Эхо во пламени

Тот день был как на зло солнечным и жарким. А он торчал тут, тратя свое время и нервы на этих... Этих... Людей... Человеческих существ он, мягко говоря, ненавидел. И почему все его существование на них заложено. Он прекрасно чувствовал своих и хронических не хотел видеть чужих. Свои выводили чужих возле развалившейся каменной церкви. Уставшие, голодные, раненые, потрёпанные боем. Ничто так не поднимало настроение как муки тех, кто не мог ему ничего сделать. Кажется, таким он был всегда. Просто все эти... люди... его не так сильно раздражали. А сейчас они, уязвимые, словно букашки, выстраиваются его людьми в линию. Кого-то они убьют сегодня, а кого-то, так уж и быть, пощадят для десерта. А десерт был в этой толпе букашек. Возможно, Россия наивно полагал, что если он отстрижет волосы и будет старательно не смотреть ему в глаза, то он его не узнает. Бедное глупое создание. Он бы из него канарейку сделал... Хотя нет, канарейки желтенькие, а Россия - беленький... Тогда, возможно, беленький цыпленок. Такой же наивный и глупый. Да, не стоило России быть тут. Но так даже лучше - не придется идти за ним до самой Москвы. Сидел бы в штабе под надзором охраны... Но кто он такой, чтобы осуждать глупость жертвы, что сама лезет в капкан умелого охотника? Он довольно размерено и одновременно быстро подходит к людишкам, со странным интересом рассматривая каждого из них. Они все были одинаковыми смертниками, но ему хотелось рассмотреть каждого по отдельности, как некоторые мальчишки любят рассматривать жуков, которых наловили на улице. Россия пытается спрятать лицо, но у него ничего не получается. Он хватает его за подбородок и рассматривает его личико. Поцарапало где-то. Рана с щеки до уха, но он не считает это большой проблемой, когда война закончится, а такими темпами они у к осени все сделают, все быстро заживёт. Беленький цыпленок быстро выздоровеет под его властью. Но для начала... Он хватает его за плечо, крепко, почти чувствует, что ещё чуть-чуть и кость треснет. Россия поздно понимает, что он задумал, и начинает вырываться. Трепыхается, словно птица в клетке. Он почти слышит этот писк. Среди людей поднимает взволнованный рокот. Это и беспокоит, и нет. Он уверен в своем могуществе, они ничего ему не сделают, только птичку помучают. Впрочем, именно это ему и надо. Тогда Россия сам падёт к нему в объятия. Эта мысль доставляет ему невозможный ранее экстаз. Вот он, почти бог, и от его слов зависит жизнь этих букашек. Россия продолжает попытки вырваться, пытается говорить что-то, но это только ещё больше раздражает его. Он молча кивает солдатам, и те готовят винтовки. Все всё понимают. Сейчас решится судьба этих людей, которые оказались в этом капкане. Смертельная ловушка обнажила свои клыки. - Чего ты хочешь? Не убивай их! - отчаенно, уже хрипло, кричит Россия, - пощади! Наивный. Ему и люди эти не нужны. Уничтожит их всех, всех до единого, пока вольная птица ему не покорится. Сейчас этого не будет, а потом... Ещё пара таких представлений, и желанный эффект будет достигнут. Птичка добровольно позволит обрезать себе крылья, и он будет делать, все, что захочется. - Убить! - отдает он приказ. Россия в его руках почти бьётся в агонии, а он его держит железной хваткой кровожадного хищника. Раздаются выстрелы... ... И Калининград падает с кровати, резко просыпаясь. Он тяжело дышит, пытаясь понять, что происходит. Весь потный и взмыленный он нервно оглядывается по сторонам. Вокруг него только его комната и звенящая ночная тишина. За окном ясная ночь, но звёзд почти не было видно из-за ракурса. В комнату просовывает морду любопытный Малек. Калининград вымученно улыбается и позволяет собаке поласкаться. Малек всегда знал, как его успокоить. - Опять снится одно и то же, - вздыхает он. Этот кошмар всегда появлялся стабильно в июле, сколько он себя помнит. Раньше он хотел все рассказать России или Белу, но потом все равно рассказывал все Мальку. Собака никогда не расскажет, что ему снятся муки народов, а он получает там неописуемое удовольствие от этого. Во-первых, Малек - хороший другя а хорошие друзья умеют хранить секреты, а во-вторых, он пёс не умел разговаривать. Выстрел - и он под кайфом. От себя во сне было противно. Иногда готов был вообще не спать, лишь бы ему не снились эти ужасы. Кошмары снились ему часто. Раньше, когда он был маленьким, с ними было проще справляться, потому что он спал в одной комнате с Россией. А там и он, и Малек на полу. Было не так страшно. Но с возрастом сны стали реалистичнее, а Россия посчитал, что он достаточно большой, чтобы жить в отдельной комнате. Калининграду своя комната нравилась. Небольшая, но и не маленькая. Можно было складывать вещи как хотелось и прятать коробочку с сокровищами, не боясь, что ее найдут в его отсутствие. Конечно, это все было ребячеством, но он со стыда умрет, если кто-то найдет его рисунки. За окном стояла такая темень, что ничего не было видно. Ночь ещё будет длиться долго, а утром надо будет придумать что-то, чтобы объяснить мешки под глазами. Калининград достал звёздный атлас и включил настольную лампу. Вообще-то, это был ещё неплохой кошмар, а потому надо было себя вымотать настолько, чтоб сны похуже не снились. В такие моменты Калининграду было очень страшно, и он сам не понимал, почему он рассказал все только Мальку. А ещё Калининграду иногда казалось, что он жил когда-то до этого и был совсем другим. Как в этом кошмаре.