Эхо во пламени

По странному стечению обстоятельств, Пруссия тоже был в этот вечер в Берлине, и он тоже был в баре. Не в том, в котором Калининград встретил интересных личностей, а в другом, но очень похожем. И, в отличие от Калининграда, Пруссия пришел, чтобы напиться. Возможная близкая смерть — подходящий повод. Но, как бы Пруссии не хотелось напиться до беспамятства, он все никак не мог выбрать с чего начать. Во-первых по такому поводу хотелось гульнуть от души, а во-вторых, у него не было денег, а показываться младшему брату на глаза пока не хотелось. А потому, экс-Пруссия, экс-ГДР, а ныне просто восточный регион немецкой земли, сидел в баре до обиды до сих пор трезвым и, уже давно отложив меню на барную стойку, придавался разным размышлениям. Из поездки в Москву, он наконец выяснил, куда всё-таки Россия дел его сердце. Это можно было назвать победой. Вот только крайне сомнительной. — Господин, что будете заказывать? — спросила молоденькая официантка в забавном форменном фартуке. — Я ещё не определился с заказом, — ответил Пруссия. В принципе, ему было все равно, что есть или пить. Он в любом случае не почувствует вкуса или запаха. А все из-за того, что он был медленно вянущим. Казалось бы, сердце, а столько проблем при его отсутствии. Порой из-за обманчиво-хрупкой внешности и кроткого нрава легко можно было забыть, что Россия втайне думает, на что пустить твои внутренние органы. Вот он и попался в мышеловку, коих у России полно дома. Что его ослепило? Глупость, жажда обладания, самоуверенность, сила? Возможно даже, что все вместе, а может и что-то одно. Ему осталось жить совсем немного, но шанс был. Вернуть сердце на место. Россия вполне мог это сделать, Пруссия был в этом уверен, но… Захочет ли он вообще возвращать краденный орган? Россия хотел мести, хотел, чтобы он, Пруссия, прочувствовал всю ту боль и полное отчаяние, которые ему причинили. Имел ли он на это право? Пруссия видел мельком шрамы, которые остались даже после перерождения. А Россия видел, как он смотрел. Китай тогда милосердно перекрыл ракурс, встав между ними, но Пруссия все запомнил. Он не знал, он ли оставлял шрамы, но раз они остались даже на новом теле, то боль ещё была и жаждала высвобождения. Пруссия уже давно смирился, он даже предполагал, что рано или поздно смерть его всё-таки догонит, но Калининград… Заслуживал ли Калининград такого финала? Он в любом случае исчезнет, растворится, будто его и не существовало вовсе. Пруссия с тоской посмотрел на знак «не курить». А так хотелось, правда у Пруссии и сигарет не было. Он посмотрел вверх на деревянный потолок, со старыми фонариками для антуража. Раствориться полностью или вернуться как орган обратно на свое место, слившись со своим оригиналом. — Ну а ты что скажешь? — привычно спросил он у Тьмы, — как думаешь, что решит Калининград? Тьма не ответила. Она вообще осела призрачной дымкой на дне его сознания и не отсвечивала с того дня, как он упал в обморок, когда был у России. Тогда Тьма разбушевалась так, что Пруссии казалось, что его голова взорвется и кому-то (Китаю, судя по эмоциональному состоянию всех остальных) придется соскребать с комнаты его мозги. С тех пор Тьма молчала. «И она меня оставляет», — с печалью подумал Пруссия, — «интересно, а брат как отреагирует? Заметит ли вообще, если я умру? Заметит ли подмену, если сердце всё-таки вернётся». Пруссия встал и направился к выходу, так ничего и не заказав. Даже напиться нормально не получается. И чего он так переживает. Он живёт достаточно долго. Он знает, что есть вещи, которые в сто крат хуже чем смерть, но… Причем тут другая жизнь? Калининград же ещё ничего такого не сделал, чтобы заслужить ту же участь что и его оригинал. Если бы был шанс сделать так, чтоб остался Калининград, а он в нем растворился, то Пруссия согласился бы без раздумий согласился. Он даже спросил об этом у России, но тот ещё ничего не ответил. Берлин был сер из-за погоды, в их с братом общем доме горел свет. Пруссия, неловко помявшись, вошёл внутрь. Внутри его встретил Рекс, с кухни тянуло жаренным мясом. Пруссии осмотрел прихожую, но присутствия чужаков не заметил. Германия показался следом за Рексом. Несмотря на строгое лицо в глазах читалось облегчение. Пруссия почувствовал себя виноватым. Мог бы хотя бы позвонить, брат наверняка волновался. — Где ты был? — спросил он. — Гулял, — просто ответил Пруссия. А что ещё он мог сказать, что все это время бухал в Москве? Или что ему осталось жить совсем ничего, если Калининград решит не превращаться обратно в сердце и умереть так? На месте Калининграда, он бы выбрал вообще-то второе, но он же не знает, как поступит кто-то другой. — Ты поосторожнее гуляй, — заметил Германия, — Америка считает, что сейчас много недоброжелателей для нас. Вот же… Недоброжелателей много. — А с чего нам их опасаться, мы же скрыты от людей? — с чего это Америка так испугался? Пруссия прошел в гостиную и разлёгся на диване. — Америка считает, что произошла утечка, и некоторым группам лиц стал известен секрет, — Германия тоже прошел в гостиную. Пруссия нахмурился. Час от часу не легче, даже помереть спокойно не дают. Утечка данных, люди могли узнать их секрет. Паршивая новость. — И что ты хочешь этим сказать? — спросил он, решив узнать мнение брата. Германия посмотрел на него хмуро. Ясно, его подозревают. Пруссия внутренне расмеялся. Но в целом, брат был прав, стоит быть поосторожнее. Люди могут крайне неадекватно отнестись к ним, так же, как когда-то его братья охотились на ведьм, и тут ещё откроется, что воплощения не такие уж и бессмертные, у России был отличный подопытный по имени Пруссия, чтобы это доказать. — Ужинать будешь? — Германия мастерски бы уклонился от ответа, если бы Тьма до недавнего времени не видела в каждом его движении мировой заговор, который они, великие детективы (Пруссия смиренно занимал роль Ватсона, который должен был задавать глупые вопросы, чтобы Тьма побыстрее от него отстала со своими глупыми играми), раскрыли. — Буду. Немного подумав, немец достал телефон. Утечка информации об их существовании… Наверняка сейчас в офисе будут массированные проверки. Америка все это очень любил делать. От России по-прежнему не было ни одного ответа касательно Калининграда. Даже его знаменитого троеточия, которое он так любил присылать, не было. «Наверное, если бы надо мной не висел таймер, отсчитавающий время до моей смерти, я бы занялся собственным расследованием,» — подумал Пруссия, чувству, как тяжелеют веки. — И кому я там ужин разогревал? — ворчал Германия, заметив спящего брата на диване, когда подумал о слишком долго идущем брате. Он накрыл его пледом, который ему подарил Франция и ушел в кабинет работать. *** За плотными шторами никто не заметил отъехавший кемпер, который до этого неприметно стоял на парковке почти весь день. — Почувствовал что-то? — спросил Роберт. Он сидел за рулём и хмуро посматривал на дорожные знаки. Хао Линь сидел в соседнем кресле и внимательно рассматривал дорожный атлас восточной Европы. — Ну, я сначала думал, что это тот парень, который тебя тогда отшил, но это не он, — Хао закрым книгу и убрав ее в боковой ящик, чтобы его не укачало в пути. — А ты раньше не мог про это сказать? мы пол дня потратили на этой парковке! — Роберт резко затормозил на светофоре. Хао раздражённо выключил радио. Уже весь день одни и те же новости про футбол гоняют, и как Бобу ещё не надоело их слушать? — Я говорил, но ты очень увлеченно слушал комментатора и его тупые шуточки, — Хао Линь снял очки, я тобы помассировать глаза, — и веди машину ровнее, а то меня опять стошнит. — Может мне к тебе обращаться на «ваше императорское величество?» — хохотрул Роберт, пытаясь предположить, в кого это Хао такой капризный. — Хорошая идея, мне нравятся, — Линь наблюдал, как светофор поменял цвет. Машина снова тронулась, — но это странно. Там точно был наш знакомый, а потом он резко перестал быть им… — Не забивай голову ненужными вопросами, — посоветовал блондин, — ей ещё говорить мне, куда поворачивать, когда из города выйдем. Ваше императорское величество же напомнит мне потом позвонить Нацумори и Льюису, чтобы они ещё что-нибудь нарыли про немцев? — Как я могу отказать, когда меня просят так вежливо? А если ты ещё и будешь вести машину ровно, я возможно смилуюсь над тобой и не буду всю дорогу ныть и жаловаться, — Хао тоскливо посмотрел на проплавающие мимо дома. Они только тронулись, а ему уже плохо.