обожгла лёгкие, но и принесла что-то похожее на спокойствие.       Мёртвая тишина дома смешалась с тихим шуршанием ветра, доносящегося через приоткрытую форточку. Снег всё так же кружил снаружи, завихряясь в свете фонаря, будто в каком-то сюрреалистичном танце. Я долго смотрел на этот хаос. Курил молча, медленно, стряхивая пепел на подоконник. — Мерзко... — наконец вырвалось у меня.— Но не убегать же мне от себя, м?       Я опустил сигарету и машинально провёл ладонью по локтю другой руки, обхватывая себя как-то неловко, будто пытаясь успокоить. Пальцы слегка постукивали по ткани старого свитера. Этот жест казался привычным, почти автоматическим, но в нём пряталась какая-то детская уязвимость.       Форточка продолжала дребезжать от порывов ветра, как будто напоминая, что снаружи бушует всё тот же ноябрьский хаос. Я молча наблюдал за ним, вглядываясь в темноту и тени за окном, словно ища там что-то, чего сам не мог объяснить.