My last reason to live is you...

***

      Раскрыв глаза, еле дышащий омега почувствовал пробежавший холодок по телу. Но впервые за долгое время смог улыбнуться уголками губ от посетившей его радости в душе. Тёплое приятное чувство буквально окутывало его и возвышало над землёй. Полёт будто сопровождался пением райских птиц, но прекрасное видение сразу же оборвалось, когда он учуял запах альфы.       Какая-то странно тяжёлая аура поселилась в комнате, именно тогда, когда он встретился взглядом с вошедшим.       Снова он... Может, мне это снится?       В голове гудели неприятные громкие звуки, но единственное, что его сейчас спасало и заставляло не закрывать глаза – приятная корица. Чёртова корица, с которой и умереть уже не страшно.       А что, если я уже умер? Должно быть, я попал в рай?       Предположения рухнули, когда чужое тело оказалось слишком близко. Парень подошёл к кровати и осматривал его с ног до головы. Казалось, что он собирался сделать что-то плохое. Только эти спокойные глаза говорили об обратном. Его тепло снова проникло в клетки тела омеги и они почему-то начали реагировать на него совсем иначе. Страх постепенно прошёл, и сердце вдруг начало биться спокойнее.       Отдалённые удары и шум в голове всё ещё не давали Юнги прийти в себя полностью. Он не мог пошевелить ни одной частью тела и практически не понимал что происходит. Жар душил его изнутри и всё тело покрылось испариной, в горле резко пересохло. – Пить.. я хочу пить.. - тихое произнес Мин, ещё не осознавая, с кем говорит. Его глаза время от времени разлеплялись и зрачки становились больше, но такое происходило лишь тогда, когда он чувствовал сильное биение сердца.       Тёмные тона комнаты успокаивали и дарили блаженство его глазам. Он смог немного расслабиться, когда потихоньку начал приходить в себя. Облизывая губы, он внезапно почувствовал вкус металла на губах и на языке. К вкусу крови он привык с детства, но сейчас это было ещё противнее, словно то было грязью.       В воспоминаниях постепенно проявлялись картинки с момента, когда он упал. Рухнул на землю с грохотом и тяжёлым выдохом. Его тело сдалось в какой-то момент, но мозг продолжал бить тревогу и искать что-то знакомое... что-то, что было так близко и важно. И он снова видит эти глаза. Они отстранённые, не живые... – Ваше Величество, - тут же начал пытаться подняться на локтях, заметив, что сам император подаёт ему чашку с водой и наклонился, чтобы отпоить.       Их взгляды снова столкнулись в этом неловком моменте резкой тишины, что у омеги свело всё тело и он не смог сообразить слов, чтобы извиниться. Но на секунду в мыслях появились догадки, что этот император не стоит всех этих извинений. Лицо Мина тут же изменилось, он стал смотреть надменнее, хотя сам совсем недавно валялся в грязи и крови, был таким беспомощным и жалким. И он уверен, в глазах императора он оставался таким же.       Позор. Он просто не достоин всех этих забот к себе. Однако, не долго раздумывая, он увёл взгляд подальше и с трясущейся рукой принял чашку с водой у альфы.       Чимина не беспокоило собственное состояние так, как состояние этого бедолаги. Выглядел он действительно ужасно. – Как тебя зовут? – Юнги, - быстро отзывается омега, чувствуя, как запах альфы подавляет его желание сопротивляться и молчать. – Юнги... Как придёшь в себя, позови слуг и они помогут тебе отмыть всю эту грязь, - с ноткой беспокойства проговорил Пак, сложив руки за поясницей. – Я буду у себя, если захочешь меня видеть. Отдохни, поешь, помойся и... потом можешь сам решать что делать.       Юнги вслушивался в его слова с интересом и удивлением. Не верил. Сам император говорил с ним, а его выражение лица никак не поддавалось логическому смирению. Давно стоило просто принять это и не выделываться, но нутро подсказывало, что стоит повременить с вопросами. Впрочем, ему не было дела до того, кем является этот юноша. На императорского сынка он не похож. Хотя и ведёт себя довольно сдержанно.       Оглядев парня с ног до головы, он был сражён столь прекрасным телосложением и внешностью. Шёлковое красное одеяние с золотыми вышитыми узорами, красиво уложенные длинные чёрные волосы, и этот райский запах. Мозг отрицал, протестовал, но внутренние органы переворачивались от запаха альфы.       Альфа с запахом корицы. Боже, что за бред? Да его бы высмеяли те тираны-убийцы, которые издевались над ним. Такому статному альфе с таким запахом, должно быть, сложно выживать. Хотя, с другой стороны, кто мог его видеть? Ранее никто и не знал о таком наследнике. Однако и узнавать о нём не собирался. Не столь уж и важно...       Чимин покинул комнату и столкнулся с распереживавшейся прислугой. Отчего-то сегодня лицо дамы Со выглядело ещё мрачнее обычного.       Она поклонилась, едва заметив правителя, но взгляд поднять после побоялась, хоть и через чур сильно беспокоилась о его новой открытой ране. – Ваше Величество, вам нужно пройти осмотр у лекаря, - подала голос женщина, как только Чимин развернулся и собирался уйти в сторону второго двора. – Я в порядке, позаботьтесь лучше о других, - удаляясь всё дальше, Чимин думал только о Чонгуке и о том незнакомце, что лежал у него в покоях. Думая о них, он уже забывал о собственных ранениях, хотя они и были довольно глубокими.       Он спешно направился к главной резиденции, чтобы встретиться с послами и чиновниками, так как сегодня должно состояться первое собрание Высшей палаты, где ему предстоит на многое открыть глаза своим придворным.       Двери в огромный зал открылись так же быстро, как он успел придумать новые указы для всех. Обдумывая наперёд, как могла бы сложиться судьба империи, если бы он этой ночью умер, Чимин всё больше набирался уверенности в своём решении. И постепенно ступая вперёд, он делал шаги увереннее, быстрее. Обернувшиеся к нему застыли с удивлёнными лицами, словно не ожидали его увидеть. Но так оно и было.       Они не ожидали увидеть его таким. – Государь! - подбежав с выкриком, один из чиновников вцепился в тело Чимина и подловил его, когда тот начал внезапно падать, закрывая глаза.       Ноги резко подкосились, а тело ослабело под каким-то огромным давлением, не позволив даже дойти до трона. Чимин впервые оказался в такой ситуации, хоть и понимал, что со здоровьем шутить лучше не стоит. Раны начали сильнее кровоточить, пусть и были перебинтованы недавно так туго, будто он пытался себя убить, выжав всю кровь. Тугой узел давил на вену, а в глазах потихоньку начало мутнеть.       Его подхватили сразу четверо чиновников, оттаскивая к трону. Уложив его, они принялись осматривать его еще не зажившие раны. Тело было изувечено разного рода шрамами, которые они видели, по правде, впервые. Сегодня они лицезрели бывшего наследника, а теперь уже их императора в полном виде. Они могли видеть всё – все скрытые ранее ушибы, царапины, синяки, гематомы, не прошедшие до сих пор, и недавние свежие ранения, полученные от предателей, с которыми Чимин не должен был встретиться вот так – один на всех.       Император чуть приоткрыл глаза, вдруг почувствовав резкий запах спирта, и дёрнулся в сторону, отвернув голову. Когда он приподнялся самостоятельно на своих перевязанных локтях, ему понадобилось некоторое время, чтобы осознать место пребывания. Тёмные стены и знакомые лица стариков перед глазами маячили пару минут, а после он откинулся к спине трона и схватился пальцами за подлокотники, приходя в себя. – Ваше Величество, - начинает кричать прям над ухом один из стариков. – Вы ранены, почему вы вышли из покоев?       И в этих лицах он видел какую-то неестественную тревогу. Чимин знал, что все они просто скрывают истинные лица за масками притворства. Даже сейчас, когда их правитель еле живой сидит на троне. Удивительно, как они ещё не накинулись на него, чтобы убить. – Я в порядке.. оставьте меня.. - шепчет Пак, быстро убирая их руки от себя и отталкиваясь от сидения. Трон был не самым удобным местом сейчас. Но в попытках встать он потерпел крах. Ноги подкосились снова и он всё же рухнул на трон обратно.       Чиновники были в замешательстве и никак не могли определить что делать. Его упрямство доводило всех до того, что это всегда заканчивалось плачевно. Чаще всего страдал именно он сам. Но не им указывать самому правителю и отчитывать его. И даже сейчас, когда ему уже никто помочь, кроме лекарей, не может. – Может, всё же лекарей позвать? Или давайте вас отведём в ваши покои? - тихо предлагает господин из высшей знати – один из приближённых ушедшего правителя. – Я знаю одного знахаря...       Пак тут же насупился, приподнялся и стал оглядывать представителей знати, не понимая лишь одного – что с ними стало после ухода его отца-правителя? Разве не они должны были настаивать на церемонии похорон и восшествия на престол нового императора? Отчего же все молчат и подозрительно не спорят и не пререкаются с ним? Ясно было одно – никакого уважения и никакой любви к нему у них не было. И остаётся самый главный вопрос – что эти люди собираются делать дальше рядом с ним? – Не надо, господин Чон, не стоит вам об этом сейчас думать, - пристально смотря в их изумлённые и притворно беспокоящиеся глаза, отстранённо произносит Чимин. – Лучше подумайте о нашей армии. Когда в последний раз мы выступали в поход?       Толпа собравшихся находили это настолько странным, что не с первого раза поняли суть вопроса. Наследник, которого они ранее не видели, чтобы успеть рассмотреть, сейчас становился серьёзнее и, хоть это первое их заседание, начал походить на отца. Не поспевая за его новыми указами, они то и дело удивлялись каждому его ходу. Хотя и не скрыть того, что это было неожиданно, ведь никто и не предполагал о скрытом потенциале молодого правителя. – Но, Ваше Величество, вы ведь знаете о трагических событиях вашего детства. Вы тогда были ещё младенцем. Наша армия день и ночь сражалась с предателями на всех фронтах. Это далось нам с трудом, но мы одолели их и восстановили порядок в стране. Не утеряв государственность и не поддавшись провокациям жалких рабов, мы сохранили власть вашего отца-императора и тогда никто нам не вызвался помогать. Армия прошла огромный путь, чтобы сначала дойти до врагов и разрушить их лагерь, а после – чтобы вернуться обратно.       Господин Сон из верхушки знати пытался продолжить рассказ, но его перебил император, с трудом поднявшись на раненные ноги. Его взгляд испепелял, пугал своим огнём. Кажется, в нём начал просыпаться истинный дракон. – Если вам так хорошо известна история, тогда вы должны знать и о том, сколько людей из простого народа пострадало и погибло. И даже не от рук неверных, а от оружия наших солдат, - подходя ближе к ним, он заметил, как его наступление и низкий тембр заставлял всех отходить назад, чуть склоняя голову. Он сложил руки за поясницей и гордо вознёс голову, только сейчас осознавая тяжесть их истории, в которой было весьма трудно разобраться. – Но, государь... – Я не завершил речь, господин Сон, - раскрыв ладонь на уровне головы, Чимин вдруг повысил голос и озверел, – Если я дам вам слово, можете продолжить. А сейчас я хочу, чтобы каждый из вас пересмотрел историю народа и историю правления империи. За счёт чего мы вообще держимся на этой поверхности? Вы никогда не задумывались??       Он проходил перед ними медленно, останавливался и снова смотрел на опущенные головы. И сейчас это казалось смешным. Они все были из той знати, которой боялись все остальные и порой даже его отец прибегал к их советам и не спорил. А сейчас они ничем не отличаются от тех рабов, о которых они говорят с такой надменностью. – Ваша работа заключается в службе государству, но и наравне с этим вы обязаны защищать народ. И только этот народ вправе решать ваши судьбы. Вам ведь это хорошо известно, да? - вскидывая брови, он пытался увидеть в них понимание, но видел озадаченность. Те стали перешёптываться и перекидываться вопросительно-удивлёнными взглядами, словно не понимая, о чём говорят. – Я знаю, что отец принял решение не выбирать знать из народа и сохранить ваши места для ваших будущих потомков. Мне известно о том строе, что есть сейчас в этой палате чиновников. И я знаю о том, какие беды обрушились на наше государство.       Загадочность его голоса пугала всё больше и все стали поднимать головы, выпрямляться в удивлении и явно показывали своё непонимание и непримирение с данным новым решением. – Но, Ваше Величество, ваш отец решил иначе.. И совет решил не менять представителей знати и высшую палату чиновников... - слова вырывались из уст господина Сона отрывисто, он дрожал и боялся смотреть в глаза дракона. – И.. о каких ещё бедах вы говорите? – Господин Сон, я ведь предупредил, что я сам дам вам слово, когда это понадобится, - не унимаясь от кипящей внутри злобы, Чимин буквально сверлил его и пытался уничтожить взглядом. – И беда, о которой я говорю, это вы. Вы все здесь лишь по разрешению моего отца. Но где сейчас мой уважаемый отец-правитель?       Эта хладнокровность и безразличие в голосе альфы-императора настораживала всех присутствующих. Тишина заволокла всё вокруг, а Чимин начал ловить реакции напротив. Эти удивлённые глаза, передающие искреннее непонимание и лютый страх – лучшее, что удавалось ему лицезреть.       И эти рабы надеялись запугать юного правителя... – Он в холодной земле, - продолжил мысль Пак, проговорив каждое слово без какой-либо надломленности. Страх не пробирал душу, не беспокоил сердце и не заставлял вырисовывать в голове самый худший собственный исход. Одно лишь имя – Чимин сходил с ума и начинал бояться. Но сейчас больше не было поводов для паники и попыток бежать. Сейчас он сам внушал этот страх и становится сильнее, чем прежде. – Я больше не боюсь ни его самого, ни его режима. И мой народ бояться его перестанет. – Но ведь они даже не знают о вас. Они не ведают ничего о том, что происходит в нашем дворце, - заключает вслух один из стариков и приподнимает голову, чуть ободрившись. – Разве не стоит им сначала о вас узнать? Вы ведь даже.. - внезапно ухмыляется он перед глазами своего правителя, забыв о чувстве страха, – не решились предстать перед своим народом, чего всего так ждали... Вот уж правда, что порой у сильного льва тоже рождается слабовольный сын...       Все стояли неподвижно, не двигаясь и не дыша в сторону императора. В то время как один единственный, решивший показать клыки и своё достоинство перед всеми вознести выше дозволенного, никак не унимался и горделиво заносил нос и смотрел из полуоткрытых век на уже скалившегося Чимина. У Пака горел город в глазах. Казалось, и не этот пожар был столь страшным сейчас. Он внутри горел сильнее, огнём красным обдавал всё вокруг, дыша всё размереннее и таинственнее. В глазах императора не всегда можно счесть страх и безумие одновременно, но перед лицами виновных сейчас именно он самый – открытый, в неизменном обличии, в истиной красе и в ярком свете огня.       Земля, содрогнувшись под нечитаемым гневом в лице и теле императора, стала шататься сильнее, будто вот-вот рухнет всё наземное и провалится в котёл адский. Но страшнее было совсем не то. Не то, как смотрел на них их правитель, не то, как их владыка сжимал кулаки и непривычно стискивал зубы, почти показывая клыки, и даже не то, как в его сверкнувших безумием и жаждой мести глазах разгорался всё более не щадящий огонь. Страшнее было представить прямо сейчас не льва, а того самого хищного дракона, пробудившегося из Ада подземного, восставшего из разгоряченной лавы. И это был он. Прямо перед ними, почти окаменевшим в миг, приросшим к этой проваливающейся под ногами земле.       Пака, казалось, окутала тьма, вознесла над землёй и осветила огнём ипепеляющим, жар пустила по пространству вокруг, заполняя своей чернотой. Жечь стало сильнее, когда какая-то ощутимая острая боль пронзила глазные яблоки и тонкую оболочку на них будто бы разорвало в секунду, пока те успевали судорожно моргать и искать выход.       Первый из старейшин отшатнулся, попытался сделать шаг назад и броситься прочь, но был пойман резким движением рук Пака, что мимолётно пронёсся мимо толпы людей, поймав того самого беглеца. Никто и заметить не успел, не то что что-то предпринять к бегству. – Посмотрим, как ты станешь смеяться на плахе, господин Сон, - прошипел гневно Чимин, сжимая пальцы на шее старика сильнее. Без какой-либо жалости, пронзительно высматривая остатки смелости в глупце, решившем от него бежать. Он вдруг отпускает его и отходит на пару шагов, осматривая всех остальных. – Если кому есть что сказать, говорите сейчас, иначе отправлю на казнь всех сразу, без разбора!       Он искал жертв. И было ещё в начале ясно, что тучи над головами этих жертв сегодня не разойдутся. Они повисли в полной тишине, ожидая бури, и расходиться не думали. И эта тьма вокруг, запах огня и раскаты грома где-то вдали предзнаменовали лишь одно – смерть.       У Пака блестали глаза, как у мифологического феникса, возрождённого из пепла, у него были хищные клыки, крепкое телосложение, выпрямленная осанка и уверенный взгляд Лун-вана, что в эту минуту прожигал землю, на которой стоял.       Боялись ли его? Был ли в тех завороженных зрелищем глазах истинный страх? Хотелось ли прикоснуться и убедиться в достоверности увиденного? Несомненно. Ведь то, что было перед этими жалкими земными существами, не могло быть истинным созданием Творца Небесного. То был не змей, не просто дракон, это был монстр, рождённый прямо сейчас на глазах у подчинённых. Монстр с алыми глазами, заполненными кровью и адским пламенем, с аурой неземного существа, подобного тем мифологическим драконам с длинными хвостами и с яркими глазами, источающими гнев и неудержный порыв.       В глазах императора они видели именно его – Лун-вана – императора драконов подземных, желающего убивать.       Убивать их.       Голова Пака медленно повернулась к входным воротам в зал и свирепый взгляд его встретился со взглядом ничем не осведомлённого Чонгука. Он вошёл, кажется, не в самое подходящее время, и очень зря увидел это лицо дьявола, которого никто видеть не должен был. Но Чимин уже был неизменно готов к тому исходу, что прописал в своих мыслях. – Вечером собери народ в первом дворе дворца и вели... - голосом, подобным раскату грома, внезапно дошедшему до них, произнёс Пак, глядя на запыхавшегося с дороги Чона и переводя взгляд на стоящего рядом господина Сона, что больше не решался сделать и шагу, – приодеть наших господ к этому вечеру в белые одеяния.       Секунда казалась через чур долгой и тишина повисла тяжелее всех тех минут, что прошли, когда старейшина, пойманный ранее властными руками императора, увидел в его затуманенных зрачках не тот ожидаемый страх и просто подростковый гнев, к которому привык. Там была тьма. Жуткая, пугающая до замедления сердечного ритма, захватывающая душу до оледенения конечностей.       Кто бы мог подумать... некогда объект их насмехания – жалкий и никчёмный наследник – стал кровопийцей и истинным драконом своих земель.       Голос его был ровным, нисколько не колеблющимся. И Чонгуку показалось это весьма странным. Его пробрало до мурашек от того звучания, что он не слышал ранее. Но где-то в глубине души его мотылёк вновь обрёл силу и запархал сломанными крыльями, окутанными паутиной лишних страхов и переживаний о его господине. Теперь Чимин показал свой истинный голос перед всеми, он показал себя, своё эго и смог одолеть собственные страхи детства. И сдержать лёгкую полу-улыбку он всё же не смог.       Когда император покинул здание, выйдя во двор, мимо Чона будто пронёсся ветер, смешанный с запахом огня. Он нёс в себе силу, власть, невиданной нигде ранее, и призывал ступать следом. И оттого ноги Чона повели его за ним до самых врат в личные опочевальни, где свет солнца покорно пропускал лучи солнца, растилая свою доброту и свое тепло у ног государя. Но, остановившись, он после поклона впервые испугался поднять взгляд на Чимина, что стоял спиной к нему у своего ложе.       Тишина резала сознание и будто готовила его к чему-то плохому. – Я желаю видеть весь свой народ во дворах дворца. Пусть они заполнят всю площадь, соберутся у домов своих и у стен моего дома, пусть услышат и узнают... - повернувшись со сцепленными позади руками, он гордо вознёс голову выше и надменнее обычного смотрел на своего приближённого, – что этим государством правит не испугавшийся их щенок... Я не поддаюсь ни этой прогнившей системе, ни людям, что гонятся за моими землями. И если ты меня услышал, ступай и организуй это собрание. Оно станет самым запоминающимся событием за всю историю. И поверь мне, Чонгук... - подойдя ближе, положив ладонь на его плечо и заглянув в самые зрачки, он говорит уверенно, – Я заставлю этих псов бояться меня. Они все, вплоть до моих приближённых, будут склонять головы и трусливо скулить, прося помилования.       И снова, лишь на секунду, Чимин был загнан в собственные представления, думая о том, как тяжёлая его рука может отдать приказ и о казни близкого друга, стоящего прямо перед ним. Но поддаваться сомнениям не хотелось, поэтому он отгонял прочь все пугающие мысли и, не позволяя ему видеть себя потерянным в миг, снова сжал его плечо и почувствовал, как то дёрнулось от непривычки. – Эпоха помилования закончилась...       Взгляд Чона упал, потерявшись где-то внизу, у самых ног правителя, о котором порой забывал и он сам. Вероятнее всего, утренний инцидент с придворными советниками сильно его вывел из себя, и именно поэтому сейчас он чувствует такой же страх. Ведь он тоже его раб и не больше. Пак Чимин – император всех этих земель и одного его приказа будет достаточно, чтобы заставить заткнуться Чонгука. Поэтому он и не перечил ни одному слову, не шёл против него и был его правой рукой, ближе остальных, убедив доверять лишь себе. – Как прикажет.. Его Величество.. - с ощущаемой дрожью в голосе произнёс склонивший голову Чон, как только почуял неладное в этом грозящемся взгляде. Перед истинным драконом любой уверенный в себе человек приклонит голову и сдастся. Не ему спорить в этом случае. Но разобраться следует. – Если позволите, я отлучусь, чтобы слуги ваши достойно исполнили ваш приказ... – Ты сам пойдёшь к ним. – Что?       Он вдруг подумал, что сам оказался на плахе. Огненное дыхание дракона будто усиливалось. Он не успокаивался и отпускать не желал. Рука на его плече тяжелела с каждым его словом. – Но.. мой государь.. я н-не могу..       И ответить больше было нечего. Возможно, кровь прилила в голову, возможно, он был не уверен, что сможет выполнить сей приказ. Ведь идти к народу, разбушевавшемуся от пожара и того гнёта, что их настиг сейчас из-за врагов, было бы настоящим самоубийством. На такой риск идти были опасно. Иначе жизнь единственного правителя и наследника престола будет в ещё большей опасности. – Простите ваша жалкого раба, - подняв взгляд, он замер, считывая секунду до собственной смерти, что отражалась в глазах Чимина. Он смотрел грозно, вопросительно-удивлённо и не отступал. – Что значит, не можешь? – Мой император.. я... – Твой император даёт тебе указ, а ты отказываешься его исполнять?? - непонимающе и почти угрожающе рычит Пак, ногтями впиваясь в его плечо. – Объяснись, Чон Чонгук, иначе я буду вынужден первым казнить тебя!       Сглотнув ком страха и волнения, Чонгук выдохнул. Альфа внутри дракона, пробудившийся так внезапно, пугал не меньше его зверя, протекающего по венам. – В городе живёт.. некий.. Тэхён.. вы ведь знаете теперь о нём. Он мой знакомый, о котором я вам рассказывал, - быстро поясняет тот, чувствуя, как горло сдавливает невидимая рука. – И... я его обидел... Когда вы приказали увести его и допытать, я допросил его, но он не раскололся, ничего не сказал мне о том человеке...       Чимин вдруг схмурился, услышав о каком-то неизвестном человеке и расслабил хватку, но руку по-прежнему держал на месте, не давая тому уйти от ответа. Естественно, не ответить на главный вопрос он просто не мог. – О том человеке, что вас спас.. Да, вы предполагали, что он имеет отношение к тем.. разбойникам, напавшим на ваш город, - Чон дрожал сильнее, произнося каждое слово. Он словно чувствовал приближающуюся опасность. – Но, к счастью, Тэхён ничего не сказал об этом. Точнее, я уверен, он просто не знает. – И откуда такая уверенность? - не допытывающим, а более мягким голосом спросил Пак, интересуясь уже искренне. – Просто.. я.. - осекается Чон, вспоминая, что не может ни о чем таком утверждать, не зная правды. Они ведь тогда ничего и не узнали, не решили. Тэхён действительно был обижен и растоптан, словно пойманный предатель. – Ладно, - вдруг становится мягче и спокойнее император, отходя на шаг от застывшего на месте Чонгука. Его напряжение буквально отталкивало, отчего Чимину и пришлось отступить, дабы не давить сильнее. – Я так понимаю... Тэхён этот... был тебе близок?       Вопрос словно стрела прилетает в лоб и бьёт по самому больному. Чонгуку снова неловко и как-то неудобно отвечать на столь неуместные вопросы, но ничего поделать с этим он не может, а отказать в ответе самому правителю было бы уж пущей непочтительностью, на которую он не способен ни при каких обстоятельствах.       Теряя какой-либо хват, Чон слабеет на глазах от одного простого вопроса и лишь вспоминает эти милые очертания лица, эту улыбку и невинный образ омеги, который был таким желанным, манящим, нежным и добрым. Разве мог он помыслить о чем-то плохом за спиной альфы? Мог ли? Сомнения убивали, душили и не давали покоя бьющемуся в истерике сердцу Чонгука, но он приказывал себе вновь и вновь забыть и отпустить. Он виноват и на этом всё. – Я перед ним очень виноват. На самом деле, я понимал, что он на предательство не способен, – и не ясно, о каком именно предательстве он говорил, но был теперь уверен в своих словах. – Но, позвольте мне не присутствовать на собрании народа. Я хотел бы вообще не участвовать в этом всем. Не хочу туда идти и всех созывать. Знаю ведь, он там будет тоже. К тому же, этот спаситель ваш... как-то с ним знаком, связан, уж я не углублялся в это. Но поверьте, мне уже всё равно.       Он пытался оправдаться. Не иначе. И Чимину с какой-то расползшейся на лице самодовольной ухмылкой был точно уверенным, что у Чонгука что-то есть с этим Тэхёном, чьей личности он пока не знает. Видел, слышал, имел время с ним побеседовать однажды, но понять, кто он и каков, ещё не успел. – Нет, дорогой, ты пойдешь туда сам и один. Поедешь и привезёшь их всех, особенно своего друга Тэхёна, - явно наигранно ухмыляясь гадкой улыбкой, он затеял очень нехороший план по решению его проблемы. – Нет, Ваше Величество, - подняв голову так же быстро, как и смог осознать услышанное, он тут же сжал кулаки, но сильно озлобиться не смел. – Кроме тебя, мне некому это доверить. И это приказ, который не обсуждается. Я не спрашивал тебя, хочешь или нет, - чуть угрожающе продолжил он для убедительности, но пугать не собирался. В глазах напротив горел огонь обиды за такое решение, но он понимал, что делает правильно. – Пойми, Чон, если ты сам лично это не сделаешь, народ засомневается в своём правителе. Если тебя не будет на собрании, тогда всё может рухнуть, на меня снова могут напасть и... - опустив взгляд на свою раненную грудь и руку, он словно дал намек, который тот понял без пояснений. – Чонгук, ты обязан быть рядом и исполнять мои приказы, а иначе я не смогу тебе ничего доверить.       Альфа напротив прекрасно понимал все исходы и понимал, что иного выбора и нет. Никто не позволит ему уйти на отдых, когда у дворца столпится столько людей. Да и как же оставить единственного ценного человека империи среди волков и шакалов? Его больше некому защищать, а оттого ещё страшнее и обиднее. Выбора у него никогда особо не было. Потому он обреченно вздыхает и этим даёт согласие, поклонившись заранее перед тем, как уйти. – Стой, - останавливает его снова Пак, – Ты говорил что-то о том моём спасителе... Он знаком с этим твоим Тэхёном?       И интересно, с чего же такая любопытность? Неужели стало так не всё равно на этого омегу? На эти вопросы Чимин себе ответить не мог. Просто знал, что должен был узнать. – Да, - уверенно говорит Чон, не скрывая того, что успел узнать. Но в голову уже лезли неприятные картины, которые могли бы остаться и неозвученными, но он решил иначе. Это нужно знать. – И, насколько я знаю..       Но внезапно он снова осекается и, заметив странный, неизвестный интерес в глазах правителя к этому человеку, он затихает и не решается больше о нём говорить. Чимина это напрягает и он щурится с подозрением. – Что знаешь? - продолжает настаивать император, подходя ближе. – Ничего, я просто.. - теряясь взглядом внизу, он старается скорее уйти от ответа, но снова встречается со взглядом Чимина. – Я думаю, вам не стоит к нему приближаться. Странный этот омега...       Омега? Так он всё-таки омега?       Чимин до последнего сомневался в своих догадках и лишь считал, что он альфа со слабым и странным, не свойственным альфам запахом. Но от осознания новой информации становилось приятнее на душе, ведь при воспоминаниях о том, как кратко заглядывал этот таинственный спаситель в его глаза в том лесу у храма, на душе расцветали цветы и было так трудно находиться вдали от столь нужных чувств тепла и безопасности. И от понимания того, что он был рядом с этим омегой, чьё тихое биение сердца лишь он мог слышать так громко в том лесу, собственное сердце замирало во льду и готово было расколоться на части, лишь бы снова почувствовать жар его слов и присутствия рядом, дабы стать жертвой его огня, который бы вновь вернул его к жизни и заставил улыбаться.       Вот и сейчас он невольно, сам не замечая этого, улыбался своим мыслям. Впервые это были мысли об омеге-парне, который влёк к себе ещё сильнее, чем девушки-наложницы, что посещали его не так часто, но явно больше, чем наложники-парни. Но теперь думать о других было чем-то лишним, не столь первостепенным, пока в мыслях крутился лишь один человек, чьего имени он не знал. – Хорошо.. иди.. - он, кажется, снова потерялся в своих мыслях и в этой зияющей дыре в душе, которую стоило давно закрыть чем-то приятным. – И на вечер подготовьте кого-нибудь...       Чонгук поклонился и неспешно покинул покои правителя, оставив его одного. Но в голове сидела идея скорее покинуть дворец и забыть дорогу обратно. Ведь если он придёт сюда с Тэхёном снова, то выглядеть будет ещё больше жалко. Сколько ему ещё унижаться и терпеть поражения перед правителем из-за глупого омеги? И чего только император настолько привязан в своему новому спасителю?

***

      Поднимаясь с болью в мышцах и, кажется, частично, в позвоночнике, Мин был уверен, что его ноги тоже теперь не работают, но ошибся, когда почувствовал боль от прикосновения ступней к полу. Если ощущается боль, значит, не мёртв и ещё способен бороться. И лишь эта мысль не давала ему упасть и снова пролежать весь день.       Он не знал сколько прошло времени с того самого момента последнего разговора с императором, но видеть его хотелось сейчас меньше всего. Ступая медленно по холодному полу, он жмурился от тупой боли в голове и протирал глаза, пытаясь развидеть тьму и пелену перед собой. И когда послышались звуки уже где-то за стенкой, он понял, что близок к выходу. Дверь перед ним вдруг скрипнула и открылась, когда в покои вошёл придворный лекарь. – Господин, ложитесь, я должен вас осмотреть, - проходя к койке, от которой Мин прошёл всего несколько шагов, не успев сбежать, он расставил на деревянной тумбе рядом все лекарства и чашки с какими-то жидкостями и тряпками. – Прошу вас, не упрямтесь и лучше вернитесь в тёплую постель. Пока вам окончательно не станет лучше, я не смогу вас отпустить. Это приказ императора.       Думая, что это как-либо его остановит, он явно ошибался. Спокойный вид на его лице сразу же сменился на беспокойство, когда Мин безразлично покинул покои, не слушая его и охрану, что удержать пыталась вопреки приказу не прикасаться и не перечить тому, кто находится в больничной палате.       Юнги плёлся дальше по ступенькам вниз, чувствуя, что выход где-то там, но ему становился лишь хуже, с каждым шагом откуда-то спереди доносились голоса и крики. Они били по перепонкам и заставляли жмуриться ещё больше. Идти дальше не хотелось. И от осознания, что до дома иначе не добраться, он вдруг вспомнил о другой важной части своего дела. Нужно было вернуться в то логово, иначе его точно сгрызут.       И что хуже всего, совсем не хотелось впутывать в это дело императора, что никак не виноват был в том, что оказался в не то время не в том месте. Он никак не должен был пострадать. И всё же принял удар на себя, ни разу не воспротивившись.       Зачем? Неужели пытался показаться сильнее? Хотел показать себя настоящим альфой? Или пытался снова спасти его, чтобы что-то требовать взамен? Хотя взгляд его тогда не казался затуманенным, что-то задумавшим. Он совсем не представлял опасности в тот момент и, наоборот, хотелось лишь больше узнать о нём.       И всё же, это было неправильно. То был разговор с человеком, которого он не знал и знать не хотел. Кто такой этот альфа, чтобы Мин начал о нём беспокоиться и им интересоваться ни с чего? И даже его подвиг не является ничем необычным, хоть и благородный, ведь Юнги не привык искать помощи и защиты у каких-то альф. А знакомиться и подавно интереса не было. К тому же, теперь они уже знакомы. Таинственный спаситель, преследовавший или случайно нашедший его в лесу, является императором, спасшим его, можно сказать, дважды. А он просто омега, не имеющий ничего ценного, как у императора, но имеющий цель и собственное достоинство, которого терять не должен. Склонять голову перед человеком, который даже не решился представиться перед ним и ничем не помог народу своему, лишь называясь правителем, вряд ли заслуживает благодарств и поощрений за спасение какого-то одного омеги в лесу. Что он вообще делал в лесу, когда нужно было спасать народ?       Склоняясь скорее бежать из этого места, он предпринял попытку уйти задними дворами, но внезапно услышал крики ещё сильнее у самых главных врат. Они доносились точно оттуда. Обернувшись, он схмурился от палящего солнца и почему-то снова пошёл к передним вратам.       За третьим и вторым двором был первый, где и собралась толпа народа, которых вчера, казалось, унесло пожаром и давками. Неужели они ещё живы? Кричат изо всех сил, но явно не из радости.       В огромном дворе перед уже вторыми вратами, где располагался трон императора, закрытый шторками, собралась вся толпа людей, что ещё недавно бежали с истерикой без мыслей о своей стране и о своём правителе, которого ещё не знали.       Шум и гул стоял невыносимый, но вся свита императора терпела это, не имея права даже вздохнуть без разрешения подле него. Чимин явился на собрание самым первым, видя, как постепенно приходят люди с детьми, с родственниками, мужьями, жёнами и друзьями. Они были возмущены до предела и буря грозилась подняться в любой момент.       Юнги прошёл по коридорам около стен и остановился за рядом страж, что не позволяли народу пройти в ненужные тайные коридоры. Он прятался в тени и хорошо слышал всё, что произносили эти люди с недовольными лицами.       Оскорбительные слова в адрес императора и всей системы правления бесконечным потоком сыпались на голову тем, кто находился там – высоко над ними. Они наверняка смотрели на них с жалостью и надменностью, ещё не представляя в какой ураган превратится это место совсем скоро. И только почему-то у Юнги было предчувствие чего-то нехорошего. И он невольно бросил взгляд в сторону палящего солнца, под которым скрывалась тень императора, которого он единственный смог увидеть из всего народа.       Хотелось понять, в чём же здесь дело и отчего это собрание, но он молча выслушал эти унизительные слова, о которых даже ранее не знал, но и понимал, сколько же времени потратит сейчас, если задержится. Он должен был увидеть лик правителя и убедиться, что тот сможет сам достойно ответить за свои деяния и ошибки.       Но к большому удивлению представление началось не с громких слов извинений и представлений перед публикой.       Пак внезапно поднялся с трона и одной рукой поднял своего старшего приближенного в Совете старейшин, которого вчера при всех отчитал. Старик выглядел озадаченно и потерянно оглядывался по сторонам, нервничая от того, что был одет в белое одение, как и приказал император. Ранее всё казалось шуткой. Но детский лепет этого наследника превратился в грозный рык властителя земель, с которым более спорить было опасно. И решение было лишь одно.       Он упал в ноги императора, когда тот приказал ему рукой встать с места, не поведя даже взглядом в его сторону. На него покосились даже стоявшие рядом старейшины и политики, что были в Совете недавно. – П-простите, мой господин... - судорожно ловя руками подолы одеяния императора, он тянулся губами к ним и пытался поцеловать, дрожа весь под телом дракона, что возвышается без единых эмоций на этот раз. На лице был не гнев, не обида и не то желание мести. Он давно забыл о том инциденте и стоял уверенным, что поступает верно, пока смотрел на то, как его личная стража выносила его меч.       Подняв голову, он дрогнул ресницами прежде, чем услышал удары в огромные барабаны со стороны. Кажется, судьба его была решена уже давно. Скулить и плакать было поздно. И сейчас, смотря на высоко поднятую голову юноши-правителя снизу-вверх, он понимал то, как сильно ошибался, представляя его маленьким несмышлённым львёнком своего отца-монстра.       Как оказалось, монстр прямо перед ним. – Если вы казните меня за правду, вы станете правителем даже хуже вашего отца-тирана, - не дрожа более, со слезами на глазах проговорил советник, отпустив подол его одеяния. Он сидел у его ног на коленях и смирился со своим исходом.       Пак был неприклонен и смотрел на народ уверенно. Но взгляд на сидящего перед ним опустил и как-то безразлично вгляделся в те тёмные зрачки, где совсем недавно видел облегчение, которое было глупым и влекло за собой только неизбежное смирение с горечью судьбы. – Поднимитесь, господин Сон, - тихо начал шептать Пак, не содрогнувшись ни одним глазом, – На вас смотрит ваш народ. Нельзя падать перед ними так низко. Вы ведь должны думать о своей чести...       И казалось, что он сейчас лишь издевался, говоря столь обидные, но правдивые слова. Сон понимал. Он понимал, что Чимин прав в этот момент. Унижений хуже этих он ещё никогда не испытывал. Даже предыдущий император был не так жесток и одновременно добр, как Пак Чимин – наследник, которого никто и ни за что не ожидал увидеть на троне.       Когда шторы приоткрыли и народ впервые встретился лицом к лицу с новым правителем, Чонгук переживающе просмотрел на толпу людей сверху-вниз и огляделся на охрану, что сторожила их вокруг этой небольшой палатки, стоящей над троном. Среди толпы он заметил знакомое лицо и был испуган до предела, но постарался сразу же скрыть истинные эмоции. Потому что перед ним стоял Чимин, чья спина впервые была выпрямлена так уверенно, словно он и не имел никогда никаких страхов. И это давало сил держаться сейчас, когда так необходимо.       Стража увела советника из рук императора, который сам лично поднял его с колен ещё до того, как открылись шторы. Господин Сон в последний раз огляделся на своих товарищей в Совете, оставшихся стоять где-то позади, и сразу после нашёл глазами семью, в слезах переживающую за него так искренне, что все органы внутри рвались на куски от осознания, что он сам заслужил то, что получил.       Проронив последние слёзы, он опустился на колени и опустил голову, смотря в сторону изумлённой толпы, что с шоком и неверием рассматривала происходящее. Свыкнуться с непредставившимся правителем было той ещё задачей, а тут перед ними целая картина – казнь одного из самых верных приближённых семьи Пак. И они не были об этом осведомлены заранее. – Как вы можете казнить его? Неужели вы настолько жестоки? - донеслось откуда-то издалека. Женщина лет 30-ти с ребёнком на руках плакала, смотря на это зрелище. – Он ведь чей-то отец! Он чей-то муж!       Пак лишь медленно повёл взглядом вперёд, найдя её в толпе, и промолчал. Опустив голову, он поднял одну руку и Чонгук тут же подошёл к месту казни и лично вознёс меч императора над бедным осуждённым. Когда рука Чимина резко опустилась, голова, отсечённая острым мечом справедливости, покатилась по лестнице вперёд и предстала перед ахнувшим народом во всём ужасе. Кровь потекла по мрамору и резала глаза женщин, что не смогли даже возмутился больше. Их охватил страх и ужас. – Ваш отец был тираном и вы пошли по тому же пути... - теперь стали говорить и сами советники рядом. – Неужели думаете, что народ это простит вам? Казнить ни в чём.. – Молчать! - выкрикнул Пак, перебив его и не дав закончить начатое.       Юнги, стоящий в полнейшем шоке и неверии от происходящего, не мог найти себе места. Сбежать хотелось ещё больше. И в этот момент он увидел блеснувшее от ослепляющего солнца лицо императора, что посмотрел хищным взглядом на следующих жертв рядом с ним. Ясно было уже сейчас – кровь рекой потечёт сегодня под этим солнцем. – Народ страдает, а они скрывают от нас нового правителя! Как же так? Высший Совет совсем не выполняет своих обязанностей! Как могли скрыть столь важные новости от собственного народа? Покажите нам тела императора и старшего наследника! Мы желаем знать причину их смерти! - кричали не унимающиеся из толпы.       Чонгук передал окровавленный меч в руки стражников и подошёл к Чимину, поклонившись лишь ему. – Мой господин, один ваш приказ и я разгоню всех, кто говорит столь ужасные слова...       Пак молчать не стал и приказал Чону отойти, а сам спустился по лестнице перед народом, что от удивления даже отошёл на шаг назад.       Чонгук и Юнги одновременно и слишком одинаково в этот момент удивились, испугавшись, что безумцы перед императором могли бы напасть на него. Отводить взгляд, как и смотреть на него было ужасно страшно. – Немедленно окружить государя! - прокричал Чон сверху, разгневанно повернувшись к охранникам.       Стража не успела спуститься вниз, как Чимин обернулся и выставил руку перед ними и со всем гневом смотрел на Чонгука, ничего не понимающего абсолютно. – Если кто сделает ещё хоть шаг, я казню вас сам! - пригрозил тот, не позволив больше другим двигаться к нему.       Кажется, даже сгустившиеся над ними тучи испугались и затихли, не пуская дождь. Гром перестал греметь и затих явно надолго.       Сердце Юнги пускало импульсы, говорящие, что происходит сейчас что-то очень нехорошее. Энергетика этого места копилась в его сердце и била изнутри, требуя сделать хоть что-то. – Совет, что вы видите перед собой, больше не действующий, - бросил Пак, не боясь смотреть в глаза тем, кто только что кричал на него. – Это решение я принял сам. Я лучше вас всех знаю, как работает эта прогнившая система в моем государстве. И я не позволю никому оскорблять честь своей семьи и государства. Моё государство лишь в моих руках и править им буду я один! - тыча кулаком в грудь со всей силы, он повышал тон, но отчего-то чувствовал боль где-то за стенами груди.       Чонгук заглушал бьющееся с огромной силой сердце, когда смотрел в эти испуганные глаза Тэхёна. Его взгляд, его отдалившееся в миг выражение лица ударило так больно по ранениям, будто он снова в руках смерти. И меньше всего хотелось думать, что эта печаль в его глазах вызвана им самим. Ведь глаза те смотрели вовсе не на императора перед ним. Они целились на Чонгука. – Отныне ни один человек не будет управлять моей страной, кроме меня и моей правой руки – Чон Чонгука! - продолжая оповещать народ новостями, Пак принимал пугающие даже его самого решения, прекрасно зная, что это было самым опасным шагом, сделанным перед людьми, что запоминали каждое слово. – И я надеюсь, больше никто не посмеет вторгаться в мою семью и в мой дворец с мыслями о предательстве и уничтожении моего народа. Я знаю через что прошли вы все и знаю, что вам необходима гарантия ваших жизней и вашего покоя.       И в этот роковой момент гром не сдержался. Он прогремел вместе с внезапно обрушившимся на них дождём. Ветер подул так сильно, что оледенело вокруг всё от этого холода. Народ окаменел и заворожённо слушал, в то время, как одно лишь сердце мучалось в терзаниях от невозможности пробраться сквозь толпу и дойти до императора.       Мин наблюдал со стороны, безучастно смотря на то, как его спаситель стоял открыто перед смертью и не боялся ничего. Впервые. Он видел его таким искренним и сердитым. Он видел в нём настоящего дракона. Но отвести взгляда не мог вовсе не от его красоты. Что-то тревожное засело внутри и не давало покоя, пока император продолжал кричать и разрывать холодный воздух горячими и опасными словами. – Я стану вашей гарантией...       Слова Чимина пробили и его самого неожиданной болью. Но оказалось, что удар пришёлся не от слов и осознания. Грудь пронзила очередная стрела. Внезапная, совсем не похожая на предыдущие. Она ударила с такой силой, что удержаться на ногах было просто невозможно. Он рухнул, не успев опомниться и осознать произошедшее.       Стража в тот же момент бросилась к нему по лестнице вниз и со всех сторон двора. Советники, до этого беэмоционально наблюдавшие за всем этим, внезапно тоже оживились и начали спускаться, но только для того, чтобы проверить, что увидели всё верно.       Чонгук, не сумевший вовремя среагировать на прилетевшую стрелу, был сражён такой же стрелой. Он ринулся вперёд, чтобы броситься спасать императора, но выполнить свой долг уже не смог. Сразу две стрелы прилетело в его тело и вцепились они так крепко, что глаза, прослезившиеся от боли, не смогли уловить того момента, когда Тэхён протолкнул толпу перед собой и пронёсся на всех парах к единственному человеку, которого видел в этой мути.       Суета заполонили пространство, где кричащий и убегающий народ начал снова бросаться в панику. Остановить сей хаос было просто некому, но стража пропускали народ через ворота на выход, дабы не создавать столпотворение в без того непроходимом и опасном месте.       Оставаться на этом месте было небезопасно и потому стража начала действовать самостоятельно, созывая на помощь лекарей и подкрепление.       Тэхён безутешно плакал, сам не понимая эмоций на лице, но кривился от боли в груди и от того, что будто сам сейчас ощутил удар стрелы. Кровь перед глазами резала глаза и не давала сделать и одного вздоха. Перед ним лежал Чонгук, чьё лицо померкло ещё сильнее. И вот тогда, когда чужая рука оказалась в его ладонях, он ощутил боль от потери. Впервые потерять кого-то было больно...       Потерять Чонгука было невыносимо больно.       Запахи смешались в воздухе и Мин потерянно плёлся к своей цели, не зная иного выхода сейчас, кроме как броситься помочь. Но стража закрыла проход перед ним. Не пустила. И оттого сердце грохотало сильнее, с ещё большей тревогой внутри. Да, ему помогут, непременно, но он лишь хотел видеть его. Видеть лицо, которое до этого так уверенно заявляло о порядке, который обязательно восстановит сам лично. Восстановит ведь? – Нет... - шептал он под нос самому себе, пока его выводили из двора, толкая к воротам. Он оборачивался и выворачивался из рук стражи, не веря в происходящее. – Нет.. Отпустите!       Он бежал прочь от стражи и вперёд к единственной цели сейчас. Зачем? Для чего? Чего он хотел там?       Он видел, как лекари на месте оказывали помощь, но привести в сознание истекающего кровью вновь императора не могли. И все внутренние органы вдруг сжались до невыносимости, что и дышать не хотелось. Он замер на месте и цеплялся взглядом за лежащим на земле раненном императоре.       Сколько это будет повторяться? Это игры судьбы? Зачем он вообще здесь тогда, если ничем помочь не может? Почему жизнь так издевается над ним, заставляя вновь и вновь чувствовать себя беспомощным и виноватым?       От чего же болит сердце? Почему этот альфа заставляет его болеть?       Почуяв запахи рядом, он обернулся к воротам и смог разглядеть у деревьев за воротами лица в масках. Альфы с гневными лицами снова здесь. Снова нашли его. Но было так плевать, что было уже всё равно и на свою жизнь.       Вернуться к ним или остаться здесь – один ад. Что будет, если они его поймают? Будут мучить, доводить снова, или уже решатся убить. Не важно. Важно, что, находясь рядом со своим спасителем, он по-прежнему будет чувствовать вину. А теперь, когда он может отправиться на тот свет в любую секунду, чувство вины возростало больше.       Он стоял между двух огней и понимал, что уйти будет проще и лучше. Убьют и он не будет мучиться на этой земле больше. Смысла бороться больше нет. Как ему бороться за справедливость, если человек, ставший в миг таким важным, снова в опасности, а помочь ему он не в силах? Он должен, но не может.       Вновь ничего не сделал для своего правителя, зная, что на него охотятся. Да, он пытался, но не защитил. А сейчас он мог и вовсе не выжить. – Пустите меня! - прорвавшись через стражу, он наплевал на своё состояние и на то, что выход отсюда теперь будет означать лишь его смерть, Мин упал на колени перед Чимином и впервые прикоснулся к его телу.       Такой окровавленный, грязный, на нём всё ещё прошлые не зажившие раны, те же ссадины, ушибы и ранения, перевязанные так плохо, и всё то же безмятежное выражение лица, когда его глаза закрыты. Невинное лицо с горящим сердцем. С бьющимся сердцем...       Оно ведь ещё бьётся?       Судорожно касаясь его руки, он пытался почувствовать пульс, но ничего не чувствовал. Долго держал пальцы на его венах. Долго ждал чуда и спасения. Но не было его. Не было и надежды...       Впереди перед ним Чонгук, лежащий такой же со стрелами. Он – приближённый императора, тот, что видимо, знаком с Тэхёном. И он тоже ранен. – Чонгук! - поднимая тело альфы, Тэхён со слезами и истерикой тряс его за грудь, пытаясь пробудить. – Вставай! Чонгук! Я не прощу тебя, если ты не вернёшься..       И чувства были смешанными совсем не от боли и несправедливости. Тэхёну казалось, что не нужно было ему всего этого. Но в момент, когда произошёл выстрел, он и моргнуть не успел, услышав лишь удар собственного сердца. Боль прожгла всё тело и было не до его обид. – Чонгук! Чонгук, пожалуйста.. - выдыхая обессиленно, он продолжал его трясти и призывал очнуться, пока лекари помогали ему прийти в себя.       Юнги не позволял лекарям касаться Чимина и сам поднял его на руки. Не зная куда, он просто понёс его по лестнице наверх.       Найдя в торопях больничные покои в помощью стражи, он быстро вбежал с императором на руках и сам уложил его на койку. Раскрыв одеяния без помощи слуг и стражи, которым запретил себе помогать, он потребовал принести настойку из какой-то травы и принялся выжимать мокрую тряпку над чашей. Приложив её ко лбу Чимина, он достал необходимые инструменты и принялся наспех ломать деревянные стрелы наполовину, чтобы легче было достать острый конечник из тела.       Кровь шла бесконечно, не останавливаясь. И это было большой потерей. Если вовремя не прижечь рану, она убьёт его. Ведь она прямо под его сердцем.       Не задумываясь ни о чём, не слушая никого, Юнги сам вынул из него остаток стрелы и принялся намазывать сваренную мазь на кусок чистой ткани, которую после приложил к ранению и завязал бинтами и тряпками вокруг его голого торса.       Когда основная часть была пройдена, он помог проделать тоже самое и с Чонгуком, потому что лекари не успевали за ним и лишь приносили чистой воды для промывания раны. Чонгука они уложили в соседней койке за шторкой, а Тэхён уже дальше решил остаться с ним сам.       Юнги был так обессилен от произошедшего, что не заметил, как уснул, сидя на полу перед правителем.       Вечер помнился смутно, но, едва открыв глаза снова, он увидел рядом с собой лежащего на койке императора и тут же пробудился.       Солнечный свет проникал сквозь шторы и пускал лучики надежды. Но дыхания императора он по-прежнему не слышал. Сердце замедляло ритм, а мозг отказывался верить, что он всё же не смог ничего сделать. За шторкой он услышал звуки и тут же поднялся с пола, обрадовавшись, что хоть кто-то пришёл в себя.       Тэхён беседовал с Чонгуком, еле приоткрывавшим рот и глаза. Кровь они остановили, и то славно. Если тот жив и может говорить, значит, не всё потеряно. – Вы напугали нас.. Твой император так тем более, - подал голос Мин, стоя перед ними.       Тэхён напуганно обернулся, только сейчас осознавая, что видит перед собой того самого сбежавшего омегу. Юнги казался нереальным. Потрёпанным, потерявшим что-то в себе, на лице без прежней улыбки и уверенности. И вновь без сил. – Хён, - бросившись его обнимать, он забыл о Чонгуке, который съёжился в этот момент и прокашлялся от неприятного момента воссоединения перед глазами. – Где ты был, хён? Я ждал тебя, искал.. Я так боялся, что с тобой что-то сделали..       Чону было непонятно, отчего эти двое снова вместе и снова как самые близкие. Тошнотворное ощущение подступило к горлу и он не смог сдержаться. Кашлянув так, что Тэхён обернулся к нему в беспокойстве, он победно улыбнулся уголками губ и подозвал омегу к себе, будто бы прося помощи. – Боже, что такое? - быстро переменился в теме Тэ, кинувшись помогать тянущемуся за чашкой с водой Чонгуку. Он сам подал ему воду и помог испить совсем немного, а после их взгляды вновь встретились и Тэхён потерянно отвернулся, привстав с места. – Ой.. я.. наверное, лучше пойду.. Юнги-хён, может, покажешь, где там наш император?       Мин безэмоционально выдохнул, но не успел развернуться и пойти показать императора, как вдруг услышал за спиной недовольный рык альфы. Чонгук снова злился. И снова из-за чёртового Юнги. – Перестань к нему липнуть, иначе не сдержусь и помру прям тут, - недовольно фыркал дальше Чон, пока омега менял ему повязку. – И вообще.. Юнги этот твой.. не внушает мне доверия. Будь с ним осторожнее. – Перестань, он хороший. Он помогает мне, - не переставая думать о красоте альфы в этот момент, Тэхён смущённо улыбается и признаёт поражение.       Пролетевшие секунды тишины возводят стены между ними, но он рушит всё сам, ещё до того, как услышать первые слова Чонгука. – Слушай.. я.. был не прав, признаю, - тихо лепечет под нос, боясь спугнуть сразу, – Но знаешь, - и вновь их глаза находят друг друга, вцепившись так, будто больше не увидятся, – Т-ты.. сам виноват...       И сейчас он вряд ли понимал что говорил. Однако в лице Чона было замешательство. Он словно чего-то испугался. Неужели боялся признать вину и начать разговор о том, что должен был ещё в прошлый раз извиниться? – Ты это.. - заметив, как дрогнули собственные руки с чашей воды, Тэхён нервно сглотнул и снова принялся вспоминать давно забытого друга, – Ладно, я.. мне идти надо.. Полежи пока.       Он только поднялся с места, оставляя чашу на деревянном столике, как вдруг чья-то рука его схватила до боли в месте запястья и окольцевала с каким-то явно странным подтекстом. Такое невозможно понять сразу, но он ощутил то, как именно его попытались остановить и почему. Словно этот чёртов истязатель знал правду и прочёл его мысли. Невольно ему всё же пришлось выдернуть руку и обернуться. – Не буду ходить вокруг да около, - массируя запястье, которое тот сжал без каких-либо разрешений и предупреждений, оставив красный след от своей руки, Тэхён продолжал верить, что отцепиться от этого ему скоро удастся. Видеть Чонгука таким сейчас было крайне неприятно, да еще и когда он словно требовал чего-то от омеги. – Нам с тобой не по пути. Я скоро уйду.       И голос его больше не дрожал. Он не выглядел потерянным или расстроенным от сея заявления. Принятое ещё ранее решение вновь всплыло на поверхность, как что-то, что он должен был сделать ещё с прошлого раза. – Я не искал встреч с тобой, не пытался узнать о тебе что-либо, мне вообще всё это не нужно, - он оправдывался скорее перед собой, чем перед альфой. У того глаза напряглись, он не моргал, хмуро смотря на трясущиеся губы и почти готовые расплакаться глаза Тэ.       Он решил подойти. Иного выбора нет. Он должен был объясниться, раз дошло до таких мук и страданий омеги. Его обижать он никак не хотел. Всё ведь вышло само, по обстоятельствам.. – Тэхёни, не отворачивайся от меня, прошу, - неизвестно откуда найдя сил подняться, он ступал медленно и осторожно, больше переживая за состояние стоящего перед ним омеги. – Я много чего натворил... я виноват. Но, поверь, у меня не было плохого умысла. Я просто не знал..       В глазах его поднимался ветер сомнений. Там была буря, что готовилась разнести всё в щепки в самую неожиданную минуту. И больше всего страх охватывал его тогда, когда он видел в этом поле одного омегу, чьи глаза по-настоящему жалели обо всём и мечтали исчезнуть.       Он снова почувствовал запах. Такой приторный, родной, неизменный. Он ведь перед ним и что стоит его коснуться? Он может всё. Он приближённый императора. Что ему просто касание какого-то знакомого омеги?       Но только страх внутри не позволял даже думать о нём. Человек, стоящий перед ним, был запретным. К нему нельзя подходить, его нельзя сломать снова. Разве его сердце уже не разбито? – Хён.. - испытывая необъяснимое волнение, он осторожно коснулся его рук и взял их в свои, – Пожалуйста, поверь мне..       Тэхёна одолевала только грусть. Что пошло с того момента не так? Как он опустился до этого? Влюблённые ведь не играют чувствами, если они настоящие? Они ведь не врут о них, не скрывают. Они и не скрывали, не бежали друг от друга. Что же с ними сделали? Кто сделал? – Это сделал ты.. это же ты во всём виноват.. - чуть громче произнёс Ким, вдыхая воздух приоткрытым ртом и заглатывая так, будто задыхался и молил о помощи. Страх накатил до желания вновь сбежать. Но на этот раз от себя и от той реальности, что открылась ему. Жалкое нутро чуяло ошибку в чувствах, что он испытывал до сих пор к этому грубому альфе. И хотелось дотронуться. Ощутить губы эти на своих, как прежде, влиться в атмосферу обычной жизни, где он лишь его, и альфа не сумасшедший психопат с собственническими наклонностями, которому нужно что-то доказывать. – Да, милый, я сам виноват, - бросаясь в пропасть, он сам притягивает к себе хрупкое тело омеги и жмётся крепко. Так, будто пытаясь впитать в себя, словно природный дождь, что лил сейчас на него без видимой причины. – Прости меня..       У Чона разрывалась Вселенная внутри. Он готов был бежать вслед за убегающим от него Тэхёном куда угодно, лишь бы догнать, коснуться, обнять и согреть, наконец, в своих объятиях. Но что ему доказывать то, во что никто не захочет верить? Поверит ли Тэхён ему на этот раз? Заслужил ли он?       И по этим глазам можно было сказать одно – возможно, уже неизменное, вросшееся, как росток в землю, такое подходящее и успокаивающее – он точно был заперт в этом пространстве без стен и крепостей, без клеток и цепей. Его не сдерживало ничего, но одновременно будто всё заставляло стоять на этой земле и гореть вместе с ней. Потому что выхода отсюда нет. Дальше только пропасть. Куда ни побежишь – упадёшь в омут этих глаз и никогда уже не сбежишь от них.       И омега этого боялся больше всего. Привязанности. Такой нужной для души, такой необходимой для разума, но такой тяжёлой и колючей. Она заставляет болеть нутро слабого пола, склоняться к ногам альфы и ползти к нему, медленно, но верно, отдавая всего себя. И он был готов. Готов отдать всё изнутри и снаружи, чтобы только выбраться из лап этих коварных, забравших его в вечную тьму.       И его вечная тьма снова здесь, перед ним. Она смотрит в глаза, прожигает, окутывает и окалдовывает, что хочется поддаться, остаться навсегда именно здесь, рядом с ним.       Тэхён и вправду стал слишком безвольным с этим альфой. – Твои слова так прекрасны, но ты постоянно врёшь.. Мне не хочется тебе верить. Так нельзя, Чонгук, - прерывая тишину, шепчет Тэхён, ненавидя момент, ненавидя себя и ненавидя этого ужасного подлеца перед собой. – Ты обвинял меня, не верил мне и даже в темницу приволок, как животное! За что? Ты всерьёз думал, что я заслуживал этого?       Гнев, подбираясь колючими шипами к горлу, душил альфу внутри, которого распирало узнать правду, что от него таили. Таили ведь? Там же было что-то неизвестное, несказанное ему. Он должен был лишь узнать это... ничего больше.       В глазах напротив скапливалась обида и теперь уже не боль от страха потерять, а боль от того жестокого обращения к себе, словно к изменнику. У омеги блестели глаза. Сейчас или никогда. Он должен был решиться на действия и объяснить хоть что-то. Но что он мог?       Чувствовать себя настолько безвольным и жалким ему не приходилось ещё ни разу. Особенно перед слабым полом.       Опуская голову и подходя ближе, не находясь со словами, Чон стыдливо прячет глаза, но тянется дрожащей рукой к руке Тэхёна, но тот не даёт приблизиться и пригвождает к полу резким движением, отдернув руку назад и отойдя на шаг от него. – Если тебе нечего сказать, можешь больше не искать меня... Поправляйся, - не скрывая слёз, омега бросает последний обиженный взгляд на Чонгука, сдерживает злость и проходит мимо, не задерживаясь более ни на секунду.       Сказанное сухо "поправляйся" послышалось Чону очередным укором в самое сердце. Словно проверяя его на совесть и выдержку. Сможет ли стерпеть? Сможет ли ответить?       Но ни того ни другого Чон сделать не мог, остановленный тем, как дрожащие ресницы перед ним упорхнули из его вида. Тепло исчезло так же быстро, как и появилось.       Теперь на шансы исправить их отношения он больше может не расчитывать.       На этом всё...       Всё завершилось, даже не начавшись...

***

      Приоткрывая глаза и сглатывая скопившиеся слюни во рту, Чимин медленно выдыхает, находя перед собой лишь пустые стены и потолок больничных покоев. В помещении стоит странный запах и ему снова отдалённо мерещится запах того омеги.       Неужели он был тут? Такое невозможно...       Отметая лишние мысли, Пак приходит в себя окончательно и замечает знакомую макушку неподалёку, которая проходит весьма осторожно через шторки и останавливается около койки. Ему не приходится гадать кто это, так как эту походку он узнает из тысячи. – Чонгук... - вздыхает Чимин, найдя его лицо взглядом. – Ты снова меня спас.. Я обязан тебе жизнью. – Не я... - тихо признаётся Чон, – Юнги спас.       Прокашлявшись при попытке приподняться и не расслышав слов Чонгука, он только сейчас замечает окровавленную одежду на себе и словно в сумраке кошмара вспоминает обрывки из произошедшего. По телу стекает пот, но уже не кровь. Он облегчённо выдыхает, но только сейчас задумывается о том, сколько раз его жизнь могла оборваться, но всё равно была сохранена. Неужели и это лишь везение? По крайней мере, теперь с этим никто не посмеет спорить.       Он делает короткие выдохи, продолжая предпринимать попытки встать и тут же хватается за руку Чонгука, поспешившего помочь, но дальше поднять своё тело с койки не осиливается. Сегодня уже не получится. Слишком много сил он потерял. – Мой государь.. - доносится тихий и какой-то через чур подавленный голос рядом, – Если вы позволите, я хотел бы уехать на какое-то время на родину родителей... – Что ещё ты выдумал такое? - переведя на Чона хмурый взгляд, Чимин снова осуждающе смотрит в его глаза, не понимая, к чему в очередной раз эти попытки увильнуть от дел. – Так надоело работать при дворе?? Слишком много дел я на тебя возложил? Может, ты уже не справляешься со своими обязанностями и клонишь к отставке?? – Н-нет, что вы, господин, как я смею... - он тут же устремляет взгляд на императора, которого снова разгневал, и молится, чтобы этот проклятый день скорее закончился. Смотрит в ответ долго-долго, стоя в оцепенении перед ним и боясь, что сейчас решится его судьба. – Тогда от чего ты постоянно пытаешься сбежать? Надеюсь, не от меня? - по глазам Пака можно понять что он думает сейчас, но в его голове сомнений становится ещё больше от того, что в ответ он слышит только молчание. Такое же неуверенное, как и выражение лица у потерянного друга.       Чон замирает на миг, испытав боль от мысли, что его заменят кем-то получше и надёжнее. А что он может сделать? Справляться со своими обязанностями действительно стало трудно и будет ещё невыносимее после всех ошибок и после того, как ему разбили сердце. Как ему справляться с работой, когда она будет напрямую связана с человеком, которого он не смог защитить? Как ему продолжать вести расследование, когда он не знает абсолютно ничего о нападавших? Как продолжать верить в то, что всё наладится, если Тэхён больше никогда не пустит его за порог своего дома? – Простите меня, Ваше Величество, но я не могу перед вами объясниться... - выходя из палаты так же быстро, как и появившись, Чонгук оставляет императора одного в недоумении и уже не боится, если сегодня же вынесут приказ и о его казни.       Чимин долго обдумывает услышанное, прежде, чем самосточтельно встать и выйти к слугам, стоящим за дверями. – Ваше Величество, немедленно пройдите обратно, прилягте, вам нельзя вставать, - с беспокойством спешит к нему навстречу лекарь и замечает, что тот стоит без обуви, – Прошу вас, давайте пройдём внутрь..       Он настойчиво становится перед императором и смотрит умоляюще, но тут же опускает голову, когда Чимин безэмоционально осматривает его с ног до головы и, не придав никакого значения его словам, уходит по коридорам к своим покоям.       Он добирается до них в полном одиночестве и не замечает того, что ступает по холодной земле. Его не беспокоит сейчас абсолютно ничего. В голове перемешиваются все события этого дня, но все мысли он откладывает на завтра. Сегодня об этом думать уже поздно.       Приоткрывая двери в свои покои, он осторожно проходит внутрь и ощущает, как тепло проникает в тело почти сразу. Повернувшись обратно, он медленно закрывает двери за собой и прислоняет тяжёлую голову к холодной поверхности. Сегодня стало намного холоднее. Ветер успел охладить его лицо, горящее от жара ранее. В голове приятная пустота и прохлада. То, что сейчас ему было необходимо больше всего. Покой и остужающий его тело холод.       Но холод бил и по босым ногам. Заметив, как те стали ужасно выглядеть вместе со старыми шрамами и новыми покраснениями на светлой коже, он невольно думает о том, чтобы позвать лекаря, но пугается мысли, что этому старику вбредёт на ночь глядя осматривать его со всеми лекарями и мучить под разного рода терапиями. И при первой секунде отгоняет от себя эту затею. Не сегодня. Точно не сегодня.       Выдохнув, он проходит к постели и опускается на неё с кряхтением и ужасными болями в груди и спине, но держится назло всему, не падая и не теряя сознание. Сегодня при всём народе он показал себя настолько слабым, что на век не забудет и будет припоминать себе каждый раз, особенно глядя в глаза своих советников. Завтра его будут высмеивать снова, и это будет продолжаться и дальше, пока в государстве не настанут новые времена. Но как ему ещё всё изменить, если уже сейчас он не справляется? В столь юном возрасте заполучить власть, стараясь мыслить правильно и думать о народе, он всё равно ведёт всех к погибели. Способен ли он их защитить в полной мере, если каждый раз попадает в ловушки врагов и до сих пор не знает их в лицо?       Мысли бесконечно бьют его в голову, пока он ворочается из стороны в сторону, то отворачиваясь от света луны, то вновь поворачиваясь и словно ища спасения в нём. Тяжело вздыхая, он укладывается на спину и внезапно открывает глаза от краткого кошмара. Вокруг снова тьма и одиночество. Его покои, руки, постель.. всё окутывает кровь и мрак. Словно он держит его на месте и не даёт подняться. Сердцебиение учащается с каждой секундой его дыхания, но он снова теряет сознание. Даже во сне он не может с этим справиться.       Пробудившись от кошмарного сна и не найдя иного выхода, кроме как подняться с постели, Пак снова осматривается вокруг, не находя никого. Только свечи в углах комнаты, тёмные шторы, балдахины над ним и пустое пространство. И кажется... словно и не было никого больше здесь никогда.       Он всегда был один.       Один на один со своими страхами.       Завтра настанет новый день с его страхами, которые поглотят в себ, все его мечты и цели на будущее, которое, возможно, никогда и не настанет. В тысячи лицах сегодня он не видел ни одного своего поданного, который в действительности бы его поддержал. Все эти лица были скрыты масками с оскверняющими его имя словами. Они судили его, ещё даже не зная полностью. Не прошло и дня его правления, как его жизнь оказалась под угрозой, страна впала в отчаяние и страх, появились враги и охватили город со всех сторон, разрушив его до самого центра. Придут ли эти люди этой ночью к его дворцу, станут ли выпрашивать справедливости, станут ли пытаться его свергнуть, или это сделают нежданные гости, захватившие город силой? Что станет с его страной? Что будет с народом, глаза которого горят от гнева к своему правителю?       Настанет ли это завтра для меня?       И пусть перед всеми он готов был рычать и заявлять своё право на трон, который по праву наследования его, но что толку с этих громких слов и обещаний народу, если в нём всё равно видели слабого щенка, не способного защитить даже себя? Если он умрёт в один из дней, что будет твориться на этих землях? Кто вспомнит, а кто забудет его? Что станут делать поданные? Кому он должен их оставить в столь сложный период?       Совсем недавно я говорил, что раздавлю каждого, сев на этот трон, но теперь же... этот трон стал стал давить на меня вместе с народом и врагами... Способен ли я выдержать это?       Разлетевшиеся от сильного ветра тюли перед террасой привлекли внимание Чимина в тот момент, как тёмные тучи скрыли за собой луну. Покои погрузились во тьму и ветер заставил колыхнуться огонь на свечах. Холод пробрался к постели и до самых кончиков пальцев пробрал тело императора. Ослабшее и ещё полностью неоправившееся тело дрожало ещё сильнее, жар поднялся почти сразу и заставил Чимина сжаться клубочком на постели под пледом.       Продрогнув до костей, Пак в содроганиях и при затуманенном сознании заметил первые снежинки, залетевшие в покои вместе с ветром. Сердце окутало холодом и, казалось, оно оледенело вместе с пальцами. Зима пришла ровно в тот момент, как тело Чимина дало слабину и решило отключиться. Откашливаясь и чувствуя пронизывающую боль около сердца, он полушёпотом звал на помощь, но так и не произнёс ни слова, не сумев выдавить из себя ничего. Состояние стремительно ухудшалось и теперь, когда его клонило в сон, Чимин дрожащими руками пытался найти хоть что-то, за что можно было схватиться и подняться, но всё было безуспешно и после долгих усердий его тело всё же рухнуло на пол.       Упав на пол и ощутив сильную боль в затылке от удара, он чувствует, как воздух перестаёт поступать в лёгкие, постепенно отбирая возможность сделать новый вдох. На грани сознания он видит мрак перед собой, но не в силах даже пошевелить пальцем. Грудь словно сдавливает тяжёлым грузом и при попытке произнести хоть что-то он ощущает, как кровь приливает в мозг, а после на языке появляется неприятный привкус железа. – Юн.. Юнги.. - прошептав единственное, что крутилось в его голове в этот момент, Пак делает последний выдох перед тем, как окончательно закрыть глаза и отправиться в долгожданный сон.