Андерс

Нью-Йорк 2110 год. Воспоминания о самом радостном дне всегда неизменно влекли за собой воспоминания о самом ужасном.

***

Я пытался их отогнать, но картинки уже возникли в голове: 1984 год, 23 апреля. Мне был двадцать один год, ему - тридцать. Конечно, алкоголь делал своё дело, но я всё ещё видел перед собой очаровательного мужчину, подарившего мне счастье и прекрасную работу. — Ты был единственным... Единственным, кто знал это обо мне. Единственный, кому я рассказал... — Мне так жаль, — тихо сказал он, его собственный голос внезапно стал напряженным и дрожащим, — я облажался.

***

После нашего очень интересного акта в клубе, когда он уснул рядом со мной, я вдруг понял. Понял, что он стал мне дорог, даже когда он так ужасно со мной поступил - я не мог унять мои чувства, которые заставляли биться моё сердце в два раза быстрее в его присутствии. Коснувшись кончиков его пальцев, подумал о тех великолепных мелодиях, которые он играл во время записи песен. Великолепный... Потом я оделся и ушёл, оставив его досыпать. По дороге домой Таня лишний раз со мной не разговаривала. Ты говорил, что всё будет хорошо. Что мы пойдём вверх по карьерной лестнице... А потом взял и уехал, на этот раз ты. Но уже навсегда.

***

Нью-Йорк 2110 год. «Ты соврал...». Я сполз на пол, прижимая к себе коробку. Надел кольцо - металл холодил разгорячившуюся кожу. Знаю, я не должен этого делать, ведь оно не простое и предназначалось не для меня. Потом снял: для мира Томас Андерс был неженатым мужчиной. «Но мне необязательно носить его на безымянном пальце, так?». Я сжал украшение в ладони. Прости, Эрика. А ведь я до сих пор помнил её имя. В день его отъезда я поклялся не забывать его. И я до сих пор держал эту клятву. Тяжёлый вдох. «Сто двадцать шесть лет. Говорят, время лечит... И я всё ещё жду, когда это грёбаное лекарство подействует». Как я себе и обещал, после путешествия в США я попытался отыскать Дитера. Однако, как выяснилось... Его не существовало. Точнее, в Нью-Йорке, конечно, нашлось с десяток Дитеров, но ни один из них не был тем самым. В архивах Оксфорда такого студента не нашлось, и в конце концов я вновь оказался в тупике. Вскоре сил пытаться попросту не осталось: я устал задаваться вопросами, на которые нет ответа. Ханна стала хостес, как и хотела. Ей даже доверили целый ресторан после того, как главного оттуда уволили. Она прожила счастливо, но в 1989-ом заразилась холерой, от которой уже не оправилась. Луис тоже. А Ноэ... По рукам пробежали мурашки: кожа вдруг ощутилась липкой, чужой. А перед глазами возник тот самый злосчастный день 2004-ого.

***

Гамбург 2004 год. «Снова здравствуй, Германия... Родной дом». Как и одиннадцать лет назад, я вновь оказался здесь. Оглядываясь по сторонам, я вглядывался в лица, ища в них одно знакомое и размышляя о положении дел. На моё плечо вдруг легла тяжёлая рука. Я обернулся. Ноэ. — Привет! — Ну здравствуй, старый друг. В последний раз мы виделись в 1993-ом, когда он проездом был в моём городе с рекламой своей книги (которая, к слову, вышла отличной - мне Ноэ подарил первое издание с автографом). Мы не переставали держать связь по переписке: так и узнали, что оба собираемся в Европу. Решили встретиться. — Ты душу кому-то продал за вечную молодость? Я рассмеялся. — Мне просто повезло с генами. Это действительно было… необычно. В свои сорок один я, можно сказать, вообще не изменился. Но тогда я не мог и предположить, что это связано с чёртовым бессмертием. Ноэ было уже пятьдесят пять. Виски тронула седина, морщинки стали более явными. Но он был всё тем же: ярким, смелым, притягивающим внимание мужчиной. — Чёрт, я так рад видеть тебя, Бернд. — И я тебя. На языке повисло: "Остались только мы с тобой". Я знал, он тоже об этом думает. Вспоминает Ханну, Луиса, Дитера. Вздохнув и предложив мне грустную улыбку, Ноэ похлопал меня по плечу. — Идём в автобус? Расскажешь, как доехал. — Идём. Мы двинулись к автобусу, который должен был отвезти нас и других загород. Транспорт тронулся, а мы сидели и разговаривали: так приятно было снова говорить с ним вживую, а не излагать всё в переписке. Впервые со дня отъезда Дитера я вновь почувствовал себя близким другому человеку. Мы выехали загород. — А потом она мне говорит: "Плати, или я всем скажу, что ты мне изменял, потому хочешь развестись!" — Да ладно?! — Ага. Думала, испортит мне репутацию. Поверить не могу, что я на ней женился. И что у меня в голове было, сам не понимаю. — Ну, слава богу, из пут своей жёнушки ты выпутался. — И не говори. Но что самое… Автобус вдруг тряхнуло, а воздух угрожающе завибрировал, прерывая на полуслове. — Что… Следующей волной выбило окна: разбившееся стекло полетело в салон. Я дёрнулся в ужасе, закрывая руками лицо, не понимая, что происходит. Нас снова тряхнуло: на этот раз сильнее. Пространство заполнилось криками. Сквозь туманное сознание я начал всё понимать, и в ту же секунду мои догадки подтвердил громкий взрыв где-то неподалёку. Люди, которые хотят нас убить и обокрасть… Девяностые были очень жестокие, я надеялся, что нас это никак не коснётся… В ушах зазвенело. Нос, глаза и рот наполнились песком, залетевшим внутрь автобуса. — Бернд! — Ноэ… Вновь толчок, визги, жжение на ладонях и осознание… Осознание конца. — Я… Его прервала ещё одна бомба: и на этот раз она упала куда-то справа, слишком близко к автобусу, почти под колёса... Всё начало кружиться. Так горячо, душно, так больно: больно всё, везде. Нас мотало, переворачивало; мы пытались держаться, но в нас летели и врезались другие пассажиры, не сумевшие ни за что зацепиться. Я ударился головой, но этот удар был лишь одним из многих. Я не кричал. По крайней мере, не вслух: в голове пронеслось смазанное... «Я скоро, Дитер…». Пахло кровью и огнём.

***

Когда я очнулся, мне казалось, что моё тело мне больше не принадлежит. Боль пронизывала каждый сантиметр, и я не мог шевелиться. Автобус, похоже, лежал на боку. Сделав колоссальное усилие, я повернул голову влево. И увидел его. — Н-Ноэ… С трудом высвободив руку из-под тела какого-то мужчины, я положил её на его плечо. Я начал реветь, глаза неприятно щипало… — Пожалуйста… Я всё ждал, и ждал, и ждал… И надеялся, вопреки всему надеялся. Сейчас он очнётся, откроет глаза, сделает вдох… — Нет… Он оставался неподвижен. Мэтиас Ноэ Вагнер - великий притворщик, писатель, прекрасный человек и мой добрый друг... Был мёртв. Дышать без хрипа не выходило, слёзы размывали кровь. Хотелось просто лечь и ждать своей очереди. Но я понимал, что не умру. Это было бы слишком просто. Собрав всё, что осталось от моих сил, я стал выбираться из автобуса. — Чёрт! Чёрт! Чёрт! Я чувствовал, как внутри всё полыхает. И снова это уже теперь знакомое странное ощущение, которое посещало меня крайне редко - только в моменты сильнейшего эмоционального всплеска... Эта тёмная сила, желающая подчинить себе. Я вцепился пальцами в землю, тишина вокруг разразилась звоном. — А-А-А-А! Поддавшись порыву, я ощутил, как кровь начинает кипеть. Я хотел смести весь мир. Уничтожить всё до последней капли воздуха, хотел превратить всё в пепел и дым. Фиолетовая вспышка. Череп готов был разорваться, шум в ушах становился всё громче… Не выдержав напора, я потерял сознание.

***

Тот же день вечером. Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулся. Я посмотрел на свои руки. — Что за… «Раны же были совсем свежие, почему выглядят так, как будто уже начали заживать?! Что происходит…». Я взглянул на покорёженный автобус. В сердце вонзилась тысяча иголок. «Ноэ…, — всхлипнув, я с трудом встал на ноги, — Умер каждый, кто был в автобусе. Абсолютно все... Кроме меня…». Разум запинался, путались мысли, потрясения смешались в одно густое пятно, перекрывавшее доступ к сознанию. «Это уже второй раз, когда я вот так выживаю, хотя не должен… Я не старею. Мне сорок один, а я всё такой же, как в двадцать один. Пора признать, что никакие это не гены, мой брат ведь стареет, как все нормальные люди. И эта... странная энергия, дающая силы...». Один вопрос. Один единственный вопрос. «Что, чёрт возьми, случилось со мной в 1984-ом?».