Ведьмино пророчество

      Ричард бесшумно крался по лесу. Держа арбалет перед собой, он выслеживал оленя. Не то чтобы ему прям уж была по душе охота, однако завтра Алонзы празднуют День Посвящения в Охотники, в родовом доме будет почти вся семья. Ричарда готовили в Охотники на ведьм с самого детства. Однако, несмотря на безупречную подготовку, он волновался перед завтрашним вечером. Поэтому и отправился на охоту, чтобы отвлечься.       Ричард передвигался так тихо, словно и вовсе не ступал по земле. Кровь шумела в ушах. Он прислушивался к каждому шороху. Заметив животное, Ричард сглотнул и медленно опустился на землю. Облокотился о бревно и вздохнул, чтобы сосредоточиться и прицелиться.       Олень не чувствовал опасности и угрозы: северо-западный ветер уносил запах человека в противоположную сторону. Животное мирно поедало траву и ягоды с невысоких кустов.       Ричард уже хотел было нажать на курок, как получил удар чем-то тяжелым по голове. А через мгновение звонкий и оглушающий свист спугнул оленя, птицы взмыли к небу.       — Какого дьявола тебя сюда принесло?! — послышался женский голос.       Ричард скривился и застонал. Из глаз посыпались искры, а затылок ужасно болел. Подняв голову, он увидел перед собой девушку с копной черных кудрявых волос. Она смотрела на него сверху вниз, недовольно подбоченившись.       — За что?! — Ричард поднялся на ноги, потирая затылок. — Ты спугнула мою добычу!       — На это и был расчет, — ответила девушка и язвительно улыбнулась. — Мало того, что хотел убить детеныша, так еще и отравить людей пытался?!       — Ты что мелешь, девка? — Ричард, оправившись от удара, схватил ее за запястье и потянул на себя.       — Твоя «добыча» наелась болиголова дурманного, а я виновата?! — Она со злостью выдернула руку.       Ричард повернулся в сторону полянки. И правда… Практически все поле усеяно маленькими зонтиками этого растения. И как он сам не заметил? Он повернулся к ней, а та смотрела на него со вскинутыми бровями, мол, и где спасибо?       — Спасибо. — Ричард виновато опустил глаза.       Он действительно мог отравить всю семью. Болиголов дурманный действует на людей ужасным способом: сначала парализует все тело, а затем — органы, и человек умирает в муках и страданиях, сгорая за пару часов. Странно, но это растение совершенно не действует на животных, разве что как снотворное. Ричард поймал себя на мысли, что его олененок уже, наверное, лежит и спит на какой-нибудь полянке.       — Да уж не за что! — Она недовольно свела брови и направилась прочь.       — Как тебя зовут-то, Чернобурка? — с издевкой спросил Ричард, идя за ней. А что еще делать? Все равно нужно выходить из леса и идти на рынок за мясом.       Девушка явно его игнорировала. Она увеличила шаг в надежде, что сможет скрыться. Ричард усмехнулся: она всерьез думает, что своими маленькими шажочками сможет оторваться от него? Ему потребовалось не больше десяти шагов, чтобы нагнать ее и дышать в затылок.       — А ты смелая, Чернобурка! — Ричард шел слегка позади. — Одна в чаще леса… Не страшно, Чернобурка?       Девушка держала подол платья и шла все быстрее. Она чуть ли не задыхалась от возмущения и скорости ходьбы, но все надеялась оторваться от него. Ричард понимал, что раздражает ее таким прозвищем, но она так забавно злится! Еще там, на поляне, он понял, что она занимается травами: талию охватывал ремень с большой сумой, из которой торчали стебли и листья растений.       — Черн…       — Еще раз назовешь меня Чернобуркой!.. — Девушка за доли секунды прижала его к дереву и приставила маленький нож к шее. — И я выпущу тебе кишки! — Она сильнее надавила лезвием, и капелька крови покатилась по шее.       Ричард удивленно раскрыл глаза: и как у нее только сил хватило? Еще мгновение назад она казалась ему такой маленькой и хрупкой, что тяжело было представить, как она вообще тащит свою битком набитую сумку.       — Ладно, прости. — Ричард поднял руки перед собой в знак примирения. — Согласен, неудачная шутка.       Девушка еще несколько секунд прожигала его взглядом, а затем убрала нож от шеи и отошла. И пока копошилась в сумке и укладывала нож, она не заметила ловушку, наступив на нее.       — Осторожно! — прокричал Ричард.       Все произошло за доли секунды: он, услышав хруст, потянул девушку на себя. Еловые ветки, аккуратно замаскированные под листву, рухнули вниз, и буквально в дюйме от них появилась яма с кольями внизу. Девушка испуганно посмотрела вниз, а затем на него. Она ведь действительно могла упасть туда…       — С-спасибо… — тихо сказала она и отстранилась.       — Ну, — Ричард неловко откашлялся и тоже сделал шаг от нее, — мы квиты.       Не сговариваясь, они обошли яму и пошли дальше, уже внимательно смотря под ноги. Оба молчали и шли на достаточно большом расстоянии друг от друга.       — Урсула, — сказала она. — Меня зовут Урсула.       — Забавно, — усмехнулся Ричард. Урсула непонимающе повернулась к нему. — Ну ведь Урсула означает медведица, а ты чуть не попала в капкан для медвед… — Он заметил, что та смотрит на него настороженно и с явным недоверием. — Ладно, прости. Что-то не удается мне сегодня шутить. Ричард, — и протянул ей руку.       — Да уж я заметила. — Урсула тихо рассмеялась и ответила на жест. Шершавая большая ладонь мягко сжала ее руку. — Видимо, на этой тропинке наши пути разойдутся…       — Думаешь, больше не свидимся? — Ричард все так же держал ее за руку, поглаживая пальцем по костяшкам.       — Как знать. — Урсула плавно пожала плечами и высвободила руку. — Везандорф — не такой уж большой городок.       — До встречи, Урсула. — Ричард учтиво кивнул. Она коротко улыбнулась и сделала пару шагов спиной.       — До встречи, Ричард. — Урсула развернулась и пошла по левой дорожке.       Он смотрел ей в след и едва заметно улыбнулся. Странно, что они никогда не встречались в городе. Решив, что стоит разузнать о новой знакомой, Ричард пошел по другой тропинке…       — Ну что? — раздался мужской голос.       Ричард оглянулся. Он так глубоко задумался, что не слышал, как пришел Эрик. Несмотря на прошедшие пятьсот лет его бессмертия, воспоминания об Урсуле были все еще свежи и… болезненно отзывались в сердце. Любил ли он ее? Да, конечно. Но сейчас его терзало чувство вины: нужно было сначала разобраться во всем, не дать отцу пытать ее и унижать. Однако ненависть к Барбароссам воспитывалась в Алонзах веками, да и страх перед силой Природных ведьм заставил его подчиниться воле отца и Короля.       — Что? — спросил Эрик, глядя на отца. А Ричард понял, что с ним что-то не так. — Не они это, ваши мифические Барбароссы. Бабка вообще не имеет ничего общего с магией и колдовством, но отдаю ей должное: антураж у нее в лавке отличный. Карты, земля, св…       — Ты что, под кайфом?! — Отец Эрика уже едва сдерживал нетерпение и злость. — Идиот! Ты хоть…       — Виктор, оставь его, — холодно, но спокойно попросил Ричард. — Ты же видишь, что он одурманен чарами.       Виктор посмотрел в недоумении на Ричарда, мол, не мешай воспитывать сына, но не мог не согласиться, что Эрик под действием магии. Подойдя ближе к сыну, он оглядел его: Эрик выглядел как обычно, однако от него исходил едва ощутимый запах сандалового масла — именно его применяют ведьмы для изготовления зелья, чтобы одурманить сознание и внушить нужную им истину. А бормотания Эрика только подтвердили это:       — Не ведьмы… Не ведьмы… — бубнил под нос он, а сам заваривал чай на автопилоте. — Не ведьмы… Не ведьмы…       — Это точно Барбароссы! — воскликнул Виктор, поворачиваясь к Ричарду. — Только эти стервы способны на создание такого пойла! Эти барбаросские шлюхи…       — Хватит! — рявкнул Ричард, встав с дивана. — Когда ты уже уяснишь, что они… — С губ чуть не слетело «не шлюхи». Прикрыв глаза, Ричард вздохнул, чтобы успокоиться. — Что именно эти женщины не сделали ничего плохого. И нужно еще понять, что нас ожидает через год, потому что пророчество Урсулы…       — Пророчество Урсулы, пророчество Урсулы, — передразнил Виктор. — Открой глаза, Рич! Это проклятие! Она обрекла весь наш род сдохнуть! И если Эрик не убьет эту ш… эту девчонку, нам всем конец! Ты посмотри на нас! Мы — лишь жалкая тень легендарных Охотников! Мой дед едва ли мог держать меч Истины. Я и отец вообще не смогли его поднять! Это конец! Понимаешь?! Если Эрик…       Завелась старая «песня»: если Эрик не поднимет меч на Каррамира́ции, то уже никто не сможет. Все последующие потомки будут жить, однако защищать мир от зла уже не смогут. А злом Виктор считал любую ведьму, даже самую безобидную, которая только и может, что показывать фокусы на площадях или сделать расклад на картах.       Все эти пятьсот лет Ричард искал способ избавить себя, остальных Алонзов и Барбаросс от пророчества, однако, кроме как сжечь саму ведьму или ее прямого потомка — а это последняя родившееся ведьма по ее линии — других вариантов не было.       По большому счету, он и не верил, что Урсула прокляла их всех. Его — да, ведь он предал ее. Дар бессмертия — это вовсе не дар, а самое что ни на есть проклятие. Но Ричард продолжал надеяться, что только он один получил «метку». Даже Волкиршве́стос отказывался проводить до последнего.       Но сразу после ритуала Ричард окончательно понял, что пророчество начало сбываться… Ритуал лишения ведьмы силы приобрел совершенно обратный эффект: Барбароссы стали только сильнее, а вот Алонзы — наоборот. Ричард так и остался бессмертным, а Феликс — так звали первого Охотника, лишившегося силы, — не смог поднять меч Истины. Как и предсказывала Урсула, род Алонза начал увядать. И довольно стремительно: за двести лет ряды Охотников редели с каждым новым рожденным мальчиком. Да и девочки рождались все чаще…       — Ты вообще меня слушаешь?! — Виктор помахал рукой перед его лицом.       Ричард перевел взгляд с окна на него. Несмотря на то, что он был глубоко погружен в размышления, Виктора все же слышал. Его невозможно не слышать. Иногда Ричард ловил себя на мысли, что хочется заклеить ему рот скотчем, лишь бы не верещал.       — Эрик пропал! — кричал Виктор, проверяя работоспособность своего пистолета. — Этот мальчишка направился к ним! Чертовы чары…       Чары действительно были действующими: рассеивались они спустя несколько часов. Конечно, Эрик выпил отвар из лепестков белого жасмина для скорейшего избавления чар (не зря же он отдал сотни долларов!), чтобы как можно скорее вернуть трезвость ума. Однако нужно было еще время, чтобы полностью прийти в себя.       — Я еду за ним! — Виктор накинул куртку. — И убью эту рыжую девчонку!       — Послушай, — Ричард снисходительно наклонил голову, — таких умных, как ты, за мои пятьсот с лишним лет было больше дюжины. Обязательно находился слабоумный идиот, — на этих словах Виктор сильно удивился и даже несколько оскорбился, — который бил себя в грудь и говорил, что убьет Барбароссу. И не просто Барбароссу, а именно по ветке Урсулы. И все мы знаем, что было с ними.       — А я попытаюсь, — фыркнул Виктор и вставил пистолет в кобуру.       — Ну, удачи тебе. — Ричард усмехнулся и проводил его взглядом до двери. — Только зализывать раны ты все равно будешь.       Виктор стоял к нему спиной. Подумав пару секунд, он распахнул дверь и вылетел из арендованной квартиры.

***

      — Ведьмы? Это что за фокусы?! — испуганно прокричала Маккензи и все пятилась назад, хотя спина уже давно уперлась в стену.       — Макки, тебе нужно успокоиться. — Адалинда хотела было прикоснуться к ней, однако внучка дернулась снова, дав понять, что не стоит. Она выдохнула, но руку убрала. — Я так надеялась, что ты никогда об этом не узнаешь. Но реальность такова: мы — ведьмы.       — Я не ведьма! — Снова задрожали полки со склянками. — Зачем ты меня пугаешь?       — Милая, послуш…       — Я не хочу слушать! — прокричала Маккензи, а слева от нее взорвалась баночка с какими-то травами. Она вздрогнула, однако страх и паника только усиливались. Уцелевшие банки снова задрожали, намереваясь взорваться       Адалинда, понимая, что состояние внучки только усугубляется, а сама она успокоиться не в состоянии, решила пойти на крайние меры…       — Прости. — Она виновато закусила губу. — Волко́рис!       Взмах руки — и Маккензи провалилась в темноту. Последнее, что она увидела — страшное старушечье лицо…       — Дьявол! — выругалась Адалинда, приняв человеческое лицо.       В отражении одного из уцелевших стеклянного стеллажа она невольно обратила на себя внимание и подошла ближе. Да уж… Адалинда настолько привыкла видеть себя с черным волосами и серыми глазами, что данный по рождению облик казался чем-то инородным.       А еще в отражении мелькнула фигура Маккензи. Адалинда смотрела на нее несколько секунд, а затем повернулась к ней и тяжело вздохнула. Конечно, она не хотела применять магию против собственной внучки! Но иначе эта неконтролируемая сила разнесла бы вообще все в лавке. А так внутреннее состояние Макки придет в норму, и они смогут спокойно поговорить.       «Надо бы чай успокаивающий заварить, — подумала Адалинда. — И как теперь найти мелиссу в этом хаосе?!»…

***

      Маккензи открыла глаза и огляделась. Лучик солнца играл на лице, заставляя ее морщиться. И как она оказалась в своей комнате? Ведь только что она была в лавке и… В памяти вихрем закрутились воспоминания: о парне, о бабушке и ее странных словах о том, что они — ведьмы, о разбитых стеклах…       Маккензи с ужасом расширила глаза… Да нет. Это сон. Ну конечно, сон! Ну какие ведьмы? Это настолько абсурдно звучало, что истерический смешок сорвался с губ. Или не абсурд?.. Она сглотнула: картинки в голове были настолько реальными и яркими, что мысли сами собой заставляли думать, что это все правда.       С кухни исходил приятный запах блинчиков. Макки вздохнула поглубже дивный аромат и точно решила, что это все сон. Она дома, сейчас утро, а бабушка готовит ее любимый завтрак. Меньше читать ужасы на ночь надо…       Маккензи вышла в коридор и прошла на кухню. Адалинда стояла спиной к проходу и под нос напевала какую-то мелодию.       — Доброе утро, ба! — радостно сказала Маккензи и села на стол. — Как спалось?       — Доброе утро, милая! — Бабушка не повернулась. Странно. Обычно, она всегда поворачивается и улыбается… Да и голос казался чужим. — Все хорошо! Что снилось тебе? — Она все так же не поворачивалась.       — Ой, ты знаешь… — Маккензи решила, что это все остатки дурного сна, который просто сильно напугал ее, и теперь она ищет странности там, где их нет. — Такая чушь приснилась. Пугающая чушь…       И Макки рассказала все, начиная от прихода посетителя (намеренно упустив, что он чертовски симпатичный), заканчивая разбитыми банками и склянками. За весь рассказ она заметила, что бабушка так и не повернулась. Но спихнув это на то, что она поглощена жаркой блинов и не хочет отвлекаться, Маккензи налила кофе.       — Ты представляешь? Ведьмы! — Она всплеснула руками. — Бред, правда? Барбаросские ведьмы! Приснится же такое.       Но Адалинда не ответила.       — Ба?.. — Макки неуверенно встала и медленно подошла к ней. — Бабуль, ты заболела?       Она подошла ближе и коснулась ее плеча. Адалинда словно застыла.       — Ба, ну смешно уже! — Маккензи дернула ее за плечо.       — Ведьма!       Лицо бабушки тут же изменилось: человеческий облик сменился на чудовищно-страшный вид старухи, словно ее достали из могилы. Оно бросилось на Макки.       — А-а-а!!!       Визг Маккензи заполнил все пространство лавки. Она подскочила и сразу же ударилась затылком о стойку.       — Ай! — Макки потерла место ушиба.       — Очнулась… — Адалинда застыла с метелкой. — Наконец-то! — Она бросила все на пол и подбежала к ней. — Как ты? Голова не болит? Не кружится? Не тошнит?       — Я, вообще-то, головой ударилась. — Маккензи застонала от новой волны боли в затылке и поднялась на ноги. — Господи… — Она с ужасом оглядела основное помещение лавки. — Что тут за торнадо прошел? — Воспоминания ворвались в сознание и закружились, словно калейдоскоп. — Ба, мне такое приснилось, ты с ума сойде…       — Это не сон, — перебила ее Адалинда. — Мы правда ведьмы. Я понимаю, что это все звучит настолько нелепо и жутко, но это так. И я не хочу тебя пугать. Помоги мне убрать осколки, и мы поговорим.       Маккензи сглотнула и кивнула. Какая-то частичка скептицизма еще сидела в ней, однако новое чувство, наполняющее все изнутри, буквально силой заставляло верить. Ощущение, похожее на тепло, разливалось по телу. Словно она находилась в ванной, а горячая вода с пеной окутывали все тело. То ли из-за нервов, то ли действительно это ведьмовская сила, но на кончиках пальцев она почувствовала едва ощутимое покалывание, будто прикоснулась к чему-то наэлектризованному.       Рука сама поднялась и взмахнула кистью.       — Веник. — Маккензи напрягла ладонь. — Веник! — Она снова вскинула руку, сжав ладонь полукругом — как раз так, чтобы черенок предмета для уборки встал в руку. — Да схватись же!       Но метелка и совок лежали на месте. Ровно там, где их бросила Адалинда. Даже на сантиметр не сдвинулись! И какие они ведьмы, если даже передвигать предметы не могут! Маккензи рыкнула и сжала ладони в кулаки, топнув ногой.       Адалинда едва слышно прыснула, а затем рассмеялась во весь голос. Почему-то ей показалось это забавным. Маккензи закатила глаза и повернулась к ней с таким укором, мол, хорошо, смейся вдоволь, я подожду, что Адалинда залилась новой волной смеха.       — Бабушка! — с обидой крикнула она. — Прекрати! Это нечестно!       — Ты что же думаешь, что если мы обладаем силой, то можем по взмаху мизинца горы свернуть? — Адалинда выдохнула последние остатки смеха. — Давай-ка уберемся, а потом все обсудим.       Маккензи зажевала губу и почувствовала себя глупо и нелепо. В голове образовался рой мыслей: почему от нее это скрывали, почему она не чувствовала эту силу раньше, как будет этому учиться, с чего вообще нужно начать, должна ли она овладеть этой силой? А самое главное — хочет ли она этого?       И ответ на этот вопрос возник сам собой: конечно, хочет! Пусть сегодняшнее открытие все еще пугает ее, однако Маккензи чувствовала внутри неконтролируемое желание познать и примириться со своей силой. А еще хотелось подчинить себе ее.       Пока Маккензи помогла бабушке с уборкой, она не могла отделаться от мыслей, что уже и так все знает, просто нужно это вспомнить. Чувствовала, что где-то глубоко внутри нее существуют эти знания, их нужно только пробудить.       — Боже, как ты громко думаешь, — пробурчала Адалинда, шумно выдохнув. Оглядев общий зал, она удовлетворительно выдохнула: уборка закончилась.       — Ты что, еще и мысли можешь читать? — с нотками страха спросила Маккензи.       — Нет, просто твои эмоции сейчас переполнены через край, поэтому я буквально кожей чувствую, что ты думаешь. — Адалинда поправила криво стоящую банку с марганцовкой. — Ты права, в тебе, где-то очень глубоко, сидит эта сила. Но это не значит, что ты уже все знаешь. Придется очень много учиться. Как Природной ведь…       — Природной?       — Да, Природной, — недовольно ответила Адалинда. — Как Природной ведьме, тебе все это будет даваться легче и практически без последствий.       — Природные, потому что черпаем силы от стихий?       — Отчасти. — Адалинда кивнула. — Нас еще называют Первыми ведьмами. Мы рождаемся такими. Нам не нужно приносить кого-то в жертву или «платить» за использование магии.       — Платить? — переспросила Маккензи и зашла за бабушкой в соседнюю комнату.       — Боже… — Адалинда покачала головой и разлила чай по чашкам. — Сколько же еще тебе нужно рассказать.       — Тебе не кажется, что вспоминать Бога в нашем положении несколько издевательски и кощунственно? — усмехнулась Макки и отхлебнула чай.       — Нет, милая, не считаю. — Адалинда усмехнулась в ответ, понимая, к чему та клонит. — Мы не якшаемся, как говорили раньше, с дьяволом. Мы не покупаем силу. Мы и есть сила. Дака́р… — Она щелкнула пальцами, а на кончике указательного появился маленький язычок пламени.       Маккензи охнула от восхищения. Она завороженно рассматривала его, пока Адалинда плавно крутила рукой, а огонь преданно передвигался за ее движениями. Пламя так и плясало в зрачках Макки.       Но Адалинда резко сжала руку в кулак, и огонь потух, оставив за собой лишь едва ощутимый и заметный дым. Маккензи поморщилась: пахло чем-то похожим на сернистый газ, когда зажигается спичка, однако запах все же немного отличался. Не то чтобы этот запах ей не понравился, просто несколько непривычный. Да и все сейчас настолько непривычно, что Макки боялась лишний раз вздохнуть: ей казалось, что любое неосторожное движение — и все исчезнет, как мираж.       — В ведьмовской иерархии мы занимаем высшую ступень. — Адалинда положила ладонь на руку внучки. — И я хочу показать тебе то, что объединяет всех ведьм. — Она сжала ее руку, словно этим жестом хотела показать, что ей нечего бояться. — Только прошу тебя, не пугайся. Ладно?       — То ужасное лицо старухи? — с опаской спросила Маккензи. Адалинда удивленно посмотрела на нее. — Перед тем, как отключиться, я видела.       — Не бойся.       Маккензи сглотнула, но согласно кивнула. Адалинда отпустила ее руку и выпрямила спину. Не то чтобы она прям уж сильно волновалась, просто переживала за реакцию внучки. Выдохнула и сосредоточилась…       — Волки́рри…       Через мгновение черные волосы в косичке превратились в седые безжизненные реденькие волосы, а лицо менялось, словно на него была вылита серная кислота, лоб сморщился и приобрел неестественно серый цвет, левая щека впала, оголяя часть челюсти, правая скула была похожа на месиво от только что полученного ожога, нос тоже впал — остались лишь две неприятные дырки, а левый глаз был покрыт рваной кожей, которую будто зашивали сотни раз.       Маккензи дернулась и отъехала на стуле, а затем вскочила и попятилась назад. Застыла гримаса ужаса на ее лице. Адалинда тут же прикрыла глаза, и к ней вернулся человеческий облик.       — Спокойно! — Адалинда выставила ладони перед собой в примирительном жесте. — Это все та же я, дорогая!       — И я так… такая же? — со страхом в голосе выдавила из себя Маккензи. От осознания данной реальности по всему телу прошел холодок. Мурашки неприятно прошлись по позвоночнику, и она вздрогнула.       — В целом, да. — Адалинда кивнула. — У каждой из нас свое истинное лицо, индивидуальное, но общее представление такое. — Она позволила себе шуточно закатить глаза, чтобы хоть как-то разрядить обстановку. Однако вышло еще хуже: внучка испуганно сглотнула. — Но и нас кое-что отличает от остальных ведьм. Высшие ведьмы имеют привилегию: это лицо видим только мы. Люди видят только тогда, когда мы этого хотим. Остальные же «приспешницы лукавого», — бабушка показала пальцами кавычки, — не могли скрывать своего облика.       Маккензи слушала внимательно. Ей казалось, что упусти она хоть звук — и весь мир полетит к чертям. Как иронично…       — Ниже нас — средние ведьмы. Так называемые Жертвенницы. — Адалинда достала толстенную книгу. — Они — полукровки. Рожденные в союзе мужчины из рода Первой и обычной женщины. — Она пролистала почти половину. На старой странице была изображена на вид обычная девушка, одетая в средневековое крестьянское платье. — Однако есть одно «но»: чтобы полукровка стала ведьмой, необходимо принести что-то в жертву. Точнее не что-то… — Адалинда сглотнула и попыталась подобрать слова. — Она должна принести в жертву ребенка. Ребенка в утробе.       Перевернув страницу, Маккензи подняла глаза на бабушку. И снова ужас застыл в ее глазах. На картинке была изображена кричащая девушка, пристегнутая кандалами по рукам и ногам.       — Полукровка может владеть только магией крови: обряды на крови, заклинания на крови, даже использовать стихии только на крови. И обязательные жертвоприношения. Чем выше «кровь» жертвы, тем больше сила. — Адалинда перевернула страницу: на картинке была изображена девушка, оторвавшая голову курице. — Принесешь в жертву кролика — максимум свечу зажечь или сварить сносное зелье. — И снова перевернула. — Оленя или медведя — уже возможно спалить дом. А вот если человека… — Адалинда перевернула третью страницу. Маккензи едва слышно охнула и провела пальцем по картинке: человек висел под потолком в горизонтальном положении, а с его шеи стекала кровь в таз. — От такой жертвы можно стоять если не наравне с Природной, то прямо за спиной. Поэтому их и называют Жертвенницами: для колдовства требуется плата, и это кровь. Конечно, чаще всего они используют свою кровь. Однако частое ее использование быстрее истощает.       — И ты тоже уб-убивала?.. — Маккензи онемела от страха. Ее бабуля, которую всю жизнь считала божьим одуванчиком, приносила в жертву? Адалинда мотнула головой, но Макки это не убедило. — Ты же режешь себе руки, значит…       — Ты меня слушаешь, но не слышишь. Я — Первая. Мне не нужны жертвы, чтобы иметь силу. Я режу себе руки или пальцы, потому что того требует ритуал. — Она вскинула руки и поджала губы. — Все. Природные владеют всем: и стихийной магией, и кровной, черной и другими видами.       — Если есть высшие и средние, значит, есть и низшие? — спросила Маккензи и перевернула несколько страниц.       — Все верно. Как раз из-за них и повелось думать, что все ведьмы — сущее зло, приспешницы Дьявола, его любовницы, и все остальное, что придумали в прошлом. — Адалинда перевернула страницу.       Маккензи уже было дернулась, но заставила себя подавить страх. На картинке изображена с виду молодая девушка, однако все ее лицо было покрыто язвами, гнилые и покрошенные зубы, отвратительный цвет лица, похожий на трупный. Она так впечатлилась этим изображением, что на мгновение ей почудился мерзкий запах гнили.       — Фу… — едва слышно выдавила Макки и поспешила перевернуть страницу, сдержав приступ тошноты. — Ты сказала, что у они не могут скрывать своего облика. Почему?       — У них нет той первозданной силы, какая есть у нас. Да, Жертвенницы имеют какую-то ее часть, потому что их отцы — носители. Но только часть. Поэтому они не могут скрывать истинного облика. Облик можно увидеть только в отражении: в зеркале или в воде, например. А вот низшие… Их еще называют «Грешницами». Это обычные женщины, которые подписывают договор с Природной или Жертвенницей. Но далеко не все, а если уж совсем по-честному, то почти никто из них не понимает, какую цену придется заплатить.       — Но почему Первые не платят? — спросила Маккензи. Она искренне старалась разложить информацию по полочкам в голове, но получалось не очень хорошо.       — Ты же не платишь за воздух, которым дышишь. — Адалинда снисходительно улыбнулась. Она прекрасно понимала, как ей сейчас тяжело все это понять. — Это схоже с дипломатическим иммунитетом: чтобы выполнять функции своего государства, дипломат должен иметь свободу действий.       — Получается, эти Грешницы, даже если захотят зажечь свечку, будут в истинном облике?       — Верно, — кивнула Адалинда.       — Почему ты сказала, что тот парень хотел н…       — Черт, Алонза! — Адалинда вскочила со стула и посмотрела на часы. — Я уже опаздываю!       — Куда это ты? — Маккензи вскочила вслед за ней.       — Мне надо на совет. — Адалинда мельтешила по маленькой комнате и что-то искала. — Еще «Плутовку-чертовку» надо сварить!       — Бабушка!       Но Адалинда словно не слышала внучку. Она все бегала из маленькой комнаты в общий зал и обратно в поисках ингредиентов для ритуала. А вот Маккензи сильно удивилась, когда из шкафа она выкатила на поддоне чугунный котелок. Она растерянно села на стул, наблюдая за действиями бабушки.       Адалинда зажгла горелку на столе, плеснув два литра воды в котел. Или это не вода вовсе? Макки жидкость показалась слишком мутной для питьевой воды. А через секунду в нос ударил резкий запах.       — Что это за жидкость? — спросила она.       — Могильная земля со спиртом, — отстранено ответила Адалинда, словно сказала на автопилоте. — Так, коричные палочки… — Она разломила корицу и покрошила ее в котел. — Настойка белладонны и «паховая гниль». — И вылила два маленьких бутылька.       — Паховая что?! — удивленно переспросила Маккензи.       — Зеленый уголь. — Адалинда посмотрела на внучку и бросила кусок угля. — Паховая гниль — это вытяжка из глаз рыб и коры церберы одолламской.       — И почему называется именно так?       — Потому что пахнет как не мытые годами половые органы. — Адалинда краем глаза заметила, как внучка скривилась. — Ну или как протухшая рыба, — решила смягчить свое сравнение менее скверным определением.       — Только не говори, что ты будешь это пить. — Маккензи едва заметно сглотнула и вжалась в стул.       — И ты будешь пить, — буднично ответила Адалинда и помешала содержимое котелка.       — Чего?! — воскликнула Макки. — Ты, должно быть, шутишь!       — Если бы я хотела пошутить, то сказала бы, что тебе придется выпить кровь младенца. — Адалинда взглянула на нее и вскинула брови, поджав губы, а затем продолжила мешать зелье в котле.       Маккензи хотела ответить что-то едкое, но сдержалась. Она сглотнула и выдохнула, снова скривив лицо. Видимо, еще много раз ей придется корчиться в приступе отвращения, однако нос уловил вполне сносный запах: едва ощутимо пахло корицей и… больше ничем. Макки хмыкнула и с интересом придвинулась к котелку. Не то чтобы ей нравился запах корицы — а его она не любила, скажем честно, — но представлять, как пахнет «паховая гниль», не хотелось вовсе.       — И для чего ты это делаешь? — Маккензи заглянула в котел: вязкая жижа непонятного цвета кружилась против часовой стрелки от постоянного помешивания.       — Для заклятия «Плутовка-чертовка». — Адалинда все мешала и смотрела на наручные часы. — Это заклятие позволяет спрятать кого-то или что-то. Но только на короткий срок. Чем больше «ингредиента» обманутого, тем дольше держится заклятие. — Она кинула в котел темные короткие волосы. — Это, например, поможет нам всего на часов десять.       — Только не говори…       — Да, это волосы того парня! — недовольно перебила ее Адалинда. — Пока он хлебал «Зелье-отрицание», я взяла у него несколько волос! Я не позволю этой паскудной семейке найти нас!       — Да что он сделал?! — Маккензи повысила тон.       — О-о-о, он пока ничего не сделал! — Адалинда нервно рассмеялась. — Но сделает! Алонзы истребляли нас на протяжении нескольких веков! И продолжат это дело, пока мы все не сдохнем!       — Так он ин… — Маккензи запнулась. Ей казалось это нелепым. — Инквизитор? — Даже произносить было странно. Ей всегда казалось это глупыми сказками-страшилками для детей. Ну или сносными художественными фильмами, на худой конец. А теперь это ее мир и ее реальность. Несмотря на то, что всем своим нутром она чувствовала и верила, все же к этому привыкать придется долго.       — Инквизитор, охотник, ублюдок, которому суждено тебя убить, называй как хочешь! — Адалинда всплеснула руками. — Но ты в опасности. И я не позволю этому щенку тебя убить! — Она дернула внучку за руку и резким движением ткнула иголкой ей в подушечку указательного пальца.       — Ай! — Макки дернулась, но бабушка крепко держала.       Адалинда выдавила несколько капель крови в котел. Маккензи прислонила руку к себе, сжав в кулак. Жижа тут же забурлила, а через секунду вспышка света из котла сопроводилась легким взрывом. Едва заметный дымок развеялся почти сразу. То же самое она сделала со своей рукой. И котел снова «взорвался».       — Живодерские какие-то методы… — Макки облизнула палец и посмотрела на него.       — А ты думала, достаточно Боженьке помолиться? — язвительно спросила Адалинда и выключила горелку. — Хочешь что-то получить — нужно что-то отдать.       — Ты же говорила, мы не покупаем силу, — с издевкой напомнила Маккензи и скрестила руки.       — Для того, чтобы зелье сработало на тебе, нужно дать частичку себя. — Адалинда проигнорировала ее тон. — Это же логично! Хочешь скрыть себя — отдай что-то от себя. Лучше всего для подобных ритуалов подходит кровь. — Адалинда зачерпнула варево миской и разлила в два стакана. — Пей.       Маккензи покосилась на стакан. Странная жидкость, похожая на кисель, дымилась. Адалинда раздраженно выдохнула и выпила свою порцию до дна. Оно же кипяточное!       — Видишь? — Она развела руки. — Я жива!       Макки поджала губы и взяла стакан. На вид действительно не так уж и страшно. Понюхала. И запаха уже никакого нет… Однако знание ингредиентов напитка заставляло поежиться и скривиться. Собравшись, она выдохнула и сделала глоток. Поняв, что и вкус у жижи не противный, Маккензи осушила стакан. Да и, оказывается, не горячее вовсе…       — Отлично. — Адалинда схватила котел за ручку и быстрым шагом направилась в общий зал. — Теперь лавка…       Она схватила маленькую кисточку, сделанную из веток дуба и ясеня, и окунула в котел. Лицо ее приняло ведьмино обличье. Маккензи пошатнулась от вновь появившегося страха, но старалась подавить его в себе. Бояться где-то в глубине себя она не перестала, но четко понимала, что это все та же ее родная и любимая бабушка, которая не причинит вреда. Однако Маккензи поймала себя на мысли, что ей безумно интересно посмотреть на свое «истинное» лицо.       — Арка́ра-арка́ра, мьере́нувт Алонзу, мерке́ру́вт Алонзу. — Адалинда макала кисть в котел и брызгала на стены, стеллажи и пол. — Баарресу́вт инд иль ама́рро эль ка́рпос. Иксидо́рувт су да́ос эт ве́до, ат эль рекрэ́о асу́ берими́рувт вирба́лис . — Адалинда вышла на улицу и огляделась. А затем провела такие же манипуляции с варером снаружи. Дверь, вывеска, стены — все было обрызгано зельем. — Вирба́лисувт, Алонза, эль арро́са паа́ма.       Вылив остатки жижи у порога, Адалинда вошла внутрь. Вытащила откуда ни возьмись клинок и полоснула им по ладони. Маккензи зажмурила глаза. Несмотря на то, что она стояла довольно далеко от нее, запах крови защекотал нос. Первый раз за все время ей стало противно. И это показалось ей странным — она сотни раз видела, как бабушка режет вены и ладонь, и только сейчас ей стало не по себе. Да и вообще Макки задумалась: почему раньше ее и вовсе это не смущало?       Адалинда убрала клинок и сжала ладонь в кулак. Кровь большими каплями падала ровной линией по краю порога, и шипела, словно серная кислота. Маккензи удивилась: капли тут же впитались в дерево, не оставив даже каемок.       — Можно я с тобой поеду? — неожиданно для себя спросила Маккензи. — На твой совет.       Адалинда задумалась: с одной стороны, ей не хотелось оставлять лавку без присмотра в связи с сложившейся ситуацией, а с другой — Маккензи должна привыкать и знакомиться с миром, который теперь и ее тоже. Она посмотрела на часы и недовольно сморщилась: опаздывает…       — Поехали.       — Правда? — От удивления голос Маккензи неестественно запищал. Она откашлялась и быстро накинула кожаную куртку.